ГАЛЕРЕЯ МАСОНСКИХ ПОРТРЕТОВ

18-03-2003

[Продолжение. Начало в 331 от 06 июля, 332 от 13 июля, 333 от 20 июля, 335 от 03 августа, 336 от 10 августа.]

Маклаков Василий Алексеевич (1869, Москва – 1957, Баден в Швейцарии), член-основатель ложи "Северная Звезда" Великого Востока Франции. Оратор со дня основания по 1930 и в 1932. Почетный член ложи с 5.10.1930. Юридический делегат в 1926 и в 1931-1932. Почетный досточтимый мастер с 8.4.1948. Член ложи до кончины.

Знаменитый адвокат, член партии кадетов с 1904 года, депутат от Москвы во 2ой, 3ей и 4ой Думах. Назначенный послом России во Франции правительством Керенского, Маклаков прибыл во Францию только в ноябре 1917 года. Он не признал нового правительства, но продолжал занимать помещения посольства вместе с персоналом. До начала 1922 года французское правительство поддерживает официальные отношения с этим посольством.

Создатель малочисленного, но весьма интересного русского масонства в лоне Великого Востока Франции, начавшегося созданием ложи "Северная Звезда". Акт учреждения ложи "Северная Звезда" был подписан 18.11.1924. Прошение об основании 26.11.1924. Инсталляция произведена 26.12.1924. Работала в союзе Великого Востока Франции в помещении на рю Каде и на частных квартирах, собирались каждый второй и четвертый четверг месяца.

Среди основателей ложи "Северная Звезда" были также:

- Николай Дмитриевич Авксентьев (министр Внутренних дел в правительстве Керенского, в эмиграции – председатель ассоциации членов земств и городских управ заграницей, а также комитета помощи беженцам. Досточтимый мастер ложи "Северная Звезда" со дня основания по 1928, с 16.11.1930 по 1932 и в 1938. Депутат конвента Великого Востока Франции в 1925-1927, в 1932 и в 1939. Почетный досточтимый мастер с 7.11.1928. Член ложи до Второй мировой войны),

- Марк Александрович Алданов,

- Маргулиес Мануил Сергеевич (известный петербуржский адвокат. 1-й страж со дня основания ложи по 1928. Депутат на ассамблею Великого Востока Франции в 1925-1926. 3-й эксперт с 7.11.1928 по 1929. Вышел из ложи в 1933, официально исключен из нее в 1935. Один их основателей "Свободной России", второй и последней русской ложи Великого Востока Франции),

- Николай Николаевич Пораделов (хранитель печати в 1924. Секретарь с 7.1.1925 по 1927. Депутат на ассамблею Великого Востока Франции в 1926-1927. 2-й страж с 30.11.1927 до 7.3.1928, когда ушел с этого поста. Вышел в отставку из ложи 5(20).11.1929) и другие.

В ложу в разное время входили Иван Билибин, Павел Николаевич Переверзев, Вадим Леонидович Андреев, Рубен Иванович Берберов, Гайто Газданов, Владимир Евгеньевич Жаботинский, Михаил Осоргин, Павел Николаевич Переверзев и др.

Похоронен на русском кладбище в Сан-Женевьев-де-Буа (могила 742, участок 1).

Маковский Сергей Константинович (1877—1962) - посвящен в Ложе Северное Сияние.19.7(6).1926. Дародатель в 1928. Вышел в отставку из ложи 26.12.1931. Член ложи Юпитер со дня основания. Возведен во 2-ю ст. 11.3.1927, в 3-ю ст. - 26.7.1927. Юридический делегат в 1928-1930. Оратор в 1931-1933, 1956, 1959, выполнял эти же функции в 1957-1958. Депутат в Великой Ложе Франции в 1933. Радиирован 20.6.1935. Реинтегрирован 4.3.1955. возведен в 18-ю ст. 24(20).4.1956. Член капитула Астрея по 1959. Почетный член ложи с 5.2.1959. Помощник оратора и член административной комиссии в 1958. Знаменосец в 1960-1961. Член ложи до кончины.

Похоронен на русском кладбище в Сан-Женевьев-де-Буа (могила 2487, участок 1).

М. Корнфельд написал трогательное последнее, прощальное слово о брате Маковском11 :

 

В лице брата Сергея Константиновича Маковского Русское Масонство понесло тяжелую утрату. Вся зарубежная печать, в целом ряду статей, отметила ту исключительную роль, которую, на протяжении полувека, играл бр\ Сергей Константинович в художественной жизни России и Зарубежья.

Поэт, художественный критик, редактор-издатель "Аполлона", неутомимый организатор, - вся жизнь Сергея Константиновича. была посвящена искусству, во всех его проявлениях и масштабах...

В 1908-м году им был организован "Салон" живописи, рисунка, скульптуры и архитектуры, где было представлено свыше 600 произведений русских мастеров, ушедших от академической рутины и безвкусия передвижников. В это же время был основан "Аполлон", ставший, после "Мира Искусства", центром исканий новых путей в области русского художественного и литерату

рного творчества.

В помещении редакции "Аполлона", на Мойке, С.К. устроил ряд более интимных выставок и вечеров. Я хорошо помню, например, выставку французских графиков, выставку "Сатирикона", концерт (вероятно, первый) Сергея Прокофьева, исполнившего (в гимназической куртке) несколько своих произведений для рояля.

В 1905-м году вышел первый сборник стихов Сергея Маковского, а в 1906-м - первая из трех книг под общим заглавием "Страницы Художественной Критики".

Я не буду касаться многочисленных трудов, опубликованных братом Сергеем Константиновичем девяти сборников стихов, ряда художественных монографий, посвященных главным образом русским художникам и народному искусству. Это выходит за пределы моей задачи. Но отмечу двое книги воспоминаний: "Портреты Современников" (Нью-Йорк, 1955г.) и недавно вышедшую в Мюнхене "На Парнасе Серебряного Века", представляющие для нас особый интерес, т.н. в них отчетливо выступает силуэт брата Сергея Константиновича как Вольного Каменщика.

Мне кажется, что область художественной критики, вообще говоря, является превосходным экраном, на котором с предельной четкостью выявляется миросозерцание писателя.

Конечно, критика критике - рознь. Что касается брата Маковского - он исходит из концепции Оскара Уайльда, изложенной в нашумевшем в свое время диалоге: "Critic as artist". "Задача критика, пишет Сергей Константинович, - вовсе не оценка того или другого произведения (безразлично, с точки зрения эстетической, нравственно-идейной, социальной и т.д.), а задача эта - создать самому критику по поводу разбираемого произведения, свое, новое произведение искусства... Нельзя себе представить ничего более противоположного отправным точкам зрения наших ревнителей научной объективности, критиков-общественников 19 века, чем этот уайльдовский критический субъективизм…

Критические статьи Маковского менее эгоцентричны. Его позиция как критика соответствует в известной мере концепции Сократа, приравнивавшего свою задачу как философа к роли повитухи, облегчающей рождение младенца. В отличие от повитухи, философ способствует рождению идеи.

Mutatis mutandis, художественный критик играет, в области художественных переживаний, роль философа и плане отвлеченных идей: описывая свои переживания, вызванные данным художественным или литературным произведением, критик порождает в психике читателя или зрители переживания, которые это произведение, само по себе, без его посредства не могло вызвать.

Родившись в семье знаменитого художника, жизнь брата С.К.Маковского, с детских лет протекала в атмосфере художественного творчества. Не мудрено, что весь его внутренний мир и все его интересы стали развиваться под влиянием художественных и литературных произведений и их авторов.

Но будучи по своей природе и темпераменту, реализатором, строителем, роль кабинетного критика, с лупою или скальпелем в руках анализирующего то или иное произведение ему никак не подходила. Его влекла активная, созидательная работа. Им владело деспотическое желание заставить своих читателей воспринимать творчество близких его сердцу писателей и художников его глазами, построить новые мосты между художественным произведением и воспринимающим зрителем,

Это стремление толкнуло С.К. и сторону собственного издательства, благодаря которому он получил возможность "открыть" целый рад писателей и художников, выявить их подлинное лицо, обнаружить их настоящую ценность.

Не говоря уже об Анне Ахматовой, стихи которой, впервые, были напечатаны в "Аполлоне", я назову наудачу имена Иннокентия Анненского, Случевского, князя Сергея Михайловича Волконского, нашего дорогого брата Мстислава Валерьяновича Добужинского, произведения которых пребывали в полунеизвестности.

Я приведу несколько строк названных авторов, процитированных Сергеем Константиновичем, в которых его мысль по-видимому сливается с мыслью цитируемого писателя.

Иннокентий Анненский: "В каждом из нас есть два человека, один - осязательный, один - это голос, поза, краска, движение, рост, смех. Другой - загадочный, тайный. Другой, это сумеречная неделимая несообщаемая сущность каждого из нас; это есть именно то что нас животворит и без чего весь мир, право, казался бы иногда дьявольской усмешкой... Первый ест, спит, бреется, дышит и перестает дышать, первого можно сажать в тюрьму и заколачивать в гроб. Но только второй монет в себе чувствовать Бога... Гоголь оторвал первого от второго и сделал его столь ошеломляюще телесным, что второй человек оказался решительно затертым..."

По поводу "Загробных Песен" Константина Случевского брат Маковский пишет:

"В этих песнях Случевский не только философствует о мертвеце, который пребывает свидетелем разлуки со своим собственным телом, он хочет увидеть себя разорвавшим свои земные пути и улетающим в бессмертность космического неба..."

"Ни прошлого, ни будущего. Вечность. Пространство без границ... Видимы стали когда-то жившие души между кострами бессчетных светил... Словно бессмертие человека только расширяет во много раз поле его космического созерцания..."

Кн. С.М.Волконский: "После крушения императорской России, испытав на себе, до последней крайности последствия революции, он уже ничего не требовал "для себя", принимая действительность, как она есть, как логически-неизбежное. В романе "Последний день", замечание о своем герое Андрее явно автобиографично: ...Он не мог, то есть не то, что не мог, а не хотел ненавидеть. Он знал, отлично знал людскую пакость и все ее разновидности: и дворянскую пакость, и революционную пакость и чиновничью пакость. Он все их знал и лично испытал. Но он находил унизительным опускаться до вражды."

"... Книга "Быт и Бытие" /Изд. 1924 г.,/, а свое время была замечена, но скоро почти забыта. Между тем она заслуживает высокой оценки... Говорить о ней трудно... Хотелось бы цитировать сплошь, страницу за страницей..."

Брат Маковский посвятил обстоятельную статью творчеству нашего брата М.В.Добужинского, многочисленные и замечательные работы которого украшали в той или иной форме, в течение всего "Серебряного Века", большинство наиболее выдающихся русских художественных книг и журналов.

Попутно, брат Сергей Константинович восстанавливает подлинное значение книжной графини, пребывавшей у нас до эпохи "Мира Искусства" в загоне.

"Известно, пишет С.К., с какой обидной снисходительностью относятся к "бухшмуку" живописцы, не желающие ничего видеть дальше станкового своего мастерства : графикомания - ведь это главное обвинение против "Мира Искусства" со стороны нынешних поборников "чистой живописи, всегда готовых отмести то, чего они не понимают. 3аблуждение! Большой вопрос еще, многое ли из того, что дали эти "чистые живописцы" останется в назидание векам, между тем как бесспорно остались уже, не потеряли свойства волновать воображение, ныне виньетки Сомова, Лансере, Добужинского, как волнуют и теперь книжные ксилографии Грина или медные гравюрки Гравело..."

Русские Вольные Каменщики всегда смотрели на Масонство как на Посвятительное Общество, но различали два возможных пути для посвященных.

Один из них состоял в индивидуальном совершенствовании и вел к "башне из слоновой кости". Другой, выдвигавший на первый план общественное служение, имел целью разрежение ряда социальных и политических проблем.

В зависимости от эпохи и личного состава, в масонстве преобладала та или иная тенденция. Бывали однако счастливые периоды, когда оба пути сливались в едином синтезе, когда индивидуальные духовные достижения направляли и освещали работу во внешнем мире.

В исторической перспективе, таким счастливым и блестящим периодом в русском масонстве было время Новикова и Шварца.

В эмигрантских условиях, положение русских мастерских за рубежом оказалось гораздо более сложным и трудным...

Что же касается брата Сергея Константиновича Маковского, его позиция была кристально ясна. Достаточно ознакомиться со следующим автографом на одной из его книг (от 18-го декабря 1906 года), чтобы убедиться в том, что он был, строго говоря, масоном "avant la lettre".

"Быть русским и чтить восхищенно святыни Запада, любить русскую национальную красоту, приобщая ее к культурным сокровищам всего мира, - в этом задача нашего просветленного будущего. С.М. 18 дек. 1906 г. Париж

В заключение, я приведу последнюю /пропущенную/ строфу одного стихотворения, в котором с предельной ясностью обнаруживается все мировосприятие брата Сергея Константиновича:

Там, на бездонной глубине,

и где-то, где-то недалеко,

- нет, рядом, ближе, здесь, во мне -

Свет горний Вечного Востока...

("В Лесу", Париж 1956).

Масонские стихи Маковского представляют особый интерес. Если масонские стихи Киплинга общеизвестны, "масонские" стихи Гумилева или Волошина (что масонами не были, ни тот, ни другой), публиковались многажды, масонские стихи Маковского, кажется, не опубликованы до сих пор…

Первое стихотворение не просто очень возвышенно и мило, но и позволяет уточнить дату посвящения автора в масоны (некоторые источники указывают чуть не 29 год, однако 1927 год, указываемый Tableau Северного Сияния, подтверждается датировкой стихотворения).

ПОСВЯЩЕНИЕ
Сонет

Вот взяли бережно за рамена 

И в храм ввели, пригнув профану выю... 

И слушаю незримого витию, 

Клянусь молчать и чашу пью до дна. 

Три раза странствую. И тьма грозна, 

И огненную прохожу стихию. 

И вдруг прозрел и вижу литургию: 

Ступени, пламя, труп, и тишина... 

"Да будет свет великий!" И повязка 

Спадает о глаз опять. Что это? Сказка? 

В передниках и лентах предо мной 

Таинственные рыцари и маги, 

И храм в огнях, и радугой стальной 

Шотландские поблескивают шпаги.

10 марта 1927

Второе стихотворение было написано тридцать три года спустя, словно замыкая символический масонский круг:

КРЫЛЬЯ

Владимиру Поль.

Из века в век томился он о чуде, 

о крыльях, о полете ввысь, 

– туда, туда, где не бывали люди,

мечтал он в небо вознестись.

Века текли... Его упорный разум

природу побеждал и креп,

и солнц рои, невидимые глазом,

узрел он в далях... И – ослеп.

И создал он, слепой, 

не 

крылья духа,

подобье создал саранчи,

он бросил ввысь грохочущие глухо

молниеносные смерчи.

О, бред! Затем ли вечность звездный купол

дарует смертному сквозь тьму,

чтоб он увидел, озирая бездны,

миры, где места нет ему 

.

Позор зломудрия! Как волк голодный

ощерен на народ народ,

и с неба огнь, наземный и подводный,

вот-вот живое все сотрёт.

Бездушной силой превзойдя все меры,

во тьме пучин, где света нет,

ладьи погибельные Люцифера

всевышний затмевают Свет.

1960

Мендельсон Марк Самойлович – член-основатель ложи Лотос. Архивист-библиотекарь ложи в 1934. 2-й оратор в 1938. Оратор с 1939. Восстановлен в ложе 8.4.1946, хотя жил в США, в связи с идеей создания Международного Союза русских Лож. Вышел в отставку из ложи 1.1.1956. Почетный член ложи Астрея (присоединен 4.12.1956). Член ложи до кончины. Член ареопага Ордо об Као в 1947-1958. Возведен в 32-ю ст. в 1936. Оратор Консистории Россия в 1939. Возведен в 33-ю степень в 1939(?). Член совета с 19.3.1939.

В связи с тем, что значительная часть масонской жизни М.С.Мендельсона прошла в США, памятную записку о нем написал американский брат русского происхождения12 :

Не удается мне сказать о Мендельсоне то, что так необходимо сказать. Принимался много раз, исправлял без конца, Начинал сызнова. Все не то. Может кто-нибудь другой найдет настоящее слово.

Одна трудность – был он человек чрезвычайно сложный. Дружили мы много лет, особенно в сенные и послевоенные годы. Были периоды ежедневных встреч, долгих бесед на личные, общественные, отвлеченные темы. Кажется, делились мыслями без утайки... А напоследок вдруг как-то оказывалось, что какая-то сторона Мендельсона была от меня скрыта. И сколько этих сторон я в нем открывал. Всех не открыл.

Другая трудность, совсем неожиданная. В воспоминания о ~ постоянно вплетаются посторонние образы. Это тем удивительней, что при жизни Мендельсон и в толпе - выделялся, всегда стоял сам по себе. А теперь – чем больше отдаешься мыслям о нем, тем больше они обращаются то к делам, которым ан отдавался, то к людям, с которыми он был связан. Мендельсон – звено в цепи.

Может быть, в этом посмертном слиянии символической единицы с тем, что ее окружало – истинный смысл Мендельсона. Может быть – это памятник, воздвигнутый себе мастером.

Себе Мендельсон никогда не принадлежал.

Всегда участвовал в каком-нибудь общем деле. Или устраивал кого-то. Или перекликался с кем-то. И в этом сотрудничестве текла ли его мысль параллельно с чужой или сходилась, скрещивалась или расходилась, как в контрапункте, – в <нрзб.> творчестве Мендельсон находил особое вдохновение.

Но это лишь одна сторона Мендельсона. Наряду с существом общественным, жил другой Мендельсон, совсем одинокий – а, может быть, был еще и третий. Последнего я только изредка ощущал. Может быть и это - слишком положительное утверждение. Верней подозревал, угадывал... Лучше об этом таинственном спутнике совсем умолчать, упомянув лишь – для тех, кто, может быть, найдет в своих собственных впечатлениях отклик - что мне порой чудился рядом с тем Мендельсоном, которого мы знали, его зеркальное отражение, существо поразительное схожее, но не идентичное, а симметричное.

Но вот, второй Мендельсон - в такой же мере весь в себе, весь сосредоточенный в центре, в какай его двойник излучался и весь от самого себя отказывался - как о нем умолчать? Без этого второго, не было бы, конечно, и первого. А между тем, что сказать о нем, когда он был скрыт за семью замками? Не то, чтобы намеренно укрывался. Случалось, что он не только соглашался, но как будто старался открыться. Но не простое это дело - открыться. Сокровеннейшие тайны как-то сами себя охраняют. Да и не всем дано искусство читать в чужих глубинах, и даже в своих собственных.

В этом-то, вероятно, моя главная трудность: выступать в качестве "свидетеля" и тут – же, одновременно, сознаваться в своей недостоверности и отводить себя, Пишу ли я о подлинном Мендельсоне, или о существе созданном моим воображением? 3 годы нашей особенной близости (т.е. не в самые последние годы, когда мой отъезд из Нью-Йорка нас физически удалил друг от друга и события в его личной жизни соткали новую ткань в его привязанностях и настроениях), в эти годы мне чудился в Мендельсоне человек трагически одинокий, заглядывающий в разверстую пучину, одинокий тем полным одиночеством, которое, вероятно, ждет каждого из нас на пороге конца, когда физические нити еще как-то удерживают жизнь, но связь с землей на самом деле закончена. Человек остался наедине с собою и вечностью. Можно и среди толпы быть отшельником. Мендельсон, по существу был отшельником.

Прав ли я? Или это только видение? Но мне в иные редкие минуты чудилось, что я стою совсем рядом с этим отшельником. Конечно, в ином смысле - мы все соприкасались с ним. Ибо без этого мы бы не знали ни теплоты общения с ним, ни очарования глубокой мысли брата Мендельсона, и его проникновенного, часто неожиданного, или же сотворенного слова, в котором из самих недостатков формы возникала особая и своеобразная сила.

Оглядываешься на эти сорок лет зарубежного существования русского масонства и неожиданно приходишь к сознанию, что хотя – первейшая цель все еще не выполнена, – в каком-то ином плане мы переросли ее и осуществили нечто, о чем никто не мечтал.

Издалека, не принимая уже столько лет личного участия в ваших трудах повседневных, мне может быть и видней и легче откровенно высказать эту мысль.

Основной целью было, конечно, воссоздать форму, установить законную преемственность, возродить уснувшую русскую традицию и перенести ее обратно, на родную землю. Роль большая и ответственная - но, по существу, консервативная, реставраторская. Русское масонство - не мы, а наши предки и, в будущем, если нашим надеждам суждено сбыться, наши преемники. Наша задача - быть соединительной тканью, или питательной культурой для грядущего организма. Но случилось так, что наше зарубежное масонство, того не чая, и на это не претендуя, само по себе заслужило место в истории русского Масонства. И случилось это не потому, что мы просуществовали целых сорок лет! А оттого, что мы не были рабской копией, имитацией, археологами, откапывателями старых ритуалов, а жили своей творческой жизнью и в созвучии с традицией, обрели собственное лицо.

Мендельсон родился под двуглавым орлом, но не в России, а в Польше. Отец его и дед были каббалистами и талмудистами, "вождями" евреев-хасидов, цадиками. Он ушел из этой среды, не порвавши с ней, и получил светское высшее образование в Германии. Таким образам он приобщился ко многим культурам и традициям, но меньше всего – к русской. Даже языком русским он владел не свободно. Как случилось, как могло случиться, что в годы невзгод, за рубежом, он не только примкнул к русскому масонству как к родному и был принят как свой, но стал одним из главных строителей русского масонского храма? Вероятно, найдется рациональное объяснение этому. Я предпочитаю видеть в явлении Мендельсона руку Промысла. Мендельсон оказался там, где он был нужен.

О непосредственной работе Мендельсона среди русских масонов и его очевидном вкладе я говорить не стану. Многие из вас сами испытали его влияние на себе и были свидетелями тому, как он участвовал в созидании нашего общего мировоззрения. Но его роль проявлялась и там, где он был незрим, среди творцов зарубежного русского масонства.

В свой парижский период, Мендельсон отдавал себя почти исключительно вопросам масонской идеологии и, если можно так выразиться тео-философии. Вероятно, таким по преимуществу созерцателем и мыслителем он и остался, в Вашей памяти. Да и на самом деле, отвлеченная мысль была ему ближе, чем действие во внешнем мире и организация. В этом, конечно, одно из многих противоречий Мендельсона: в частной жизни, в качестве химика, изобретательного и творческого, он весь отдавался игре с материей. А между тем, он ее глубоко презирал. Масонство, казалось, давало ему возможность отойти от дел слишком земных. Но наступил период Американский. И здесь он проявил себя в совершенно иной, организационной области. Роль эту он добровольно принял и, спустившись с высот в этот Новый Мир, ушел в него всей душой.

Вы хорошо осведомлены об этой работе. Излишне мне напоминать о том, что он сделал и для русского и для французского масонства и – главное - скольким ему обязаны ветви масонства, разделенные Океаном во взаимном ознакомлении и понимании. Но вы не наблюдали его на месте, в процессе этой работы. Мне трудно описать его самозабвение, когда все личные интересы отбрасывались. Не забывались, а сознательно изгонялись - ибо в нем были металлы... только металлам он не давал над собой власти

На этом я и закончу. Статья о нем обрывается, как внезапно оборвалась его славная и печальная, делотворимая жизнь. Он был человек замечательный. Многим из нас близкий. Едва ли кем разгаданный. Когда такие люди уходят, невозможно в смерти видеть конец. Невозможно, чтобы жизнь их прошла бесследно. Даже смерть этих людей вызывает и питает надежду.

---------------------------------------------------

11. Михаил Корнфельд. Брат С.К.Маковский. (Ч.А.).
12. Брат В.Грэг. Брат М.С. Мендельсон (Письмо из Америки). (Ч.А.).

[Продолжение следует ]

Комментарии

Добавить изображение