ОХ УЖ ЭТОТ "ДЕД"!

[из опыта писем в редакцию]

– “Человек – это стиль”?
Стиль!
С хреном и со сметаною?
С хреном и со сметаною!
Давай его сюда!

Прохвост Пригодич! - April 14, 2004 at 02:25:17)
Приведу цитатку из романа некоего бездаря А.Камю:
"Увы, после определенного возраста каждый человек отвечает за свое лицо"...

<…> Но мне он всё равно симпатичен, потому что привносит в гусятник хотя и несколько нафталинно-пыльный, но благородный аромат куртуазности.
С уважением - Марина Л.
2 Апреля, 2004

Марина, да Вы хитрица: я ещё не созрел для того, чтобы писать о “Дедушке”, но не могу же я Ваше письмо оставить без ответа! Боюсь, что получится через пень-колоду, так что, пожалуйста, не судите строго.

После такого зачина и, держа в памяти Ваше но мне он всё равно симпатичен, попробую высказать своё мнение.

Начну с того, что мы с “Дедушкой практически ровесники и даже, добавлю, одинаковой длины в высоту. (Последнее замечание вызвано его недавним вопросом-вызовом к Змею, жалящему в пятку, Юлию. Ничем больше с “Дедушкой” меряться не возьмусь, сразу же допуская, что его поясница /эвфемизм, заимствованный у С-Щедрина/ неизмеримо шире моей.) Наверное, именно близость возрастов и заставляет меня быть к нему менее равнодушным, чем, возможно, следовало бы, что сказывается даже в написании: “Дедушка”.

Вообще-то, ГусьБуку я понимаю как свого рода “пикник вскладчину” и тому, кто принёс что-либо особливо лакомое – особое спасибо. При этом, вроде бы, формально никто ничего не должен, тем не менее, от каждого молчаливо ожидается “по возможности”. Вот, скажем, идиот кадет Биглер УважВлад – с него один спрос. С “Дедушки” же, в соответсвии с его самозаявками – совсем другой.

А на поверку выходит пшик: “Пописал с собачкой”, “Выкушал ведро водки”, “Принял две клизмы, почиваю”, “Я вернулся в свой город, знакомый до слёз” (так теперь и подмывает спросить: как там детские железы, не припухли ли?) –

И

всё

это

через

строчку,

чтобы

места

больше

занимало.

Итого: почти за два года человек, позиционирующий себя как литератор, умудрился сказать практически ни-че-го!

Теперь о том, как это ни-че-го! говорится. Взрослый “корпулентный” человек выбрал себе маску шута (“Играющий котик”, в его самого терминологии), видимо, полагая это умной находкой: что бы ни случилось, всегда можно сказать, что, мол, шутил. Ну, а если остальные шутку не понимают – “вместить не могут” – так это их вина. (“Мужчин убивать можно сколько угодно.” – гаёрская шутка. Ох, “Дедушка”, пойдёт Вам эта фраза и в род и в имение!)

Итого: даже в тех редких случаях, когда Дедушка”, уже вроде бы и дело говорит, веры его словам уже больше нет. Совсем как там у Тэффи о “шутнике”: “А, это опять тот дурак с тараканами, ну бросьте их скорее куда-нибудь подальше!”

Теперь о словаре. Естественно от литератора ждать языка несколько необычного и интересного. Интересного также и в том смысле, что не грех что-то и перенять. Скажите, Вам лично хотелось бы что-нибудь позаимствовать из языка, которым Пригодич изъясняется в Буке? Я специально не сказал “из языка Пригодича”,но “которым он изъясняется здесь”.

Поясню свою мысль. Я допускаю, более того – уверен –, что есть места, где он говорит “как надо”. Придя же в Буку, он норовит рассупониться и “выделить культуру, как почка мочу”. – Зачем? Ведь (как бы невероятно это не звучало для Михаила) отнюдь не все в восторге от юмора Раневской” – да вот хоть сегодня кто-то здесь её цитировал, слюну подбирая еле: “жизнь – это затянувшийся прыжок из … в могилу”. Откуда такая холопская уверенность, что, если гадость сказана “великим”, то это уже и не гадость, а искусство? Что заставляет “Дедушку” постоянно по мелочам паскудничать, скатываясь на такой тон?

Ах: ““Лебедь” - это место, где легко дышится!” – его слова. А нам остальным как дышать? (Михаил снова вынесен за скобки.) И не проще и не полезнее ли для всех, если бы “Дедушка” купил себе большой лист фанеры и размашисто угольком писал свои заветные трёхбуквия и прочие нефритовые столбы” там, а не здесь?

Помнится, Баранов ещё до появления здесь “Дедушки” как-то с

казал, что “Лебедь” – это место, где принято тянуться; для “Дедушки” же, по всему судя, это место куда он ходит оттягиваться. Т.е., в то время, как для одних это (было) почти как поход в театр (ну ладно, устраним перебор: не в театр, а в библиотеку), для других это – как в пивную.

Итого: В конце-концов, за кого он нас здесь принимает? Он – что? устал где-то там носить костюм своей “культурности” и нашёл “Лебедь” подходящим местом, чтобы оный с себя скинуть и пощеголять в исподнем? А ведь именно такими приёмами любое место рано или поздно можно превратить в подходящее.

Теперь о целях. Насколько я помню, ещё не было случая, чтобы в первые же полчаса после выхода нового альманаха “Дедушка” бы не произнёс: “Хороший номер!” – Будем принимать такое всерьёз сколько-нибудь? А его настойчивое и льстивое навязывание себя редактору: “Мы старые боевые кони!” А его хвалебные рецензии кому угодно и за что попало; при этом: “Меня идеология не интересует, мне важен сам текст!” – О-ля-ля!

Итого: хочешь-не хочешь, а иногда приходится соглашаться с Юлием: это – не совсем “соответствует действительности”.

Осталась ещё куча каких-то мелких мелочей… Ну вот хоть бы форма похвалы: “Хорший текст (высшая похвала для меня).” Вариант последних времён: “Хорошо пописывать изволите (высшая похвала для меня).” При этом подразумевается, что “похвалённый” должен чувствовать себя польщённым. Вопрос: чем это отличается от УважВладова “Хорошо написано. Мне понравилось.”? – Одним словом, “Садитесь, – тройка!”

Или: “Друг мой высокий!” – говорится всем подряд и в ответ на что угодно. – Режьте меня, но это не куртуазность, а род бесстыдства вкупе с надменностью. Сюда же – все эти унижения паче гордости.

А “целую ручки…”! – Так и видится, как сей корпулентный господин, наклонившись, сколько живот позволяет, и картинно держа трубку на отлёте, “цалует каждый пальчик отдельно”, так что даме потом неловко приходится вытирать его сладкие пропахшие табаком (“хорошо помогает в сердечных регистрах!”) слюни. – Будем называть это благородным ароматом куртуазности?

И наконец: “Серебряный век умрёт со мной!” – Вы знаете, мне порой начинает казаться, что если бы не Пригодич, то завтра и Солнце бы не взошло. – Откуда и зачем во взрослом человеке такой эгоцентризм четырёхлетнего ребёнка?

Продолжать можно долго… Однако ж, закончу, добавив только ещё одно Итого:

“Лебедю” очень не помешал бы хороший литератор. И, к сожалению, Пригодич, так уверенно усевшийся на это вакантное место, смотрится на нём, увы, неподходяще.

3 Апреля, 2004

(Вдогонку ко вчерашнему)

Только что прочитал “Мы полетим через пространство” Пригодича в сегодняшнем выпуске и “думаю себе”: ну почему бы ему так не говорить с самого начала? Ведь всё-таки может!

А для того, чтобы побыть нагишом – если уж натура такая необоримо двойственная – так это пусть где-нибудь в другом месте. Уж лучше я полюблю его “беленьким”.