МЕЛОДИЯ И ЕЕ СВОЙСТВА

26-12-2001

(обзор научных данных с комментариями) 

"Мелодия — это любая последовательность
звуков, точнее — тонов. Подчеркиваю — любая".

В.П. Лебедев (1 октября 2001 г.)

Когда возникает спор о том, является ли ислам агрессивным вероучением, надо обратиться к Корану.

Когда возникает спор о том, чтo такое мелодия, надо обратиться к Музыкальной энциклопедии.

Но —

Dmitry Gorbatov

Многие думают: чтобы понять Коран, надо только его прочесть. И ошибаются: потому что для правильного понимания Корана надо, во-первых, родиться и воспитываться в определённой Духовной Традиции, а во-вторых (если не дано "во-первых"), надо иметь навык размышления о Непонятном.

Многие думают: понять, чтo такое мелодия, проще простого — надо просто послушать какую-нибудь музыку. И тоже ошибаются: потому что для правильного понимания музыки (вычленение мелодии из хаоса "звуков, точнее, тонов" — первый важный шаг к этому) надо, во-первых, тоже родиться и воспитываться в определённой Духовной Традиции, а во-вторых (опять же, если не дано было "во-первых"), надо уметь слышать музыку.

Многие умеют прочитывать, но мало кто умеет читать.

Все могут слушать, но лишь единицы — слышать.

Ниже призываю любознательных к слышанию. Уверяю: это увлекательно, хотя и не всегда легко.

Предметом рассмотрения станет статья о мелодии, написанная крупнейшим российским теоретиком, профессором Московской консерватории, доктором искусствоведения Юрием Николаевичем Холоповым для шеститомной Музыкальной энциклопедии СССР. Несмотря на эту аббревиатуру (которая многих до сих пор раздражает всерьёз), приходится признать, что ни одного более фундаментального теоретического исследования проблемы мелодии с тех пор не появилось.

Статья предельно насыщена информацией и весьма сложна для неподготовленного читателя. Но, повторяю, ничего лучшего или более подробного (с сохранением охвата) на эту тему не написано. А в особенно трудных местах я пытливому читателю в меру сил постараюсь помочь.

МЕЛОДИЯ (греч. μελωδία , от μελος— напев, песня и ωδή— песня, пение) — одноголосно выраженная музыкальная мысль (по И.В. Способину).

[К сожалению, как оказалось, диакритические знаки для греческих символов в html-кодах отсутствуют.]

Заметим сразу же: мелодия не может быть "любой последовательностью звуков" (и даже — тонов). Она должна быть законченной мыслью, синтаксической единицей речи. Музыкально-синтаксическое предложение может быть мелодией, но может ею и не быть. Мелодия — всегда предложение. "Мелодия", не являющаяся музыкально-синтаксическим предложением, не есть мелодия.

[Игорь Владимирович Способин (1900–1954) — теоретик, педагог: ученик Р.М. Глиэра. В 1943–1948 гг. заведовал кафедрой теории музыки в Московской консерватории. Автор учебников по сольфеджио, гармонии и элементарной теории музыки. Свой учебник "Музыкальная форма" он (несчастливо) окончил как раз к 1948-му году, когда само слово "форма" советские музыканты стали бояться даже произносить. Набор тогда был рассыпан, а профессор Способин уволен из консерватории… Сейчас этот учебник во многом устарел, но нового до сих пор нет. Тем не менее нынешние музыканты-теоретики вырастают на учебниках Способина — и до сих пор становятся самыми классными профессионалами в мире.]

Мелодия представляет основное начало музыки; "самая существенная сторона музыки — мелодия" (С.С. Прокофьев). Дело других компонентов музыки — контрапункта, инструментовки, гармонии — "дополнять, дорисовывать мелодическую мысль" (М.И. Глинка).

Обе мысли весьма хороши, однако Ю.Н. Холопов, рассчитывая на прочтение своего текста музыкантами-профессионалами, не делает оговорку, необходимую для "нормального" читателя. Оценивая первое высказывание, следует принимать во внимание, что Прокофьев — самый значительный мелодист прошлого века: мелодия в творчестве Прокофьева является центральным элементом, и вся ткань его произведений безусловно подчинена мелодии. (Такова была исключительная специфика дарования этого величайшего музыканта!) Поэтому вряд ли подобным образом могли бы высказаться Шёнберг или Стравинский, для которых мелодия никогда не была главной.

Что касается высказывания Глинки, оно тоже ярко высвечивает его стилистические предпочтения. Гектор Берлиоз, современник Глинки, вряд ли выразился бы на эту тему столь же категорично. Но главное, конечно, в том, что Глинка тоже подчёркивает самое важное свойство мелодии — используя слово "мысль". Без мысли — притом законченной мысли — мелодии нет!

В мелодии, помимо важнейшего в музыке интонационного начала [о нём пойдёт речь ниже], проявляются и такие музыкальные элементы, как лад, ритм, музыкальная структура (форма). Именно через мелодию, в мелодии они в первую очередь выявляют свои выразительные и организующие возможности. Но и в многоголосной музыке мелодия всецело главенствует, она — "душа музыкального произведения" (Д.Д. Шостакович).

Данная мысль сколь сложна, столь же и важна для понимания сути вопроса. Самое главное, чтo здесь следовало бы подчеркнуть:

1) если в мелодии не выявляется лад, — это не мелодия;

2) если в мелодии не выявляется ритм, — это тоже не мелодия; и, конечно же,

3) если мелодия обретается вне определённой структуры, — это совсем уж не мелодия.

Третье соображение — повтор уже сказанного ранее: речь снова идёт о синтаксисе как об основе всякого суждения о наличии либо отсутствии мелодии. [С точки зрения программиста — если бы программист размышлял о мелодии, — это не любая строка, произвольно взятая из текста программы, но непременно один полный шаг алгоритма. Он и только он являлся бы "компьютерной мелодией".]

Разговор о многоголосной музыке обязательно пойдёт дальше, и разговор этот будет особый. А пока оставим на время строгую логику и обратимся, вместе с Ю.Н. Холоповым, к истории терминологии.

Греческое слово μελοςs, составляющее основу термина "мелодия", первоначально имело более общий смысл и обозначало часть тела, а также тело как сочленённое органическое целое. В этом смысле термин "мелодия" у Гомера и Гесиода применяется для обозначения последования звуков, образующих такое целое, поэтому первоначальное значение термина μελωδία можно понимать и как "способ пения". <…>

Выделенные мною фразы вновь акцентируют основное требование к мелодии — её смысловую завершённость, целостность.

Основной термин греков — "мелос" (Платон, Аристотель, Аристоксен, Аристид Квинтилиан и др.). Музыкальные писатели средневековья и Возрождения пользовались латинскими терминами… (melum, cantus)… Современная терминология (мелодия, мелодика, мелизматика и сходные термины того же корня) закрепились в музыкально-теоретических трактатах и в повседневном обиходе в эпоху перехода от латинского языка к национальным (16–17 вв.), хотя различия в толковании соответствующих понятий сохранились вплоть до 20-го века. В русском языке исконный термин "песнь" (также "напев", "голос") с его широким кругом значений постепенно (в основном с конца 18-го века) уступил место термину "мелодия".

В 1910-х годах Борис Асафьев [крупнейший теоретик первой трети прошлого века, друг Прокофьева и Мясковского] вернулся к греческому термину "мелос" для определения стихии мелодического движения, певучести ("перелив звука в звук"). Применяя термин "мелодия", большей частью акцентируют одну из очерченных выше её сторон и сфер проявления, в известной мере абстрагируясь от остальных. В связи с этим могут быть указаны и основные значения термина: 1) Мелодия — последовательный ряд звуков, связанных между собой в единое целое (мелодия-линия), в противоположность гармонии (точнее, аккорду) как объединению звуков в одновременности ("сочетания музыкальных звуков, … в которых звуки следуют один за другим, … называется мелодией" — П.И. Чайковский).

В аспекте только одного этого значения (1), абстрагируясь от всех остальных, можно было бы признать правоту В.П. Лебедева (см. эпиграф): казалось бы, её подтверждает и сам Чайковский. Однако, если бы Пётр Ильич знал, что эта его мысль будет использована столь прямолинейно, он поторопился бы добавить к ней важные оговорки, — например, о наличии иных важных значений данного термина:

2) Мелодия (в гомофонном письме) — главный голос (например, в выражениях "мелодия и сопровождение", "мелодия и бас"); при этом под мелодией подразумевается не всякое горизонтальное объединение звуков (оно имеется и в басу, и в других голосах), а только такое, которое представляет собой средоточие певучести, музыкальной связанности и осмысленности

Мысль, выделенная жирным подчёркиванием, возражает мнению В.П. Лебедева самым решительным образом, а именно — с точки зрения логической трактовки термина, которая является здесь не расширительной, а ограничительной: "не всякое горизонтальное объединение звуков".

3) Мелодия — смысловое и образное единство, "музыкальная мысль", концентрация музыкальной выразительности; в качестве развёрнутого во времени неделимого целого мелодия-мысль предполагает процессуальность течения от исходной точки к конечной, которые понимаются как временн`ые координаты единого и замкнутого в себе образа; последовательно появляющиеся части мелодии воспринимаются как относящиеся к одной и той же лишь постепенно вырисовывающейся сущности.Целостность и выразительность мелодии также представляются эстетической ценностью, аналогичной ценности музыки ("…из наслаждений света / Одной любви музыка уступает. / Но и любовь — мелодия" — А.С. Пушкин).

Отрешившись ненадолго от затасканности этой цитаты, в ней нельзя не заметить высокой (и нетривиальной!) истины: любовь — это тоже синтаксис, и Пушкин здесь (как всегда) гораздо более прав, чем даже он сам мог бы об этом думать. Любовь — "концентрация (человеческой) выразительности". Любовь — именно "развёрнутое во времени неделимое целое". Любовь обязательно "предполагает процессуальность течения от исходной точки к конечной". Любовью всегда отмечены "координаты единого и замкнутого в себе образа". И, наконец, "сущность" любви "воспринимается и вырисовывается" так же "постепенно и последовательно", как "появляются друг за другом части мелодии"…

Тогда уточним: всякую ли последовательность ощущений и поступков можно отнести к любви?.. (Ещё раз см. эпиграф.)

Отсюда трактовка мелодичности как достоинства музыки: мелодия — "последование звуков, которые …производят приятное или, если можно так сказать, гармоничное впечатление", если этого нет, "мы называем последование звуков немелодичным" — Г. Беллерман.

Вот ещё один отрицательный ответ: не всякое последование — а только лишь такое, которое "производит приятное впечатление". Даже хуже: нет "приятного впечатления" — и наличие мелодии как эстетического факта моментально ставится под законное сомнение.

Правда, отсюда может начаться нудный и бесплодный спор о том, что кому-то приятно одно последование звуков, а кому-то — другое. Поэтому я оставляю этот дополнительный контраргумент как спорный, малодушно защищаясь бессмертным творением русского фольклора: "Нравится, не нравится — …"

[Готфрид Генрих Беллерман (1832–1903) — немецкий теоретик, композитор, органист, преподаватель пения. Профессор музыки в Берлинском университете. Автор исследований по гармонии, полифонии и мензуральной нотации.]

И вновь, говоря о мелодии, мы возвращаемся к синтаксической природе этого феномена. Вот что говорит об этом самая строгая наука (в лице очень строгого профессора Ю.Н. Холопова):

Возникнув как первичная форма музыки, мелодия сохраняет следы своей изначальной связи с речью, стихом, телодвижением. Сходство с речью сказывается в ряде особенностей структуры мелодии как музыкального целого и в её социальных функциях. Подобно речи, мелодия представляет собой способ общения людей — обращение к слушателю с целью воздействовать на него; мелодия оперирует звуковым материалом (вокальная мелодия — тем же самым материалом — голосом); выразительность мелодии опирается на определённый эмоциональный тонус. Как в мелодии, так и в речи важны высота звука (тесситура, регистр), ритм, громкость, темп, оттенки тембра, определённая расчленённость, логические соотношения частей, в особенности динамика их изменений, их взаимодействие. Связь со словом, с речью (в частности ораторской) проступает также в средней величине мелодической фразы, отвечающей длительности человеческого дыхания; в сходных (либо даже общих) приёмах украшения речи и мелодии (музыкально-риторические фигуры). Структура музыкального мышления (проявляющегося и в мелодии) обнаруживает тождественность своих наиболее общих законов с соответствующими общелогическими принципами мышления(ср. правила построения речи в риторике —Inventio, Dispositio, Elaboratio, Pronuntiatio — с общими принципами музыкального мышления).

Не исключено, что именно здесь кроется разгадка "тайны", о которой писал В.П. Лебедев: Но вот главный вопрос: почему одна мелодия считается прекрасной и её никогда не устаёшь слушать, а другая — банальной и противной? Это — тайна человеческого творчества. Почему именно вот эти интервалы и длительность звуков, их ритмический рисунок становятся художественным открытием, содержат, как я люблю говорить, глубокую музыкальную идею? Я думаю, никто не сумеет объяснить, почему мелодия "Ave Maria" Шуберта, или "Одиночество" Альбинони, или "Элеонор Ригби" Битлов, или, скажем, старинная английская мелодия "Зеленые рукава", которую знал еще Шекспир, — прекрасны, а попевки какой-то Алины или, там, "Зайка моя" — банальны донельзя".

"Зайке моей" не хватает именно привязки к "общелогическим принципам человеческого мышления". "Зайка моя", в сущности, — вообще не имеет отношения кмышлению как таковому. А если так, значит, "Зайка моя" — это даже и не творчество в общепринятом смысле этого слова… В любом случае, "Зайка моя" — это вообщене мелодия, стало быть, подобные феномены масс-культуры нам следует исключить из серьёзного рассмотрения.

Пожалуй, о синтаксической составляющей мелодии всё самое главное сказано. Теперь необходимо поговорить о её лексической составляющей, не менее важной. Лексический аспект мелодии мы воспринимаем посредством, во-первых, интонации, а во-вторых, — сходства со стихом (шире — с речью):

Глубокое постижение общности реально-жизненного и условно-художественного (музыкального) содержаний звуковой речи позволило Б.В. Асафьеву охарактеризовать термином интонация звуковое выражение музыкальной мысли, понятое как явление, социально детерминированное общественным музыкальным сознание(по его словам, интонационная система становится одной из функций общественного сознания; … музыка отражает действительность через интонацию"). Отличие мелодической интонации от речевой заключается в иной природе мелодического (как и вообще музыкального) — в оперировании ступенчато расположенными тонами точно фиксированной высоты, музыкальными интервалами соответствующей системы строя; в ладовой и особенно ритмической организации, в определённой специфически-музыкальной структуремелодии. [О ступенчато расположенных тонах — как о важнейшем структурном признаке, отличающем мелодию от любого иного последования звуков, — далее пойдёт отдельный разговор.]

Сходство со стихом — это частный и особый случай связи мелодии с речью. Выделившись из древней синкретической "сангиты", "хореи" (единства музыки, слова и танца), музыка не утратила того общего, что соединяло её со стихом и телодвижением, — метроритмической организации времени (в вокальной, а также в маршевой и танцевальной музыке прикладного назначения этот синтез отчасти или даже полностью сохраняется). "Порядок в движении" (Платон) является тем общим, что естественно скрепляет все эти три области.

Вот что говорит В.П. Лебедев о классификации мелодики: "Так что серия в додекафонии Шенберга — тоже мелодия. В пределе мелодией является последовательность из одного и того же тона ("Мужчина и женщина" Лея). А вот далее идут различения и определения более тонкие. Скажем, "мелодии народов мира". Пентатонные интервалы, сразу дающие выход в китайскую музыку. Или четвертитоновые фиоритуры, тянущие в Индию и вообще на Восток. В рамках европейского мелодизма мы опустимся на еще более тонкие различения и услышим там, скажем, славянский или, там, испанский мелос".

Сразу отмечу здесь одно распространённое заблуждение. Всё обстоит строго наоборот: это китайская музыка даёт пентатонику (как её частный случай), а не пентатоника — китайскую музыку. [Пентатоника может быть некитайской, а китайская музыка — непентатонной.] И ещё: "четвертитоновые фиоритуры" действительно "тянут и в Индию, и вообще на Восток". Но прежде всего и главным образом — они "тянут" в нашу родную европейскую Античность, к Пифагору. (Об этом тоже может пойти отдельный разговор.)

А пока — вот что говорит о классификации мелодики строгая консерваторская наука:

Мелодика очень многообразна и может классифицироваться по различным признакам — историческим, стилевым, жанровым, структурным. В наиболее общем смысле следует принципиально отделить мелодию в одноголосной музыке от мелодии в многоголосной.[1]

В одноголосии мелодия охватывает всё музыкальное целое, в многоголосии — составляет лишь один элемент ткани (хотя бы и самый важный). Поэтому в отношении одноголосия полное освещение учения о мелодии есть изложение всей теории музыки. В многоголосии изучение отдельного голоса, пусть и главного, не вполне правомерно (или вообще неправомерно). Или оно — проецирование закономерностей полного (многоголосного) текста музыкального произведения на главный голос (тогда это — не "учение о мелодии" в собственном смысле). Или оно отрывает главный голос от органически связанных с ним других голосов и элементов ткани живого музыкального организма (тогда "учение о мелодии" неполноценно в музыкальном отношении).[2]

Связь главного голоса с прочими голосами гомофонной музыкальной ткани не должна, однако, абсолютизироваться. Почти любая мелодия гомофонного склада может быть оформлена и действительно оформляется в многоголосии по-разному. Тем не менее между изолированно взятой мелодией и, с другой стороны, отдельным рассмотрением гармонии (в "учениях о гармонии"), контрапункта и инструментовки нет достаточной аналогии, т. к. последние изучают, хотя и односторонне, полноценное целое музыки. Музыкальная мысль (мелодия) многоголосного сочинения в одной мелодии никогда целиком не выражается</u>; это достигается лишь в совокупности всех голосов.[3]

Продолжение следует

Комментарии

Добавить изображение