ТОЛСТОЕ НЕБО НАД АМЕРИКОЙ

- Есть поговорка, что хорошие американцы после смерти отправляются в Париж, - изрек хихикая сэр Томас.
- Вот как! А куда же отправляются дурные американцы? – поинтересовалась герцогиня.
- В Америку, - пробормотал лорд Генри.
Оскар Уайльд. "Портрет Дориана Грея"

      Во времена, которые одни называют развитым социализмом, другие - банным периодом империи, третьи – эпохой кухонных посиделок, наша разговорчивая компания частенько коротала вечера на уютной московской кухоньке. Маленькая дочка хозяев - с нелепой целлулоидной куклой, антиподом Барби, - почему-то предпочитала вертеться около нас. Уставал многократно вскипать и остывать чайник, о чем-то своем побулькивала кастрюля на плите. Мы тяготели к иной реальности, более совершенной, чем своя собственная, и эту воображаемую реальность называли Америкой. О чем бы не зашел разговор, тут же кто-нибудь произносил: "А вот в Америке…" И вот однажды, после этого привычного зачина, малышка смело встряла в разговор: "А вот в Америке небо в семь раз толще!" Формула Америки была найдена.

Впервые оказавшись в Америке в 1990 году, я первым делом внимательно рассмотрела небо над головой. Небо как небо. И я позавидовала Бодрийяру, умеющему читать небеса как книгу:

"В Европе тучи только напрасно скрывают от нас небо. В сравнении с безграничными небесами Северной Америки, с их тучами, наше крохотное небо со своими облачками и наши тучки являют собой образ нашего низкооблачного мышления и никогда – мышления пространством. В Париже небо никогда не отрывается от земли, оно не парит, оно дано как бы в обрамлении хилых зданий, которые заслоняют друг друга, как мелкая частная собственность, вместо того, чтобы отражать друг друга в головокружительных зеркальных фасадах, как в великой столице Нью-Йорк... И вот, что начертано в небесах: Европа никогда не была континентом. Но как только ваша нога коснется Северной Америки, вы сразу ощутите присутствие целого континента: там пространство - это само мышление."

Я поняла, что никогда не напишу об Америке, потому что отношусь к тем, кто ищет сходств, а не различий. Мне было интересно сопоставить свои американские впечатления с чужими , и я честно перечитала о путешествиях в Америку все книжки, какие смогла найти. Многие - и хорошие, и дурные русские - не прочь были отправиться в Америку еще при жизни.

Павел Петрович Свиньин, историк, географ, издатель журнала "Отечественные записки", путешествовал в Америке в 1813-1814 годах и написал книгу "Опыт живописного путешествия по Северной Америке", в которой доказывал, что "нет двух стран более сходных между собой, как Россия и Соединенные области" .

Совсем другой вывод сделал французский чиновник Алексис де Токвиль, приехавший в Америку в 1831 году перенимать опыт американских тюрем. Он противопоставил Америку и Россию: "В настоящее время в мире существуют два великих народа…Это русские и англоамериканцы. Американцы преодолевают природные препятствия, русские сражаются с людьми. … Американцы одерживают победы с помощью плуга земледельца, а русские солдатским штыком. … В Америке в основе всякой деятельности лежит свобода, в России – рабство. У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира".

Пушкин в записях 1834 года ссылается на письмо Александра I , в котором наследник рассказывал о желании закончить будущее царствование удалением в Америку.

В одном из самых знаменитых снов русской литературы – четвертом сне Веры Павловны – героиня с наступлением холодов эмигрирует…куда бы вы думали? В Америку!

Чернышевский рассчитывает на географические познания читателя:

"На далеком северо-востоке две реки, которые сливаются вместе прямо на востоке от того места, с которого смотрит Вера Павловна; дальше к югу, все в том же юго-восточном направлении длинный и широкий залив; на юге далеко идет земля, расширяясь все больше к югу между этим заливом и длинным узким заливом, составляющим ее западную границу. Между западным узким заливом и морем, которое очень далеко на северо-западе, узкий перешеек."

Александр Эткинд в книге "Толкование путешествий" открыл Америку в столь зачитанном пространстве и сделал вывод, что реки на северо-востоке – Миссисипи и Миссури; широкий залив на юго-востоке от них – Мексиканский залив, узкий залив и перешеек на западе – Калифорнийские залив и полуостров. Вера Павловна, как девочка Дороти из знаменитой книжки, находится где-то в Канзасе.

Остались свидетельства, что в якутском отроге Чернышевский рассказывал слушателям такую историю: "Два друга любят одну женщину и уезжают в Америку, где среди брожения новых форм жизни и их союз находит терпимость и законное место". В Америку уезжает Лопухов, в Америку уезжает и не возвращается Рахметов. В Америке зачем-то отлеживались на подстилке бесы Достоевского. Чернышевскому поездки в Америку представляются спасительными, а Достоевскому - гибельными.

Из письма Герцена другу Огареву: "Не съездить ли мне в Америку – меня подмывает". Тем более, что и деловой повод был: Герцен купил американские акции. "В Америке мы одержали викторию" , - ликует Герцен, когда его ценные акции поднялись в цене. На поездку в Америку возлагались и надежды на решение сложной семейной ситуации:

У Герцена начался сложный брак с семьей Огаревых. В Америке в это время было немыслимое количество коммун, пытающихся воплотить различные проекты коммунистического общежития. Но до Америки дело не дошло, так как Огарев нашел себе подругу, лондонскую проститутку Мэри. Он перевоспитал ее, заставляя читать Оуэна.

В предреволюционные годы в Америке побывали и написали о ней Короленко (1893) и Горький (1906).

О Февральской революции - Троцкий, Бухарин, Коллонтай, Володарский -узнали, находясь в Америке. (Ленин, Крупская и Арманд – в Швейцарии). Троцкому нравился Нью-Йорк, этот "сказочно-прозаический" город , который "полнее всего выражает дух современной эпохи". "Я уезжал … с чувством человека, который только одним глазом заглянул внутрь кузницы, где будет выковываться судьба человечества" (Троцкий, "Моя жизнь").

После революции в течение почти двух десятилетий главным врагом советской России считалась Англия: в те годы она играла ту же роль, что США после войны. Англию винили во всех грехах и "руку Лондона" видели во всех мировых кризисах. Ленин в марте 1917 года писал: "злейшего врага хуже английских империалистов русская пролетарская революция не имеет" . В 1927 году корреспондент "Дэйли Экспресс" сообщал из Москвы : "Русские официальные лица убеждены, что Великобритания не только двигает фигуры на международной шахматной доске, но что британская консервативная партия планирует и организует крушение России" . Даже в 1936 году Калинин заявлял: "Сила фашизма не в Берлине, сила фашизма не в Риме, сила фашизма в Лондоне…"

К Америке, вернее, к ее достижениям, советская власть в 20-е годы относилась с интересом и даже восхищением, не забывая при этом смотреть на буржуев свысока. И Ленин, и Троцкий считали, что у Америки есть чему поучиться. В июне 1922 года Троцкий направил в Политбюро письмо; в нем он предложил меры по работе с писателями-попутчиками, которые должны создать новую советскую культуру. Одной из таких мер были зарубежные поездки. Троцкий полагал, что индустриальная Америка тот самый тигель, из которого "русские пишущие ваньки-встаньки" выйдут убежденными сторонниками технической цивилизации, построенной на просвещении, рациональности и насилии.

"Чтобы зажечь свежее рязанское воображение достаточно, если небоскребы, дирижабли, подводные лодки существуют в Америке". (Троцкий Л. Литература и революция")

Дипломатические отношения с САСШ (Северо-Американские Соединенные Штаты) были прерваны в 1918 году и возобновлены только в 1933 году. Тогда в Москве открылось американское посольство, и первыми писателями, получившими там визу были Ильф и Петров.

Но и все предыдущее десятилетие писатели ездили в Америку. Поражает их финансовая свобода: Маяковский и Пильняк плыли через Атлантику первым классом, Пильняк и Ильф с Петровым купили себе новенькие форды и колесили по Америке месяцами, останавливаясь в дорогих гостиницах и ни в чем себе не отказывая.

Возможности Милюкова, приглашенного профессора Чикагского университета, были намного скромнее, и оба раза (в 1903 и 1905 году) он плыл вторым классом.

"Граждане, сдавайте валюту!" – это понятно. Непонятно, откуда граждане брали валюту для таких поездок. Сами путешественники об этом ни слова не сказали. Александр Эткинд, не вдаваясь в подробности, пишет, что коммерческой организацией, монопольно занимавшейся советско-американской торговлей, был Амторг, и именно Амторг финансировал поездки советских деятелей культуры, причем интересы Амторга и Политбюро не всегда совпадали. Когда Эйзенштейн задержался в Америке, Политбюро обвинило руководство Амторга в том, что оно позволило "растрачивать 25000 долларов в пользу дезертировавшего из СССР Эйзенштейна".

Первым из советских писателей в Америке побывал Есенин. Он уехал весной 1922 года вместе с женой Айседорой Дункан и это единственный случай, когда источник финансирования ясен – за все платила Айседора. Троцкий выразил уверенность, что поэт воротится не тем, что уехал.

Антизападничество Есенина обычно преувеличивают. Да, он напивался в Америке (несмотря на сухой закон), скандалил, матерился и дубасил Айседору. Пожалуй, только в этом и проявлялось его антизападничество. К Америке Есенин относился приблизительно так же, как к Айседоре - то с восхищением, то с раздражением. Из Америки он писал нежнейшие письма Анатолию Мариенгофу, в которых проявлялись растерянность и отчаяние. "И правда, на кой черт людям душа, которую у нас в России на пуды меряют. Совершенно лишняя штука эта душа, всегда в валенках, с грязными волосами… С грустью и испугом, но я уже начинаю учиться говорить себе: застегни, Есенин, свою душу, это так же неприятно, как расстегнутые брюки".

Вернувшись домой, Есенин написал очерк "Железный Миргород". В первых строчках очерка поэт рапортует Троцкому: "Да, я вернулся не тем".

Перековка началась уже на корабле: "Я осмотрел коридор, где разложили наш большой багаж, приблизительно в 20 чемоданов, осмотрел столовую, свою комнату, две ванные комнаты и, сев на софу, громко расхохотался. Мне страшно показался смешным и нелепым тот мир, в котором я жил раньше. Вспомнил про "дым отечества", про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами, вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за "Русь", как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию".

Совсем другое про дым отечества пишет Есенин Мариенгофу: "Боже мой, лучше было есть глазами дым, плакать от него, но только бы не здесь, не здесь. Все равно при этой культуре "железа и электричества" здесь у каждого полтора фунта грязи в носу".
Но это - для друга Мариенгофа. А вот это - для вождя Троцкого:

"Если взглянуть на ту беспощадную мощь железобетона, на повисший между двумя городами Бруклинский мост…никому не будет жаль, что дикий Гайавата уже не охотится здесь за своим оленем. И не жаль, что рука строителей этой культуры была иногда жестокой. Индеец никогда бы не сделал на своем материке того, что сделал "белый дьявол".

Троцкий не напрасно не доверял попутчикам: радикальный есенинский фрагмент заканчивался горестным восклицанием - "Бедный русский Гайавата!"

Повторяя маршруты предшественников, в 1925 году в Америку отправился "сторож при большевистком лабазе" Владимир Маяковский. Он путешествовал много и со вкусом. "Мне необходимо ездить. Обращение с живыми вещами почти заменяет мне чтение книг". Прозу талантливых поэтов всегда интересно читать. Кто лучше всех и короче описал разницу в классах морских путешественников? Конечно, Маяковский. "Первый класс тошнит куда хочет, второй на третий, а третий – сам на себя".Маяковский тошнил куда хотел, не теряя при этом поэтической зоркости и фиксируя происходящее вокруг: "сплошной ливень вспенил белый океан, белым заштриховал небо, сшил белыми нитками небо и воду".

Нью-Йорк ошарашил футуриста и урбаниста и заставил его растопырить глаза.

Маяковский опровергает избитые вещи вроде: страна долларов, шакалы империализма. "Скупые? Нет. Страна, съедающая в год одного мороженого на миллион долларов, может приобрести себе и другие эпитеты… В отношении американца к доллару есть поэзия… и я убежден, что, кроме известных всем свойств денег, американец эстетически любуется зелененьким цветом доллара, отождествляя его с весной…"

Певец стали, тяги, гаек, строек, Манхэттена и Бруклинского моста вдруг совершенно неожиданно заканчивает очерк "Мое открытие Америки". C нежностью геронтофила пишет он о старушке Европе: "По сравнению с Америкой жалкие лачуги. Каждый вершок земли взят вековой борьбой, веками истощаем и с аптекарской мелочностью использован под фиалки или салат. Но даже это… веками обдуманное цеплянье казалось мне невероятной культурой в сравнении с бивуачным строем, рваческим характером американской жизни".

Все же поездка Маяковского в Америку была плодотворной. Там у него родилась единственная дочь, Патрисия Томпсон.

В 1931 году в разгар Великой депрессии в Америку отбыл Борис Пильняк. В отличие от очерков Есенина и Маяковского, "Американский роман" (О'Кей) Пильняка читается тяжело.

Если противоречивые высказывания Есенина выражали его натуру и быстро меняющиеся настроения, то Пильняк последовательно на всем протяжении многостраничного исследования демонстрирует оруэлловское двоемыслие. Пильняк положил начало циничному стилю, усвоенному впоследствии советскими международниками (Валентин Зорин, Мэлор Стуруа, Фарид Сейфуль-Мулюков). Иногда он звучит почти комично и трудно понять, стеб это или нет.

     Пильняк так же, как Маяковский, плывет первым классом. Но если Маяковский вовсю использовал свои преимущества (см. выше), то Пильняк спешит заверить читателя, что советскому гражданину и пассажиру, оставившему за собой трудное, стальное величие его страны, "все это кажется свинством" и единственное, чего бы ему хотелось – "пустить в эти верхнепалубные просторы тесноту подводных консервов и необходимостей третьего класса, советскому гражданину понятных".

Тем не менее, поселился советский писатель и гражданин в "Сэнт-Моритц", одном из самых дорогих отелей Нью-Йорка между Пятой и Шестой авеню. Нью-Йорк писателю не понравился, как впрочем, не понравились дороги, автомобили, предатель-козел на чикагских бойнях, бойни и заодно сам Форд, предатель интересов рабочего класса ( что, впрочем, не помешало Пильняку приобрести именно форд для поездок от океана до океана). Не понравились отвратительные калифорнийские кактусы, похожие на крокодилов, и эвкалипты, жалкие как ободранные верблюды. Если Нью-Йорк, громадная керосинка копоти и удушья, отталкивал автора грохотом, мусором, грязью, то в цехах Форда раздражала чистота – "абсолютная, до белых перчаток" , рационализм и ханжеский пуританизм. Больше всего от Пильняка досталось доллару, который именуется главным американским ницшеанцем.

Не берусь судить, в какой степени Пильняк был вынужден высказывать те или иные взгляды, выполняя социальный заказ, а в какой выражал свои собственные мнения.

Ильф и Петров ударили автопробегом по Америке в 1935 году и не обнаружили ни бездорожья, ни разгильдяйства. Они написали об этой стране дружелюбную и теплую книгу. Описывая Америку с искренним восхищением и доброжелательной иронией, авторы оставались при этом не просто лояльными советскими гражданами, а увлеченными строителями социализма.

В американской записной книжке Ильфа появилась запись: Когда в пустыне въезжаешь в маленький город и находишь здесь кино, клубы, ночлег на прекрасной постели, душ, магазины, то, что бы это ни было, есть о чем поговорить. Пусть в этих удобствах люди ведут кретинический образ жизни, но всего этого можно у нас избежать.

Запись эта, сделанная для себя, означает, что автор верил в романтические метаморфозы, в советско-американский гибрид лучшей и более веселой жизни.

Сколько путешественников – столько Америк. Перефразируя известную поговорку о народе и правительстве, можно сказать, что каждый путешественник имеет ту Америку, которую он заслуживает.

"Есть прекрасная даль, в которую все мы стремимся. Однако эта даль не так уж и далека: она начинается в нас самих, У кого нет ее внутри, тот не найдет ее и вовне, пусть он заездит свой автомобиль до смерти и злоупотребит всеми поездами, пароходами и самолетами мира."