СЕЛЬХОЗРАБОТЫ

20-08-2003

[Окончание. Начало в № 330 от 29 июня]

III

Вот, значит, прошло после этого лет пятнадцать, может, чуть меньше. Весь этот период я неукоснительно придерживался принципа “Только не на общие работы!” и в итоге укоренился в городе Нижневартовске. Это если смотреть на карте, примерно там, где ленинградская шестидесятая параллель, перейдя через Урал и пробежав повдоль почти весь Ханты-Мансийский округ, перебирается через Обь. Полградусом только посеверней. Места эти славны, конечно, не сельским хозяйством. Однако, не то, чтобы одни только вышки, трубы да факела. Все-таки по немногим донефтяным русским деревням картошку содют. Растет неплохо. Да, на самом деле, несмотря, что граница вечной мерзлоты в сотне километров, у многих горожан садовые участки, а там: картофель, это уж как положено по всей Советской стране; но еще и огурцы, капуста, клубника(!), смородина, вплоть до фасоли, помидоров и баклажанов. Укрывать на ночь, конечно, приходится, это да. Но по осени, когда в объединении нефтяников проводится выставка огородных достижений, там такие бывают тыквы – в “Запорожец” не влезают. Руки, конечно, нужны, да и голова. Так без них только одно дело хорошо и получается – на климат жаловаться.

Но только это не для меня. Не умудрил Господь. Я уж скорее по осени за грибами да за клюквой и брусникой. Морошку по лету – это я не очень люблю, приторная. Если, конечно, моченая, как Пушкин любил, но и все равно с брусникой не сравнить. Идеал, в общем-то, такой, чтобы в зиму входить, имея на балконе не меньше как ведро моченой брусники, пару эмалированных ведер клюквы и двухведерную выварку квашеной капусты. Капусту, кстати, привозят разово по осени на баржах и горком рассылает разнарядку по учреждениям на работы: разгружать и затаривать. Одновременно месткомы собирают с трудящихся заявки – кому две сетки, а кому и шесть. В сетке, стало быть, пять-шесть кочанов и килограмм пятнадцать весу. В день завоза капусты всякая трудовая деятельность, конечно, прекращается. Ну, разве, отвечаем на звонки. Во всех коридорах эти сетки, листы капустные, Нина-библиотекарша и Флюра-генпланистка вместе с выделенной торгом теткой взвешивают овощ на привезенных товарных весах и собирают деньги. Потом на институтском КАВЗике молодцы-добровольцы под предводительством партсекретаря Ванечки Шулика развозят все это дело по месту жительства сотрудников. Квасят капусту трудящиеся уже индивидуально, каждый у себя на дому. Кто, конечно, не забыл заранее морковкой запастись, а то в капустные дни в овощных не отыщешь. Остальная капуста лежит на ОРСовских базах и зимой ее можно купить мороженую. Не всегда, правда.

В общем, то же самое и с картошкой. И горком, и местком, и сетки, и весы. Только, что квашенная капуста зиму на балконе хранится, закаменевшая в эмалированных ведрах и больших кастрюлях-выварках, а для картофеля, за неимением в шлакоблочных домах пригодных погребов, на каждой лестничной площадке у каждой двери по самодельному ящику объемом мешка на три. Я тоже такой сколотил из упромышленной на соседней стройке половой доски. Сделал, правда, одну ошибку. Ящик у меня получился высокий, вровень с перилами. А было это вскоре после заселения, и тогда в нашем доме, кроме меня и заводского главинжа Марса Тагировича, больше советских почти и не жило. Два средних подъезда так с самого начала и были гостиницей для импортных специалистов: японцев, канадцев и американцев. А в большинстве квартир первого и четвертого подъездов по первости разместилось общежитие строителей из “Болгарстроя”. Братья-славяне были очень воодушевлены низкими советскими ценами на болгарское же бренди “Плиска” и “Сленчев бряг”, что отчасти скрашивало им разлуку с семьями. Вот один такой и повадился после товарищеского ужина подниматься на пятый этаж, где он укладывался на ночлег на моем ящике. Мне не жалко – но ведь свалится, поскольку, как сказано, крышка вровень с перилами. Да и узковато, всего-то сантиметров сорок. Приходилось мне перед собственным отходом ко сну открывать дверь, будить его, осторожно придерживая, словами: “Вставай, братушка! Родина в койку зовет”, и отсылать на третий этаж, где у него была закрепленная кровать. Жестоко, конечно, а что поделать?

Ну, с картошкой, вроде, разобрались. Лук, свекла, редька, морковь, яблоки – это, хоть и не всегда, в магазинах. Зелень, конечно, только по возвращению из краснодарских командировок, но уж тогда ешь от пуза, да и с друзьями делишься. В анналы вошел эпизод, когда мы, после Витиного возвращения из такой командировки и дружеского ужина по сему поводу, доставив нашего друга, умельца Виталика к родной двери, прислонили его там с пучком укропа в руке и позвонили, а сами укрылись этажом ниже от ожидаемого гнева виталикиной супруги. Молниеблещущая Валентина не успела сказать даже первых ритуальных слов, как муж вручил ей зеленый букетик со словами: “Вот, дорогая, весь вечер искал!” Валька потеряла дар речи, да и мы тоже. Консервами же овощными и соками Нижневартовск не обижен по сравнению с другими городами даже и Большой Земли. Во всяком случае, московские дамы, наезжая сюда в командировки, обязательно при отъезде затариваются банками с кабачками. У них в министерстве здешнее место так и именуется полуофициально – “город маринованных кабачков”.

Про мясо-колбасу здесь вспоминать не будем, достаточно отсылки на ранее опубликованные труды. С курами, правда, была одна запавшая в память ситуация. Дело было так, что подошла ко мне наша главная аналитическая дама Галя и от имени широких масс трудящихся попросила отпустить их на закупки. Будто бы в магазин “Сибирь” завезли бразильских кур и будут их с обеда продавать. “Мы, – говорит, – и Вам, С.А., купим, ваша Лина будет довольна” – Я, вообще-то, к таким вещам относился достаточно либерально. Будет большое промысловое обследование – отслужат. Что же до борьбы за дисциплину, то, по моим наблюдениям, занявшемуся этой борьбой уже больше ни на какую деятельность сил не хватает. Да и грех попрекать людей уклонениями от трудовой вахты, если их работодатель и кормилец государство само не может их накормить без очередей на морозе и другим не дает. “Ладно, – говорю, – мотайте все, можете после обеда не возвращаться, в марте на Самотлоре отработаете. Но только это не куры” – “Как не куры? Люба подсмотрела, когда сгружали. Куры, вроде венгерских или французских, в целлофановом пакете” – “Во-первых, Галина Пална, не целлофановом, а полиэтиленовом. Кто тут у нас химфак окончил? А во-вторых, Вы когда-нибудь слышали, чтобы в Бразилии кур разводили? Там и отрасли такой, куроводческой, нету. В Бразилии, Галина Пална, очень много диких ...” – Смотрит она на меня и, видно же, пытается понять, не пошутить ли решил начальник от нехрен делать: “Не может быть, С.А., чтобы обезьян!” – “Именно может, Галочка! Они их разводят на фермах, забивают, морозят и продают в Европу. Только там порода совсем другая. Так и называются – узконосые обезьяны. Вот купите – посмотрите, там пока заморожено, то не видать, а как растает, то сразу видно, что спереди не крылышки, а ручки с пальчиками”. Ну, легко догадаться, что на следующее утро девушки мои меня чуть не убили. Они все, оказалось, моей версии, переданной Галиной, конечно, не поверили – какие могут быть обезьяны? Но и дождаться, пока закаменевшие на минус сорока пяти птички как следует разморозятся, никто не смог, ножами и мужниными отвертками выковыривали крылышки из монолита, чтобы убедиться в отсутствии пальчиков.

В общем, бог с ним, с мясным отделом, помянем лучше молоко и молочное. Может быть, у академика Павлова И.П. молоко и было в виде “изумительной пищи, приготовленной самой природой”, да и то, наверное, только до осени 1917-го. Нам же на природу полагаться не приходится. У нас это делается так: сначала надо набрать воды в пятилитровую банку из под овощного венгерского ассорти “Глобус”, потом, через день-два, процедить через марлю. Только вот этого коричневого осадка и радужных разводьев на поверхности воды бояться совсем не надо – оно не нефтяное, вовсе не ядовитое, а просто лишнее. Это вот что: в нашей речной и водопроводной воде, как везде в краю болот, очень много двухвалентного растворимого железа, соответствующий узел на подготовке не справляется. Если же эта вода постоит на воздухе, то насытится кислородом, железо окислится до трехвалентного и выпадает такими вот пушистыми коричневыми хлопьями. Отфильтровали, вскипятили, еще раз отфильтровали – можно растворять сухое молоко из пакета. Иногда в магазинах и сухое пропадает – ну, тогда плоховато, конечно, кто запасов не сделал.

Но обычно наши люди хорошо знакомы с советской торговлей и к любой зиме готовятся, как к ядерной. Ну и не забудьте упомянутую выше направляющую и организующую роль месткома, правильно Ильич говорил про “школу коммунизма”. Для моей жены в ее первую северную зиму одним из самых ярких моментов была дележка между трудящимися их проектного бюро добытой в ОРСе краковской колбасы. Сообразительные месткомовские дамы измерили линейкой общую длину продукта и делили его по шестьдесят три сантиметра на сотрудника. Она, по-моему, до сих пор (двадцать шесть лет) не совсем еще отошла от того первого впечатления.

Конечно, разведенное из порошка молоко так же безвкусно, как и тот продукт, который я нынче в “Джуэле” покупаю по два сорок девять за галлон. Но по воскресеньям, в принципе, если не полениться постоять, можно купить и молока из настоящих живых коров Локосовского совхоза. Если уж не самый жуткий мороз, заставляющий стоять, не открывая рта, то наши дамы устраивают из этой очереди что-то вроде женского клуба: делятся рецептами, обсуждают происшествия, хают мужиков и начальство. Одеваются, конечно, соответственно климату – шубы, огромные шапки, меховые сапожки-кисы. Часа через три такой живой беседы подъем по лестнице и вот она, магазинная дверь! Ну уж тут, конечно, малым дело не кончается – молока два бидона, кефира бидон, сметаны бидон и, коли очень повезет, то бывает, что еще и большой полиэтиленовый мешок творога. По будним дням натурального молока, конечно, в магазинах не найти. Все, что есть, уходит в школы, детские сады и ясли, ну, разве по мелочам попадает в горкомовский буфет и “белые столовые” для руководства на предприятиях.

Вот для локосовских коровок сено косит весь район, это и есть наш северный вариант всесоюзной агробарщины для горожан. Но меня и большинство наших сотрудников это занятие опять миновало. У нас же проектная контора, а в ней есть изыскательская партия. Вполне приличные мужички плюс дева Оля в унтах сорок первого размера и с внешностью, примерно сказать, Серены Уильямс, только если бы природную чернокожесть заменить на полевой загар. Обычно я с ними мало сталкиваюсь, но однажды вместе кувыркались на аварии продуктопровода у Южного Балыка. Мы возились с пробиванием гидратной пробки, а изыскатели на скорую руку провешивали трассу для аварийного байпаса. Снег, помню, был такой, утонуть можно. Вот с той поры подружились. Так это я к тому, что наша контора на месяц дает изыскательский гусеничный тягач вместе с водителем на покосы – и тем свою сенокосную повинность закрывает. Вроде того, как я читал в одной венгерской книжке, что один трудодень конного батрака считался за два – пешего. С учетом лошадиных сил ГТТ так и выходит. В остальном отделываемся только капустно- и картофелеразгрузочными отработками.

Но скажите, можно ли в Союзе избежать сельской тематики, хоть бы до этого всего тебе было как до озоновой дыры над Антарктидой? Каждое утро областное радио “Тюменский меридиан” и окружное “Югорская параллель” сменяя друг друга в моем репродукторе сообщают что-нибудь занимательное на сельхозтему. Можно подумать, что живешь где-то в аграрном Черноземье. Дополнительный заряд фантастичности всей этой пропаганде придает твердое знание, что удачи и проблемы хлеборобов не имеют никакого отношения к тому, что завтра будет на столе у Нижневартовска и всей страны. Всё одно танкера будут уходить в Батон Руж и Геную с нефтью, а возвращаться с пшеницей в отмытых почти дочиста танках. Правда и то, что нефти на Новороссийск, Вентспилс и Адамову Заставу уходит все больше, цены на нее, тьфу-тьфу, растут, спасибо аятолле Хомейни и иранской заварушке, а очереди все длиннее, а карточки, виноват, талоны спецзаказов на мясо и масло все в новых и новых городах. Вот уж и в куда изобильном Краснодаре анекдот про два фирменных магазина, один напротив другого через улицу Красную: “Нет, гражданочка, в нашем магазине нет рыбы. А мяса нет в магазине напротив”.

Если набраться серьезности и покруче наморщить лоб, то можно вспомнить, как несколько лет спустя ВАСХНИЛовский экономист, академик и нардеп Емельянов, с которым мы познакомились как активисты “Демплатформы”, рассказывал мне во время перекура историю своего знакомства с Горбачевым:

Мы, – говорил академик, – у себя в отделении давно сделали расчеты переориентации агрокомплекса. Получается, что можно практически вообще обойтись без импорта зерна и обеспечить кормами все животноводство страны только за счет одной Кубани. Только, конечно, никакого риса, да и пшеницу тоже в сторону. Пшеница может выгодно расти на Украине, на Волге, в Сибири. Рис в Средней Азии. А вот кукуруза и соя, практически только в Краснодарском крае для них достаточно и солнца и влаги, чтобы не получалась золотая себестоимость. Но у нас же в Президиуме больше селекционеры. Где у них самые большие урожаи, за которые Героя Соцтруда дают? Мы им объясняем про разделение труда между зонами, что при такой схеме наивысший доход при умеренных затратах – а они как скала, говорят, что Кубань создана для пшенички, самый урожай. Урожаи-то большие, слов нет. Невыгодно для страны. И никак через наших президиумных дедов не перейти. Большая Академия за нас, но в ЦК без письма от нашего президента и говорить не хотят.

А тут умер Кулаков и стал новый, молодой энергичный куратор по Продовольственной Программе. Мы к нему – Михаил, мол, Сергеевич, вот так и так, помогите с нашим начальством справиться. Он прочитал, вызвал нас, весь в восторге, обнял, пожелал удачи. Только, – говорит, – получите положительное заключение у вас в Сельхозакадемии – и добро пожаловать! Я поддержу.

Ну вот, поэтому я сюда и подался, что там не пробить. Ничего не помогает!

Собственно, и тут, как известно, не помогло. Но пока что до этого шапкой не докинуть. Даже еще и “Бранденбургский концерт” Баха, как музыкальный бэкграунд кремлевских похорон, только-только стал постоянным хитом Радио и Телевидения. Вот в этот-то исторический период репродуктор особенно много вещал про Оренбургский Метод Выращивания Молодняка. Метод этот отличался особым цинизмом и сводился к тому, что юного бычка держат не в коровнике, а, подобно Емеле Пугачеву, в клетке на свежем воздухе. И поят теплой, как особо подчеркивается, водой, что и дает небывалые результаты. Сколько помню, уже и в Оренбурге мороз до сорока не такая редкость, так что бычок, в надежде спастись от замерзания, вынужден быстро накручивать привес. Кем же надо быть, чтобы выставить бедное теля без укрытия на ханты-мансийский минус, мне уж и представить трудно. Не знаю, сажали ли в эту самую оренбургскую клетку хоть одного реального теленка, так же, как не знаю, использовался ли кем-нибудь в реале популярный в годы моего детства кок-сагыз. Все это, конечно, частные варианты известного культа карго, заочное обучение изготовлению деревянных радиостанций с антеннами из лианы.

Видимо, где-то в малоисследованных глубинах нашего соборного мышления есть остров святой веры в Технологию. В то, что есть где-то на свете чудесный набор процедур и амулетов, нужно его выкрасть у Кащея, внедрить в нашу жизнь – и дальше можно не работать. Равноапостольный Владимир, как кажется, за такой магический набор принял греческую веру, Петр Алексеич полагал, что вся сила – в парусах, брадобритии и хождении войска регулярным строем, Екатерина упирала на картошку и оспопрививание. Владимира Ильича пленили госкапиталистические тресты и карточная система, созданные немцами на время Мировой войны, а Никиту Сергеевича – знаменитая айовская кукуруза. Да что уж говорить – любимая вера нашего поколения в чудодейственное влияние официального провозглашения рынка и многопартийности тоже ведь из этой же религиозной системы.

Видимо, где-то в малоисследованных глубинах нашего соборного мышления есть остров святой веры в Технологию. В то, что есть на свете чудесный набор процедур и амулетов, нужно его выкрасть у Кащея, внедрить в  нашу жизнь – и дальше можно не работать. Равноапостольный Владимир, как кажется, за такой магический набор принял греческую веру, Алексей Михайлович уповал на троеперстие и почтовую службу, Петр Алексеич полагал, что вся сила – в парусах, брадобритии и хождении войска регулярным строем, Екатерина упирала на картошку и оспопрививание. Владимира Ильича пленили госкапиталистические тресты и повальный учет, созданные немцами на время Мировой войны, а Никиту Сергеевича – знаменитая айовская кукуруза. Да что уж говорить – любимая вера нашего поколения в чудодейственное влияние официального провозглашения рынка и многопартийности тоже ведь из этой же религиозной системы.

На самом деле, конечно, новые технологии – вещь хорошая. Попадая на подготовленную почву, как в Японии XIX века или в Сингапуре века ХХ, они могут делать чудеса. Остается, однако, загадкой, могут ли, скажем, короткостебельные борлауговские сорта злаков привиться там, где одной из вершин фольклора была и остается песня “А мы просо сеяли, сеяли – А мы просо вытопчем, вытопчем”. Я, конечно, надеюсь на положительный ответ – но полной уверенности пока нету.

IV

Вот, значит, однажды и я чуть не внес весомый вклад в отечественный набор магических технологий. Грубо говоря, пиару не хватило, как хомячок крысе объяснял.

Надо мне по делам съездить в Радужный. От Нижневартовска сто семьдесят километров на север по бетонке, семьдесят – это через Самотлор и еще сто от Белозерного газоперерабатывающего завода до Варьеганской компрессорной станции. По осени – так мечта, а не поездка. Особенно на обратном пути. Шаг в сторону, даже не в лес, а под провода ЛЭП – подосиновики размером с кепку и без единого червячка. Клюква, брусника времени требуют побольше, но идти к ним от бетонки тоже не так много. Выходят на обочину тетерки-копалухи – глотать на зиму мелкие камешки для пищеварения. Так что и охотникам раздолье. Удочку можно на Ван-Егане или еще какой речушке-егане по трассе позабрасывать – тоже без рыбы не останешься. Комаров уже поменьше, чем по лету. В общем, это именно то, что мы с водителем Витей любим. Одно горе – клапан у него застучал и он по автотранспортным конторам шакалит, нет ли у кого. А ехать надо вот именно завтра.

Ладно, думаю, в позапрошлом году мы с Васькой вообще сделали обследование радужнинской трубы на попутных. А что делать, если у нашего ГАЗ-66 коробка полетела, а у заказчикового УАЗика в первый же день сцепление накрылось? Сами знаете, какие у нас дороги. Где бетонка, как лесенка, а где и лежневка. А переход на новый расход на газопроводе никто по этому случаю переносить не будет и больше нам такой переходный режим не записать. Ну, так что же! Меня жизнь так учила, что кто хочет сделать – ищет способ, кто не хочет – причину. В сумку образцовый манометр, десяток пробоотборников, термос с чаем и пакет с пирожками. И на трассу – голосовать. Так от пикета до пикета десяток попуток пришлось сменить.

Сейчас такой спешки нету, но попасть к генералу “Варьеганнефтегаза” страсть нужно. Ладно, думаю, до Белозерного завода я на вахтовом доберусь, а там будет видно. Видно оказалось, что мне пошла пруха: заводской главный инженер Владимир Иванович со своими орлами как раз едет в Радужный, на Варьеганскую компрессорную. И я с ними. Садимся в КАВЗик – Володя, я, дама из бухгалтерии и заводской главный технолог Юра с выдающейся фамилией Кадыгроб. Володя что-то расслабился и начал нам на жизнь жаловаться. Заставляют завод принимать на себя обязательства по производству мяса, мало им, что газ перерабатываем, вот еще за пейзан поработать. Директора ихнего я хорошо знал и относился к нему как все – хоть бы и век не видать. Перед начальством на цырлах, а что инженер, что руководитель слабенький, лишь бы на кого дело свалить. Да он, кстати, невдолге уехал в академию на начальника обучаться, а Володю назначили директором. Вот он, видать, пока и спихнул на главного инженера это дурное дело явно не из главинженерской области.

Но тот не жалуется, а просто печально так вслух рассуждает, что свинарник – не проблема. Есть корпус после демонтированной установки, можно его переоборудовать. Проблемы две – канализация, поскольку свиное дерьмо по ядовитости недалеко ушло от иприта с люизитом. И чем, собственно, кормить проклятых. “Может, Юра, нам вспахать землю под ЛЭП, посадить картоху, да и кормить? А то ну его со свинством с этим, разведем карпов в пожарном водоеме. Слушай, наука, карпы картошку едят?” Это он, конечно, несколько забыл с кем дело имеет. Хотя не должен бы. Они еще по аварии восемьдесят второго должны бы запомнить, что меня лучше не подкалывать. Я ему сразу: “О чем речь? Открывай финансирование, проведем эксперимент. Товарищ Косыгин так и учил, что наука нынче стала непосредственной производительной силой”.

Ну, а в самом деле, чё ж им делать? Горе-то это у всех, обком всем предприятиям задачу поставил: на каждого работающего произвести по те самые два кило мяса в месяц, что на талоны полагается. Говорят, что и в Ямало-Ненецком округе так же. Как уж у них, не особо в курсе, буду в Тарко-Сале обследование проводить – спрошу. А у нас в Ханты-Мансях все известно – себестоимость килограмма свинины получается до двадцати пяти рэ, про говядину и разговора нет. Козлы, конечно, начальники, им бы только в Москву о почине доложить. ... Лихо это Володя насчет карпов в пожводоеме ... не разрешат только. Пожар тушить – рыба рукава забьет. А так – не проблема поддерживать любую температуру. Низкопотенциального тепла на заводе навалом. . Хотя можно на всасе решетку поставить. Такие задачи надо, в принципе, по Альтову решать, через ТРИЗ ... карпы картошку, может, и едят ... где это я про приваду видел? ... надо будет в Сабанееве посмотреть. Вон форель на муху ловят, а чем ее там, в Адлерском прудхозяйстве, кормят? Навряд ли, чтобы мухами.

Тут я вспомнил, как наш сэнээс-диссидент Саша Из Физтеха травил байку про какого-то своего знакомого, который р собрался раз и навсегда решить мушиную проблему вместе с проблемами пищевых отходов и кормов для куроводства. Идея была в разведении мухи вульгарис в специальных изолированных объемах, куда подаются через герметичный шлюз те самые отходы, а избыточные мухи покидают их своим ходом через другие шлюзовые камеры, сверху резервуара. Время от времени, конечно, пришлось бы эти аппараты и их содержимое обваривать паром. Вообще, живых мух курям скармливать, кажется, не предполагалось во избежание эпидемий, только заваренных паром. Побочным эффектом должно было стать полное исчезновение мух из окружающей среды – известно же, что как только человек какое-то животное доместицирует, то в вольной жизни его поминай, как звали. По Сашиному рассказу энтузиаст, как и положено настоящему изобретателю, начал с разведения насекомых в своей ванной комнате. В качестве первого эффекта от него ушла жена, что было дальше, я. по совести, не дослушал, время было ехать на месторождение. Да-а, мухи, это, конечно ... хреново, что у них крылья. Улетят к едрене фене – чем тогда рыбу кормить? В это время мы как раз проезжали поворот на леспромхоз на тридцать шестом километре. Вот, интересно, им тоже велят насчет свинок, или это только на нефтяников такое счастье?

И тут рыба срослась. Низкопотенциальное тепло, насекомоводство и древесина. Я минуты три тупо смотрел перед собой, потом помотал головой, утрамбовывая содержимое. Еще пару минут поподбирал терминологию и начал излагать:

“Нашел я тебе, Владимир Иваныч, чем рыбок кормить! И картошку сажать не надо. Вот смотри – у тебя на заводе остаточного тепла хоть этим самым ешь, так? А у леспромхоза опилок полная гора, лежат-гниют, так? Вот и надо у тебя термитов разводить!” – “Кого?” – “Термитов, Володя. Карпов кормить. Или курей” – “Они же где-то в Африке?” – “Во-первых, северная граница ареала в Туркмении, я сам у Халифмана читал. Во-вторых, это же хорошо, что они в Сибири без подогрева жить не могут. Значит, не убегут. От мух в отличие” – Про мух, это я, пожалуй, зря. Обидеться он не обиделся, но разработанную мной программу термитоводства на Белозерном ГПЗ дослушивать не стал, коротко послал меня подальше и вернулся к своему разговору с бухгалтершей о смете реконструкции на Варьеганской компрессорной. Зато Юра Кадыгроб, который откровенно томился от бухгалтерской тематики, с удовольствием пересел ко мне и мы с ним провели в лучших традициях мозговой штурм по разработке схемы опытного подсобного хозяйства на пищевой цепочке “древесина-термиты-карпы”.

Получалось так – древесные отходы: кора, ветки, опилки, обрезки – завозятся из леспромхоза грузовиками на завод, пока не построим специальный пневмотранспорт. Здесь, в бетонном резервуаре, обогреваемом горячим газом, завезенные из Туркменской республики термиты поедают древесину, дают привесы и размножаются. Убежать они никуда не могут, потому, что на подводящих тепло трубах приварены широкие воротники из несъедобного даже для термитов металла, а через холодную землю они не ползают, боятся. Когда все съедят – часть термитов уползает в открывающуюся на сей случай специальную камеру, чтобы послужить затравкой для следующего цикла. Остальных запариваем прямо в камере. Потом в псевдоожиженном состоянии термитная масса подается по пневмопроводу в пожарный водоем, где ее с успехом поедают карпы. Задание Партии выполнено. Белозерный ГПЗ отчитывается об успехах, магазины Нижневартовска и поселка Белозерный завалены рыбой. Мы с Юрой получаем Ленинскую Премию, а Владимир Иваныч, как консерватор и ретроград, не получает ничего, кроме медали “Ветеран труда”. Тем временем мы доехали до компрессорной, спутники мои там вышли и пошли в здание, а водителю было сказано: забросить науку в объединение нефтяников и возвращаться.

Дело свое я сделал к концу дня и вернуться с заводчанами не успел. Так я позвонил Толе, мужу Ларисы, приятельницы моей жены, который как раз работал на компрессорной станции главным механиком, а сейчас так и вообще был там за главного на время отпуска начальника. Оказалось, что от него завтра утром поедет “Камаз” в Нижневартовск, довезет меня прямо до объединения газопереработчиков. А это в ста метрах от моего дома. А пока Толя предоставляет мне ночлег и ужин в своей здешней резиденции. Лариска-то так и живет в их квартире в нижневартовском Первом микрорайоне, да и Толя тут задерживаться не планирует, просто необходимый этап в карьере после годичной японской командировки, я это и раньше знал. Так что по части мебели в его тутошней двухкомнатной квартире два дивана, хромой кухонный стол и две табуретки. Мне это дело знакомое, я тоже так жил на Дальнем Востоке в лейтенантские годы, пока не надоело топить печку и не перешел на постой в избу к Бабе Химе. Но тут, конечно, центральное отопление, шлакоблочный дом на улице Нефтяников. Господи, я ведь еще помню, как весь поселок был – десяток вагончиков и только что поставили первое двухэтажное деревянное общежитие! И добираться большую часть года только вертолетом. А теперь – пятиэтажные дома, настоящие магазины, клуб, бетонка от самого Нижневартовска, аэродром для рейсовых самолетов собираются строить! То ли еще будет!

Ужин, конечно, самый простой. Скорей всего сказать, что просто закуска. Курица с тушеной картошкой из столовой на компрессорной, квашеная ларисина капуста, маринованные кабачки, кекс “Уфимский”. Почему-то в госторговле кулич называют так и продают круглый год, независимо от пасхи. Зато – на столе, как у белых людей: пара пузырей редкого марочного вина “Агдам”. Тогда как раз было очередное обострение борьбы Красного знамени с Зеленым змием и купить даже такую дрянь было затруднительно. А Толя расстарался. Что значит – начальник! Он, вообще, очень хороший парень, несколько только, как бы выразиться ... простодушный, что ли? Особенно по технической части. Что незамедлительно и подтвердилось. Только мы с ним по первой выпили, смотрю, что хозяин мой как-то мнется, вроде спросить чего-то хочет. Я его подбодрил и тут выяснилось, что предметом застенчивости служит желание узнать поподробней о моей научной работе по разведению и транспорту термитов на Варьеганской КС. “Чего-о?”

А это, оказывается, что когда слегка взволнованный в присутствии начальства Толя расстался с уехавшим к строителям главным инженером, то его взял в оборот Кадыгроб. Хитрый хохол навешал ему лапши о том, что по указанию сверху в объединении “Сибнефтегазпереработка” готовится решение о разведении термитов на низкоградусном тепле компрессорной. Нашу общую разработку он еще дополнил идеей транспорта готовых термитов в потоке газа по стокилометровому газопроводу до Белозерки и сообщил, что “тут сейчас в Радужном твой приятель Сергей, ему заказали разработать технологию трехфазного транспорта под давлением: газ, жидкий конденсат и мелкодисперсные термиты в пробковом режиме”. Терминологию эту Толя уже где-то слыхал, на его сторонний взгляд она прозвучала правдоподобно, а я, в подтверждение кадыгробовского рассказа, действительно оказался в поселке, вот он и взялся уговаривать меня, чтобы я дал по этой идее отрицательное заключение. “Ты понимаешь, нам еще вторую очередь вводить, ну никак не до этого!” Вот ни хрена себе! Он же вправду опасается, не заставят ли вот этим заниматься! А впрочем, мало ли идиотских идей приходит сверху и создает дополнительную головную боль таким вот Толикам-главным механикам?

Пришлось клятвенно обещать, что научная часть нашего филиала в моем лице приложит все усилия, чтобы ничего такого не было или, хотя бы, чтоб головным объектом в этих разработках оказалось какое-нибудь другое предприятие. За что и допили “партейное”. Каких только жертв не приносишь во имя дружбы!

А жаль, славная была бы работа, ей-богу!

Комментарии

Добавить изображение