ПРЕДАНЬЯ СТАРИНЫ ГЛУБОКОЙ

Имя великого дирижера Евгения Александровича Мравинского еще при его жизни обросло легендами. Эти легенды, а, скорее, реально происходившие истории, связанные с его именем, еще хранят в памяти те из музыкантов Заслуженного коллектива республики Академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской (Ленинградской) филармонии, которым посчастливилось подчиняться его палочке, его скупому, но властномужесту, его суровому взгляду, его жесткой диктатуре, столь необходимой для любого многолюдного, в том числе, оркестрового, организма. Но диктатуре, на которую имеет право только талант, равный таланту Мравинского.

Сейчас же я запечатлеваю рассказ самого Евгения Александровича, переданный им изустно Исааку Давыдовичу Гликману, моему учителю по консерватории (История зарубежного и русского театров), а, впоследствии и моему другу. Он, И.Д.Гликман, сам являющийся для культуры Ленинграда фигурой легендарной, и пересказал мне ее.

Мравинский происходил из аристократической петербургской семьи. Вся эта многочисленная семья в течение многих лет занимала целый этаж в доме на Средней Подъяческой. После революции власти отхватили значительную часть этой квартиры, а в оставшихся комнатах Е.А.Мравинский жил почти всю свою жизнь, кроме последних нескольких лет. О его родословной достаточно сказать, что одна из его теток была Евгения Мравина - солистка Мариинского театра, а другая родственница, из числа тех же теток, носила имя Александры Коллонтай (тетя Шура). Не знаю, опубликованы ли эти сведения о семье Мравинского где-либо. Как не знаю, сообщено ли его биографами то обстоятельство, что его дед занимал весьма и весьма значительный пост в управлении петербургского генерал-губернатора во времена правления Александра Второго. С ним-то, с дедом, и связано семейное предание, сообщенное Е.А.Мравинским И.Д.Гликману.

Итак, в полицейское управление Петербурга поступило тайное сообщение о том, что в знаменитой сырной лавке на Cадовой улице (сыры там и изготовлялись, и продавались) нашла прибежище подпольная организация, якобы планирующая очередное покушение на Императора (сырная лавка была открыта двумя агентами третьей степени Народной воли¦ под видом мужа и жены Кобозевых, из этой лавки делался подкоп под Малую Садовую для учинения взрыва при проезде императора - В.Л.). Лично дед Мравинского вместе с полицейскими чинами посетил сырную лавку с инспекцией. Лавка была временно затворена для покупателей. Инспекторы оглядели все помещения, включая подвалы, где на полках хранились сыры, но бомб, о которых сообщали осведомители, нигде найдено не было. Мрачное настроение комиссионеров было развеяно, они с радостью воспользовались угощением, любезно им предоставленным хозяином там же, на прилавке, покрывшейся скатерочкой. "Извольте коньячку, да с сырком отведать!"- , и весь рейд государственной важности завершил непринужденный "table talk".

Вскоре произошло последнее, фатальное покушение на Александра и следствие вышло на ту же сырную лавку на Садовой. Даже не будучи профессиональным сыщиком, современному человеку легко догадаться, что во время инспекции, описанной выше, бомбы пребывали в подвале лавки, на полках, и таились они в сырных оболочках. А из подвала был вырыт туннель под мостовой, по которой часто проезжал император-освободитель (правда, убийство Александра Второго произошло не из этого подкопа, а на Екатерининском канале - ред.) .

Мравинский рассказывал это предание о своем деде, с горькой усмешкой указывая на кажующуюся сейчас неправдоподобной наивность тогдашних столичных чиновников и полицейских.

* * *

ПРИЛОЖЕНИЕ

(Подготовил В. Лебедев)

3 марта 1881 года, через два дня после убийства Александра II, Лорис-Меликов писал императору Александру III, сыну убитого Александра II:

"Сегодня в два часа пополудни на Малой Садовой открыт подкоп из дома графа Мендена из сырной лавки. Предполагается, что в подкопе установлена уже батарея. К осмотру экспертами будет приступлено.

Пока обнаружено, что вынутая земля скрывалась в турецком диване и бочках.

Лавка эта была осматриваема полицией до 19 февраля вследствие подозрений, которые навлекли на себя недавно прибывшие в столицу хозяин лавки крестьянин Кобозев и его жена- но при осмотре ничего в то время не было обнаружено".

 

Cправка.
Граф Михаил Тариелович Лорис-Меликов с 1880 года - министр внутренних дел, известный генерал, командующий до того войсками на Кавказе.

Александр II поручает ему подготовку реформы по введению, фактически, конституции. Он даже дает для этого Лорис-Меликову небывалый в России титул "диктатор".

Справка об обыске в "сырой лавке Кобозевых":
По заключению генерал-майора Федорова, заряд этот состоял из системы черного динамита, количеством около двух пудов, капсюля с гремучей ртутью и шашки пироксилина, пропитанного нитроглицерином. Такая система вполне обеспечивала взрыв, от которого должна была образоваться среди улицы воронка до 2.5 сажен в диаметре, а в соседних домах были бы вышиблены оконные рамы и могли бы обвалиться печи и потолки. Что же касается до земли, найденной в лавке Кобозева, то, по заключению полковника Лисовскаго, количество ее соответствует объему земли, вынутой из галереи. (По вычислениям экспертов оказалось, что из галереи должно было быть вынуто 82 фута земли, а в лавке ее оказалось 109 футов. Если принять во внимание, что вынутая из галереи земля разрыхлилась, то это дает увеличение, так что количество вынутой земли совпало с найденным в лавке, а потому эксперты заключили, что земля из лавки никуда не выносилась.)

6 марта Александр Александрович получил от обер-прокурора Победоносцева письмо:

"Измучила меня тревога. Сам не смею явиться к вам, чтобы не беспокоить, ибо вы стали на великую высоту.

...Час страшный, и время не терпит. Или теперь спасать Россию и себя, или никогда! Если будут вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, надобно уступать так называемому общественному мнению, - о, ради бога, не верьте, ваше величество, не слушайте. Это будет гибель России и ваша, это ясно для меня, как день. Безопасность ваша этим не оградится, а еще уменьшится.

Безумные злодеи, погубившие родителя вашего, не удовлетворятся никакой уступкой и только рассвирепеют. Их можно унять, злое семя можно вырвать только борьбой с ними на живот и на смерть, железом и кровью".

Из статьи Валерия Лебедева "Террор и реформы в России"

Я назвал бесстрашие, как одно из свойств народовольцев. И задумался: а так ли это? Еще когда Соловьев стрелял в императора, то ведь рядом-то стоял Михайлов. И не стрелял. Соловьева повесили, а о Михайлове тогда власть ничего не узнала. Потом стрелять вообще перестали, а перешли на подрывные работы. Почему? Соловьев до ареста успел рассказать, что у него рука не поднималась стрелять в пожилого и усталого человека. Допустим, излишняя чувствительность при стрельбе в упор могла помешать "тонким" натурам народовольцев. Но вот что странно.

Взрывать царя собирались на большом расстоянии и как бы в безопасности.

Конечно, между собой они много говорили о неизбежности своей гибели, а Желябов даже с подробностями расписывал сцену собственного повешения.

И, тем не менее, наверняка эта бравада внутри разбивалась мыслью: пронесет, выживем, скроемся. Иначе как понимать, что при всяком удобном случае даже взрывы поручались не членам "Народной воли", и уж точно не агентам третьей степени Исполнительного комитета?

Этот термин, ставший затем таким привычным, "Исполнительный комитет" (Исполком) был впервые придуман народовольцами для конспирации: дескать, они только исполняют волю уж совсем высшей инстанции (которую никто не знал, так как ее не существовало в природе), а высшие руководители "Народной воли" именовались агентами третьей степени Исполнительного комитета, чтобы опять-таки ввести в заблуждение полицию: если они третьей, то ведь неизвестно сколько за ними еще более высоких: четвертой, пятой и т.д. степеней. А если более высокие степени были первая и вторая, то ведь их тоже никто не знает, так как таковых не имелось. В общем, запутали жандармов в трех соснах.

И вот агенты третьей степени находят чахоточного Степана Халтурина, подбивают его устроиться столяром в Зимний дворец и готовить потихоньку взрыв обеденного зала. Халтурин носит в свою каморку динамит и складывает в сундучок. Наконец, принес достаточно, чтобы поднять на воздух полдворца. Время обеда императора ( с семьей) ему известно.

Он поджигает бикфордов шнур и спо

койно уходит из дворца. Но в этот день царь ждал к обеду своего родственника из Германии Александра Гессен-Дармштадтского, поезд которого опоздал. Царь с гостями еще только собирался в обеденный зал, как прогремел жуткий взрыв (в феврале 1880г.). Результат: одиннадцать убитых солдат охраны и поваров, сотни раненных. Зато все народовольцы на свободе. И даже Степан Халтурин, который попался только в 1882 году на убийстве одесского прокурора Стрельникова и был повешен именно за него. А ведь это был взрыв в доме императора и резонанс от его эха прокатился по всему миру!

Остальные взрывы готовили на железной дороге. И опять-таки, не подкладывали мину снаружи (ведь могут увидеть), а покупали дом недалеко от путей, либо кто-то нанимался обходчиком путей и из этого дома месяцами рыли подкоп. Гремели взрывы - и все неудачно. Один раз взорвали вместо царского поезд со слугами и охраной. И опять - многие десятки убитых простых людей, как раз тех, за счастье которых боролись народовольцы. И никто из главных агентов не пострадал. Иногда, конечно, бывали проколы.

Арестовали везшего динамит Григория Гольденберга. Затем еще двух агентов: Преснякова и Квятковского. Казалось бы, Третье отделение, получив в свои руки таких лиц, могло бы раскрутить дело на полную катушку. Но нет. Ведь император повелел соблюдать corpus habeas, нечто вроде неприкосновенных прав личности. Боже упаси не только применить физическое воздействие, а просто невежливо говорить с арестантом. Более того, в августе 1880 года Александр II аннулирует Третье отделение (точнее, сливает его с Департаментом полиции), занимавшееся охраной особы государя. Когда накануне рокового покушения полиция получает от дворника сведения, что в лавке Кобозевых (на самом деле под этой фамилий там орудовали Богданович и Якимова, из нее рыли подкоп для мины) идет какая-то странная торговля сырами - в убыток себе, то власти не решаются сделать в лавке обыск, а лишь приходят с санитарной проверкой.

А у самих народовольцев была прекрасная контрразведка: в Третьем отделении служил тоже чахоточный Клеточников, тихий, исполнительный молодой человек, отличавшийся каллиграфическим почерком. Он с удовольствием засиживался в присутствии больше положенного времени, и начальство ценило его усидчивость и давало ему переписывать секретнейшие бумаги, как раз относящиеся к делу о народовольцах! Потому они всегда заранее знали, кто на подозрении, когда и где будет обыск. И вот странность: ну что это за власть? Халтурина берут в Зимний дворец на работу с улицы, он просто случайно познакомился в трактире с другим столяром оттуда. Никаких проверок, никаких испытаний. Точно также в Третье отделение по просьбе хозяйки, у которой он снимал комнату, берут Клеточникова. И снова никаких проверок!

Народовольцы, агенты третьей степени как будто бы белены объелись, мысль только об одном: убить царя. Убить - и тогда "все будет хорошо". Все отставлялось в сторону ради этой "великой идеи". Даже освобождение брата по духу Нечаева.

Оставшимися главными руководителями "Народной воли" овладел как бы амок, особенно Софьей Перовской: сначала убийство царя, потом освобождение Желябова. Всю ночь Кибальчич с Морозовым и помощниками изготавливают мину и снаряды, рискуя из-за спешки подорваться. Исполнители покушения, метальщики снарядов, как всегда, не из главных. Это молодежь, лишь недавно появившаяся в партии: Рысаков, Гриневицкий, Емельянов, Михайлов (однофамилец главного). Спешат еще и потому, что до них доходят слухи, что Александр II вот-вот подпишет некий важный проект реформы. А если так, то народовольцы сразу теряют поддержку либерального общества, сразу тускнеет ореол "защитников свободы". Не дать успеть царю ничего подписать, из своих рук предложить обществу разные свободы. Но для этого - чем скорее убить царя.

Лорис-Меликов и жена Екатерина Михайловна умоляют 1 марта царя никуда не ездить, слишком много сведений о подготовке покушения. Но он едет. Негоже императору бояться злодеев. Кроме того, ведь в любом случае это будет только седьмое покушение, а его он переживет. На обратном пути все возможные пути возвращения царя блокированы террористами. Только на Екатерининском канале его поджидает молодая четверка метальщиков. Перовская, как всегда в стороне, она дает сигнал и машет белым платочком при виде кареты. Рысаков бросает бомбу прямо под колеса. Из обломков кареты выходит чуть оглушенный, но живой и невредимый Александр II. Убит казак из сопровождения, убит случайный мальчик, кричат раненые. Полицмейстер умоляет императора покинуть опасное место и уехать в его санях. Когда он воскликнул "Слава Богу, император жив!", Рысаков огрызнулся: "Еще посмотрим, слава ли Богу?" Император снимает шинель и закрывает ею раненного казака. Затем видит у решетки бледного молодого человека и направляется к нему: ведь это его подданный и нужно узнать, как он себя чувствует. "Молодой человек, вы не пострадали"? В ответ Гриневицкий с силой бросает к ногам императора бомбу. Это было восьмое покушение. "Домой, умирать" - шепчет император.

Во дворце он только успевает проститься с близкими. Ни слезинки, ни стона. Рядом, держа слабеющую руку царя стоит на коленях окаменевшая Екатерина Михайловна. Императора и ее любимого Саши больше нет. Россия отблагодарила своего освободителя.