ПРОЩАНИЕ С СИОНИЗМОМ

31-07-2003

Прошло 106 лет со дня Первого Сионистского конгресса, состоявшегося 29-31 августа 1897 года в Базеле.

В свое время Достоевский писал: “Видите ли, чтоб существовать сорок веков на земле, то есть во весь почти исторический период человечества, да еще в таком плотном и нерушимом единении; чтоб терять столько раз свою территорию, свою политическую независимость, законы, почти даже веру - терять и всякий раз опять соединяться, опять возрождаться в прежней идее, хоть и в другом виде, опять создавать себе и законы и почти веру - нет, такой живучий народ, такой необыкновенно сильный и энергический народ, такой беспримерный в мире народ не мог существовать без status in statu, который он сохранял всегда и везде во время самых страшных, тысячелетних рассеяний и гонений своих...

Мало того: приписывать status in statu одним лишь гонениям и чувству самосохранения - недостаточно. Да и не хватило бы упорства в самосохранении на сорок веков, надоело бы и сохранять себя такой срок. И сильнейшие цивилизации в мире не достигали и до половины сорока веков и теряли политическую силу и племенной облик.

Тут не одно самосохранение стоит главной причиной, а некая идея, движущая и влекущая, нечто такое, мировое и глубокое, о чем, может быть, человечество еще не в силах произнесть своего последнего слова...

Ф.М.Достоевский. “Дневник писателя”, 1877г. Полн. собр. соч. в 30 томах, т.25.

Человеку трудно смириться с отсутствием цели. Это не значит, что цель обязательно должна быть четко артикулирована, как на огромных советских плакатах: “Наша цель - коммунизм!” В периоды стабильности и медленных, незаметных глазу изменений цели скорее определялись сообществом, чем отдельной личностью. Их наличие не ощущалось, как наличие воздуха, которым мы дышим – пока дыхание не затруднено, мы о нем и не вспоминаем.

В нашу эпоху резких перемен и социальной мобильности, когда открыты многие возможности кроме одной – стабильности, о цели приходится задумываться даже тем, кто никогда не интересовался изречением: “Что наша жизнь? Суета сует и всяческая суета”. И, если раньше с такими вопросами обращались к падре, пастору или ребе, то теперь эта область вместе с проблемами Эроса и Танатоса перешла в ведение науки психологии, получив там название логотерапии. Доктор Франкл обнаружил сходные симптомы и у благополучных американских студентов, и у выживших узников концлагерей: недостаток смысла, которым дышит душа. На обоих концах спектра: и там, где у человека есть все, и там, где нет ничего, четко прослушивалось: “Не хлебом единым живет человек, но всем, что исходит из уст Творца” (“Второзаконие”, 8:3).

У евреев как общности этот симптом проявился спустя непродолжительное время после эмансипации. Вначале эмансипированные, отошедшие от своей общины евреи пытались поставить на место традиционных целей новые – общечеловеческие в их понимании, а на самом деле принятые в определенных кругах той страны, в которой они оказались: европейско-гуманистические, колониальные, социалистические и др. Только после столкновения с юдофобией, ассимиляцией и другими проблемами для части из них встал вопрос, нерешенный до сих пор: что может сохранить существование автономных светских евреев как народа?

Как в светских терминах описать своеобразие еврейского народа, его историческую миссию, его цели и задачи? Ответом на эту проблему явился сионизм, вернее одна из ветвей сионизма – “культурный сионизм”, в отличие от “поселенческого сионизма”, озабоченного материальным устройством евреев в Палестине, и “сионизма политического”, озабоченного созданием еврейского государства и спасением евреев от преследований.

Ахад Ха-Ам в 1897 году в статье Государство евреев и нужда евреев” писал:

“Таким образом, мы приходим к выводу, что единственно реальной основой сионизма является другая нужда духовная… Западный еврей, покинув гетто и стремясь войти в нееврейское общество, несчастлив, поскольку его надежды на то, что его примут там с распростертыми объятиями, не оправдались. Волей-неволей он возвращается к собственному народу и пытается найти среди него ту жизнь, которой жаждет, но тщетно. Образ жизни и горизонты еврейского общества более не удовлетворяют его. Он уже привык к большей широте в социальной и политической сфере, да и в сфере интеллектуальной работа, необходимая для еврейской национальной
культуры, его не привлекает, поскольку культура эта не играла никакой роли в первоначальном его воспитании и осталась для него закрытою книгой. Оказавшись в столь затруднительном положении, он обращается к земле своих предков, воображая, как замечательно было бы восстановить там еврейское государство, такое же, как у других народов, организованное точно по образцу других государств. Тогда он смог бы жить полной жизнью среди собственного народа, находя у себя дома все, что ныне видит у других, что манит его, но не дается в руки”.

Светский сионизм давал ответ на злободневные проблемы еврейской общины – как выжить физически и духовно, как не исчезнуть, не ассимилироваться, как сохранить собственное достоинство и еврейскую общность. Преследуемые получали надежду на убежище, благополучные получали цель. И хотя большая часть европейского еврейства не смогла или не захотела этим убежищем воспользоваться, выжившие в Катастрофе получили в его лице замену акту запоздалого правосудия. Но этот сионизм решал проблемы своего столетия, на большее он и не претендовал и дальше не заглядывал. В своей речи на съезде в Хайфе в 1944 году Бен-Гурион так сформулировал “Задачи еврейской революции”:

“Мы должны взять свою судьбу в собственные руки, достичь независимости.

Первая задача – ревностно охранять независимость, внутреннюю моральную и интеллектуальную свободу …

Вторая необходимая задача еврейской революции – единство ее движущих сил…

Третья задача – мы должны проложить путь новым репатриантам из всех стран, где еще уцелели евреи…

После этого мы сможем перейти к великой миссии человека на земле – покорению сил природы и развитию своего творческого гения

Все эти три цели были достигнуты. И как всякая временная, практическая идея с достижением своей высшей точки классический сионизм стал стремительно разлагаться. Чудеса, восхитившие весь мир: победа в шестидневной войне, похищение и процесс над Эйхманом, операция Энтеббе, скрывали в себе вопрос: “А что дальше?”. В 70-е годы вопрос о смысле существования еврейского государства еще затушевывался постоянными проблемами обороны и приема репатриантов. “Паровоз сионизма” (сравнение Герцля) еще катился, провозглашая целью сделать Израиль богаче и привлекательнее, но в 80-е годы всем стало ясно, что своей конечной станции – независимого и сильного Еврейского государства - он достиг и дальше движется только по инерции. Нужна была новая цель, более конкретная чем покорение сил природы и развитие своего творческого гения, творческий гений можно развивать и в галуте. Миллионы израильтян, не видевших своими глазами ни антисемитизма, ни погромов, ни газовых камер, жаждали нового смысла сионизма. Для них построили музей Катастрофы в Иерусалиме и в других мировых столицах, но музей - плохая замена живой потребности. Западный гедонизм и постмодернизм не могли утолить жажду израильтянина, который проводит сперва 3 года, а после по месяцу в году на жаре или под дождем с автоматом в руках, платит огромные налоги и постоянно рискует, отпуская детей в пиццерию или дискотеку. (Отметим, что “американская идея” так же сильно тускнеет во времена экономических кризисов и военных неудач).

Насущный вопрос теперь заключался не в выживании, а в том, что делать с доставшейся чудом еврейской землей, с еврейской историей, не музейной, а живой, в Хевроне и Бейт-Лехеме, Бейт-Эле и Алон-Море. Что делать с Храмовой горой, зияющей отсутствием Храма? Что делать с арабами, угрожающими не только простым, но и демографическим взрывом? На этот вопрос классический светский сионизм ответа не знал.

Светский сионизм вырос на фоне общеевропейских колониальных настроений конца 19 – начала 20 века: веры в прогресс, в универсальные ценности и в просветительскую миссию белого человека. Яков Кляцкин, редактор газеты Всемирной Сионистской организации Ди Вельт”, писал: “Мы обнаруживаем, что национальное возрождение среди западного еврейства питалось рядом не национальных, а универсально-человеческих элементов…; оно было воспитано не столько иудаизмом, сколько цивилизацией вообще”. Поселения евреев в Палестине так и назывались: колонии, колонизация. Из того факта, что сионизм несёт с собой развитие технологий, повышение уровня жизни и европейскую культуру, сионисты делали вывод о том, что арабы радостно воспользуются этими преимуществами, отдав, как американские индейцы, земл

ю за яркие европейско-еврейские побрякушки. Не так важно, что Герцль предлагал буржуазную культуру: “Мы заботились бы о распространении культуры среди невежественных народов Азии” (“Еврейское государство”), а Бер Борохов - пролетарскую:

“Чем шире будет становиться еврейская иммиграция в Палестину и чем более обширные круги феллахского населения будут входить в сферу еврейского экономического и культурного влияния, тем важнейшее значение будет приобретать борьба еврейского пролетариата в союзе с другими угнетенными элементами …”. (Программа партии “Поалей Цион”, 1906г.)

Арабы не хотели ни того, ни другого, они просто не были согласны на приезд евреев.

Столкнувшись с сопротивлением арабов, сионизм сделал акцент на праве жертвы применить силу:

Отсудить участок у народа-латифундиста (то есть, у арабов) для того, чтобы дать очаг народу скитальцу, есть акт справедливости. Если народ-латифундист этого не хочет – что вполне естественно, – то его надо заставить. Правда, проводимая в жизнь силой, не перестает быть святой правдой. В этом заключается единственная объективно возможная для нас арабская политика. (Жаботинский. “Этика железной стены” 1923 г.)

Но после создания сильного государства эта логика ревизионистов, которую позднее взял на вооружение социалист Бен-Гурион, уже не работала. Идеи гуманизма и просвещения в Европе сменились идеями мультикультурализма и плюрализма. В длинную очередь за правами жертвы встали гомосексуалисты и негры, женщины и инвалиды, бывшие жители колоний и отсталых стран. Не последними в этой очереди стояли и арабы Палестины, в то время как евреи стали обладать развитым государством с сильной армией, оснащенной современным оружием, и на роль жертвы уже никак не годились.

И здесь наступило время другой силы - религиозного сионизма, который всегда осознавал глобальную цель, и без союза с которым светский сионизм не достиг бы таких успехов. Именно религиозные евреи хранили память о Сионе и Иерусалиме и всегда стремились сюда, именно их мы должны благодарить за то, что оказались здесь, а не в Уганде, которую ровно 100 лет назад англичане предлагали Герцлю для создания еврейского очага. Бен-Гурион эту зависимость хорошо понимал и, хоть и не любил идти на уступки, и с ревизионистами расправился быстро и жестко, но включил в Декларацию Независимости Израиля упоминание о “твердыне Израиля” и согласился на так называемое соглашение о “статус-кво”*, закрепляющее влияние религиозных евреев в важных, но совершенно не политических вопросах. Наступило время, когда религиозно и национально настроенные люди должны были добиться переноса общественного внимания с вопроса “Как?” на вопрос “Что?”. Вместо стоявших все это время практических вопросов “Как нам построить Израиль? Как его защитить и как собрать в нем евреев?”, пора было задаться вопросами: “Что такое Еврейское государство?” Чего мы от него ждем и каковы его цели и задачи? Какова историческая миссия еврейского народа и как ответить на вопрос, волновавший еще Достоевского (см. эпиграф)?

Если бы последователи движения Мизрахи смогли объединить свои усилия со светскими последователями движения “культурного сионизма” Ахад ха-Ама и Мартина Бубера, то их достижения не ограничивались бы только поселенческим движением и созданием “ешивот-эсдер”**. Тогда бы в школах и университетах, в Кнессете и в Сохнуте, на радио и по телевидению обсуждались бы не только частные проблемы, вроде: отступать или не отступать из Иудеи и Самарии и вводить или не вводить государственные субботние автобусы. Эти частные вопросы должны решаться исходя из главной цели Еврейского государства – осществления неповторимого призвания еврейского народа. Именно об этом призвании спорили “отказники” на московских и киевских кухнях в самые беспросветные годы брежневского “застоя”. Именно об этом говорили еще до создания государства рав Кук и Мартин Бубер:

“Пророки знали и предсказывали, что, несмотря на все маневрирование и компромиссы, Израиль обречен на гибель, если он желает существовать только как политическое образование.

Израиль может выжить … если будет упрямо держаться за свое неповторимое призвание, если сумеет перевести на язык действительности Божественные слова, произнесенные в час заключения Завета. Когда пророки говорят, что у Израиля нет иной опоры, кроме Бога, они не имеют в виду неземное, нечто “религиозное” в том смысле, как понимается это слово во всем мире; они имеют в виду осуществление истинно общественной жизни, которую Израиль обязался вести, заключив Завет с Богом, жизни, которую он был призван воплотить в историю так, как только ему одному доступно. Пророки призывают народ, представляющий собою первую реальную попытку создания “общины”, вступить в мировую историю как прототип такой попытки. Задача Израиля — побудить народы преобразовать их внутреннюю структуру и отношения друг с другом. Поддерживая такие отношения с народами и участвуя в развитии человечества, Израиль может добиться прочного существования, подлинной безопасности. (Мартин Бубер “Еврей в мире”, 1934 год).

Именно эта тема и должна была бы стать главным предметом общественной дискуссии после решения страной первых насущных проблем существования. Именно вокруг нее могли бы консолидироваться лучшие представители различных идеологических, “этнических” и религиозных кругов, как ранее все они сплотились вокруг идеи практического сионизма. Но в университетах сидели теоретики, последователи Ахад ха-Ама и Бубера, которые так и замерли в той точке, когда их учителя говорили о двунациональном государстве. То ли ученики были бездарные, то ли учителя плохо их учили, но они не услышали от них “что”, а только “как”: как стараться на равных вести диалог с представителями других вероисповеданий, как пытаться уважать чужие верования, как понравиться международной общественности. Для Бубера это “как” не играло решающей роли в его последовательно-сионистской философии. Его ученики превратили это “как” в цель и стали пятиться обратно, не заметив, что “как” Бубера остались далеко в прошлом, еще до создания государства. Так же и политики, последователи Бен-Гуриона, удерживали власть уже не ради построения и обороны государства, а только ради самой власти, и ради нее они были готовы заключить союз с арабами против евреев.

Не встретив поддержки со стороны светских евреев, религиозный сионизм не смог сделать свои цели общенародными, не создал современную сионистскую идеологию, понятную всем, не объединил все национальные силы для решения новых задач. Он ограничился практическими достижениями, вроде поселенческого движения Амана. Амана стала достойным последователем прежнего светского “поселенческого сионизма”, но она не была дополнена ни новым “культурным сионизмом”, ни новым “сионизмом политическим”. Последователи рава Кука, духовного лидера и заметной политической фигуры своего времени, буквально обожествили светское израильское государство со всеми его недостатками. Они даже не пытались на равных участвовать в его политической жизни, а варились в собственном соку, удовлетворились своей узкой ролью поселенческого лобби и “надзирателей за кашрутом”. Но соблюдать кашрут и шаббат можно и в галуте, да и в Израиле их успешнее защищают религиозные а-сионисты, у которых меньше сантиментов к государству Израиль.

Оставшиеся без духовного руководства светские евреи попытались опять применить тот же трюк, что однажды им удался с сионизмом - перенять чужую идею, абсолютизировать ее и воспользоваться ею для утоления жаждущей цели души. Но в большинстве случаев еврейской истории этот трюк приводил либо к духовной, либо к физической гибели, либо к тому и другому одновременно. Евреи превратили средство - мирное существование - в цель: “О цель – ты мир!”

Божок вырос, питаясь кровью “жертв мира” и финансовыми вливаниями всех, кому самостоятельность еврейского государства не давала спокойно спать. Даже разумное большинство, настроенное против этой безумной идеи, отступило, как в случае с “Альталена”***, увидев кровь братоубийства. А дальше, чем более набирал скорость паровоз, несущийся в обратном направлении, тем менее оставалось возможности свернуть. По мере приближения к бывшей цели с обратной стороны вновь становились актуальными решенные уже в прошлом вопросы обороны и безопасности, еврейского единства и еврейского большинства в Палестине. Оставалась одна забота – не проскочить на полном ходу бывшую станцию назначения – Еврейское государство.

Так Израиль в ситуации кризиса обнаружил знакомый психологам синдром: сидром достигнутой цели. Сосредоточив все жизненные силы на частной цели – карьере, накоплении денег или решении важной научной проблемы, по ее достижении человек, если не может обрести вновь перспективу, то впадает в депрессию и нередко умирает от болезни или даже кончает жизнь самоубийством.

Таким “самострелом” и был для израильского общества возврат от сионистской доктрины: “евреи сами должны отвечать за собственную безопасность” к договору с террористами, от завоевания и заселения Эрец-Исраэль к передаче ее арабам, от единства всех евреев ради создания государства к стравливанию светских евреев с религиозными, а ашкеназов с сефардами.

За 10 лет, прошедших с момента заключения договора Осло, уже и правые, и левые осознали всю неосуществимость автономного существования арабов в Иудее, Самарии и Газе ни в виде автономии под началом “раиса”, ни в качестве Палестинского государства. Даже левым из левых стало ясно, что от моря до Иордана может существовать только одна страна. Сегодня левые экстремисты снова подняли на щит мечту некоторых сионистов начала прошлого века о двунациональном еврейско-арабском государстве, как будто прошедший век не доказал им: государство может существовать только или как арабское, или как еврейское. Сегодня Еврейское государство еще существует, но оно на грани выживания. Евреи не видят цели и смысла в этой затяжной войне на истощение, которую сами же спровоцировали, передав террористам власть и оружие, землю и воду, и поэтому не могут ее выиграть. Сегодня у нас есть армия, вооруженная самой современной техникой, но нет силы духа, необходимой, чтобы победить и выжить. Либо мы обретем эту силу, ответив на вопрос: для чего, либо будем вновь поставлены перед проблемой физического выживания. Еврейский народ выживет, но какой ценой? Это зависит от нас и только от нас.

-------------------------------------------------------------

*“Твердыня Израиля”, одно из употребляющихся в Торе имен Всевышнего. Религиозные евреи отказывались подписать Декларацию независимости, если в ней не будет никак упомянут Всевышний, и Бен-Гурион нашел этот компромисс. Одновременно он передал в ведение религиозных евреев все институты социального состояния гражданина (свадьба, рождение, похороны регистрируются и проводятся согласно вероисповеданию) и обязал государственные учреждения соблюдать еврейские праздники, кашрут и шаббат.

** Ешиват-эсдер, учебные заведения, в которых изучение Торы совмещается со службой в израильской армии.

*** “Альталена” – название нагруженного оружием корабля, принадлежащего еврейскому движению ЭЦЕЛЬ. При подходе к Тель-Авиву он был обстрелян армией и потоплен по приказу Бен-Гуриона, желающего подчинить эти силы ЦАХАЛу. Бегин, командовавший ЭЦЕЛем, на братоубийство не ответил, и дело не дошло до гражданской войны.

29.08.2003

 

Комментарии

Добавить изображение