ПРАВОПОНИМАНИЕ ФРИДРИХА НИЦШЕ

09-03-2004

Предыдущие публикации автора:

"Фридрих Ницше: антагонизм культуры и государства" - 339 от 02 сентября и 341 от 20 сентября за 2003 г.
"Фридрих Ницше: критика просветительской концепции" - 345 от 18 октября 2003 г.

Фридрих НицшеПроблема правопонимания – в отечественном и мировом правоведении одна из сложнейших1. Дискуссиям по этой проблематике сотни лет. В задачу диссертационного исследования не входит даже беглый очерк этой «вечной» темы. Однако попробуем кратко наметить необходимый ракурс «правопонимания

Как можно условно определить «право», с чем можно его отождествить, представить (вообразить) себе? Первое, что приходит в голову думающему индивиду (пусть весьма далекому от юриспруденции) – два концептуальных понятия-представления: «свобода» и «мера». Подобная дихотомия уходит корнями в античную древность2. Итак, «свобода» («дикая вольность») должна иметь «меру», иначе все обернется войной «всех против всех». Свобода определяется мерой. Право – это мера свободы.

Как же эта мера определяется (мера моей, твоей, его, их – свободы)? Принято выделять два крайних («чистых»3 ) типа правопонимания. Отметим, что эти типы (вплоть до наших дней) противостоят друг другу. Впрочем, сегодня острота такой «поляризации» чуть притупилась.

Один такой тип правопонимания можно условно назвать этатизмом (от франц. etat – государство). К такому типу правопонимания относят китайских легистов (от латинск. lex, legis – закон), представителей Болонской школы права (XI-XII вв.), все направления юридического позитивизма и нормативизма (в том числе и советского образца)4. Основоположником нормативизма («чистого учения о праве») явился австрийский юрист, в годы Второй мировой войны эмигрировавший в США, Ханс Кельзен (1881-1973). Наиболее яркими представителями «советского нормативизма» (хотя, разумеется, сам термин «нормативизм» был под запретом) были: нарком юстиции СССР Н.В.Крыленко и Генеральный прокурор СССР в 1933-1939 гг., государственный обвинитель на сталинских судилищах над старой большевистской «гвардией» А.Я.Вышинский (1883-1954).

Да, право – мера свободы. С точки зрения представителей этатистского правопонимания эта мера устанавливается государством (и только им!). Мера свободы определяется государством путем издания законов (в самом широком понимании). Таким образом (и никак иначе), право в качестве меры свободы устанавливается законом. Из этого вытекает то, что сторонники такого типа правопонимания отождествляют право с законом. Если следовать такой логике, то государство «дарует», «предоставляет» гражданам право и «права» (как в Конституции ССР» 1977 г.), причем за «хорошее поведение» оно может их «дать» (наделить), а за «плохое» – «отнять». Такой тип правопонимания (по крайней мере, исторически), безусловно связан с патернализмом (от лат. paternus – отцовский; имеется в виду жесткая опека, принудительное верховенство государства-отца над подданными-детьми). Отметим, что знаменитая «борьба за право» (начиная с Канта) была многолетней битвой с патернализмом, потому что право и патернализм несовместимы.

С позиции сторонников данного типа правопонимания, право есть не что иное, как неуклонное соблюдение всех действующих законов. На первый взгляд, в этом нет ничего плохого. Однако «этатисты» обходят стороной, никоим образом не ставят вопрос о том, каковы эти законы, правовые они или нет, ибо у них, как было сказано выше, право и закон отождествляются. Правовед, придерживающийся этатистской «ориентации», ни в коем случае не должен интересоваться моральными, политическими, социальными основами (принципами) права, ибо оно всего-навсего замкнутая система норм, установленных государством.

Не все «позитивисты» отвергают моральные принципы права. Представители французского юридического позитивизма, к примеру, уделяют значительное внимание моральным аспектам правоведения5. Незыблемость постулатов в стиле «Закон есть Закон», «Приказ есть Приказ» опровергнута итогами Второй мировой войны, Нюрнбергским процессом над нацистскими преступниками, а в наши дни Международный трибунал в Гааге судит виновных в преступлениях против человечности.

Согласно этатистским концепциям государство и общество не различаются, причем при тоталитаризме государство не только доминирует над обществом, но и жестоко подав

ляет его. Этатистское правопонимание приводит к отождествлению прав и обязанностей: право на труд, к примеру, сливается с принудительной (вплоть до тюрьмы за отказ) обязанностью трудиться. От утопистов идет кровавая практика-традиция: заставить всех быть свободными во имя свободы (знаменитый троцкистский лозунг – загоним человечество в царство свободы железной рукой).

Существуют две теоретические модели соотношения права и государства внутри этатистского типа правопонимания. Первая – тоталитарная модель, в которой государство доминирует над правом, не связывает себя никакими правовыми нормами, ибо оно само их создает. Вспомним знаменитое суждение Ивана Грозного: жаловать и казнить волен. Вторая модель демонстрирует иное соотношение права и государства. Пусть государство творит право в форме закона, но при этом оно связывает себя, свою деятельность этим самым законом. Такой тип истолкования соотношения права и государства можно назвать прагматическим, а такое государство – государством ограниченной законами бюрократии. Однако в форме законов, которые создает государство и ими же намеревается себя ограничить, оно может творить любой произвол (не случайно позитивистские концепции правового самоограничения государства воспринимаются тоталитарными режимами). Итак, возможна позитивистская разновидность правового государства.

Сам термин «правовое государство» (нем. – Rechtsstaat») 6 введен в научный оборот в первой половине XIX в. знаменитыми юристами К.Т.Велькером и Р. фон Молем. Немецкие правоведы и их многочисленные единомышленники трактовали самоограничение государства правом на германский лад. В праве они усматривали единственное оружие в борьбе с коррумпированным прусским чиновничеством, «юнкерской» бюрократией.

Необходимо констатировать, что в сегодняшней России возобладала прагматическая модель соотношения права и государства. В наше переходное время практически никто не рассматривает государство в историческом аспекте. Подавляющее большинство людей продолжают считать, что все права «дарованы» государством-«отцом» и родиной «матерью». Исторический опыт России убеждает в том, что именно государство должно закрепить в Конституции права человека, причем не только их гарантировать, но и неуклонно защищать.

Второй важнейший тип правопонимания именуется либеральным (в терминологии академика В.С.Нерсесянца – «либертаристским», «юридико-либертарным», «либертарным» 7). Прежде всего сюда относятся теория естественного права8, а также многовариантные социологические концепции права. Важнейшая аксиома юснатуралистского правопонимания: «Право – мера свободы». Согласно либеральному правопониманию меру свободы никто не устанавливает, ибо она рождается в самом обществе. Мера свободы устанавливается в процессе согласования интересов индивидов и человеческих групп, порой резко противостоящих друг другу. Мера свободы, таким образом, зарождается непосредственно в самой общественной жизни.

Задача государства и состоит в том, чтобы зафиксировать эту меру свободы, придать ей официальный характер. Чрезвычайно важны при этом демократические процедуры (всенародное избрание законодателей), роль экспертов, социологов, которые смогут выявить эту меру свободы в самих общественных отношениях.

С позиции либерального правопонимания «права» не дарованы человеку, принадлежат ему от рождения, неотчуждаемы, что зафиксировано в понятии правоспособности. Основные права человека (на жизнь, на свободу, на собственность) признаются высшей ценностью. Важнейшим положением этого типа правопонимания является безусловное различение права и закона. Законы в обязательном порядке должны иметь правовой характер. Государство существует для гарантирования и охраны вышепоименованных неотъемлемых прав. Таким образом, признается верховенство права над государством, а гражданское общество предъявляет и диктует свои требования государству. По мысли Канта, стоявшего у истоков теории гражданской свободы, право нужно вытащить из грязи окружающего его бесправия.9 Итак, государство подчиняет себя праву, причем средостением всей правовой сферы является взаимосвязь прав и обязанностей.

 

Свобода – первый важнейший принцип права. В чем же суть (корень) правовой свободы: в том, чтобы уважать свободу других индивидуумов. Принадлежащее мне право на свободу обеспечивается обязанностью другого лица уважать мою свободу. Именно эта взаимосвязь (корреляция) прав и обязанностей скрепляет, цементирует, обеспечивает саморегулирование общественных отношений. Правовая свобода такова, что никто не может заставить человека быть свободным, принудить к свободе. Принцип права (право на свободу) есть и принцип прав человека.

Правовая свобода имеет историческую природу, она – исторична. В эллинских полисах и в Древнем Риме свобода распространялась только на полноправных граждан (никак не на рабов и метеков). В Средние Века правовая свобода имела резко сословный характер. Она распространялась лишь на представителей определенного сословия, ибо была «неравной».

Второй принцип права – равенство, формальное равенство (не социальное, не пресловутая «уравниловка»). Правовая свобода нуждается в общей для всех, одинаковой «мере».

Справедливость как принцип права выделяют далеко не все мыслители прежних эпох и современные исследователи. Становление о воздаянии равным за равное, о соразмерности преступления и наказания (протестантский принцип «эквивалентности») насчитывает много веков. Разумеется, справедливость предполагает и моральную обоснованность многоаспектных явлений юридической действительности (универсума).

Согласно этатистскому (позитивистскому) правопониманию объективное право – первично, а субъективное – вторично. Между тем исторически субъективное право возникло ранее объективного. Однако, раз возникнув, объективное право не может реализоваться вне субъективного права, то есть оно должно воплощаться в реальной жизни в конкретных поступках людей.

Ницшевское правопонимание принято трактовать как «волюнтаристское»10, «аристократическое»11, кастово-эксплуататорское12 и т.п.

Отметим, что Ницше много размышлял об архаическом праве. В именных указателях к произведениям Ницше не упоминаются ни Ф.К. фон Савиньи (1770-1861), ни Г.Ф.Пухта (1798-1846) – основатели германской исторической школы права как антипода доктрины естественного права. Выскажем осторожное предположение, что молодой Ницше был знаком с их произведениями: с трактатом-памфлетом фон Савиньи «О призвании нашего времени в области законодательства и юриспруденции» и трудом Пухты «Энциклопедия права»13.

Эти работы оказали огромное влияние на «словесников» (юристов, философов, филологов, историков, фольклористов) не только Германии, но и всей романтической и постромантической Европы своим протестным вызовом, страстным призывом вернуться к национальным «корням», к «народному духу», к национальным языкам и обычаям как источникам права. Ницше – профессор античной филологии – никак не мог пройти мимо классических трудов основателей исторической школы права: восьмитомного свода фон Савиньи «Система современного римского права» и «Курса римского гражданского права». Из книги, из журнальной либо газетной статьи Ницше мог почерпнуть хрестоматийно известное положение Пухты: «Право создается впервые не государством, напротив, последнее предполагает уже правовое сознание... От заблуждения – считать государство источником права, не свободна большая часть политиков... Начало права лежит вне государства»14, – нашедшее отклик в трудах «базельского отшельника».

В работе «Веселая наука» мыслитель вступает с основателями исторической школы права в парадоксальную полемику (не называя их имен): «Что выдают законы. Весьма ошибаются, когда изучают... законы какого-нибудь народа так, как если бы они были выражением его характера; законы выдают не то, что есть народ, а то, что кажется ему чуждым, странным, чудовищным, чужеземным. Законы относятся к исключениям нравственной стороны нравов (Sittlichkeit der Sitte), и суровейшие наказания касаются того, что сообразно нравам соседнего народа»15. Свою мысль Ницше иллюстрирует примерами римских правовых обычаев и узаконений.

В юные годы Ницше склонялся к эллинизированной божественной теории происхождения права. В студенческой работе он писал: «Из первоначального титанического порядка ужаса путем постепенных переходов образовался Олимпийский богопорядок (правопорядок)»16. Позднее философ отказался от этой идеи. Правогенез он усматривал (как ни странно, ибо мыслитель был яростным ниспровергателем учения Руссо) в договоре, в договорной теории, т.е. склонялся к изводу естественно-правовой концепции17. В работе «Странник и его тень» (1879) Ницше утверждал: «Право основывается большей частью на обычае, обычай – на однажды заключенном договоре... Обычай становится, таким образом, принуждением даже в том случае, если не приносил больше той пользы, ради которой первоначально был заключен договор. Слабым это служило во все времена надежным оплотом: они склонны увековечивать однажды заключенный договор, в котором для них скрепляется дарованное им помилование»18.

Позднее Ницше развил и закрепил эту мысль. По его мнению, право возникло «из договорного отношения между заимодавцем и должником»19, право явилось, как Афина из головы Зевса, из «гражданско-правового отношения должника к своему заимодавцу»20, из «основополагающих форм купли, продажи, обмена и торговли»21, внутриобщинных установлений защиты «сильными» «слабых» и т.д. Ницше считал право догосударственным феноменом, т.е., по его мнению, право возникло раньше государства. Право-справедливость на этой первой ступени предстает доброй волей людей, приблизительно равномощных поладить друг с другом, “сговориться”»22.

Следует отметить, что государство, по Ницше, ни в коем случае не является артефактом договора, его возникновение сводится только к «актам насилия», формирование ранних государств «доводилось до конца путем сплошных насильственных актов, – что сообразно этому древнейшее “государство” представало и функционировало в виде страшной тирании, некоего раздавливающего и беспощадного машинного устройства, покуда наконец сырье, состоящее из народа и полуживотных, оказывалось не только размятым и тягучим, но и сформованным. Я употребил слово “государство”; нетрудно понять, кто подразумевался под этим – какая-то стая белокурых хищников, раса покорителей и господ, которая обладая военной организованностью и организаторской способностью, без малейших колебаний налагала свои страшные лапы на, должно быть, чудовищно превосходящее ее по численности, но все еще бродяжное население»23. Столь четко и недвусмысленно о происхождении государства Ницше высказался в первый и последний раз.

В «Посмертных афоризмах» мыслитель вступил в прямую полемику с Руссо: «Надобно покончить с той фантазией, которая видит его <государства> начало в “договоре”. Кто может приказывать, кто “господин” от природы, у кого повелительные поступки и наружность, – зачем ему договоры?»24.

Итак, зарождение права Ницше связывал с договором, а становление его – с насилием, произволом. Из исследования в исследование кочует хрестоматийно известный фрагмент № 459 из трактата «Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов»: «Произвольное право необходимо. Юристы спорят о том, должно ли в народе победить полнее всего продуманное право или же право легче всего понятное. Первое, высшим образцом которого является римское право, представляется профану не понятным и потому не выражающим его правового сознания. Народные права, например германские, были грубы, суеверны, нелогичны, отчасти нелепы, но они соответствовали совершенно определенным местным обычаям и чувствам25. Но, где как у нас, право уже не есть традиция, там оно может быть лишь приказано и вынуждено; у всех нас уже нет традиционного правового чувства, поэтому мы должны помириться с произвольными правами, которые суть выражения необходимости существования права вообще. А тогда наиболее логичным оказывается во всяком случае наиболее приемлемое, ибо оно наиболее беспартийно – допуская даже, что в каждом случае мельчайшая единица меры в отношении между проступком и наказанием определяется произвольно»26. Сказанное относится как к неписаному, так и писаному праву («Законы Ману», пандекты, средневековые кодексы и т.д.).

Право (не только как общественный феномен, но и как совокупность фиксированных текстов), по Ницше, кроме правителей, законодателей и юристов, не было воспринято, продумано, «восчувствовано» и понято человеческим «стадом». В Средние века (по мысли философа, величайшая эпоха, правда, «испорченная» христианством) и позднее стандартный индивидуум и читать не умел. По мнению «базельского отшельника», путем жесточайшей «мнемотехники», заключающейся в применении кровавых, увечащих наказаний, правовые принципы «вжигались» навечно: «Чем хуже обстояло с “памятью” человечества, тем страшнее выглядел всегда его обычай; суровость карающих законов»27. Со странным восторгом далее Ницше фиксирует жестокость «старых уложений о наказаниях», направленную на то, чтобы «выдрессировать» народы (в частности, немецкий).

Ницше «выводил» право из неравенства прав. Люди, по его мнению, никогда не были и не будут равны28. Строго структурированное (кастовое) общество – идеал прошлого и будущего человечества. Разрушение этого «прекрасного и яростного мира» мыслитель считал неискупимым и непоправимым грехом исторического христианства, приведшим к губительному смешению, упадку, «декадансу». Величайшим достижением человеческой законотворческой деятельности он провозглашает кодекс «Законов Ману»: «…знатные сословия, философы и воины… держат в руках массы, повсюду благородные ценности, чувство совершенства, утверждение жизни, торжествующее чувство благосостояния по отношению к себе и к жизни, солнечный свет разлит по всей книге… Книга законов, вроде Ману… резюмирует опыт, подводит черту, но не творит ничего… Книга законов никогда не говорит о пользе, об основаниях, о казуистике в предварительной истории закона: именно благодаря этому она лишилась бы того императивного тона, того “ты должен”, которое является необходимым условием для повиновения»29.

Далее в том же трактате философ высказывается совершенно определенно, без всяких обиняков, вне вербальной «игры»: «В каждом здоровом обществе выступают, обусловливая друг друга, три физиологически разнопритягательных типа… Природа… отделяет одних – по преимуществу сильных духом, других – по преимуществу сильных мускулами и третьих, не выдающихся ни тем, ни другим – посредственных: последние, как большинство, первые как элита. Высшая каста – я называю ее кастой немногих – имеет, будучи совершенной, также и преимущества немногих: это – значит быть земными представителями счастья, красоты, доброты… Духовно одаренные, как самые сильные, находят свое счастье… в жестокости к себе и другим, в исканиях; их удовольствие – это самопринуждение; аскетизм делается у них природой, потребностью, инстинктом… Познание для них форма подвижничества… Они господствуют не потому, что хотят, но потому, что они существуют… Вторые – это стражи права, опекуны порядка и безопасности, это благородные воины… Порядок каст, иерархия, только и формулирует высший закон самой жизни; разделение трех типов необходимо для поддержания общества, для того, чтобы сделать возможным высшие и наивысшие типы, – неравенство прав есть только условие к тому, чтобы существовали права. – Право есть привилегия. Преимущество каждого в особенностях его бытия»30.

Филолог-классик Ницше, в оригинале штудировавший диалоги «Государство» и «Законы» Платона, хорошо усвоил суровые уроки «широкогрудого» (так с древнегреческого переводится имя величайшего мыслителя античного универсума, в юности – знаменитого атлета). Однако между воззрениями Платона и Ницше существует коренное, глубинное отличие: для Платона важнее всего благо миниатюрного полиса-государства (число граждан не должно превышать 5000 человек), а для Ницше – благо человечества. Гуманистический пафос ницшевского учения трудно вычленяем, скрыт под эффектным покрывалом словесного эпатажа («господа и рабы», чернь и т.д.)31. Недаром знаменитый 337 фрагмент «Веселой науки» мыслитель назвал «Будущая “человечность”»32. «Новый Протагор, Ницше напомнил вновь, что мера всех вещей – сам человек, дающий бытие новым ценностям»33.

Справедливы суждения: «Право, по Ницше, – нечто вторичное, производное от воли к власти, ее рефлекс»34; «Чем большей “волей к власти” одарен индивид, тем ярче выражен в нем инстинкт к господству, тем выше его социальная значимость, а следовательно, тем большие права он имеет в обществе»35. Из исследования в исследование переходит ставшая «общим местом» мысль: «На основе признания неравенства среди людей, понимания права как привилегии избранных, а также отрицания возможности установления справедливости среди неравных Ницше приходит к выводу о необходимости создания в рамках аристократического кастового государства двух систем права: права господ и права рабов»36. Подобные суждения носят отпечаток устаревших идеологических установок недавнего прошлого, когда каждый мыслитель оценивался в зависимости от его отношения к коммунистической доктрине (Маркс и Энгельс в трудах базельского отшельника не упоминаются, но с Дюрингом он многократно вступает в полемику).

Представляется, что Ницше в своем учении о праве различал «право сильнейшего» и «право слабейшего». Эту идею «права сильнейшего» Ницше почерпнул у софистов Фрасимаха, Калликла и Пола Агригентского: «Воля (соответственно и сила) здесь выступала в качестве доминирующего ценностного признака права»37; «…доминирующая ценность власти трактуется как конституирующий признак права». 93 фрагмент из работы «Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов» Ницше так и озаглавил «Право слабейшего»38. Выше уже отмечалось, что в учении Ницше «сильный» духом, талантом, благородными чертами характера не тиранит, не угнетает, не эксплуатирует «слабого», но, наоборот, покровительствует ему, защищает от житейских и общественных катаклизмов, а в идеале способствует тому, чтобы тот поднялся до высочайшего интеллектуального уровня «аристократа духа». В иерархии Ницше и «сильнейший», «и слабейший» занимают почетное место, долг и честь для них – послушание и служение.

Самой гармоничной и счастливой постэллинской эпохой, по Ницше, были Средние века, когда каждый человек в соответствии с сословным правом знал свое место на иерархической лестнице и был счастлив, находясь в гармоническом равновесии со своим предназначением и судьбой. Эту мысль (Средневековье – не «темные», а «светлые» в истории человечества века) продолжил и развил историк, культуролог и философ А.Я.Гуревич в своей неоднократно переиздававшейся работе «Категории средневековой культуры».

Трагедия Нового времени, по Ницше, заключается в том, что «слабейшие», «распропагандированные» «сильнейшими», перешедшими в противоположный стан, стали отвергать сословное (кастовое) право, заменив его буржуазным уравнительным правом (с «равными» для всех «правами). Все это спровоцировало в душах «слабейших» рождение такого сложного явления, как плебейский ресентимент: «… жажда и импульс мести, ненависть, злоба, зависть, враждебность, коварство»39. Все это после «взрыва», по Ницше, грозит человечеству неисчислимыми трагическими социальными катаклизмами, ибо ведет к «аномии» (отсутствию законов; термин Э.Дюркгейма). Философ восклицает: «Закона нет: каждая власть в каждый данный момент развивается до последних своих пределов»40.

О «новом» праве Ницше высказался так: «Полезно брать “право”… в определенном узком буржуазном смысле, в роде правила: “Поступай по праву и никого не бойся”: т.е. исполняй свой долг согласно определенной грубой схеме, в рамках которой живет известная общественная группа»41. Писаное право (законы), по Ницше, в существенной степени лишь мысленные проекции: «…закон… – здесь допускается одна и та же ошибка, а именно та, что фикции приписывается мнимая реальность… Эту необходимость создавать… законы… не следует понимать так, словно благодаря ей мы в состоянии фиксировать истинный мир; …мы создаем при этом мир, который для нас исчислим, упрощен, понятен и т.д.»42. Можно сказать, что Ницше относился к праву с некоторым предубеждением, с опасением, что право «слабейших» представляет собой смертельно опасный социальный инструмент. Мыслитель, правда, один раз отождествил философов с законодателями: «Подлинные философы суть повелители и законодатели; они говорят: «так должно быть!.. Их “познавание” есть созидание, их созидание есть законодательство, их воля к истине есть воля к власти»43.

Нельзя не согласиться с французским исследователем: «В глазах Ницше… право – это исключительное состояние в жизни, ибо в ней преобладают нарушения и насилия, деликты и деструкции. Любая всеобщая современная правовая система, ставящая целью подавить всякую борьбу, любая норма, признающая равными все воли, являются принципиальными антиподами жизни, носителями распада, симптомами усталости общества, дорогой ведущей в небытие»44.

Существенное внимание в своих работах Ницше уделил «вечной» теме: «Преступление и наказание». Преступник у Ницше (все преступления, по мысли философа, в том числе уголовные и бытовые, «идеологизированные») – «некультурный герой» (в отличие от «культурных» героев: Прометея, Бальдра, Фауста и т.д.), носитель романтизированного протеста, переступающий закон во имя восстания против миропорядка. Бунт против мира парадоксальным образом оборачивается (вопреки каре и воздаянию) примирением с ним на условии верховенства. Ницше склоняется к мысли, что преступника в первую очередь не устраивает не сам мир, а его место в этом мире45. По мысли философа, «…наказание не есть что-либо заслуженное самим человеком»; … тот, кто наказывается, не заслуживает наказания: он употребляется лишь как средство, чтобы отпугнуть других от совершения впредь известных действий»46. Мыслитель полагает, что уголовное наказание есть не что иное, как месть косного общества (его «морального судопроизводства») преступнику»отщепенцу» – носителю революционного деяния (пусть и в виде банальной кражи, грабежа, преднамеренного убийства и т.д.).

Ницше своеобразно трактует проблему соотношения правонарушения и правовой ответственности: «На протяжении длительного периода человеческой истории наказывали не оттого, что призывали зачинщика к ответственности за его злодеяние, стало быть, не в силу допущения, что наказанию подлежит лишь виновный.., но гнев этот удерживался в рамках и ограничивался идеей, что всякий ущерб имеет в чем-то свой эквивалент и действительно может быть возмещен, хотя бы даже путем боли, причиненной вредителю. Откуда получила власть эта незапамятная, закоренелая, должно быть, нынче уже неискоренимая идея эквивалентности ущерба и боли?»47 Мыслитель-парадоксалист замечает: «С возрастанием власти и самосознания… уголовное право всегда смягчается… Нет ничего невообразимого в том, чтобы представить себе общество с таким сознанием собственного могущества, при котором оно могло бы позволить себе благороднейшую роскошь из всех имеющихся в его распоряжении – оставить безнаказанным того, кто наносит ему вред»48.

Ницше ни в коем случае не был юристом, систематизатором, классификатором. Прежде всего он был художником, писателем, реформатором немецкого языка, а уж потом мыслителем, творцом связного и непротиворечивого учения.

Между тем в современных дискуссиях о правопонимании роль и значение Ницше определяются прежде, во-первых, его критикой современного ему «законодательного права» («права юристов») как «мертвого», «сухого», формализованного, далекого от «живой жизни». Во-вторых, характеризуя право как «антипод жизни», средство «упрощения» мира и общества, Ницше по сути обращал внимание на «живую жизнь» права, на то самое «живое право» в его противопоставлении «книжному праву», которое окажется главной темой произведений юристов-социологов первой половины XX века (Е.Эрлих, Ж.Гурвич и др.). Ницше, несомненно, «волюнтарист» по своим правовым взглядам: право есть воля («сильнейшего). При этом он – апологет «неравенства прав», но лишь потому, что «слабейшие» не «заслужили» своих прав, т.е., говоря современным языком, не обрели правосознание, соответствующее новым (по Ницше) антибуржуазным и, конечно, антихристианским ценностям.

Нас могут упрекнуть в сверхъобильном цитировании текстов философа. Однако мы скажем в свое оправдание: многие исследователи многое домысливают за Ницше, прошивая канву своих рассуждений ницшевскими цитатами. Мы же хотели дать высказаться «во весь голос» самому «базельскому отшельнику».


  1. См.: Поляков А.В. Проблема правопонимания в истории теоретико-правовой мысли // Поляков А.В. Общая теория права. Феноменолого-коммуникативный подход. Курс лекций. 2-е издание, дополненное. СПб., 2003. С. 14-107.
  2. См., например: Кечекьян С.Ф. Государство и право Древней Греции. М., 1963. С. 6-10; Луковская Д.И. У истоков правовой мысли в Древней Греции // Правоведение, 1977, № 1. С. 75 и след.; Нерсесянц В.С. Политические и правовые учения Античной Греции //История политических и правовых: Древний мир. М., 1985. С. 212-272; Козлихин И.Ю. Античный архетип концепции правления права // Козлихин И.Ю. Право и политика. СПб., 1996. С. 10-30.
  3. См.: Вебер М. Типы легитимного порядка: условность и право // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 639-643 (перевод М.И.Левиной). О влиянии учения Ницше на творчество Вебера (1864-1920) см.: Гайденко П.П. Социология Макса Вебера // Там же. С. 38.
  4. В многисленных работах действительного члена РАН В.С.Нерсесянца тот тип правопонимания, который обычно определяют как этатизм, называется легизмом. См., к примеру: Нерсесянц В.С. Легистские (позитивистские) концепции // Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства: Учебник для ВУЗов. М., 1999. С. 33-39.
  5. См., например: Луковская Д.И. Социологическое направление во французской теории права. Л., 1972. С. 10-12.
  6. О соотношении близких по смыслу, но отнюдь не синонимичных терминов "Rechtsstaat" и "the Rule of Law" (англ. - правление права, господство права, правозаконность) см.: Нерсесянц В.С. Правовое государство: история и современность // Вопросы философии, 1989, № 2; Хайек Ф.А., фон. Дорога к рабству // Вопросы философии, 1990, № 11 С. 123-127; Козлихин И.Ю. Идея правового государства: История и современность. СПб., 1993. С. 3-6.
  7. См., к примеру: Нерсесянц В.С. Философия права. М., 1997. С. 34.
  8. Истоки теории естественного права коренятся в трудах античных софистов, стоиков, таких выдающихся мыслителей Нового времени как Локк, Лильберн, Гроций, Монтескье (концепция "разделения властей", преобразовавшая, изменившая миропорядок), Руссо.
  9. См.: Асмус В.Ф. Иммануил Кант. М., 1973. С. 368.
  10. Поляков А.В. Общая теория права. Феноменолого-коммуникативный подход. 2-е изд. СПб., 2003. С. 382-383.
  11. Нерсесянц В.С. Фридрих Вильгельм Ницше // Политические учения: история и современность. Марксизм и политическая мысль XIX века. М., 1979. С. 286-287; Сотникова А.Н. Идеи права в постклассической философии (Шопенгауэр, Ницше, Зиммель, Дильтей) // История философии права. СПб., 1998. С. 288-289.
  12. См. подробнее: Дробышевский С.А. Ф.Ницше о государстве, праве и политике // Дробышевский С.А. История политических и правовых учений: основные классические идеи. Учебное пособие. М., 2003. С. 232-236.
  13. См.: Пухта Г.Ф. Энциклопедия права. Ярославль, 1872.
  14. Цит. по: Пухта Г.Ф. Энциклопедия права // История философии права. СПб., 1998. С. 339.
  15. Ницше Ф. Сочинения, 1, 542-543 (перевод К.А.Свасьяна).
  16. Цит. по: Фридрих Ницше. Биографические очерки. Первая книга // Новый журнал иностранной литературы, 1904, № 6. С. 286 (имя автора биографической хроники и переводчика не указано).
  17. Одна из главок в работе "Утренняя заря" названа "Естественная история обязанности и права" (Антология мировой правовой мысли в 5-ти т. Т. III. Европа. Америка. XVII-XX вв. М., 1999. С. 452; имя переводчика не указано).
  18. Ницше Ф. Философская проза. Стихотворения. Минск, 2000. С. 366-367 (имя переводчика не указано).
  19. Ницше Ф. К генеалогии морали // Ницше Ф. Сочинения, 2, 444 (перевод К.А.Свасьяна).
  20. Там же. С. 465-466.
  21. Там же. С. 444. Ср.: "Купля и продажа, со всем их психологическим инвентарем, превосходят по возрасту даже зачатки каких-либо общественных форм организации и связей: из наиболее рудиментарной формы личного права зачаточное чувство обмена, договора, долга, права, обязанности, уплаты было перенесено впервые на самые грубые и изначальные комплексы общины" (Там же. С. 450). См. подробнее чрезвычайно содержательное исследование: Мотрошилова Н.В. "По ту сторону добра и зла" как философская драма // Фридрих Ницше и философия в России. Сборник статей. СПб., 1999. С. 286 (автор интерпретирует и проблематику трудов Ницше "К генеалогии морали" и "Веселая наука").
  22. Ницше Ф. Сочинения, 2, 450 (перевод К.А.Свасьяна).
  23. Там же. С. 462; 466.
  24. Цит. по: Одуев С.Ф. Тропами Заратустры (Влияние ницшеанства на немецкую буржуазную философию. Второе, доработанное издание. М., 1976. С. 80.
  25. Здесь Ницше солидаризируется с основоположниками исторической школы права.
  26. Ницше Ф. Сочинения, 1, 439 (перевод С.Л.Франка).
  27. Ницше Ф. К генеалогии морали // Ницше Ф. Сочинения, 2, 442 (перевод К.А.Свасьяна).
  28. Ср.: "… так гласит справедливость: "Люди не равны". И они не должны быть равны" (Ницше Ф. Так говорил Заратустра, 88; перевод В.В.Рынкевича).
  29. Ницше Ф. Антихрист. Проклятие христианству // Ницше Ф. Сочинения, 2, 683-684; перевод В.А.Флёровой).
  30. Там же. С. 685-686. Ср.: "Право" долгое время и было vetitum (лат. - запретное - Ф.К.), святотатством, новшеством, оно проявлялось насильственно и как насилие" (Ницше Ф. К генеалогии морали. Полемическое сочинение // Ницше Ф. Сочинения, 2, 486. Перевод К.А.Свасьяна).
  31. Гуманистическую составляющую воззрений мыслителя тонко подметил яростный ниспровергатель его антихристианства, философ-проектант телесного "воскрешения отцов" Н.Ф.Федоров: "Ницше - философ нового рода и нового поколения.., совершенно отличный от старых философов-мыслителей. Задача этой новой философии - устанавливать цель жизни, управлять жизнью" (Федоров Н.Ф. Философия общего дела // Федоров Н.Ф. Собрание сочинений в 4-х т. Т. 2. М., 1995. С. 120). См. также: Юнгер Фридрих Георг. Ницше. Перевод с немецкого А.В.Михайловского. М., 2001. С. 218-234.
  32. Ницше Ф. Сочинения, 1, 656-657. Ср.: "Его философия сыграет еще громадную роль - в том или ином виде она будет положена в основу созидания новой культуры, в основу освобождения от духовного рабства (Маргелов Г. Философия Ницше как культурная проблема (Мир Божий, 1903, № 3. С. 166).
  33. Реале Д., Антисери Д. Ницше. Верность земному и переоценка ценностей // Реале Д., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т. 4. От романтизма до наших дней. СПб., 1997. С. 277.
  34. Нерсесянц В.С. Фридрих Вильгельм Ницше // Политические учения: история и современность. Марксизм и политическая мысль XIX века. М., 1979. С. 286; Нерсесянц В.С. Ницше // История политических и правовых учений. Учебник для ВУЗов. 4-е издание, переработанное и дополненное. М., 2003. С. 728.
  35. Сотникова А.Н. Идеи права в постклассической философии (Шопенгауэр, Ницше, Зиммель, Дильтей) // История философии права. СПб., 1998. С. 288.
  36. Горячева М.В. Политические и правовые взгляды Фридриха Ницше. Автореф. дис. … канд. юрид. Наук. М., 1998. С. 14. Иное дело: Ницше четко дифференцирует "мораль господ и мораль рабов" (см. фрагмент 260 из работы "По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего" (Ницше Ф. Сочинения, 381-384).
  37. Поляков А.В. Общая теория права. Феноменолого-коммуникативный подход. Курс лекций. 2-е издание, дополненное. СПб., 2003. С. 382.
  38. Ницше Ф. Сочинения, 1, 287.
  39. Шелер М. К феноменологии и социологии ресентимента // Шелер М. Ресентимент в структуре моралей. Пер. с нем. А.Н.Малинкина. СПб., 1999. С. 14. В задачу диссертационного исследования не входит истолкование это сложнейшего ницшевского концепта.
  40. Ницше Ф. Воля к власти, 303.
  41. Там же. С. 94. Ср.: "Воля к равенству есть воля к власти, … есть следствие воли, направленной на то, что должно быть как можно более равного (Там же. С. 235).
  42. Там же. С. 241. Ср.: "…мы воспринимаем закон и порядок как принуждение и ущерб" (Ницше Ф. Веселая наука // Ницше Ф. Сочинения, 1, 588; перевод К.А.Свасьяна).
  43. Ницше Ф. По ту строну добра и зла. Прелюдия к философии будущего // Ницше Ф. Сочинения, 2, 335-336 (перевод Н. Полилова).
  44. Карбонье Ж. Юридическая социология. Перевод и вступительная статья В.А.Туманова. М., 1986. С. 101. Ср.: "Правовой порядок, мыслимый суверенно и универсально, не как средство в борьбе комплексов власти, но как средство против всякой борьбы вообще… был бы жизневраждебным принципом, разрушителем и растлителем человека, покушением на будущее человека, признаком усталости, контрабандистской тропой в Ничто" (Ницше Ф. Сочинения. К генеалогии морали, 2, 454 (перевод К.А. Свасьяна).
  45. Ср.: "… преступник оказывается прежде всего "отступником", нарушителем договора и слова" (Ницше Ф. К генеалогии морали. Полемическое сочинение // Ницше Ф. Сочинения, 2, 450); перевод К.А.Свасьяна). Эти идеи нашли свое художественное воплощение в раннем творчестве М.Горького, прямого ученика Ницше, поразившего Европу своими "босяцкими" рассказами.
  46. Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов // Ницше Ф. Сочинения, 1, 297, 296 (перевод С.Л.Франка).
  47. Ницше Ф. К генеалогии морали. Полемическое сочинение // Ницше Ф. Сочинения, 2, 444. Перевод К.А.Свасьяна.
  48. Там же. С. 451, 452. Ницше дифференцирует наказания следующим образом: "наказание как обезвреживание", "наказание как возмещение" вреда, "наказание как средство изоляции", "наказание как устрашение", "наказание как браковка выродившегося элемента", "наказание как вколачивание памяти", "наказание как компромисс с естественным состоянием мести", "наказание как объявление войны и военная мера против врага мира, закона, порядка, начальства" (Там же. С. 458).
Комментарии

Добавить изображение