ЖИЗНЬ,КАК ИНФОРМАЦИЯ

Возьмем быка за рога и сразу дадим определение, которое затем попытаемся обосновать. Жизнь есть способность воспринимать, перерабатывать и воспроизводить информацию.

Такое определение жизни универсально, непротиворечиво и находится в согласии со всеми существующими определениями. Правда, данная дефиниция приближает понятие “жизнь” к понятию “существование”. Ибо и камень, лежащий на солнце, также в определенном смысле воспринимает некоторую информацию (тепло), перерабатывает и воспроизводит ее (отдает это тепло окружающей среде). Таким образом, предлагаемая дефиниция сразу же ставит вопрос об уровне организации жизни, что также не противоречит современным биологическим теориям. Новизной здесь является уровень планки, точка отсчета, с которой “существование” следует рассматривать как “жизнь”. Строго говоря, данная дефиниция по существу стирает грань между понятиями жизнь” и “существование”, оставляя в силе только понятие уровня организации жизни. С некоторой точки зрения это создает определенный комфорт для биолога, который избавляется от необходимости проводить четкую грань между “живыми” и “неживыми” образованиями, что всегда составляло для него серьезную проблему.

Неорганическое, биологическое и социальное бытие должно рассматриваться всего лишь как различные уровни организации и активности информации. Причем, существует прямая корреляция между уровнем организации и уровнем активности (экспансией) информации. Точнее: поскольку — как уже отмечалось мною в другой работе — самой сутью информации является экспансия, распространение, постольку высокий уровень организации информации предполагает и более высокую эффективность в реализации этого ее основного качества, т. е. экспансии.

По всей видимости, в этом определении можно опустить и слова уровень организации, оставив в качестве единственной единицы измерения степень активности, т, е. данная структура тем “живее”, чем интенсивнее в ней и с ней происходит обмен информацией.

Экспансия является единственной формой бытия и сохранения информации. Это касается и каких-либо сведений, знаний, заключенных в старинных папирусах или современных книгах, и генетической информации, заключенной в половых клетках различных особей, или политико-экономической (социальной) информации, заключенной в пропагандистско-принудительных государственных структурах. (Вот, кстати, почему ни одно жизнеспособное национальное или политическое образование не может по самой сути не быть агрессивным — в смысле попыток распространить тем или иным путем заложенную в ее основу информацию, а именно: некую гуманистическую модель. Характерно, например, что крушение Британской империи сопровождалось беспрецедентной экспансией английской культуры, как иной формы реализации предначертанной сверхъзадачи.) Поэтому экспансия названа нами первым фундаментальным всеобщим законом информации.

Второй важнейший закон информации: информация способна к идентификации не по степени сложности, а только по степени принадлежности. Этот важнейший для понимания многих социальных явлений постулат, достаточно очевидный для любого биолога, остается, по-видимому, недоступным массе гуманитариев, изучающих природу человеческих взаимоотношений. Заблуждение лучших умов человечества относительно природы информации (в иных, конечно, формулировках) восходит к заре человеческой цивилизации. Вот что говорит, например, Сократ: “Я решил, что перестану заниматься изучением неживой природы и постараюсь понять, почему так получается, что человек знает, что хорошо, а делает то, что плохо”. Из римской эпохи ему вторит Ювенал: Первое наказание для виновного заключается в том, что он не может оправдаться перед собственным судом”. Христианская мораль потчует нас евангельской притчей о повесившемся от раскания Иуде Искариоте. В том же ряду можно вспомнить миф о раскаявшемся Сальери. И так далее.

При всей разнородности и разбросе во времени приведенные примеры (и не только они) базируются на посылке, что человек способен идентифицировать свои поступки по некоей универсальной нравственной шкале (хорошо — плохо), в то время как человек преимущественно руководствуется принципом “хорошо всегда то, что делаю я”. И это не является следствием плохого воспитания, или дурной наследственности — такова п

рирода информации. Синдром непогрешимости свойствен далеко не только кровавым диктаторам — этим просто обстоятельства способствуют раскрыть его во всей полноте.

Иными словами: мне неведомо, что есть лучше, а что хуже; мне ведомо только то, что есть мое.

Именно по этой причине представления о справедливости, о которой всегда мечтало человечество, принципиально не могут иметь универсальный характер, и поэтому сама идея справедливости в практическом плане непродуктивна. Модус сосуществования поэтому может базироваться на любых иных принципах, но только не на никогда не совпадающих принципах справедливости и морали. “Истина по сю сторону Пиренеев становится ложью по ту сторону их”. Паскаль обратил на это внимание.

Моральные ориентиры личности, так же как и отдельных социальных групп и общества в целом, определяются не абстрактными и всеобщими критериями добра и зла, а конкретным воспитанием в конкретной среде, где эгоистические установки, как правило, превалируют.

История не сохранила ни одного достоверного случая подлинного (не по принуждению) раскаяния, да и повседневная жизнь, надо это признать, не дает нам оснований предположить обратное. Покаяние — редкое счастье.

Трезвый взгляд на вещи позволяет сделать вывод о том, что ни один Сальери в мире никогда не страдал от комплекса неполноценности по отношению к Моцарту. Сальери страдают только от незаслуженного (по их, естественно, разумению) успеха Моцартов и от того, что их собственные заслуги остаются незамеченными.

Важно отметить, что и само заблуждение великих гуманистов подтверждает справедливость постулата, в соответствии с которым и сами они, эти великие гуманисты, не могли выйти за рамки своего менталитета, невольно распространяя свой образ мышления на совершенно чуждое информационное поле.

Из изложенного вовсе не должен следовать мизантропический взгляд на человека как на неисправимое “исчадие ада”, и вывод о том, что человечество обречено на существование в рамках строго дифференцированных и враждебных друг другу индивидов и группировок, но появляется основа для реальной оценки степени и скорости возможной интеграции человеческого общества, ясного осознания возможностей эволюционного и революционного путей развития личности и общества.

Художнику, убежденному, что мир спасет музыка или красота, не следует поражаться, что и мясник в свою очередь считает, что мир спасет лишь остро отточенный топор; святая обязанность первого во имя этого мира терпеливо и жертвенно открывать глаза людей на мир красоты, ибо так и только так он может способствовать ее воцарению.

Итак, в мире существует разнообразная по степени сложности информация, в своем изначальном стремлении к экспансии тяготеющая к интеграции с родственной в некотором смысле информацией.

Чтобы быть строго последовательными в своих рассуждениях, мы прежде всего должны, по-видимому, задаться вопросом — откуда же взялось то первоначальное разнообразие и противопоставление информации, ее дифференциация на простую и сложную, о которой идет речь? Ответ на этот вопрос в самом общем философском плане должен быть увязан с тем первоначальным взрывом, который дал жизнь нашей Вселенной. На всех иных уровнях рассмотрения он соотносится с соответствующим уровнем ее эволюции. Скажем, так называемый “первичный бульон” породил мир РНК, а тот, в свою очередь, — сложные клетки, содержащие ДНК и белки; или — расселение первобытного человека по территориям с различными геоклиматическими условиями послужило причиной возникновения рас; или — распад рабовладельческих империй стал причиной возникновения разнообразия феодальных княжеств и т. д.

Тут допустима определенная аналогия с процессом преобразования энергий, регулируемым вторым законом термодинамики. Известно, что первоисточником любого вида энергии на Земле является тепловая энергия Солнца, но известно также, что любая энергия в процессе неизбежных преобразований деградирует, вырождаясь в конечном итоге опять же в тепловую энергию, равномерное распределение которой знаменует собой тепловую смерть. Столь контрастная двойственность тепловой энергии (с одной стороны — источник всех других видов, а с другой — последняя ступень их деградации) могли бы восприниматься как парадокс, если бы не учитывался фактор концентрации этой энергии, ибо в первом случае мы имеем высококонцентрированную тепловую энергию, во втором — равномерно распределенную. Таким образом, существенно важным является не качество энергии, а ее концентрация.

Смею предположить, что нечто подобное происходит и с информацией. Точнее, энергетические преобразования, являясь одним из способов распространения информации, отображают более общие законы ее преобразования.

Отсюда, по-видимому, следует, что источником всего разнообразия информации по аналогии должна быть в концентрированном виде та самая форма или вид информации, в которую она в конечном итоге вырождается. Какая же эта форма? Оставим пока открытым этот вопрос, так как прежде мы, по-видимому, обязаны дать определение самой информации. В работе “Экспансия информации” (“Лебедь” №251) высказывалось предположение, что информация по своему существу приближается к понятию “дух”. Ежели это так и если информация, как и энергия, подчиняется закону энтропии, то где же, действительно, искать первоисточник этой информации? Ответ здесь может быть один — в материи, но в той ее концентрированной точечной форме, взрыв которой и привел к образованию Вселенной. В той первоначальной точечной их форме дух и материя, или информация и материя были едины, и, быть может, именно их субстанциональная несовместимость и послужила причиной взрыва и образования того разнообразия или, с философской точки зрения, хаоса, которое называется жизнью (в нашем понимании). Логика такова, что деградация информации должна привести к состоянию, когда она вновь совпадает с источником, наподобие того, как концентрированное тепло, завершив круг преобразований, возвращается в тепло равномерное. Тогда Вселенная выродится в пространство равномерно распределенных атомов, и это будет означать, что информация более не существует (это согласуется с теорией информации Шеннона), она погребена в том, из чего родилась, — в атомах материи. Т. е. произойдет повторное слияние духа с материей на новом, более низком (или высоком?) уровне. Не здесь ли завершится (по Гегелю) восхождение духа к самому себе?

Все это достаточно спорно, но мы не могли далее рассуждать о фундаментальных законах информации, оставляя совсем без внимания вопросы ее генезиса.

Постулируем третий закон информации: информация невоспроизводима. При наличии первых двух этот постулат может восприниматься как парадокс; на самом деле здесь нет никакого противоречия, а все три закона вместе составляют основу диалектики.

Весь ход эволюционного и исторического развития определяется тем принципиальным моментом, что всякая информация в своей основе является уникальной, неповторимой, невоспроизводимой и потому ее интеграция во всех случаях условна, неустойчива, временна и, следовательно, уязвима. А потому легко уязвима и сама первичная интегрируемая информация, которая всегда и сама является интегралом иной информации и так вглубь до бесконечности, до атомарного уровня, где материя и информация (дух) уже неразличимы.

Первичной в зависимости от объекта рассмотрения может быть, например, наследственная информация, заключенная в хромосомах, человек как элемент социальной или национальной группы, или, допустим, государство как член некоего международного соглашения и т. д.

Таким образом, информация есть нечто самодавлеющее, а материя для нее—лишь средство самореализации. Разве это не тот же дух?

Заметим, кстати, что невозможность получения абсолютно чистых веществ, полного вакуума или абсолютного температурного нуля, так же как и любых других абсолютов, суть, следствия третьего закона информации, ибо достижение этих рубежей означало бы полную воспроизводимость какой-то информации.

Чтобы внести определенную последовательность в эти достаточно сумбурные заметки, следовало бы сначала попытаться дать определение, так сказать, самой первичной или атомарной информации, подобно тому как физики пытаются дать определение атомарной материи. Так же как и в физике, это очень помогло бы нам построить стройную теорию взаимозависимостей. Однако, как и в физике, попытка достижения атомарного уровня (не в терминах современной физики, а именно философии, т. е. неделимого) обречена здесь на провал, поскольку по достижении каждого нового уровня впереди скрываются все новые горизонты, и это естественно. Единственное, что можно предположить или постулировать, что на атомарном уровне информация совмещается с материей или, по крайней мере, они неразличимы и неидентифицируемы, поскольку для идентификации эти две субстанции (материя и дух) должны быть разделены, ибо идентификатором одного является другое, и наоборот. На атомарном уровне мы имеет всего лишь только “нечто” и это “нечто”, для самореализации подчиняясь закону экспансии, интегрируется в соответствии со вторым законом информации со всем тем, что может быть воспринято как аналогия по схеме “свой — чужой”. Жестокий третий закон информации, воспрещающий ее полную воспроизводимость, не дает, однако, осуществиться этой интеграции в полной мере, оставляя в ней неустранимые противоречия. Здесь заложены основы диалектики, и под знаком этой драмы протекает все то, что обозначается словом жизнь или существование.

И, наконец, сформулируем четвертый закон информации, который гласит: информация не уничтожима. Если событие, явление, слово, мысль имели место, состоялись, они тем самым уже вошли в историю Вселенной, независимо от того, сохранились ли для нас (а мы склонны именно этому придавать значение) какие-либо свидетельства или нет. Нам, например, никогда, наверное, не доведется заглянуть в уничтоженную автором рукопись второй части “Мертвых душ”, существенно, однако, то, что она была написана, следовательно, оставила свой след во Вселенной и возможно неведомыми нам путями, опосредованно влияет на нашу цивилизацию, нашу повседневную жизнь. Быть может, именно глубокое осознание четвертого закона информации подвинет нас к признанию идентичности понятий “информация” и “дух”, а извечное стремление человека из всякого знания извлечь практические результаты заставит здесь же искать некоторые корни оккультных наук.

Опираясь на сформулированные законы, информации, попытаемся по-новому взглянуть на окружающий нас мир. Итак, конспективно:

Всякое взаимодействие есть информационный процесс. Философская категория “существование” (экзистенция) увязывается в равной степени с понятиями “материя” и “информация”. Точнее, существование есть конкретная информационная реализация первичной атомарной (в философском смысле) материи. Материя в “чистом” виде существует лишь на атомарном уровне: все остальное есть ее информационные преобразования. В этом смысле информация (дух) “одушевляет”, точнее даже “материализует” материю.

Строгая логика подсказывает, что в нашей модели мира эта картина наподобие игральной карты должна быть симметрична относительно понятий “материя — дух”, т. е. те же рассуждения должны быть верны, если поменять их местами. Это заключение должно следовать из того, что мы вывели то и другое симметрично из единой субстанции, не давая ни одному из них сущностных определений. Тем не менее, человеческое воображение (по крайней мере мое) не в состоянии представить эту зеркальную картину. Происходит это, на мой взгляд, по той причине, что человеческий разум даже при материалистическом его формировании (как, например, мой) изначально интуитивно склонен приписывать “духу” нечто трансцендентное, творящее, “духовное”, а материи — нет. Поэтому можно себе представить, что из кирпичиков материи дух творит мироздание, но представить, что из кирпичиков духа материя делает то же самое, как-то не получается, хотя в принципе материя, как субстанция, так же неуловима, как и дух. Тем не менее, теоретически мы должны постулировать, что обе эти картины имеют равное право на существование.

2. Информация (и человек как информационная структура) стремится к двум взаимоисключающим вещам — выделению и слиянию. Потому и человеку более всего присуще то, что менее всего присуще ему, — кастовость.

3. Закон энтропии определяет общее направление развития в сторону унификации, уничтожения разнообразия. Вся целенаправленная деятельность человека, его политических, экономических, моральных, формальных и неформальных структур также безусловно подчиняется этому закону, т. е. направлена на уничтожение разнообразия. Окончательное уничтожение разно-
образия будет означать информационную смерть — не просто аналог, но скорее иное определение смерти тепловой, определяемой в терминах термодинамики. Но до этого еще очень далеко (в человеческом измерении). На пути к этому концу человечество пройдет, как и энергия, множество преобразований; конец истории (по Фукуяме) — один из этих этапов. В этом процессе экономика и культура идут на смену обветшалым идеям национализма. Собственно, в истории всегда происходила именно борьба идей; этнос — это все же сначала идеи, и лишь затем люди, как их носители. (Примечательно, например, что евреи, зачастую теряя на извилистых тропинках истории все формальные признаки, характеризующие национальную принадлежность (язык, территория, экономика и т. д.), тем не менее в течение тысячелетий сохранились как нация именно благодаря исключительно жизнеспособной цементирующей национальной идее.)
В беспощадной войне этносов по существу решался не вопрос гегемонии того или другого народа, а именно приоритета того или иного социально-экономического обустройства, в более широком плане — вообще неких гуманистических концепций. Борьба классов, революции, экспроприации, национализации и тому подобные вещи также служат аналогичной цели.

Экономика в этом смысле есть не только результат окончательной отмены рабства, но и простое и окончательное решение проблемы преодоления суверенитета. Культурная экспансия обязана сопровождать экономику в качестве ее идеологического базиса, для насаждения соответствующей системы ценностей. Здесь налицо значительное раскрепощение борьбы идей (информации), сбросившей с себя оковы национально-государственных императивов; их место, однако, занимают некоторые культурологические, нравственно-психологические догматы и концепции. Процесс дальнейшего раскрепощения будет идти постоянно и неизбежно, он и знаменует собой уничтожение разнообразия, и конец этому процессу нами уже указан — информационная смерть. Поистину всякое движение есть движение к смерти, всякая остановка и есть сама смерть. Гипотетическую картину этой смерти в политико-государственном устройстве можно было бы назвать идеально чистым коммунизмом: равенство всех и во всем, где жизни уже, естественно, не остается никакого места.

5. Всякая группирующаяся масса — будь то дворовые, родовые, профсоюзные или политические образования — есть практическая реализация консолидации информации. Она (группирующаяся масса), по Бердяеву, всегда враждебна свободе. С этим можно согласиться при одном уточнении: определение абсолютной свободы тождественно информационной смерти.

Принуждение, тем не менее, приобретает все более изощренную и законспирированную форму. По мере развития цивилизации оно перемещается из области материального (полицейская сила, экономика) в область сугубо морального воздействия. Вероятно, когда-нибудь, не в таком уж и далеком будущем, экономиче- ская форма принуждения будет восприниматься варварством, каким нам сегодня представляется ее административная форма. (Маркс уже говорил об этом.) Затем потомки будут стенать (уже ропщут) о засильи морали.

6. В основе любой социальной активности лежит биологическая активность самца, его неизбывное стремление практически реализовать природой заложенную в нем потециальную способность стать отцом всех детей, т. е. максимально распространить свою генетическую информацию.

Несхожесть, противоречия, враждебность, антагонизм между мужчиной и женщиной, а также их взаимопритягательность и взаимодополняемость обусловлены принципиально различными возможностями и способами распространения своей генетической информации. Ревность женщины в гораздо большей степени направлена на своих детей (особенно мужского пола) как потенциальных опосредованных распространителей ее генетической информации. Мужчина сам выступает исполнителем этой функции, а объектом ее реализации является сама женщина. Поэтому программно функции мужчины в значительной степени завершаются на этапе рождения ребенка, в то время как забота женщины — довести его до половозрелого возраста. Конечно, в таком чистом виде эта схема не действовала даже в первобытном обществе, поскольку помимо ряда всегда присутствующих социальных и иных факторов, о которых речь пойдет ниже, обе функции — детородная и воспитательная — в той или иной степени присущи обоим полам, именно как необходимые факторы распространения соответствующей генетической информации. Речь, следовательно, идет лишь о самых общих приоритетах.

Ревность мужчины тем в большей степени направлена на своих детей, чем меньше у него способностей и возможностей осуществлять свою основную детородную функцию.

Вместе с тем, по мере реализации процесса, который философы называют “освобождение духа”, т. е. переключения физических потребностей человека на потребности духовные, происходит существенная трансформация глубинных психологических механизмов реализации “своей” генетической информации. Индивидууму, имеющему что сказать миру, становится гораздо важнее распространить именно эту свою информацию, а не просто передать генетическую эстафету дедов сынам и внукам своим; поколения рассматриваются этим индивидуумом уже преимущественно как продолжатели дела, а не рода. В этом аспекте неслучайным представляется уже и то, что, как правило, сексуальная активность гораздо выше у тех, кому нечего оставить в наследство этому миру, кроме набора собственных генов.

Примечательно, что эта схема почти однозначно присуща не только отдельным личностям, но и целым народам и цивилизациям. Современной западной цивилизации, например, нет необходимости распространяться просто путем размножения носителей этой цивилизации, поскольку она успешно осуществляет это посредством интеллектуальной, культурной, экономической и пр. экспансии; нам представляется, именно в этом следует искать глубинные причины низкой рождаемости в странах Запада.

Чем ниже уровень организации, тем сильнее потребность в консолидации, как средстве сохранения своей информации и — как неизбежная плата за это (и в этом парадокс!) — тем меньше шансов для ее распространения и сохранения.

Ряд парадоксов находит свое рациональное разрешение с помощью законов информации. Например, почему человек назвал пороками свои радости. С точки зрения информации ответ прост и естествен: чтобы помешать другому, сильному, реализовать их. Ибо мораль есть наиболее гениальное изобретение слабого в его борьбе за свое место под солнцем, т. е. за возможность распространения своей информации.

Становится ясным также, почему более всего ценя друг в друге независимость (во всех смыслах), мы и прилагаем более всего усилий, чтобы уничтожить ее.

Зло, легко объединяется, так как оно примитивно и однозначно, а добро всегда многогранно, разнообразно, глубоко индивидуально, и потому с трудом находит общую базу для интеграции.

Неприятие чужой информации особенно яро и яркое проявляется в упорном сопротивлении человека юридическому закреплению прав и соответствующих статусов людей, чье превосходство он интуитивно ощущает. В итоге он получает себе гегемона-руководителя, который превосходит его в силе или решимости применить силу, а также в бесчестности, но никак не в уме и образованности. Большая часть несчастий человека проистекает оттого, что в гораздо большей части предрасположен он поддаваться, следовать чужому чувству, чем чужому интеллекту. Это и есть истинная интеграция в человеческом сообществе, в котором изначально генетически заложена трагедия последующего разделения, разброда и нового противостояния. Замечено это еще в Евангелии от Луки: “может ли слепой водить слепого? не оба ли упадут в яму?”

9. Модус бытия (по Фромму) — это самопознание информации (в статике), модус обладания — это динамичный процесс ее экспансии, распространения. Второе, как мы уже отмечали, — в природе информации. Поэтому модус бытия выступает на арену, когда модус обладания преимущественно исчерпал себя. В большинстве случаев этого не происходит никогда. Принципиально это и невозможно никогда, так что речь идет о весьма относительных вещах; впрочем, Фромм так и ставит вопрос.

10. Поскольку тем не менее информация индивида уникальна, он в принципе обречен пережить трагедию одиночества — в начале ли, в конце ли своего пути.