LIKEBACH ON COCA-COLA, или О ПОЛЬЗЕ АЛОГОЛИЗМА

10-02-2003

Антон БатаговПоводом для написания этого текста послужила статья о новой русской музыке американского музыкального критика Кайла Гэнна в газете Village Voice. Статья называется “Like Reich On Vodka”. Ее можно прочитать по адресу:
http://www.villagevoice.com/issues/0249/gann.php

Большой Брат из Главного Города Главной Страны приехал в дремучую варварскую Москву, где, как известно всякому цивилизованному человеку, ходят по сугробам медведи и мрачные мужики в валенках, все они пьют водку и едят икру, а когда как следует напьются, начинают бренчать на балалайке и горланить песни про коммунизм. Стоит Большой Брат посреди Москвы, озирается, и вдруг…
та-ра-ри-ри, ра-ри-ра-ра…
а это еще что такое?! …да ведь это Райх!
буБУМ, даДАМ, даДЫда-дыДЫ, буБУМ, даДЫда-дыДЫ, буБУМ, даДАМ…
а вроде и не Райх… что за черт… ну-ка пойду посмотрю…
Эй, мужики, вы кто?
Мы русские композиторы.
Вы что, до сих пор минимализмом занимаетесь?! Вроде бы уже большие мальчики. Мы в Америке этот минимализм придумали 40 лет назад, но мы с тех пор давно выросли и стали серьезными дядями, а у вас тут, кажется, от водки совсем в мозгах помутилось, и вы так и остались подростками. Да как вам не стыдно! 2002-й год, а вы дрочите как ни в чем ни бывало: та-ра-ри-ри… Я знаю, при коммунизме вас за это в gulag отправляли! А сейчас у вас демократия и President Putin, и вы решили, что вам позволено над нашей музыкой издеваться

Скучно.

Скучно от стопроцентной предсказуемости каждого слова, каждой “мысли”, каждого суждения. Компьютер — значительно более одушевленное и непредсказуемое существо, чем музыкальный критик Кайл Гэнн. Сидишь, работаешь, а он, железный, вдруг что-нибудь такое тебе сообщит, что кажется, будто он живет своей тайной парадоксальной жизнью и имеет свои понятия о смысле бытия, которые с честью отстаивает. Вступаешь с ним в диалог, говоришь ему “А”, и нет никакой гарантии, что услышишь в ответ “Б”. Если ему кажется, что в данный момент вообще нет смысла вести с тобой диалог, то он просто возьмет и молча повиснет, предоставив “юзеру” свободу оплакивать несохраненную работу и размышлять о смертности всего сущего.

К сожалению, “операционка”, установленная в голове г-на Гэнна, не обладает той сложностью и “мультизадачностью”, которые характерны для современных версий MacOS и Windows. Это штука простая, одномерная и даже не подозревающая о существовании каких-либо других систем координат и ценностей. Всё предельно ясно и однозначно:

это оригинал, а это копия; это стиль А, а это стиль В;
А + В всегда равно С;
2 х 2 всегда равно 4.

Ясно также и то, что слушание музыки в таком-то стиле всегда вызывает чувства, раз и навсегда закрепленные за “подобной” музыкой. Шаг в сторону от утвержденного стиля и чувства разрешается в качестве иронии и юмора. Шаг в сторону от “нормального” состояния сознания разрешается, чтобы проиллюстрировать “сумасшествие некоторых измененных состояний сознания”. У гэнновской операционки есть одно большое достоинство: стабильность. Она не виснет никогда. Сталкиваясь с тем или иным явлением, “нормальное сознание мгновенно окунает его в спиртовой раствор, наклеивает на пробирку номер и без малейшего замешательства ставит на полагающуюся полку, где давно уже обрели вечный заспиртованный покой тысячи других образцов. Процедура отлажена до такой степени, что никакие хакерские атаки системе не страшны. Точно такая же система установлена в головах миллионов граждан, что делает взаимопонимание легким и радостным процессом. Граждане эти живут и функционируют в том самом “царстве количества”, которое столь точно описано Рене Геноном, что, казалось бы, к этой картине и добавить-то нечего. Но, во-первых, Генон не интересовался музыкой, а, во-вторых, музыкантов и критиков, как правило, не интересует ни Генон, ни тому подобная “философия”. Они люди серьезные и практичные.

Практичные настолько, что г-ну Гэнну до сих пор не наскучило строчить бесконечные одинаковые статьи, холодно и механистично скользя по поверхности фактов и описывая очевидные приметы услышанного, как будто речь идет не о музыке, а о коллекции пустых банок из-под пива, которая каждый день пополняется новым экспонатом, требующим описания и занесения в каталог.

Представляю себе человека, берущего в руки диск Мартынова Come In!”, пробегающего взглядом по фразе “сту
чите, и отворят вам”, слушающего музыку и… выносящего “юмористическое” ощущение, будто Мартынов “показывает нос слушателю, наслаждающемуся красивыми гармониями”.

И это ВСЁ, что услышал маститый американский критик в данном сочинении?

Да, всё.

Более того, это, пожалуй, самое “живое” чувство, случившееся с г-ном Гэнном при прослушивании русской музыки. Остальные его “впечатления напоминают цитаты из бухгалтерского отчета: “разнообразные манеры”, “изобретательная игра фактур”, “бесконечные повторения в медитативных целях”, “элемент сатиры”, “помесь Баха и Райха”. Поиграв в подобные кубики и поставив диагноз далекое отражение американского минимализма”, критик с подобающим профессиональным достоинством покидает захолустный город М. и возвращается на родину минимализма истинного.

В конце концов, хватит глумиться над человеком, начисто лишенным даже малейшего намека на внутренние горизонты. Такова уж его кармическая ситуация в данной жизни. Так называемая профессиональная реализация успешно расширяет горизонты внешние, создавая иллюзию того, что, например, сила, глубина и направление воздействия музыки определяются с помощью калькулятора и музыкальной энциклопедии. Вряд ли можно объяснить такому человеку, что, скажем, Кейдж гениален не потому, что он изобрел подготовленный рояль и жанр хэппенинга, а потому, что сумел перевести на язык искусства нечто более существенное. А Вивальди, или Бах, или Обрехт хэппенингов не изобретали, а спокойно делали то, чем положено было заниматься музыканту, а уж “дух” дышал, где хотел, не очень-то подчиняясь нормам стиля и “авторского права”. Но вообразим себе на минуту, что кто-нибудь пишет году эдак в 1740-м, что “Бах — это помесь Обрехта с Букстехуде. И не стыдно ему хоралы писать!..”

Дело не в том, хороша или плоха та музыка, которую уважаемый критик мельком услышал и о которой таким же “мельком” написал, а в том, что г-н Гэнн абсолютно глух и вообще не способен что-либо УСЛЫШАТЬ, кроме игры фактур”. Остается надеяться, что в следующей версии системы этот bug будет исправлен.

Довольно метафизики.

Критиков интересуют факты. Поэтому — несколько слов о том, кто и где придумал минимализм, будь он неладен. Да, никто не спорит, американский минимализм — явление исключительное. Но такое впечатление, что главная задача критиков — это что-то вроде охраны государственной границы. Все должны знать, что минимализм изобрели в Америке в начале 60-х, и всякий, кто дерзнет написать несколько нот и поставить знак повторения, будет немедленно задержан, доставлен в полицию, допрошен, после чего депортирован со штампом на лбу “незаконный постминималист”.

Ребята, а где же ваш фирменный профессионализм? Честно говоря, не хочется превращаться в окончательного зануду и приводить длиннющий список примеров “минималистской” музыки, написанной не то что до 1960-х годов и уж, извините, не в Америке, а лет за сорок-восемьсот до означенного рубежа, когда, слава богу, слово “минимализм” еще не пришло ни в чью критическую голову. Можем начать хоть с Равеля, хоть с Мосолова или позднего Скрябина (который, кстати, оказал огромное влияние на Мортона Фелдмана, по его собственному признанию), потом — как не вспомнить Эрика Сати, который своими “Тремя гимнопедиями” в 1887-м году не только минимализм, а еще и весь так называемый концептуализм переплюнул. Далее, если галопом, не забудем хрестоматийную Прелюдию до-мажор из “Хорошо темперированного клавира всё того же Баха (сыграйте ее в два раза быстрее, чем “положено” и без педали — получится ранний Райх), а также многие другие сочинения того же автора. А там уж одно сплошное раздолье начинается: Пёрселл, Уильям Бёрд и вся компания английских вирджиналистов, а потом нидерландцы, и так далее, пока не доберемся до Франции XII века, то бишь до Перотина и школы Нотр-Дам. Тут нам придется остановиться ввиду отсутствия каких-либо научных данных” о более раннем периоде. Но тут же открывается другое совершенно необозримое “поле доказательств” — буквально ВСЯ традиционная и религиозная музыка всего мира.

Так что считать Америку родиной минимализма можно примерно на том же основании, на каком в американских школах объясняют детям, что во Второй мировой войне победили Соединенные Штаты.

Да в конце концов ладно, ну победили — и победили. Судя по всему, в Третьей мировой войне, свидетелями которой мы уже являемся, пусть даже м
ы и не называем происходящее этим словом, не суждено победить ни Америке, ни России. А раз уж так —

Сочтемся славою
Ведь мы свои же люди
Пускай нам общим памятником будет
Построенный в боях
Минимализм

4 декабря 2002

Комментарии

Добавить изображение