СТАРАЯ МУЗЫКА

Может ли устареть произведение искусства? Большинство из нас, безусловно, скажет, - нет, не уточняя даже о каком искусстве идет речь: о литературе, об изобразительном искусстве или о музыке. Более того, цена произведений искусства на рынке неуклонно растет, что может явно свидетельствовать о том, что художественная ценность этих произведений – нетленна. Тем не менее, если, например, посмотреть на самые древние, при этом – самые дорогие иконы, то взгляду откроется исключительный примитивизм письма. Первые, да и последующие иконописцы специально отказались от прямой перспективы, даже заменяли ее на обратную, не хотели и не стремились выписывать фигуры и лики святых, считая, что портретная точность и полнокровная телесность изображения бездуховна, а потому греховна, не нужна и даже запретна.

Почему же более поздние, более совершенные в техническом отношении творения оказываются менее ценными? Ответ очевиден: коллекционная ценность, уникальность раритета диктует его цену. То же самое касается экспоната исторического музея или же древнего фолианта, даже в том случае, когда никакой иной ценности, кроме культурно-исторической, этот предмет не представляет. Однако, эстетическая ценность того или иного произведения искусства для современного человека тем выше, чем ближе к современной жизни мировоззрение художника, его взгляд в историю, а также его технический арсенал. Эстетический мир современника, как самого творца, так и его героя, значительно ближе и легче для восприятия, чем представления о красоте исторических персонажей. Хотя, конечно, существуют вечные темы, и в этом случае сильная эмоциональная реакция читателя, зрителя, слушателя на произведение искусства из прошлой эпохи будет в большей степени определяться его образованием и мироощущением, нежели его эстетическими критериями. Этот тезис на первый взгляд может показаться спорным. Казалось бы, ну что может затмить поэзию Пушкина или живопись Леонардо?

Весьма показательным в этом отношении является кинематограф – пожалуй, самое динамичное из всех известных нам искусств, с минимальным историческим растром. На сегодняшний день с конвейеров ведущих киностудий мира выходят друг за другом сотнями, если не шедевры, то кинофильмы (за счет техники современного кинематографа), вполне пригодные для потребления. Чем дальше мы будем уходить в глубину прошлого века, тем меньше мы обнаружим таких лент, которые могли бы находить своего нынешнего зрителя, исключая историков кино и специалистов в этой области.

Очень характерная для кинематографа деталь его потребительский характер. Если мы будем возвращаться к любимым книгам и находить в них новую глубину, новый смысл, то кино, к сожалению, устаревает, и старый фильм никогда не тронет вас так, как это было впервые. Чем же объяснить такую недолговечность кинофильма? В первую очередь тем, что технические возможности кинематографа, - его основной инструмент, который придает этому виду искусства способность переселять зрителя на экран, совершенствуется на глазах и поэтому значительно влияет на реалистичность его содержания. Кинематограф плохо переносит условности искусства, характерные, например, для театра и литературы. Литературная метафора не всегда удачна в киносценарии. В то же время эстетское кино было и остается искусством для ограниченного круга зрителей.

Еще одна причина, почему старое кино никогда не приобретет такой же ценности, как полотно старого мастера, старинная икона, скульптура. Раритеты прошлых веков это уникальные вещи, существующие в единственном экземпляре. Оригинально отснятые ленты кинематографа клонируются тысячекратно и как физические носители даже в отличие от старой фотографии никакой художественной ценности не представляют. Их место – на полках киноархивов. Какая-нибудь из этих кинолент в будущем, возможно, станет экспонатом политехнического музея, как Лампочка Ильича, а само творение кинематографа в виде зип-файла войдет в энциклопедию для киноманов.

А что происходит в музыке, в вокальном искусстве, в балете? Во все времена существенной для оценки музыкального произведения была и остается его гармоничность, мелодизм. Эти качества всегда превалировали в народной музыке, на теле которой выросла музыкальная классика Европы. В 20-м веке западная музыкальная культура прошла феноменальный этап в своем развитии. Две наиболее существенные черты этого этапа можно обозначить так.

Во-первых, это возникновение нового музыкального жанра джаза, который на сегодня впитал в себя все достижения музыкальной классики Европы, а также охватил многовековую музыкальную культуру всех народов мира.

Во- вторых, это звукотехника, которая позволила принести певца и оркестр в любой дом, к любому слушателю. Результатом этого явилось превращение музыки и пения в один из наиболее расхожих продуктов современной аудио- индустрии, как наиболее существенной части шоу- бизнеса. Творчество высоких профессионалов достигло каждого человека. И по его заказу лучшие музыканты и певцы начали посещать его дом. Сегодня практически не существует вкусовых и репертуарных ограничений при высочайшем качестве звучания доступной для всех аппаратуры. Это развитие закономерно привело к созданию множества новых музыкальных жанров и бесчисленного количества новых прекрасных мелодий. При этом мелодизм музыкального поизведения безусловно завоевал место главной оценочной категории музыки, которая стала доступна всем и каждому. Мелодия в музыке имеет свои законы и уходит корнями в песенные традиции всех народов мира: это – гармоничность, ритмичность, простота, законченность музыкальной фразы. Хорошая мелодия хороша тем, что ее хочется слушать и слушать еще и даже петь. То, что обозначается на сегодня термином популярная музыка, этот простейший и наиболее популярный вид музыкального творчества, в то же время является существенным этапом культуры цивилизации. Развитие серьезной музыки сегодня движется с параллельной динамикой и с явным и очень пристальным взглядом в сторону ее более простого и популярного современника.

Но каково же место симфонического концерта, классической оперы, а также более легких классических жанров - оперетты и мюзикла прошлого по отношению к тому, что заполняет музыкальный рынок сегодня? Если оценивать музыку Баха, Бетховена, и других великих композиторов и гениальных музыкантов прошлого , как музыкальную основу современной музыки, как хрестоматию для музыкантов, то тот характер музыки, который звучит в симфоническом концерте или в классической опере, следует считать сокровищами гигантского музыкального музея. Любитель музыки сегодня, конечно, знаком с наиболее интересными в мелодическом отношении ариями классической оперы, тем более, что мелодии этих арий постоянно цитируются в импровизациях музыкантов, но все же следует признать, что их место в музее. Каждый из нас должен, хотя бы однажды, посетить Метрополитен, Лувр, Прадо, Эрмитаж, но постоянное присутствие там, это – для специалистов истории культуры и хранителей музея. Это одинаково относится и к музыке, и к балету, но вовсе не потому, что культура современного слушателя недостаточна для восприятия классической оперы или балетного спектакля. Сто или двести лет назад любой посетитель оперного театра, имеющий слух, независимо от степени его музыкальной подготовки, был бы восхищен вокализами певцов и колоратурой оперных звезд просто потому, что ничего иного высокая музыкальная культура тогда не предлагала. Но не сегодня.

В связи с отсутствием необходимости посещать оперу или симфонический концерт, любой рядовой слушатель сегодня может получить удовольствие, причем в строгом соответствии со своим музыкальным вкусом, просто нажав кнопку музыкальной машины. Это изменило многое. Необходимое внимание к высочайшему музыкальному уровню серьезного симфонического произведения или же к особому певческому таланту оперных певцов, приспособленному к непростому оперному либретто, слушатель заменяет коротким прослушиванием любимой мелодии в исполнении соответствующего этой мелодии певца, не обладающего диапазоном голоса в две или три октавы, которые для данной мелодии просто не нужны. Демонстрация широкого диапазона голосовых данных, для которого были написаны многие оперные арии, вовсе не является обязательной для современного вокалиста, поскольку музыкальная эстетика сегодня дает очень высокие оценки певцам с весьма посредственным голосом, иногда даже с отсутствующим в классическом смысле голосом, таким как Луис Армстронг или Адриано Челентано. Что же за этим последовало? Появление огромного арсенала замечательных мелодий популярной музыки, в исполнении прекрасных певцов. Невероятное в своем разнообразии и техническом совершенстве бесконечное музицирование джазовых оркестров и импровизаторов, не требующее вслушиваться в мельчайшие нюансы сложного симфонического произведения.

Чтобы понять и почувствовать красоту симфонии необходимо было предварительно прослушать множество серьезных музыкальных концертов, с целью подготовить себя для восприятия сложной канвы и аранжировки данной симфонии, т.е. практически получить музыкальное образование. Может быть, когда-нибудь, когда уроки рутинных предметов в школах заменят уроки пения и игры на скрипке, любовь к музыкальной классике возродится. Но опять же не к той, которая будет оставлена далеко в прошлом, а к новой, на новом витке спирали истории. А пока избыточность музыкальной информации работает в русле тех законов, которые определяют деятельность пользователя этой информации. Избыточность уничтожается. Математика требует простейшего пути для решения задачи. Современный человек требует простейших и наиболее выгодных методов для получения той кратковременной радости, которую он может себе позволить в нашем мире с прогрессивно нарастающей динамикой. Поэтому любителей популярных музыкальных жанров сегодня несравненно больше, чем любителей оперы, а колоратурному сопрано простая публика поставила бы высокий бал, пожалуй, только в спортивных соревнованиях – кто выше прыгнет. Популярная музыка формирует музыкальные вкусы. Возникают даже фанатики таких исполнителей, как Мадонна или Алла Пугачева. Молодой любитель Верки Сердючки с гордостью назовет себя ее (его?) “фанатом”. Ни у кого не вызывает сомнений такой факт, что для того чтобы любить индийскую или китайскую музыку, скорее всего надо быть индусом или китайцем (соответственно). Однако, очевидная приверженность большинства слушателей к тому типу музыки, которая составляла музыкальный фон их молодости, вызывает яростную полемику. Используется такой аргумент, что развитие музыкального вкуса данного любителя музыки привьет ему любовь к классике. При более реалистичном подходе, тем не менее, можно видеть, что отношение к опере среди значительного большинства людей либо нейтральное, либо во многих случаях просто негативное.

Много ли потерял тот человек, который видит оперу как большого музыкального монстра, от замены оперы на коллекцию любимых мелодий? Ведь даже музыкальность оперы для этого человека, избалованного бесчисленным чередованием мелодий, которые ему нравились когда-то, и которые он уже вряд ли сможет все вспомнить, становится весьма и весьма сомнительной. Не следует ли этот процесс рассматривать не просто, как падение популярности классической оперы, а как естественное ее вытеснение из современного искусства и превращение ее в музыкальный музей? Все-таки классическая музыка, как потомок музыки народной, развивалась и жила как один из атрибутов аристократической культуры в течение 500 лет, когда аристократия управляла миром. Не происходит ли теперь обратное движение музыки к народности, одновременно с повсеместным установлением демократии?

Из этого, конечно, не следует, что классический музыкальный фундамент утрачивает свою значимость. Однако, его место все больше начинает принадлежать консерватории, а не музыкальной сцене. И даже консерватория сегодня начинает отказываться от консервативной (сорри за невольный каламбур) ориентации и открывает факультеты джаза. Больше всего это касается оперы. Исполнять сложные пассажи может только маэстро, но петь лучше или хуже может каждый. Это означает, что в век массовой информации и массового производства музыкальной продукции, когда востребованность этой продукции распространяется почти на все население планеты, профессиональное пение не может более существовать в башне из слоновой кости и соединяться с романтическими сюжетами средневековья. Предпочтение классической оперы сегодня это – нечто вроде предпочтения фаэтона кадиллаку и, хотя представляется актом свободного выбора, но, однако, актом довольно странным. Необходимо признать также, что искусство балета в его классических формах также в основном принадлежит прошлому. Невозможно сравнить популярность фигурного катания на коньках или конкурсов современного танца и балетного класса, спектакля.

Во многих случаях интерес к оперному пению и классическому балету специфически указывает не на любовь к рафинированной музыке и танцам, а на желание “быть при дворе”. Это желание часто руководило “любителями” того или иного жанра во все времена. Также можно оценивать интерес определенной части публики к авангардизму в искусстве. Авангард не приемлет консервативных оценок и зачастую предстает в роли могильщика того искусства, которое он считает отжившим. Ну и как же в этом случае относиться к неуемным восторгам в адрес В. Хлебникова, В. Кандинского, А. Шенберга или Ф. Сандерса? Очень характерна в этом смысле была ситуация, когда в 1972 году в Москве давал концерты Дюк Эллингтон со своим оркестром. Некоторые любители джаза среди художников рисовали себе билет потому, что иначе попасть на концерт было невозможно. Многотысячные толпы заполняли трибуны стадиона Лужники, не оставляя свободного места. Неужели в Москве тогда была так велика любовь к американскому джазу? Конечно, - нет. Большинство слышало имя Эллингтона впервые, но, испытывая на концерте самое главное желание – заснуть, впоследствии многие посетители могли представляться знатоками джазовой музыки. Именно так следует оценивать любовь множества наших знакомых к оперным ариям. Хотя другие, сталкиваясь с ироническим отношением своих знакомых к их увлечению, скажут или пропоют вполне искренне: “Смейся паяц над разбитой любовью”.