РЁВ ПРИБОЯ

05-08-2004


Бах – один единственный.

(Фридрих, король Пруссии).

Рядовой музыкант, в начале пути, получает прежде всего чувственное удовольствие от исполняемой музыки. Преподаватели знают, что у талантливых детей часто текут изо рта слюни, когда им удается разрешить аккорд. Со временем удовольствие от музыки приедается, как и любое чувственное удовольствие, и большинство музыкантов вырабатывает защитный механизм от эмоциональной нагрузки. Непристойности звучат в консерватории не реже, чем на уроке по забиванию гвоздей в деревяшку с одного стука.

Музыка совершенно не требует ума – вернее, той его разновидности, которая необходима для получения места управляющего скаковыми конюшнями или звания профессора в университете. Проникновенно играть на лютне может и полный идиот, его позы и движения будут, к тому же, более эстетически привлекательными, чем у бренчащего на гитаре интеллектуала.

Глуп, как тенор – говорят в опере.

Народные массы, не мудрствуя лукаво, сочинили собственную музыку – тирольские улю-лю, вологодские “распрягу да выпрягу”, негритянские “блюз”, “рэп” и прочие акустические услады для неотягощенного благородным происхождением и умом обывателя.

Впрочем, проблема попсы не так проста, как кажется. Двести - триста лет назад попса была столь изящна, что нынеший идиот с серьгой в носу, доведись ему послушать “комическую оперу”, не нашел бы других слов, кроме косноязычного мата, чтобы выразить посетившие его чувства. Причина былого и столь непонятного изящества заключалась в единстве народа, рутинном для средних веков. К успеху в темные времена ум приводил редко, наверх пробивались исключительно бесшабашные, агрессивные и неразборчивые в средствах граждане, так что умные пребывали в составе простого народа и размножались вместе с ним. Сегодня умники отделились от плебса и перестали размножаться. Средневековый плебс был несравненно умнее современного аналога, отсюда и изящество. Кульминацией такого изящества был гений Моцарта, непревзойденного титана попсы.

Попса раздражает определенные участки коры, вызывая выделение допаминов и другой химии, связанной с получением животного удовольствия. Ритмы попсы напоминают и биение сердца, и ускоряющийся темп соития, вспомните Первый фортепьянный концерт Чайковского. Несомненным титаном попсы был и Вагнер, с его музыкальным обращением к мощнейшему биологическому инстинкту защиты территории. Разновидностью попсы является и религиозная музыка, утешающая бедолагу-обывателя в его вечном страхе перед загадочным устройством жизни и неизбежностью смерти. Это химия другого рода, здесь музыка способствует выделению в кровь естественных транквилизаторов.

Химический подход к музыке, между тем – упрощение, проистекающее от невозможности понять истинный механизм невероятно мощного воздействия особым образом организованных акустических колебаний на людей и животных. Возможно, способность к анализу колебаний встроена в нервную систему. Обезьяна спит на ветке дерева, пока ветка колеблется от ветра с собственной частотой, но просыпается, когда на ветку ступает лапа хищника, меняя характер ее колебаний. Киты, дельфины и летучие мыши используют звуковую локацию. Загадка музыки еще и в том, что воздействие, строго говоря, не обязательно должно быть акустическим или механическим. Животные не понимают нотной грамоты, но среди людей часто встречаются особи, способные воспринимать музыку “с листа”, что весьма, казалось бы, близко к чертовщине.

Что бы там ни совершала музыка в душе обывателя, гениальный музыкант не бывает этим озабочен. Обывателя он ублажает с небрежной легкостью, пока не придет к нему нечто, понуждающее его напрочь забыть и про обывателя, и про его заботы, и превращающее его в гения. Примером тому служит левитирующий Моцарт.

Бетховен, однако, слишком серьезно относился к своим земным чувствам, чтобы писать гениальную музыку. Был он занят своими романтическими переживаниями, и даже политикой, а какое дело музыке сфер до скандалов и войн двуногих? Зачем судьбе стучать в пустые головы обывателей? Когда обнимаются миллионы, это похоже, скорее, на свальный грех, а не на гармонию. Сонаты Бетховена - его вершина, там красиво, но и только, ледяной ветер истины так низко не опускается.

Над земными музыкальными кущами стоит темная скала невероятных размеров по имени Иоганн Себастьян Бах.

Был ли Бах религиозен? Вопрос этот представляется нелепым, музыка Баха просто несравнима с примитивными суевериями. Религия, судя по его биографии, воспринималась им как и любая другая человеческая слабость, но оргАны стояли исключительно в храмах и для того, чтобы есть, следовало сочинять именно церковную музыку. Родись Бах в России двадцатого столетия, он сочинял бы кантаты о компартии, но это не сделало бы его менее великим.

Существует сомнительная теория о том, что гении рождаются в семьях, где встречаются линии наследственных способностей к какой-либо деятельности и линии психического нездоровья. Надо признаться, Бах подтверждает эту теорию самым убедительным образом. За гениальность своих редчайших представителей человечество платит серьезную цену, принося в жертву хаосу рассудок их родственников. Его тетка по отцовской линии страдала психическим нездоровьем, слабоумным был и один из сыновей от второй жены, Магдалены, Генрих. В хронике семьи осталось, впрочем, свидетельство о даровании Готфрида Генриха. По словам старших братьев, “мальчик иногда проявлял такую просветленность, что выказывал едва ли не гениальные музыкальные способности. Когда в такие часы Генрих импровизировал на клавесине, все в доме умолкали”.

Иоганн-Себастьян, в повседневной своей жизни, был обычным бюргером, испытателем органов, виртуозом, капельмейстером. Никаких признаков психических расстройств, скорее, расчетливость, педантичность, рачительность. И не без сварливости по отношению к неугодным.

Впрочем, чем ближе подходишь к гению, тем ощутимее запах серы. Тот, кто внимательно читал жизнеописания Баха не мог не заметить его странного отношения к современникам. Внешне почтительный, он, вероятно, не всегда принимал своих начальников, да и прочий народец, за реальность. Они как бы существовали в параллельном мире, с которым следовало считаться по необъяснимому капризу природы, но мир этот не был для Баха главным. Для этих суетливых существ он выделывал подходящую музыку, но не был волен идти против своего гения. Даже в совершенно, казалось бы обывательских Голдберг-вариациях”, сочиненным по заказу русского посла в Саксонии дабы спасти последнего от бессоницы, присутствуют, если верить удивленным исполнителям, инфернальные странности. Впрочем, от журчащих ручейков, пения птиц и прочих атрибутов попсы Бах в подобных произведениях не отказывается, он, скорее, их в собственной музыке не замечает, как не замечает порой и обывателей в повседневной жизни.

Главная Музыка Баха (назовем ее так) не выражает никаких чувств, не рисует никаких картин это слишком низкое занятие для настоящей музыки. Гармония чисел и колебаний неизмеримо ближе к центру вселенной, чем мелкие человеческие дела и чувства или картинки с небольшой планеты, снующей вокруг среднего размера желтой звезды.

Рев прибоя хаотичен? Позвольте, но как вы отличаете один хаос от другого? Хаос стремится к порядку, рождает порядок в муках, и музыка рассказывает об этом.

Стены детской, в которой обитал юный Моцарт, были исписаны цифирью, а связь акустики с математикой до настоящего времени служит основой рассуждений о золотом сечении и числах Фибоначчи. Уподобимся на время тем, кто рассуждает о цифрах и музыке и предположим, что музыка Баха более походит на странный аттрактор, запечатлевающий тайну рождения порядка из хаоса. Согласитесь, это красиво. Увы, красивому часто бесконечно далеко до гениального, и будущий слушатель найдет в музыке Баха еще что-нибудь не менее красивое, например, неисчерпаемость фракталов.

Все это красиво, но мелко. Такие идеи исходят от людей, которым хотелось бы приблизиться к гению, объяснить его. Это успокаивает старательных и усмиряет тщеславных.

Устами гениев с нами говорит вечность. Язык этот темен и загадочен, но такова и есть истина. Не надо притворяться, что мы “понимаем”, что именно говорит великая музыка. Может быть, этого не понимал и сам Иоганн Себастья Бах.

Рев прибоя неповторим. Тому, кто видел волны десятиметровой высоты, разбивающиеся о скалы, когда земля вздрагивает под ногами, и слышал нарастающий гул, проникающий в самую суть вещей, музыка Баха доступнее. Человеку свойственно чувствовать, когда он имеет дело со стихией, а когда всего лишь с собственной жизнью.

Комментарии

Добавить изображение