ПУШКИН И ДРУЖНИКОВ

07-02-2004

“Я… с Пушкиным на короткой ноге”
Н. Гоголь, “Ревизор”

“Чтобы выпрямить, надо перегнуть”
Мао-дзэ-Дун

Валерий Сердюченко С некоторых пор автор только тем и занимается, что выясняет отношения с профессором калифорнийского университета Юрием Дружниковым. Не успев придти в себя от его “Узника России”, обнаружил в своём почтовом ящике увесистый том “Дуэли с пушкинистами”, который читал, обвязав голову мокрым полотенцем, выпив бутыль валерьянки и погрузив ноги в таз с холодной водою. Дважды и трижды пройдясь в “Узнике” каленым железом по биографии Пушкина, растворив ее в чане с серной кислотою, сей величайший антипушкинист всех времен и народов принялся на этот раз за семейное, литературное и светское окружение поэта. Результаты впечатляющи.

- Наталья Гончарова? Малообразованная мещанка во дворянстве, совершенно не понимавшая поэтической музы мужа.

- Каролина Собаньская? “…Жаль, что одно из лучших в мире стихотворений о любви обращено не к будущей жене, а к леди-вамп, “черной душе”, которую Пушкин называл демоном, к стукачке, которая стала одной из самых мерзких окололитературных особ Х1Х столетия.” (с. 122).

- Пушкинская няня? Умная крепостная бестия, поставлявшая Пушкину в постель дворовых девок, и почти бытовая алкоголичка.

- Николай 1-ый, граф Бенкендорф? Циничные иезуиты, вычислившие с точностью до запятой стоимость пушкинского таланта в деле идеологической обработки подданных и сделавшие поэта “агентом влияния” за счет денежных подачек.

…И так далее, и тому подобное. Деструктивный пафос книги тотален. Мы открыли эту рецензию двумя эпиграфами. К ним можно было бы присовокупить еще один: “Все мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы. Один только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если правду сказать, свинья”.

Чтобы читатель “Лебедя” реальнее представил себе уровень свирепости дружниковского письма, прибегнем к цитации, предварительно попросив слабонервных и дам из аудитории удалиться. Вот портрет основоположника Великой России:

“Он ел руками – без ножа и вилки. Посреди разговора мог плюнуть в лицо собеседника. После еды он спал, даже в гостях. Хронический алкоголик, он угрозами заставлял пить других. Гостей запирал и ставил охрану, следящую, чтобы все пили, а сам уходил спать. Шута назначил председателем Коллегии, то есть Министром Всепьянейшего Собора, для которого сам написал Устав. Параграф первый устава гласит: “Напиваться каждодневно и не ложиться спать трезвыми.”

Легко впадающий в гнев, он терял рассудок и становился зверем под влиянием вина. Протрезвев, он назначал казни. Он сам участвовал в пытках своих оппонентов, выбивал им зубы кулаком, работал палачом. Он приказал пытать сына. Он лично удостоверялся, что его противники мертвы. Война делала его маньяком. Людские потери в его войнах не подсчитаны до сих пор. Мудрость и доброта Петра – больше легенды подхалимов, чем правда. Петербург построен на костях десятков тысяч крестьян. Чудовищные расходы на войну разоряли государство. Налоги и хитрости, как выкачивать больше денег, умножаются: не будучи грамотным, он использовал наиболее изощренные советы своих подчиненных, часто противоречащие одни другим. Доходы шли, минуя казну, прямо в руки его генералов.

У царя было хобби: он любил рвать зубы у других и собирал их. Причем, часто ошибался или нарочно, в назидание, рвал у своих приближенных и их жен здоровые зубы. После его смерти остались импортные щипцы да мешок с выдранными им зубами.

При нем заложена тайная политическая полиция, подчиняющаяся ему лично. Его приказ: “Иметь смотрение… чтоб в жителях не было шаткости”. Петр признавался иностранцам о русском народе: Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей”. Петр умер от уремии, а, по мнению профессора М. Покровского от сифилиса. (с.280-281).

Если читатель думает, что иные русские самодержцы вызывают у Ю. Дружникова иные чувства, он ошибается. Владимир Путин? В зубодёрстве и еде руками покамест не замечен, но об уровне сарказма судите сами:

“ …Великий дзюдоист, лыжник, летчик, подводник и, как Петр, академик. Правда, сперва только Туркменской академии, но зато знает, как мочить людей в сортире. Не успели мы написать эти строки, как новый президент России повесил портрет Петра Великого у себя в кабинете.” (с.286)

Был такой фильм, “Сегодня ночью погибнет город” польского режиссера Анджея Мунка. Он повествовал об уничтожении Дрездена союзнической авиацией. Оказавшийся в дрезденском аду английский военнопленный вздымает к небу руки и призывает бомбить и бомбить, но конце концов даже он ужасается и начинает молить: Docs! Dosc! (“Хватит! Хватит!”). Тщетно. Апокалиптическая бомбардировка продолжается.

Вот такое же “dosc!” возникает при чтении книги Ю. Дружникова. Хочется напиться и куда-то бежать. Да не может такого быть, чтобы вся история России состояла из одних только “мочить в сортире”!

Может, - горестно ответствует Ю. Дружников и продолжает вываливать на голову читателя горы антирусского компромата. Можно было бы заподозрить автора в бездоказательном очернительстве, если бы не скрупулезная прошнурованность каждой инвективы сизифовым количеством библиографических ссылок и справок. Уму непостижимо, когда и где сей калифорнийский аннигилятор нарыл такую бездну документального материала. Перед нами беспощадный рентгенологический портрет многовековых национальных кумиров и святынь России. В рецензии на предыдущую книгу Ю. Дружникова мы уже выразили изумление этим геростратовым нигилизмом и признались в решительной неспособности понять духовно-психологическую ауру автора. Здесь требуются какие-то чрезвычайные параллели и ассоциации, и мы их в конце концов нашли: перед нами – русский извод гегелевского несчастного сознания”.

“Как сладостно отчизну ненавидеть!
И жадно ждать ее уничтоженья!
И в разрушении отчизны видеть
Всемирного денницу возрожденья!”

Это из Владимира Печерина, одного из бесов, искушавших русскую культуру с момента её зарождения. Рядом же - Чаадаев с его “Апологией сумасшедшего” и какой-то гранью своей души – внимание! внимание! – сам Пушкин. Русская самоненависть – вот как это называется. Её первым идентификатором и исследователем стал Достоевский. Именно “Бесами” он назвал один из своих величайших романов, и именно там, в образе Николая Ставрогина следует искать мировоззренческого диагноза нашему новейшему Диссиденту и Эмигранту. В статье о предыдущей книге Ю. Дружникова мы цитировали:

“Франция не только показала, но и внесла бы в жизнь более высокую культуру, - бытовую, экономическую и духовную. Наполеон мог бы сделать то, на что России потребовалось еще полстолетия: отменил бы непродуктивное крепостное право, открыл границу и создал более совершенный общественный строй, как в европейских странах. В России появились бы надежды на конституцию и права человека.” (); “Нам кажется, победи Наполеон Россию, он дал бы ей прав и свобод больше, чем о том мечталось самым либеральным из декабристов” (“Узник России”, сс.14-15, 268).

В новой книге читаем то же или почти то же самое, как если бы автор настаивал на сакральной ценности своих строк.

Ю. Дружников своего добился. Ваш покорный слуга полез в закоулки слабеющей филологической памяти и извлек оттуда следующее:

“…Хорошо, как бы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе.”

Как ты думаешь, читатель, кому принадлежит это высказывание? Совершенно верно, дорогой читатель, ты не ошибся. Увы. Это Достоевский, Братья Карамазовы”, Смердяков.

Или вот ещё: “Я всю Россию ненавижу, Марья Кондратьевна”.(Из тех же реплик того же персонажа.)

Но Смердяков у Достоевского не самоценен. Он озвучивает умонастроения великих самоненавистников Ивана Карамазова и в первую голову Николая Ставрогина. Вот он, родовой прототип Александра Герцена, Владимира Набокова, Юрия Дружникова, постояльцев “Лебедя” и всех вечных перекати-поле, носящих Россию на подошвах своих башмаков. Заходится сердце от сострадания к этим русским Байронам, обреченным выражать любовь к своему народу и отчизне лишь через ненависть к ним.

В отличие от них, ваш покорный слуга никогда не угрызался подобными Pro et Contra. Он любит именно ту Россию, которую ненавидит Дружников, и именно за то, за что он её ненавидит. Автор, видите ли, не страдает и не страдал от отсутствия гражданских прав, свободы слова и прочих попраний своей единственной и неповторимой личности. “Я полковник ты дурак, ты полковник я дурак” - вот истина, которой он подчинялся всю жизнь и мечтал бы подчинить всё человечество. Вы скажете, что это какой-то дурацкий армейский фольклор – и будете неправы. Перед нами редуцированное изложение заветной идеи Великого Инквизитора. Сумел ли его визави что-нибудь возразить на это? Отправляемся в пределы романа и читаем:

Иисус Христос“молча приближается к старику и тихо целует в бескровные девяностолетние уста”.

Вот видите? “Молча”! Ему нечем возразить на тоталитарные максимы великого старца.

А теперь процитирую, пожалуй, самого себя: “Если усвоить, что ты никакой не чемпион, а "тварь дрожащая", тебе станет в десять раз легче жить. Не надувай поэтому пуз и щек, не пускай пыль в глаза, а ненавидь себя, плюй в свое изображение, высказывайся в Internet не возвышаясь над компьютером, а стоя перед ним на коленях – перед ним и перед всеми людьми. Стань в Интернете не соцреалистом, а Франциском Ассизским. Увидь себя в виде арифметической дроби, где числитель есть то, что думаешь о себе сам, а знаменатель - то, что думают о тебе другие. Если ты станешь думать, что ты есть сплошной нуль, прореха на теле человечества, жертва аборта и вообще никто, то неожиданно станешь цельной, сверкающей, великолепной единицей, и к тебе единственному обратится лик Господа и его перст, указующий :"Се человек".

Но мы воспарили в слишком высокие горния. Возвратимся к “Дуэли с пушкинистами” и констатируем ещё раз, что каждый фрагмент этой дуэли сопровождается караваном ссылок, едва ли не превышающим по объему авторский текст. Книга претендует на роль альтернативной энциклопедии по Пушкину и его эпохе. Ну, например, занимался ли кто-нибудь из пушкинистов антропометрическими измерениями четы Пушкиных? А у Ю. Дружникова и на это достало исследовательского азарту. Он изучил метрическую систему пушкинских времен, перебрал бездну паспортных сведений-документов, и вот итоги:

“По данным музея в Бордзянах, где имеется зарубка роста жены поэта на дверном проеме, росту в ней 175,5 сантиметра, и она была на 15,5 см выше Пушкина. А на каблуках – выше на голову.” (с. 23)

Что же касается главы о Гоголе, то она вообще читается, как психоаналитиеческий детектив и требует отдельного разговора, который, черт возьми, обязательно состоится. Следите за прессой.

Книга сопровождена статьей Льва Аннинского, одного из литературно-критических кумиров автора этих строк. Аннинский назвал свой посткриптум “Послесловием секунданта”. Подписуюсь под каждой строкою этого замечательного эссе, выстроенного таким образом, что комплименты в адрес Ю. Дружникова постоянно оборачиваются своей противоположностью. Лев Аннинский, можно сказать, прошелся по Ю. Дружникову так же скрупулезно, как сам Дружников по Пушкину, и дезавуировал интеллектуальную двусмысленность большинства его инвектив. Пользуюсь случаем, чтобы из своего прикарпатского угла поздравить коллегу с отличным секундантством.

Но в заключение и несмотря ни на что: отныне всяк, кто захочет проверить свою любовь к Пушкину и к оссииРоссии по высочайшему патриотическому счету, должен будет экзаменовать себя “по Дружникову”.

05.01.2004

Комментарии

Добавить изображение