ПЕДСОВЕТ С ПОСЛЕДНИМ ИЗ МОГИКАН

07-07-2003

Елена Негода Джо не признает рождественских поздравлений («мой маленький протест против коммерциализации праздника»), и если я по забывчивости посылаю ему семейное фото в конце декабря, то в ответ – через несколько недель – получаю письмо на вырванном из школьной тетрадки листе, где он своими невообразимыми каракулями вкратце рассказывает, что произошло у него во вторую половину года. О первой половине я узнаю на нашем традиционном августовском педсовете.

На этот раз Джо предложил мне встретиться на стоянке у госпиталя. Звучал он как обычно – громко, бодро и уверенно, и я даже не подумала удивиться такому месту встречи. Я заметила его сразу, еще подъезжая к зданию больницы, и, не удержавшись, окликнула. Он оторвался от бумаг, вышел из машины и улыбнулся – «паркуйся и прыгай сюда, бейб, едем на ланч». Любого другого человека я попросила бы ко мне так не обращаться, кроме Джо. С ним, напротив – не хочу, чтобы он звал меня иначе. Он вышел и открыл мне - блестящую как крышка рояля - дверцу своего нового танка-кадиллака. Джо был в футболке и шортах (к одежде он не сентиментален как к машинам), за год он почти не изменился, может, только загар стал темнее (больше времени возится в своем саду?), то же молодое – несмотря на глубокие морщины - живое лицо, те же проницательные глаза за затемненными стеклами очков. Я заметила голубую табличку под лобовым стеклом.

- Выбиваетесь в ряды привилегированных, Джо, лучшие места на стоянке в тени у входа?
- Да ... вот, - он повернулся спиной и показал свежий шрам на шее, от самого края аккуратно подстриженных седых волос, - отличная работа, кстати, несколько позвонков частично заменили титановыми, но пока еще не могу полностью поворачивать голову.

Со стороны я бы этого не заметила : Джо всегда отличался «столбовой» осанкой.

За несколько минут езды до Maggiano’s – нового итальянского ресторана на северо-западе Сан Хосе – мы обменялись последними семейными новостями. Жена не так сильно как он пострадала в аварии, да и он уже работает пару дней в неделю, начиняет головы студентов латынью. Он сказал ‘ladle Latin down their throats’. Кто еще сейчас говорит ‘ladle down’? Я вдруг понимаю, что больше всего хочу остановить время. Потому что он в вечности, а я нет, но хочу быть только там, где он. С первых секунд разговора с ним погружаешься в какой-то океан облегчения.

В Maggiano’s оказалось, что нас уже ждали (или Джо всегда ждут), внимательная девушка в очках с черной оправой провела нас на его обычное место. Джо как будто извинялся, - «здесь уж точно не выбирают официанток по внешнему виду». Девушка и вправду была больше похожа на корректоршу в довоенном издательстве или библиотекаршу. Но мне показалось, что и ее старомодные очки, и белая рубашка и длинная юбка униформы, были неотрывной частью атмосферы этого места. Я огляделась вокруг. Обитые темным деревом стены, низко свисающие желтоватые светильники-шары, мягкие ковровые дорожки на дубовом полу, черная кожа высоких глубоких сидений. Конечно, Чикаго 20х годов. Джо заметил мой вопросительный взгляд, «реплика ресторана в Чикаго. Точнее, копия реплики, на самом деле, Maggiano’s открылись в Чикаго только лет десять назад, сейчас это сеть по всей стране». И я в нем обедаю с репликой крестного отца. Я хотела подойти рассмотреть черно-белые фотографии на стенах – довольные и спокойные лица, мужчины в стильных костюмах с напомаженными волосами, пухлые дамы в купальниках начала века, - но было жалко отрывать минуты от нашей беседы. При каждой встрече с Джо у меня возникает уверенность, что мой и его ум едины, что он знает обо мне все, хотя мы видимся только раз в году, что существует еще один мир вне нашего пространства-времени, в котором мы всегда вместе. Но у меня было такое ощущение и когда он впервые вошел в аудиторию, когда еще не знал наших имен. С Джо мы тогда проходили курс молодого бойца – администратора американских публичных школ. Он должен был научить нас, как работает система. Должен был... но чему учил, трудно описать в нескольких словах, даже таких емких как «педагогика». Сейчас, на отдыхе, он преподает только в университете, но раньше был и учителем, и директором, открывал новые школы, исправлял старые. Я бы, конечно, не верила легендам, если бы не узнала его лично. Школу он знает. Он вообще все знает.

- Не справляешься пока с латинос?

Джо догадался, что сегодня я хочу говорить о них. В п
рошедшем году у меня их было много. Я стала рассказывать ему несколько случаев столкновения красной и голубой мексиканских банд, и как я к концу семестра некоторых примирила, точнее, обе стороны примирились со мной и по транзитивности друг с дружкой. На самом деле все эти «достижения» ничего не значат, подобные истории я рассказывала всем сто раз, минутное средство самоуспокоения. По большому счету я провалилась. И Джо это тоже знает.

- С мальчишками не так трудно, и я знаю, что драка не самое страшное. Тебе, наверное, особенно трудно с их девушками. Кажется, что их вообще ничему никогда нельзя научить?

Сама я не смотрела так категорично, много сил ушло на всех, особенно на мальчишек, потому что их было намного больше. Некоторые должны были обязательно видеть меня на своих футбольных играх в выходные, только тогда начинали стараться в классе, с другими нужно было каждый раз искать новые (иначе слушать не будут) слова после школы, с третьими соревноваться в хождении на руках во время урока. Но все-таки, они учились и даже радовались своим достижениям. А вот девочки...

- Это феномен культуры, - продолжал Джо, - я провел детство рядом с районом латинос в Сан Франциско, прекрасные, душевные люди. Но не просите их учиться. У женщины в их семьях есть только два пути – матроны или шлюхи, ничего иного не могут представить. Образование только помеха.

Джо говорил слишком громко, на нас оборачивались – с повисшей у рта вилкой - другие посетители. Библиотекарша часто подбегала с мягкой улыбкой, что-то приносила и уносила, но не перебивала экзистенциальными вопросами вроде ‘is everything ok?’. Зал стал на глазах заполняться желающими покушать и уже через несколько минут гудел как улей, из которого отличники-официанты - рабочие пчелы - вылетали в разные стороны, чтобы вскоре вернуться с заказом. Жующие люди перестали обращать внимания на соседей.

- Большинство моих учениц, похоже, выбрали второй путь, шлюхи ...
- Тогда ты просто соперница, - он пристально посмотрел на меня, - особенно с голубыми глазами.

Да уж, подумала я, насколько глубоко должен сидеть этот инстинкт у 15-18 летней девушки, чтобы игнорировать возраст ... пока я не стану бабушкой? Ведь это правда, именно от них исходили самые злые и необъяснимые выходки, и именно их было нечем «зацепить», они, казалось, ничем не интересуются, ни в школе, ни после. Но Джо продолжал:

- Выучила ли ты их слэнг?

Он помнит, что раньше меня мучила неуверенность, когда за спиной ругались по-испански. Сейчас понимаю больше, но не все.

- С ними надо говорить на их языке, другого выхода нет.

Разумеется, он не имеет ввиду допускать ругательства, но понимать их поведение и образ мыслей.

Если вы нормальный человек, то не станете учителем из-за мечты, что однажды вам позвонит бывший незаметный студент, неуверенным голосом спросит, помните ли его, признается, что это именно ваша заслуга, что он получил Нобелевскую премию, и, трепетно запинаясь, будет благодарить, благодарить. Так же, как ни один нормальный писатель не станет представлять себе, какое поистине великое произведение искусства он сейчас создаст. Его просто что-то беспокоит, и он считает, что это заслуживает внимания, что его должны выслушать - прочитать. Так и учитель хочет, чтобы его выслушали, только в детской аудитории слушать никто не будет, если не представлять ученикам знания так, как они способны услышать.

Получается, что надо определить, что такое знания...

Знания - это не просто представление вещей в нашем сознании, как учили древние, не копия вещей и не их реконструкция, как полагал Кант и позитивисты. По-моему, знание есть лишь интерпретация вещей, перевод с одного языка на другой: с молчаливого языка существования, бытия вещи на артикулированный язык. Перевод на logos – в этом я согласна с Ортегой. У нас разный logos с разными группами учеников (в данном случае их logos включает и испанский язык, хотя им не ограничивается), и бесполезно заставлять их переводить с их на наш. Чтобы расширить их знания о мире, надо научиться понимать их.

ОК, они бунтуют против семьи, системы, религии. Но даже если они освободятся от всего этого, они не избавятся от необходимости во что-то верить.

- Иначе ты не найдешь, что в них одобрить. А одобрение подростку совершенно необходимо.

Я понимаю, что он имеет ввиду. Не слащавое заискивание (ура, такая молодец, знаешь дважды два), детское ухо очень чувствительно к фальши, но искре

ннее одобрение чего-нибудь, что они делают. Оно может заключаться в том, что сразишься с ними вечером в counter-strike по интернету или сыграешь в карты на перемене. И я не смогла найти, что одобрить в этих девушках.

- Сюда добавляется еще наказание покинувших родину. Они переносят свои корни в более тонкий слой почвы.

Сам Джо родился в Сан Франциско, но корни его в Сицилии, и он сердится, когда его называют итальянцем, «сицилиец – это не итальянец».

Джо категоричен («и не просите китайцев сказать что-нибудь больше определения, у них в принципе нет воображения», «про военную карьеру – вы говорите не с тем человеком, я никогда не пойму, как мною может командовать умственный лилипут», «про детей до 14 лет и не спрашивайте, я ничего про них не знаю»). И каким бы спасателем душ он не представлялся в легендах, он никогда не был желающим-всем-добра дураком, который полагает, что мир станет совершенным, если в нем изменить несколько законов и исправить пару аномалий. Он принимает его таким как есть. И любит его таким. Не судит и не морализирует, просто отмечает его особенности.

Меня не покидает мысль или даже ощущение, что Джо вечен. Это не означает, что он размазан во времени, что он был, есть и будет. Я думаю, что это ровно противоположное: существование только в настоящем, но существование настолько полное, что каждая секунда его насыщена и прошлым, и будущим - и воспоминаниями, и предсказаниями.

Скромная библиотекарша наконец решилась прервать наш разговор:

- Не хотите ли десерт?

Вот для этого, при настоящем состоянии желудка, совсем нет места.

 

Комментарии

Добавить изображение