ПОСЛЕДНИЕ СТРАНИЦЫ

18-03-2004

Вот каким увидел Ленина первой послеоктябрьской весной Юлий Айхенвальд, убежденный постепеновец, для которого насилие было трагической стороной человеческой истории [ Юрий Айхенвальд. Последние страницы. М., 2003. ]

“Я сказал, что вожди большевизма смущены мелкой буржуазностью своей паствы.

Действительно на эту тему была произнесена одна из наиболее известных речей Ленина в Московском Совете. Она звучала отходной.

И такое элегическое впечатление производила она уже самим тоном своим, который и делал ее траурную музыку. В словах высокопоставленного оратора и в самом тембре этих слов чувствовалось одиночество. Реально ощущал он, по-видимому, тех внешних и внутренних врагов, о которых говорил, те упрямые утесы, о которые разбилась волна его теории и практики.

Я воспроизведу здесь то, что я писал об этой речи непосредственно после ее произнесения: "Ленин не может не отождествлять себя в данный момент с Россией, - а на нее, на ее остатки и останки, все идут и идут иноземные полчища. Он не может не разделить ее участи, ответственный за нее, - а рисуется она ему в самом темном виде.

Мир, который мы заключили, может быть опрокинут в любую минуту... Положение страны, разоренной великой войной, самое тяжкое; мы можем быть раздавлены каждую минуту... Если этого не будет (помощи Запада), мы погибнем".

Воистину трагикомическая метафизика российских реформ: разрушив то, что было, смотрит богатырь Илья Муромец с картины Васнецова за "бугор" из-под руки: не помогут ли оттуда? И не только извне вождю большевизма не на кого опереться: он и в подвластных ему пределах окружен злобными силами, и опошленное, выдохшееся, оскверненное название "товарищи", с которым он механически обращается к своей аудитории, мало в ком находит себе искренний отклик. И Ленина коснулась трагедия вождя. Когда он в последних и бледных мерцаниях торжества, еще ласкаемый иллюзией победы, злорадно упоминал о том, что Корнилова убили свои же солдаты, то в известном смысле это можно отнести и к нему самому: предводителя большевиков тоже морально убили участники его дикой дивизии.

Многие из них отвернулись от негр, изменили ему, недаром такой горечью были проникнуты его намеки и упреки "левым коммунистам", "пустым крикунам или провокаторам", "мелким собственникам" и власти "не железа, а киселя". Ратник без соратников, осиротелый пассажир своего коварного вагона, который мне хочется еще раз назвать саркофагом России, Ленин должен теперь уплатить свою дань исторической Немезиде, должен испытать нравственную разоренность и всю меру разочарования.

Покинутый на самого себя, один воин в поле, усеянном мертвыми костями, он, быть может, в эту скорбную для него минуту (общие скорби его не трогали) поймет, наконец, то, что так ясно было глазам, на которых не тяготела "пелена предубеждений".

Давно известна была та печальная Америка, которую ныне открыл для себя Ленин. Он увидел, поздно увидел, что воцарению социализма препятствует "мелкая буржуазность" людей. Ленин споткнулся об этот громадный и тяжелый камень, который открыто лежал себе на большой дороге, ничем не маскировал своего долговечного присутствия и о который споткнуться поэтому было очень трудно и мудрено. Полководец большевизма, наивный и близорукий, эту трудность преодолел, Ему удалось спoткнуться.

Если верно то, что камни могут вообще иногда вопиять, то в первую очередь и громче всех вопиял о себе на путях человечества именно тот грузный камень, который называется инстинктом собственности. Как можно было столь откровенного крика не услышать? Как можно было думать, что люди легко и безболезненно, повинуясь декрету, в двадцать четыре часа откажутся от частной собственности, вдруг перестанут быть хозяевами и перевоспитают свою душу в духе коммунизма? Как можно было бросить столь смешной в своей легкомысленности вызов исконной психологии?

Пусть, впрочем, чувство собственности не принадлежит к числу первородных и стихийных инстинктов. Но во всяком случае оно так углубилось в нашу природу, так органически срослось со всеми фибрами нашей личности, что приобрело необычную, из рода в род переходящую силу... И поэтому совсем не надо было обладать пророческим даром для того, чтобы предвидеть то явление, которое сейчас так поразило и огорчило прекраснодушного Ленина: "Мелкий соб

ственник - это на-тоящий враг"; "страшен мелкий хозяйчик"; "этот новый враг, новый Корнилов, идет по фабрикам, заводам, железным дорогам, чтобы урвать, что можно, и по пользоваться". Так говорил Ленин, так задолго до него предсказывала история, так сулил естественный порядок вещей. Буржуазности новый строй не искоренил. Она для этого слишком глубока, он для этого слишком мелок. .

Высшая привлекательность социализма, не научного, а утопического (научный социализм - выдумка, утопический социализм - мечта, всегда же мечта лучше выдумки) - привлекательность социализма в том и состоит, что он как бы идет крестовым походом против инстинкта собственности.

Это - идеализм, ополчающийся на твердыню материализма; это метафизика, идущая на физику. Социализм - освобождение от ига имущества: чужое имущество - иго над бедняком, собственное имущество - иго над душою богача. И бедность, и богатство искажают человеческую душу. Сбросить с нее засилие вещественности и вещей, освободить душу для духовности - вот оправдание социализма. Его можно приветствовать лишь при том условии, если верить, что социализм - это спиритуализм. Но именно потому, что так возвышенны его последние цели, его далекие идеалы, он неосуществим теперь, сию минуту, в нашей несчастной реальности. И, кажется, Ленин начал это понимать, и оттого он кончил верить - верить в жизнеспособность своего недоношенного коммунизма”.

Комментарии

Добавить изображение