ОПЫТ УМИРАНИЯ

16-06-2002

(Методологическое пособие)

- Вы выглядите - краше в гроб кладут!
- А вы - лучше из гроба вынимают.

(Шутка В. Лебедева)

Валерий СердюченкоТы когда-нибудь умирал, читатель? Тогда послушай. Автор сего оказался обладателем уникальной рукописи "Последняя повесть Белкина". Её передал ему эмигрировавший в Германию этнический немец, художник-галичанин, ставший ныне основателем течения "визиализм". Имени его тебе знать не обязательно. Имя того, кто написал эту "последнюю повесть", неизвестно самому публикатору.

Однажды утром, отправляясь на работу, вы даете себе отчет в том, что домашние провожают и встречают вас с каким-то вглядывающимся вниманием. Это неприятное открытие совпадает с очередным приступом слабости, охватившем вас при выходе из метро. И вообще, положа руку на сердце, в последнее время вы чувствуете себя отвратительно. Беспрерывно болит голова.

Болит сердце, ноет спина, поясница, суставы, болит всё. Что это, почему такое? Ничего подобного никогда не было. "Ой, как вы постарели! – убивает вас простодушным замечанием знакомая, с которой вы не виделись всего два месяца. – Да на вас лица нет!"

Значит, никакая не ошибка: то желтое согбенное существо, мельком глянувшее на вас из зеркальной витрины – вы. Провалившиеся щеки, мешки под глазами, костюм, как на палке... ужасно.

Так возникает пугающая перспектива больницы. В которой вы еще никогда не были, потому что никогда не болели на зависть своим хилым сверстникам.

Да, но есть знакомые медики, и один из них, кажется, профессор. В его-то кабинете, предварительно созвонившись, вы и появляетесь. Выслушав ваши жалобы, светило заявляет, что ему покамест не всё ясно и вообще не может быть ясно, потому что необходимы исчерпывающие анализы, но для этого следует лечь в больницу, где всё будет сделано быстро и надежно, а заодно "проведем общеукрепляющее лечение и уверяю вас, коллега, к Новому году вы будете дома".

И вот вы в больнице. Совершенно незнакомый мир, иные порядки, какие-то стертые безучастные лица. Вы тоже превратились на время в покорное безгласное существо, озабоченно снующее по этажам и лифтам в поисках нужной лаборатории и обеспокоенное лишь соблюдением больничных правил. Планы и начинания, так сильно занимавшие вас там, на воле, странным образом потеряли всякую значительность. Хотя, если разобраться, как раз в последнее время вы наметили несколько дерзких комбинаций, которые, если бы они удались, принесли бы вам успех и славу. И вот из-за болезни многое, например, академическая вакансия, навсегда упущено.

Но волнует не это, а совсем другое. Лекарства и уколы помогают, но как-то странно: перестает болеть одно, зато начинает болеть другое, затем третье.

Как будто лекарства гоняются за болезнью, а она прячется, отступает, чтобы вновь ударить по самому слабому месту.

Так проходит три недели. Вам то лучше, то хуже, но в конце концов настолько – профессор оказался прав – хорошо, что к Новому году вы действительно оказываетесь дома.

Через два дня, после многочасового, сводящего с ума приступа перепуганные домочадцы доставляют вас в ту же больницу. Очевидное ухудшение при отсутствии сколько-нибудь внятного диагноза! Профессор в замешательстве, он собирает консилиум, требующий новых анализов и консультаций – черт возьми, да это шарлатаны! "Ваша болезнь называется болезнь" – ничего себе диагноз! Да разве такое бывает?

Да, такое бывает. Спокойно, дружище. Это началось ваше умирание. Исполнились сроки- витальные запасы исчерпаны- иссякло благо жизни – вот, если угодно, ваш диагноз.

Но ставит его не медицина. Она такими метафизическими категориями не оперирует. Здесь нужна иная, духовная терапия. Ею в самое время и заняться.

"За что?" и "Почему именно я?" – вот два вопроса, терзающие умирающего.

Гм, "за что?" Да ни за что. Умирают все. Великие философы, князья церкви, нобелевские лауреаты, властители вселенной, святые. Умирают все – вбейте себе в голову эту абсолютную и непререкаемую истину и повторяйте ее по десять тысяч раз на день.

- Да, но другие умирают позже!
- Да, но другие умирают раньше. А вы – вам уже за пятьдесят – подумайте-ка: вас уже никогда не полюбит юная девушка- вы уже не станете ни богатым, ни премьером, ни знаменитостью. С другой стороны, остались ли какие-нибудь земные радости, которых вы не испытали? Вы любили и были любимы, познали вкус денег и славы, видел
и Владивосток и Париж, вы были футболистом, джазменом, выпивохой, делегатом, сыном, отцом, любовником, супругом, вы даже построили дом, посадили дерево и написали книжку – чего, ну чего вы не испробовали в этой жизни?

- А власть?
- О, погодите совсем немного, и Наполеон покажется вам опереточным болваном.

То же и со славой. Она тоже представится вам химерой – вы даже вообразить не можете, что в ближайшее время станет твориться с вашим сознанием. Оно начнет в ы з д о р а в л и в а т ь . Умирая, мы выздоравливаем- увы, понять этот парадокс возможно, лишь умирая.

Но, допустим, болезнь отступила. Скажите, в вашем окружении много стариков? Вот именно, нету ни единого. Они немощны, ворчливы, с ними неинтересно, они ни к месту в любой компании. И таким же лишним на звонкой ярмарке жизни станете не сегодня-завтра и вы. Реже станут приходить письма, звонить телефоны, открываться двери под натиском друзей и знакомых.

Вас начнут избегать, перестанут приглашать в гости, на рыбалку, на охоту.

"Старый маразматик, - услышите вы однажды за спиною. Расселся тут.., место только занимает".

А дальше еще грубее, безжалостнее и хуже.

Впрочем, чувствую, вас этот монолог не убеждает. И даже если бы вы дожили до ста лет, и вас стали сторониться даже собаки, и вы оказались бы стоящим одной ногой на необитаемом утесе во мраке вечной ночи среди бушующего океана, то и тогда воскликнули бы "лучше, чем смерть!"

А вместе с тем у умирающего человека страшно проясняются мысли. Боже, какими благоглупостями, оказывается, была забита его голова, на что он себя тратил! Горел патриотическими идеями, угрызался карьерой, столичной пропиской, ученым титулом, успехом у женщин, изображал себя то Дон-Кихотом, то Дон-Жуаном, то Чайльд-Гарольдом – болезнь безжалостно разменяла все это на медную монету нескольких первичных истин. Как говорил Достоевский, "есть главное, а есть самое главное". Поднимаясь (или опускаясь) к самому главному, человек неизбежно отдаляется от человечества. Оно начинает казаться ему тем, чем является на самом деле: стадом вздорных глупцов, одержимых коллективными неврозами и выбирающим себе в поводыри непременно какого-нибудь юродивого, начиная от Иоанна Предтечи и кончая Сталиным.

Однажды к предпоследнему римскому императору, удалившемуся от дел и поселившемуся на своей загородной вилле, примчался его бывший консул и делегат новой оппозиции: "Император, отечество в опасности, Ганнибал вновь перешел Пиренеи, реформы под угрозой, спад производства в горнорудной промышленности!"

Император с сожалением осмотрел распаленного гостя и молвил: "Посмотри лучше, Публий, какая у меня нынче славная уродилась капуста".

Ответ императора и есть высшая мудрость умирающего человека.

Если он выздоровеет, он никогда уже не захочет и не сможет вернуться туда, где господствуют суета и арлекины. Его откристаллизованное, беспримесное сознание навсегда избавит его от стадных соблазнов толпы, мятущейся там, внизу, в ею же созданных резервациях.

...Но вернемся к нашему угасающему незнакомцу. Увы, его дела всё хуже. Он похудел на двадцать килограммов, и лик его ужасен. Диагноз так и не установлен, врачи продолжают разводить руками. Грош цена, оказывается, всей этой медицинской науке с ее высоколобыми профессорами, патентованными лекарствами, компьютерами и томографами. "Несмотря на то, что Пьера Безухова лечили лучшие врачи Москвы, он выздоровел". В промежутках между приступами животного ужаса наш страдалец молит уже не о физическом спасении. Он начал, наконец, размышлять о "самом главном". Есть ли какая-нибудь психологическая альтернатива, мировоззренческое salto vitale, которое позволило бы воскликнуть "смерть, где жало твое!"

Такая альтернатива имеется. Это религия. Она возводит человеческое существование в философско-романтический квадрат. "Человек не равен самому себе, он есть мера и смысл вселенной, он любимец у Господа Бога, и если умрет, то непременно возродится к жизни подлинной, вечной."

Неправда. Бог этого никому не обещал, и вы никакой не центр мирозданья. С чего это вы взяли, что смерть – трагедия, какое-то оскорбление вашего высшего положения в мире? Ничего подобного. Смирно!

Возьмите себя в руки. Вы – это только вы – и ничего более. Усвойте, вера не защитит вас от приступов смертной тоски, как не спасла она самого Христа, возопившего на кресте "Боже, за что ты меня оставил!"

Итак, будь мужественен, умирающи

й человек. Ни на что не надейся, ничему не верь и ничего не проси. Смерть есть смерть. Не теряй достоинства. Гора это гора, небо это небо, рассуждение преступно. Ты, наконец, увидел мир, каким он есть – на фоне ослепительно черного солнца, впаянного в бездонную чашу неба. Это редчайшая возможность, но она дается только тем, кто прошел через жестокий опыт – опыт умирания.

* * *

Из Видади (перевод публикатора):

"Не думай о нашем страданье, - всему наступит конец.
В груди удержи рыданья – слезам наступит конец.
Придет пора увяданья – цветам наступит конец.
В душе не храни ожиданья – душе наступит конец.
Мне чашу подай, виночерпий – всему наступит конец.
Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец.

Возлюбленная прекрасна – она истлеет в земле.
Рот ее нежно-красный – и он истлеет в земле,
Локон на шее страстной тоже истлеет в земле,
И раз ее образ ясный должен истлеть в земле, -
Мне чашу подай, виночерпий – всему наступит конец,
Нас сгложут могильные черви, всему наступит конец.

Умрет властелин вселенной, - что выживет он, не верь.
И царство его погибнет – во власть и закон не верь.
Всё в мире непостоянно. Что мудр Соломон – не верь.
Вращению мирозданья, если умен, не верь.
Мне чашу подай виночерпий, - всему наступит конец.
Нас сгложут могильные черви, - всему наступит конец.

А если за годом годы – сто веков расцветет,
И если, шумя листвою, сто садов расцветет,
То разве душа от лживых, от жалких слов расцветет?a
Нет! Чашу подай, виночерпий, - всему наступит конец.
Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец.

Цену этому миру знал Видади больной.
Мир о пощаде просит, словно набат ночной!
Что за столпотворенье там, в суете земной?
Жизнь коротка, не будет жизни еще одной.
Мне чашу подай виночерпий, - всему наступит конец.
Нас сгложут могильные черви – всему наступит конец.

11. 06. 2002

 

 

 

Комментарии

Добавить изображение