ТЕНИ ЗА ЭКРАНОМ

28-04-2002


Посвящается Битве за Англию

В воскресенье мы пошли с внучкой в кино. “Return in Neverland” - новый голливудский мультфильм все по той же истории ребенка, не захотевшего стать взрослым. Но началось все на экране не со скал, пиратов и “потерянных деток”. В темном небе прожекторы искали груженые бомбами “Юнкерсы”, сирены воздушной тревоги будили дома, девочка шла из школы с противогазом через плечо и в плоской каске на голове, люди торопились в бомбоубежища, почтальон принес повестку на эвакуацию детей из города, папа уходил добровольцем в армию. Детям взрослой Венди привелось встретиться со сказкой в сентябрьском Лондоне 1940 года, когда в небе над островом летали не столько волшебные персонажи, сколько бомбовозы Геринга и Харрикейны Королевских ВВС.

Умная девочка кое-что слышала о “ворлд вор ту”. Она сразу спросила – не те ли это самолеты, которые были в Пёрл Харборе и бомбили её родную Москву? – Те же. – А те самолеты, которые на Лоу Манхеттен? – Да в общем – те же. Те же враги у штурвалов. Или их бывшие слуги. Как орки у Черного Повелителя. – А как это называется? - Battle Of Britain, Битва за Англию. Все сражения были только в воздухе, немцы хотели бомбами заставить англичан сдаться. – Ну и что? – Англичане не сдались. – А американцы помогали бритиш? – Не очень много. Президент хотел, но ему мешали люди из Конгресса. – А русские? – Тут мне не захотелось отвечать ребенку – зачем ей слышать плохое о своей родной стране? Мне и самому не так уж приятно думать о железнодорожных цистернах с нефтепродуктами, ожидающих смены тележек на станции Брест. В содержимом этих цистерн есть и труд её прадеда, моего отца, бакинского нефтяника, а получатель та самая Люфтваффе, которую мы видим на экране.

Но тем временем пираты кэптена Хука своровали Джейн через открытое окно и их летучий корабль немедленно удрал из страшного лондонского неба в менее опасный Неверленд, где в море, конечно, водится гигантский осьминог, но, по крайней мере, нет “волчьей стаи” субмарин Деница. Внучка закончила свои вопросы и начала увлеченно следить за сказочными событиями.

Для меня Питер Пэн, его Огневушка-Поскакушка и вся компания особого интереса все-таки не представляют. Я продолжал за цветными картинками экрана смотреть бесконечный черно-белый фильм о Битве за Англию. Постепенно из вереницы знакомых и незнакомых лиц русских, британцев, немцев вышли и оттеснили всех остальных, даже бульдожий взгляд Черчилля, даже усики Гитлера и усы его кремлевского партнера, три лица, два женских и одно мужское.

И еще – контур самолета и химическая формула.

Королева

 

Королева ЕлизаветаПервая женщина была – королева Елизавета. Тогда ее еще никто не называл королевой-матерью, хотя две дочки, Елизавета и Маргарет, у нее уже подрастали. Зато фюрер Великой Германии называл её, простую, по сути, домохозяйку – “самой опасной женщиной Европы”. Упрямая шотландка не согласилась покинуть остров и уехать с детьми в Канаду. Она с юности терпеть не могла немцев, убивших во Фландрии ее любимого старшего брата, и не хотела уступить им ни в чем. Она осталась со своими британцами, под бомбами в своем Букингэмском дворце. Она осталась с рабочими Ист-Энда, женами ушедших в армию брокеров из Сити, бездомными семьями из разрушенных бомбежкой домов, с тори и либералами, лейбористами и анархистами, с капиталистической акулой лордом Бивербруком и туберкулезным писателем-революционером Орвеллом – со всеми, кто, единственные в те дни в Европе, ни за что не захотели быть под властью диктаторов, поделивших континент.

Конечно, она не надела красный платочек, не засучила рукава и не встала к станку, как американка с плаката “We can do it” – ничего подобного девятая дочь гламисского тана сроду не умела.

Она ездила в разрушенные Люфтваффе лондонские кварталы, раздавала бездомным одеяла, утешала их, помогала им найти новое жилье, как глава имперского Красного Креста пробивала вечно живую британскую бюрократию, первой поехала в уничтоженный за одну ночь Ковентри. Главное – она показывала британцам, что она, их королева, не боится проклятых джерри и не падаетперед ними на колени. Давала пример. Так что фюрер был прав. Для него в этой не особенно выдающейся женщине была страшная опасность. Предвестие его будущего самоубийства в разрушенном британскими летчиками и советскими танкистами Берлине. И нюрнбергской петли для его соратников.
А она пережила их всех и, может быть, именно за ту осень сорокового судьба послала ей долгую жизнь и легкую смерть.

Вот она на фотографии, говорит с людьми из сожженных вражескими самолетами домов Южного Лондона. Дата – 11 сентября 1940 года. Тогда каждый день сентября был днем ужаса. Недаром друг рейхсминистра Риббентропа и по совместительству американский посол в Лондоне Джозеф Кеннеди каждый день сообщает в Вашингтон, что англичане вот-вот сломаются. Недаром великий муфтий иерусалимский Амин Хусейни уже начал собираться в Берлин, где у него уйма дел. Надо пожаловаться Гейдару, так на арабский переводят слово Fьhrer, на проклятых империалистов-англичан и на евреев с их капиталистическими хитростями и большевистскими кибуцами. Даи Гейдриху с Эйхманом нужны советы специалиста по решению “еврейского вопроса”. И боснийским мусульманам нужна помощь муфтия по созданию своих двух дивизий СС против коммунистов и православных сербов. В Берлине и по всей Европе таких помощников у нацистовнемало: Анте Павелич, Видкун Квислинг, Жак Дорио, Хориа Сима, Ференц Салаши ...

. И даже в лондонской тюрьме ждет прихода немецких друзей-освободителей лорд Освальд Мосли. Всю эту публику ожидают – кого пуля, кого ампула с ядом, кого петля, кого решетка. Только муфтию удастся выжить, ускользнуть от Нюрнбергского трибунала, остаться на воле и даже передать в конце концов семейный бизнес двум своим молодым родичам: Фейсалу аль-Хусейни из Ориент Хауса в Иерусалиме и Ясиру, по кличке Арафат.

Всю эту сволочь и их хозяев в те дни больше всего отделяют от власти над миром упрямые островитяне. И не в последнюю очередь семейная пара из Бакингем Палас: Эдуард и Елизавета.

Поэтесса

 

Анна АхматоваДругое женское лицо не из Лондона, а с набережной Фонтанки. Опальная русская поэтесса, на душе которой уже не должно оставаться ни одного живого места для того, чтобы горевать за других. “Муж в могиле, сын в тюрьме”.

Первого мужа - офицера и поэта, как и брата-моряка, те же, в сущности, люди убили еще двадцать лет назад. “Любит, любит кровушку Русская Земля”.

Власть время от времени отрывается от своих глобальных занятий по разделу сфер влияния, языкознанию и преобразованию природы, чтобы для развлечения пнуть Анну побольнее. И вот она вспоминает в своей комнатке Фонтанного дома этой осенью о погибшем Париже и о том, другом городе, который продолжает держаться под бомбами:

ЛОНДОНЦАМ

Двадцать четвертую драму Шекспира
Пишет время бесстрастной рукой.

Сами участники грозного пира,
Лучше мы Гамлета, Цезаря, Лира
Будем читать над свинцовой рекой-
Лучше сегодня голубку Джульетту
С пеньем и факелом в гроб провожать,
Лучше заглядывать в окна к Макбету,
Вместе с наемным убийцей дрожать,-
Только не эту, не эту, не эту,
Эту уже мы не в силах читать!

Эти стихи – не для публикации. За такие слова в эти дни вполне можно отправиться куда-нибудь неподалеку от сына, в женский лагерь. Председатель Совнаркома тов. Молотов недаром с трибуны Верховного Совета разъясняет, что их с партгеноссе Риббентропом дележ слама “служит делу всеобщего мира”. Главная тема у пропагандистов теперь – про англо-французских поджигателей войны и миролюбивую Германию. И как символ взаимного миролюбия и дружбы, станция Брест работает без устали. На запад, немецким камрадам, идут миллион тонн нефтепродуктов, в том числе двести тысяч тонн авиабензина, более полутора миллионов тонн зерна, никель, марганец и хром для снарядов, фосфаты, русский лес. Каучук – хоть в Сибири пальмы не растут, но нейтральный СССР по дружбе покупает его для камрадов на Яве и в Бразилии. Пусть потрудятся на пользу Рейха славянские унтерменши, пока не пришла их очередь. А на восток, к советским товарищам по оружию, едут из “третьего рейха” военные самолёты, бомбардировочные прицелы, авиабомбы, радиостанции, орудийные корабельные башни, пушки, станки и приборы и даже недостроенный крейсер Лютцов” (ну, этот-то не по жэ дэ, дошел своим ходом до ленинградской верфи).

Выиграли ли от этого Советы? Не очень понятно, потому, что на пользу все эти авиационные и военно-морские фенечки нам не пошли, судя по ходу войны на море и в воздухе во второй половине следующего, 1941 года. Гитлер – выиграл без сомнения. Кроме вс

ех этих поставок было ведь и прямое боевое сотрудничество – плечом к плечупротив плутократов. В том же городе, где живет поэтесса, есть Арктический Институт, который все собирается забрать себе Фонтанный дом, но получит его только после снятия немецко-фашистской блокады Ленинграда в 1944 году. А сейчас специалисты этого института вместе с военными моряками и полярниками Главсевморпути помогают немецким камрадам обустроить на арендованной советской земле возле Мурманска ”Base Nord”, глубоководную базу для подлодок и крейсеров-рейдеров в Баренцевом море. Или проводят по Северному Морскому Пути в Тихий океан знаменитый немецкий рейдер “Комета”.

Пройдет год – и Анна напишет новые стихи – “Первый дальнобойный в Ленинграде”. А потом будет эвакуация, азиатская луна в Ташкенте, разделенная пополам пайковая лепешка верной подруги Фаины и – возвращение в Ленинград, похоронивший почти семьсот тысяч своих жителей, в десять раз больше, чем Лондон. А потом властители в промежутке между мировой и корейской войнами вспомнят об Анне и, как смогут, потешатся над ней еще раз. С публикацией в печати,с изучением потехи на школьных уроках – разве они не заботятся о воспитании молодежи? А сына, вернувшегося с германского фронта, опять отправят в лагерь, чтоб не казалась жизнь медом.

А потом самые рьяные из гонителей понемногу передОхнут от многолетнего обжорства и пьянки, а других прогонят от дел соперники. И на старости лет она чуть-чуть сможет вздохнуть спокойнее. И даже съездить перед смертью в Таормину за своим лавровым венком, после того, как распоясавшиеся итальянцы ответят на московское предложение заменить в списке ее имя на имя члена КПСС Маргариты Алигер, что “они хотели бы видеть сестру Данте, а не его однофамилицу”. И даже – побывать на том острове, о котором она писала стихи тогда, в сороковом, чтобы надеть докторскую мантию Оксфорда. Власть все равно осталась той же. Но теперь ее внимание перенесено на одного из тех мальчишек, которые приходят к Анне в дом со своими стихами, на рыжего Осю. Как она говорила, “как будто специально создают ему биографию”. Не носи он в ссылке телогрейку – разве так смотрелся бы на нем фрак в день Нобелевской лекции?

А Анне Нобелевская премия так и не досталась. Да и Бог с ней – хорошо, хоть до смерти не убили. Не уничтожили, как старшего брата, как первого мужа, как последнего мужа, как друга Осипа – другого, не лауреата, а зэка из Дальлага. Не затравили до смерти, как вечную соперницу и товарища Марину, как Бориса, которому не простили его Нобелевскую медаль. Наверное, изящная дама с трагическим взглядом, с перчатками и вуалью, кумир Петербурга и Парижа, видевшая у своих ног Гумилева и Модильяни, Блерио и Блока, ни за что не смогла бы представить себе, какой будет трагедия ее жизни. Не для того она была создана – не для смеси триллера с зощенковским фарсом, а для высокой трагедии, которой где же место в коммуналке. Но ... ”Не так живи, как хочется, а так, как Бог велит!” – так и всегда на Руси было.

Истребитель

SpitfireДа и везде, и всегда. Следующий мой герой тоже поначалу не был рассчитан на ту жизнь, которую ему пришлось вести. Задумывали его для светской жизни на волнах и в воздухе над морем, для мировых рекордов и побед в соревнованиях на Кубок барона Шнейдера. Спортивный гидросамолет фирмы “Супермарин” из Вулстона. А получился в конце концов, по стечению обстоятельств, заказу Министерства авиации и воле умирающегоконструктора Митчелла совсем другой самолет. Рабочая лошадь войны – истребитель Spitfire, по-русски - “Огневержец

Впервые Спитфайры столкнулись с немецкой авиацией еще в конце мая сорокового. Но та битва, битва за Францию, была уже почти проиграна, французы безошибочно выбрали “жизнь на коленях”. Чересчур устали и буржуа, и увриеры от десятилетий своей классовой борьбы. Только несколько сумасшедших фанатиков вместе с генералом Де Голлем не согласились пойти под нацистов и продолжают войну за Ламаншем. Да коммунисты все еще в раздумье до получения инструкций от Советского посольства в Виши – то ли бороться с фашистской гадиной не щадя жизни, то ли сотрудничать во имя всеобщего мира. Долго придется франтирерам, солдатам Леклерка и летчикам авиаполка “Нормандия” искупать эти дни позора.

Но для Спитфайра война не окончена. Она только начинается. Море осталось за Британией – континент забрали себе диктаторы. Кто победит – решит воздух. Чтобы сломать британцев, Германия посылает против них Люфтваффе. Под охраной полутора тысяч Мессершмитов с французских аэродромов на Англию летит тысяча триста пятьдесят Юнкерсов, Дорнье и Хейнкелей, набитых бомбами, как кета икрой. Вот отнерестятся они над Лондоном, Бирмингемом и Ковентри – можно ждать Черчилля, а лучше прямо Мосли, с сообщением о капитуляции Соединенного Королевства и всей Британской империи. В кабинах бомберов и истребителей прикрытия – лучшие в мире немецкие летчики. Не итальянские красавчики, годные для спортивных рекордов и воздушной войны с эфиопами. Не полуграмотные комсомольцы, у которых в душе искреннее желание умереть за Родину и Вождя, а за душой – от пяти до тридцати часов налета. Не вчерашние клерки, пришедшие в Королевские ВВС только год назад после начала войны. Летчики Люфтваффе, достойные наследники славы капитана Рихтгофена и лейтенанта Геринга. Идеологическая закалка – от Гитлерюгенда и “Силы через Радость”, а боевое умение – от четырех выигранных кампаний – в Испании, Польше, Норвегии и Франции. И от неустанных тренировок – в среднем 400 часов налета до вступления в первый бой. И от замечательных инструкторов, прошедших свою выучку еще в веймарские времена – в Липецке, подальше от глаз Антанты. Они только что победили французов. Через десять месяцев они практически уничтожат за три недели самую многочисленную авиацию мира – ВВС РККА, так что на два года, до самой Битвы над Кубанью – “Про сталинских соколов и их подвиги только в “Красной звезде”, а в небе одни фрицы” – как потом мне рассказывали фронтовики.

У меня не поднимается рука писать плохо об этих прекрасных летчиках. Называть их саранчой, пауками или еще какими злобными насекомыми кличками. У них были и рыцарство, и верность боевым товарищам. Они верили, что несут миру порядок, а своему народу освобождение и счастливую жизнь. На развалинах разрушенных немецких городов и в сибирских лагерях для военнопленных начали они понимать – тот еврейский Рабби, которому молились их деды и бабки, был прав, когда сказал, что “взявший меч от меча и погибнет”. Но сейчас, в августе-сентябре сорокового не до их достоинств. В конце-концов, бомба, сброшенная рыцарем и идеалистом, убивает так же, а то и надежнее, чем сброшенная наемным прохвостом. Английские летчики могли признавать достоинства немецких пилотов в 1946м году – в 1940м их надо было сбивать. БЛИТЦ пришел с неба на английскую землю.

Будь я кинорежиссером, который ставит фильм о Битве за Британию, я пустил бы кадры полета этой новой Великой Армады под вагнеровскую “Der Ritt der Walkьre:Hojotoho! Hojotoho! Heiaha! Heiaha! Тут эта музыка больше на месте, чем для вертолетов над Данангским заливом. Дикая охота Вотана. Что может ее остановить? А вот те самые вчерашние клерки и плейбои, пролетарии и приказчики, ставшие летчиками Королевских ВВС. У Харрикейнов не хватает скорости, чтобы сражаться с истребителями сопровождения. Они готовы заклевать беременные смертью Ю-88, как каперы Дрейка заклевали ту испанскую Армаду герцога Медина-Сидониа, но лишних 50 км/час у Мессершмитов, что ты с ними сделаешь?

Messerschmitt-109E Hawker Hurricane Supermarine Spitfire
Скорость - 570 км/ч Скорость - 520 км/ч Скорость - 590 км/ч
Дальность полета - 656км Дальность полета - 960км Дальность полета - 800км
Вооружение - 2 пушки, 2 пулемета Вооружение - 8-12 пулеметов или 4 пушки Вооружение - 8 пулеметов (или 2 пушки, 4 пулемета)

Но кроме четырехсот шестидесяти Харрикейнов против почти трех тысяч самолетов Люфтваффе поднялись в воздух двести сорок семь новых машин – Спитфайров. Скорость у них не уступает Мессерам, а маневренность выше. А главное - за их штурвалами не обязательно должны быть асы. Новый самолет британской авиации предъявляет гораздо меньше требований к пилоту, чем немецкие. Идеальный истребитель для того, кто не готовился к войне десятилетиями, и он вынужден делать теперь летчиков из мирных граждан. “Огневержец” летает и успешно сбивает джерри под управлением тех, кто год назад не видел штурвала. Немцы начинают терять пилотов и машины быстрее, чем могут себе позволить, чем готовят их летные училища и авиазаводы – по 40-50 самолетов в день. Или за ночь. К тому же, англичане,выбрасываюшиеся с парашютами из сбитых самолетов, приземляются на своей территории и обычно возвращаются в строй. Летчики Люфтваффе оказываются в британском лагере для военнопленных, поэтому потери немцев в летном составе в 5 раз выше.

Вот они, пилоты Харрикейнов и Спифайров, те, о ком Уинстон Черчилль скажет : “Никогда за всю историю конфликтов столько граждан не были обязаны столь многим такой малой горстке людей”. Прошло более шестидесяти лет, но разве можно не снять шляпу, если вспомнишь безногого аса Дугласа Бадера. В сорок первом его собьют над Францией, и при падении он сломает оба протеза. Пилоты Люфтваффе были потрясены тем, что летчик с деревяшками вместо ног мог управлять истребителем, и, связавшись (не так просто, а?) с Королевскими ВВС, организовали доставку новых протезов Бадеру в лагерь военнопленных. Вот он в сороковом, сидит на крыле своего самолета на групповом снимке пилотов Королевских ВВС.

Примером для лейтенанта Виктора Талалихина сержант Рэй Холмс совершил первый таран немецкого бомбардировщика над Лондоном, сумел выпрыгнуть с парашютом и вернулся в строй. Сержант Хэрри Ньютон сбил немецкого бомбера из горящего “Харрикейна", а уж потом пошел на посадку. Не только люди из Соединенного Королевства. 2500 британцев, а ещё : 147 поляков, 101 новозеландец, 94 канадца, 87 чехов, бельгийцы, южноафриканцы, австралийцы, французы, ирландцы, американцы. Южноафриканец “Морячок” Малан, шесть побед за время Битвы, всего – 32. Чех Йозеф Франтишек (17 побед, максимум за время Битвы). После Мюнхена он улетел в Польшу, потом во Францию, а после Дюнкерка – в Англию. Наци отнимали у него страну за страной, а он продолжал свою личную войну. В октябре он погибнет, но это обойдется им недешево. К национальной гордости, фамилия одного изпольских летчиков - Шапошников (8 побед). И еще – князь Эмиль Голицын, сбил Мессер на одиннадцатикилометровой высоте, рекорд этой войны.

У них разделение труда: Спитфайры убивают Мессершмиты, а старенькие Харрикейны – оставшиеся без прикрытия бомбардировщики. Конечно, кроме мужества пилотов и достоинств их аэропланов, на стороне Royal Air Force есть еще две технических новинки. Одна – радар – про это знают все. Вторая – новая высокооктановая добавка к авиабензину, кумол, позволяющая добавить на форсаже еще несколько десятков километров в час. О ней чуть позже, а сейчас еще несколько слов о Спитфайре. После того, как потерявшие над островом тысячу шестьсот самолетов и пять тысяч убитых, раненых и пленных летчиков немцы закончили Битву за Британию и отправились искать себе добычу полегче на Востоке, истребители продолжали сражаться. Они сопровождали бомберы союзников на Гамбург, Рур и Берлин, прикрывали высадку десантов в Африке, Италии и Нормандии. Вместе с Харрикейнами и Аэрокобрами Спитфайры пришли на помощь Лавочкиным и Якам на Восточном фронте. История любит символику. Самое заметное участие ”Огневержца” в Великой Отечественной как раз приходится на Битву над Кубанью, где закончилось немецкое господство в русском воздухе.

Углеводород

Вот статья из БСЭ:

Кумол, изопропилбензол, C6H5CH (CH3)2, бесцветная жидкость с приятным запахом; tпл -96,03°С, tkип 152,39оС, плотность 0,8618 г/см3 (20°С), показатель преломления nD20 1,4913. К. хорошо растворяется в органических растворителях, в воде - плохо; образует взрывоопасные паровоздушные смеси (tвсn 38°С); при попадании внутрь вызывает острые и хронические поражения кроветворных органов. К. получают парофазным (в присутствии фосфорной кислоты) или жидкофазным (в присутствии AlCl3) алкилированием бензола пропиленом. К. используют как растворитель, как высокооктановую добавку к авиационным бензинам и в производстве фенола и ацетона.

Больше, пожалуй ничего и не добавишь. Если не считать того малозначительного в мировом масштабе обстоятельства, что именно в цеху синтеза изопропилбензола Уфимского завода синтетического спирта имени 40летия ВЛКСМ я начал тридцать девять лет назад работать по сменам аппаратчиком и проработал полтора года – три семестра нефтяного института.

Вот на картинке его структурная формула. Не знаю, как вам, а мне нравится. Изящно так. Над шестиугольничком бензольного кольца телевизионной антенной изопропиловый радикал. На самом-то деле, конечно, молекула выглядит совсем по другому. Скорее уж вот так :

Да и то, надо бы для большей близости к правде жизни по бокам бензольной группы пририсовать два параллельно висящих бублика электронных π - связей.

Разумеется, когда я работал в этом цеху, вся наша продукция уже шла либо на производство α-метилстирольного каучука, либо на получение фенола и ацетона по гидроперекисной технологии, разработанной профессором Удрисом со товарищи в 49м году в Центральной химической лаборатории органического синтеза ГУЛАГа, зона А в Ярославле. Мы еще любили апокриф, как он после гибели при взрыве гидроперекиси надзиравшего за профессорами-зэками лейтенанта останавливает работы до разработки новых правил ТБ и объясняет старшему гэбэшнику : ”Ну, хорошо, гражданин начальник, что на этот раз Ваш сотрудник погиб, а ведь мог быть и мой!” Высокооктановая добавка к авиабензинам – это уже уходило в историю, потому что уходила в историю поршневая авиация.

А когда-то ... . Только за воспроизведение в дни войны по зарубежным статьям, патентам и закрытой информации не самого лучшего, дорогого, неудобного и опасного процесса получения изопропилбензола сернокислотным алкилированием бензола, приятель моего отца азербайджанский химик Юсиф Мамедалиев стал орденоносцем, Президентом Азербайджанской Академии, член-корром союзной и получил от коллег уважительное прозвище “короля алкилирования”. Авиация задыхаласьбез высокооктанового бензина – и кумол был для нее как живая вода.

Тут придется для начала вернуться даже не в сороковой, а в декабрь тридцать девятого года. Именно тогда Нарком топливной промышленности Л.М.Каганович вызвал к себе троих известных в отрасли молодых исследователей, чтобы задать им вопрос : “Где найти дополнительные ресурсы производства авиабензина?” – Оказалось, что авиации Красной Армии нехватает горючего на войну с Финляндией. Финнам хватает, а ВВС РККА - нет. По “Закону о нейтралитете” США прекратили поставки агрессору авиабензина, алюминия и ряда технологий. Дело было не в том, что американцы добывали нефти в шесть раз больше, чем Советы. Все-таки и мы в том году добыли в Баку, Грозном и Майкопе тридцать миллионов тонн, больше Венесуэлы, в три с половиной раза больше Ирана, в четыре раза больше Мексики и в шестьдесят раз больше Саудовской Аравии.

Дело в том, что авиационный двигатель требует большей степени сжатия, чем автомобильный – то есть более высокой детонационной стойкости, очень высоких октановых характеристик. От природы только очень немногие нефти, как нефть Борнео в Голландской Индии, имеют такое качество – поэтому Коминтерн всегда готов помочь тамошним революционерам, если их удается раздобыть. Приходится помогать природе – добавлять свинцовую этиловую жидкость, благо до защиты окружающей среды еще жить и жить. Очень хорошие результаты дает добавка изооктана и ароматических углеводородов: бензола, толуола, и, особенно, кумола. Только где их взять? Толуола в Союзе даже на производство взрывчатки пока не хватает. Вот нарком и советуется с наукой – нет ли еще каких путей? Много лет спустя один из участников совещания расскажет мне о нем и добавит, что они были удивлены техническим уровнем наркома, ведь вот - сапожник, а вполне грамотно для начальника говорил с ними об орошении, октановом числе и т.д. То есть, вот ведь какая умница! Я ему смог лишь возразить, что Лазарь был не только Наркомтоп, но и член Политбюро. Значит - участвовал в принятии решения о войне против Финляндии, в которой, между прочим, оказалось, что не на чем летать. Так при чем тут флегмовое число? Он со своими обязанностями не справлялся!

Отец умер, и спор этот мы с ним не закончим никогда.

Потом, когда мы стали союзниками и американский бензин стал поступать по ленд-лизу, он очень редко шел непосредственно в моторы самолетов. Большая часть поступала на смешение с отечественной бензиновой фракцией, чтобы увеличить и производство, и октановые характеристики нашего авиагорючего. И теперь, когда ветераны вспоминают путь нашей авиации и промышленности за время Великой войны, то с гордостью говорят, что : “Войну мы начали на бензине Б-70. А к концу войны пришли к бензину Б-78”. Тут марка бензина по его октановому числу.

Можно посмотреть – что же тут у немцев? Не лучше. Но, правда, Бог не дал им ни Баку, ни Грозного. И у нас они забрать их так и не сумели. Майкоп – заняли. Но молодой замнаркома Байбаков так хорошо выполнил задание Сталина по выводу скважин из строя, что после полугодовых усилий Рейх добился добычи всего 10 тонн в сутки. Что для мировой войны явно недостаточно. На территории Германии и ее союзников добывалось по максимуму (до английских бомбардировок Плоешти) 8,6 миллиона тонн нефти. Ну, это может дать по тем технологиям до четырех миллионов тонн разных видов “светлого”горючего. В том числе по максимуму четыреста тысяч тонн авиабензина. Прокормить Люфтваффе явно не хватит. Самолетам Геринга на всех фронтах нужно было не менее шести тысяч тонн в сутки.

Но это же Германия, родина промышленной химии! Еще в 1931 году Бергиус и Бош из ИГ Фарбениндустри получили Нобелевскую премию за работы по получению жидкого топлива из бурого угля. Правда, некоторые говорят, что это – чужая премия, мы к этой теме еще вернемся. Но и вправду, промышленность Рейха, которой руководит замечательный архитектор и организатор Альберт Шпеер, дает на своих заводах искусственного топлива более двух миллионов тонн авиабензина в год – чтобы иметь столько, надо было бы переработать сорок пять миллионов тонн нефти: советскую, румынскую и иранскую добычу вместе, а кто ж их даст? И еще триста пятьдесят тысяч тонн автобензина, шестьсот восемьдесят тысяч тонн прекрасного дизельного топлива для субмарин Деница и танков Гудериана, сырье для военной химии, масла и т.д.. Поменьше половины производится гидрированием – по методу Бергиуса, остальное – через ”водяной газ” по технологии Фишера и Тропша. Все равно не хватает, и фюреру лично приходится делить между между родами войск еще не произведенное горючее. Особенно после того, как союзная авиация в мае 44-го принялась за уничтожение этих тринадцати заводов, начиная с самого большого, завода Лёйна под Лейпцигом.

Еще одно плохо. Авиабензин, полученный по этим технологиям, тоже, как и у Советов, не блещет антидетонационными характеристиками. Максимум получается октановое число 74-78, это уж с этиловой жидкостью. При этом достигается результат за счет большого содержания непредельных углеводородов – а это снижает стабильность бензина. Конечно, в военное время на длительное хранение бензин все равно заложить не получается. Но хотелось бы, чтобы топливо не портилось, пока довезешь его от Саксонии до Сталинграда или Эль-Аламейна. Недаром, когда Иван хочет что-нибудь обидное сказать про “Третий Рейх”, так обязательно упомянет “эрзац”.

А вот теперь сравните с этой информацией: ”В июне 1940 г. с конвейеров начала сходить новая модификация, "Спитфайр" II. Основным отличием от "единичек" последних серий являлся двигатель "Мерлин" XII мощностью 1175 л.с. Он работал не на 87-октановом бензине, а 100-октановом “. Простим не очень точную терминологию, но ... В чем разница? Именно в том, что бензин для Спитфайров содержал много этой самой высокооктановой добавки – кумола. К началу Битвы за Британию уже работали в Западном полушарии три установки : одна, фирмы Луммус на сернокислотном катализаторе, та самая, которую будет копировать Мамедалиев в Баку, работает в Джорджии. И две побольше, фирмы UOP на твердой фосфорной кислоте – в Батон Руже, Луизиана и на голландском острове Кюрасао у берегов Венесуэлы. И каждая бочка произведенного изопропилбензола на учете у правительств США и Соединенного Королевства. Пока изоляционисты из конгресса причитают, опасаясь, чтобы Рузвельт не потратил деньги налогоплательщиков на помощь Черчиллю оружием – кумол плывет в Ливерпуль, чтобы, смешавшись с авиабензином для Ройял Эйр Форс, добавить роллс-ройсовским моторам истребителей те десятки километров в час на форсаже, которые позволяют побеждать Мессершмиты.

Через несколько лет в сборнике “Новейшие достижения нефтехимии и нефтепереработки” научный руководитель фирмы UOP – Union Oil Products профессор Владимир Ипатьев будет назван одним из творцов Победы в Битве за Британию.

Профессор

Имя академика Ипатьева мне приходилось слышать еще с детства – но как-то странно, вроде другого имени – поэта Гумилева, расстрелянного ЧК первого мужа Анны Ахматовой. Произносились эти имена со смесью уважения, даже восхищения, с определенным оттенком неодобрения, но и не с симпатией к гонителям. То есть – к той самой Советской Власти, которой отец был искренне предан всюжизнь, даже после её кончины. Но тут как бы подразумевалась возможность, что с этими двумя ”получилась ошибочка”, такая же, как с отцовым учителем профессором Костриным, с любимым дядюшкой комдивом Зусмановичем, с кристально чистыми большевиками, как вернувшаяся с Колымы седой и изуродованной старая бакинская подруга Лена, сестра расстрелянного казахстанского первого секретаря Левона Мирзояна. Разница была, пожалуй, в том, что эти двое – поэт и академик, явно не были беззаветно преданы идеалам Коммунизма.

ИпатьевНе знать, кто такой Ипатьев, я, выросший в семье нефтехимика, не мог. В конце концов, дядя Андрюша, на коленках у которого я по молодости лет любил сидеть, был Андреем Владимировичем Фростом – одним из учеников академика-невозвращенца. Когда я подрос – то пришел пролетарием в цех № 14-15 II очереди, цех синтеза изопропилбензола. Того самого, a.k.a. кумол. Да и основным производством на заводе было получение синтетического спирта из этилена на знаменитом катализаторе UOP – твердая фосфорная кислота на пористом носителе. Курсовая у меня была по алкилированию. В Студенческом Научном Обществе тридцать семь лет назад я делал доклад о роли кумола в победе английской авиации над немцами – но при упоминании имени автора процесса мой научный руководитель, человек умный и опытный, быстро перевел обсуждение на технику определения октановых чисел. Потом, за время работы, жизнь сводила меня довольно близко с несколькими советскими и ненашими сотрудниками В.Н.Ипатьева. Можете смеяться – но сейчас я живу на расстоянии примерно тридцати минут езды по хайвею от двух последних мест работы великого химика – Ипатьефф лэборатори в Северо-Западном Университете и штаб-квартиры UOP в Дэс Плейнсе, Иллиной. Так, что у меня сложилось несколько личное к нему отношение, без всякого, конечно, повода с его стороны.

В последние годы его имя уже часто поминается, даже и Российская АН спохватилась, что как же это она так ... и восстановила его в членах. Посмертно. О нем пишут, правда, по большей части как-то ... с розовыми слюнями. Что все рвался назад в СССР. Сомнительно. И потом – вернись он тогда, в тридцатых – что же, Люфтваффе победить должна? И где бы тогда люди Берии чертежи платформинга крали? Ну, давайте по порядку. Только вот что, хоть я эти статеечки читал, а вспоминать их мне совершенно не хочется. Кому так надо – набирает его имя на поисковой машине – и вперед! Исключение - статьи одного лично мне незнакомого журналиста из нашего же Чикаго. То ли влияет место написания, близкое к двадцатилетнему месту проживания В.Н. – но для нехимика очень прилично написано. Мне-то вспоминается эта история в том апокрифическом виде, в котором я ее знаю с юности и вместе со мной многие другие не безразличные к истории нашей специальности люди.

Сейчас об Ипатьеве любимая тема - почему ему не дали Нобелевскую премию по химии? Вообще-то, это и его самого волновало. Я думаю, всякого бы. Он еще за три года до того, как Бергиусу дали, говорил в Париже : “Патенты Бергиуса (1911 г.) всецело основаны на моих работах, сделанных еще в 1903-1904 гг., и мой метод, разработанный для различных химических соединений, был целиком применен для гидрогенизации смол и углей “. Французы, конечно, в экстазе, вручают медаль Бертло, тем более, Нобеля мимо Ипатьева уже один раз проносили, в тот раз в пользу как раз француза Сабатье. Но через три года премию за созданную русским химию высоких давлений получают упомянутые ранее немцы Бергиус и Бош из ИГ Фарбениндустри.

А вот подумайте сами. В Королевском институте в Стокгольме тоже ведь люди заседают. Кто такой Ипатьев в 1931 году? Не поймешь кто. Царский генерал-лейтенант, организатор обеспечения Русской армии в время мировой и Красной во время Гражданской войн, главный помощник Троцкого по Химическому Комитету, член правительства Ленина, полубелый полуэмигрант в Чикаго (авскоре и полный эмигрант). Да еще на личное счастье Владимира Николаевича у его брата, горного инженера Николая Николаевича был в Екатеринбурге дом. И вот в подвале этого конфискованного Советской Властью дома была убита семья Романовых. То есть, все понимают, что за величина, но дать ему премию – значит, что тебя будут сжирать газеты всех направлений. А тут все прилично, благоразумно. И работа, действительно, хорошая, хоть для ипатьевских это – частный случай. И страна такая приличная, законопослушная, без убийств и концлагерей.

Так что опять пролетела мимо Владимира Николаевича высшая для химика награда. Но ведь и учитель, единомышленник и друг Дмитрий Иванович (Менделеев) тоже без нее обошелся, а уж он-то ... .

Тем более, в это время мысли Ипатьева в основном на тему “Возвращаться или не возвращаться?” По апокрифу, академик Ипатьев во время европейской командировки заходит в советское торгпредство в Лондоне, отдает список подобранных им для Государственного Института Высоких Давлений приборов и просит передать этот список в Наркомат Внешней торговли, а комсомолец-чиновник торгпредства орет на него, что-де: “Вас тут, академиков, много ходит, а у нас плановое хозяйство, заявки подают за год! Мы народные деньги бережем!” - На что тот пожимает плечами и говорит: “Ну хорошо, меня Рокфеллер давно главным химиком зовет, у него, думаю, деньги на приборы найдутся ”. На самом деле не совсем так. В Штаты В.Н. попал как раз в 1930 году, но горшки с Советской Властью он поначалу, как будто, не бил.

До тридцать шестого на зарубежную жизнь академика Соввласть смотрела сквозь пальцы. Работает же в Кембридже молодой Капица – почему бы старику Ипатьеву в Чикаго не жить? Тем более, за годы его руководства ГИВДом там такой задел идей и исследователей образовался, что химическому наркомату на тридцать лет вперед спокойно спать не дадут. Но в 36-м малина кончилась. Капицу отозвали – и до сих пор непонятно, почему же его не удавили, были ведь поводы? Ипатьев вернуться отказался. Ну, тут полный ритуал. АН ССР с позором из рядов исключает, ВЦИК совгражданства лишает, собственный сын, Владимир Владимирович, в газете отрекается. Но, правда, многие считали в душе, что отец и сын это заранее согласовали, чтобы В.В. директором ГИВДа оставили, а не прислали какого нибудь химического Лысенку.

Тем временем, кто смог, из больного тридцать седьмым годом Союза перебрался за океан. Ну, взять, известный профессор Саханов, автор главного учебника по химии нефти. Оказалось – Саханен, финн он, оказывается, пришлось выпустить. В Хельсинки ему, конечно, делать нечего. Выплыл в Дэс Плэйнсе, Иллиной. Еще другие из советского рая. Кое-кто из давних эмигрантов, мыкавших горе в Париже, Праге или Харбине, тоже – к Ипатьеву под крыло. Так что собралась в UOP уникальная команда химиков. Новички подходящие пришли. Есть такая байка, что Ипатьев открывает совещание, оглядывает свои кадры и говорит: “Ну всё! Теперь у большевиков остался только Зелинский. Так им и надо!” Рокфеллер денег на работу не жалел – и список сделанных в те годы процессов занял бы не одну страницу. В том числе, технология синтеза кумола на твердом фосфорнокислом катализаторе. Та самая.

Вот – Нобелевская премия, Нобелевская премия! Да не в ней сила. Сила, как один тут говорил, в правде. А правда в том, что английские самолеты с ипатьевским кумолом в баках победили нацистскую авиацию, в баках которой – бергиусовский гидрогенизат. Спасли Британию. И – вместе с Родиной профессора Ипатьева и страной, где он работал во время войны, спасли мир.

* * *

Прошли под музыку заключительные титры, публика пошла из зала. Вышли и мы. Настала моя очередь задать вопрос внучке: “Я вот не понял, кэптена Хука ведь в прошлой серии крокодил слопал? А тут он опять живой и на свободе, и опять его осьминог съедает. Как же это?” - ” Ну, дед, как ты не понимаешь?! Кэптен Хук же это –э-вил. Сказочное зло. Его всегда побеждают, и он всегда снова возвращается. Понял?” – Да, пожалуй, что это так. И не только в сказке.

Комментарии
  • ап - 25.10.2013 в 21:06:
    Всего комментариев: 2
    Говна кусок. Пардон. Особенно про авиацию.
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 1

Добавить изображение