РОССИЯ И ОКРАИНЫ

Положение в Киеве внешне очень напоминает Москву лета 1991 года. Тогда в России резко обозначились две стороны. Не хочется называть их “силами”, они для этого были слишком беспомощны, как и сегодняшние киевские недотепы. Это были номенклатурщики, напуганные переменами, которые ввел, но не смог контролировать слабый умом Горбачев, и нищая интеллигенция, которая понимала, что следует менять систему, но не представляла, как, когда и с кем. Вернее, младшим научным сотрудникам только казалось, что они это знают. Логика была самой примитивной – если коммунизм - плохо, то капитализм – хорошо, и надо порядки менять так, чтобы было “как у всех”. Одним для этого нужны были пятьсот дней”, другие и вообще решили все совершить в одночасье. Инфантилизм этих политиков не вызывает сегодня никакого сомнения. Никому и в голову не приходило, что для того, чтобы все и сразу стало совсем по-другому, менять следует не порядки, а народ.

Народ, корни которого были частью обрублены взбунтовавшимися подонками – троцкими, лениными-сталиными и прочей сволочью, частью пожраны мелкой большевистской тлей. Простая крестьянская правда о том, что если в стаде резать только белых коров, то рано или поздно рождаться будут только черные, была слишком сложна для тупых батрацких детей и ополоумевших “революционных” интеллигентов. У этих недоносков даже появилась “своя” наука, твердившая, что если хорошо поливать осины, на них вырастут апельсины.

Один умный мулат, он же великий русский поэт, сказал как-то, что полезными для народа могут быть лишь изменения медленные. История неоднократно это подтверждала, но людской короткий век плодит нетерпение, всем хочется всего и сразу.

Сразу, как водится, нигде и ничего не получилось. Горбачеву только казалось, что это он всему голова, на самом деле он был всего лишь мухой на рогах номенклатурного вола. Многие, в том числе и горе-аналитики из западных разведок, так и не поняли, что же случилось в России (СССР, как название, придуманное быдлом, упоминать неприлично) в конце двадцатого столетия. Дело шло к переменам медленно, но неуклонно. Когда развалилась жестокая и грубая сталинская воровская малина, сокрушившая, однако, перед этим шайку Шикльгрубера, западного бандита-неудачника, номенклатура оказалась в растерянности. Не все знают, как формировалась номенклатура. Система была отлаженной, подходящего кандидата вели чуть ли не с пионерского возраста. Это должен был быть парубок из села, не очень умный, но и не слишком глупый, чтобы мог кое-как выучиться в ВУЗе. Требовалась от него абсолютная преданность начальству, за малейшее отклонение из перспективных выгоняли сразу и навсегда. Среди кандидатов был исключительно большой процент индивидуумов, в просторечии называющихся подлецами. Вопреки слюнявым сказкам, порядочные люди очень редки среди батраков, ленивых по определению. Лень, как известно, мать-героиня, рожающая пороки. Со временем, впрочем, с ослаблением гаек, про чистоту босяцкого происхождения стали забывать, и в номенклатуру косяком пошли дети предыдущего поколения номенклатуры – здоровенные бугаи с крошечными мозгами, вымахавшие на жирных харчах и витаминах, как лебеда на помойке. Впрочем, корни были все те же – из тупого и ленивого сословия.

Время, между тем, шло, дураковатого Хрущева сменил мордатый и бесхребетный Брежнев и постепенно в номенклатуре стал воцаряться дух паскудных поцелуев взасос, воровства, порнографии, сквернословия, и в Кремле устоялся запах, приличествующий более магазину старых носков. Толстые дегенеративные рожи “членов политбюро вурдалаками смотрели на людей с бесчисленных стендов. В этой атмосфере, как мышь в грязном белье и появился Горбачев, которому суждено было стать “выразителем чаяний номенклатуры. Что творилось на периферии – от Киева до Ашхабада просто не поддается описанию. По столицам “союзных и автономных республик” расселись нетопыри, в которых ничего человеческого не наблюдалось. В тупых головах этой новой “аристократии” если и роились какие-то мысли, то более всего они напоминали чудовищ из страшных снов испанского художника. Старые высшие инженерно-технические кадры, среди которых все-таки были уцелевшие в большевистском безобразии квалифицированные специалисты, а порой даже и честные люди, старели и уходили от дел. На смену им приходили батрацкие дети с пальцем в носу и оттопыренными ушами, которые очень быстро разрушили промышленность и сельское хозяйство, так, что с прилавков пропали хлеб, спички, гвозди, соль и мыло. Запах старых носков крепчал.

Номенклатуру стали пускать в “зарубежные поездки”, порой даже с женами. Лопоухий этот контингент увидел вдруг, что такая же, в принципе, нежить, как и они сами, припеваючи живет на западе, составляя тот процент сверхбогатых и надутых от важности, что вечно выхваляется своими мосластыми бабенками, дворцами, стадами автомобилей и возможностью безнаказанно вытворять все, что им захочется, без оглядки на свой тупо верящий в “демократию” тягловый народец. Разница была и в том, что “свободный рынок”, превращая людей в скотину, производил довольно много продовольствия. Скотину, как известно, требуется кормить, чтобы не взбесилась и не переломала стойла.

Зависть правит миром, и многие номенклатурщики начали дергаться и шевелить губами во сне, воображая себя мультимиллионерами. Причина зависти была еще и в том, что, не имея капитала, номенклатурщики средней руки не были уверены в обеспеченной старости. По меркам царского времени, - признавался в восемьдесят пятом году один ушлый цековский функционер, я вроде как генерал. Но в те времена у генералов были деревеньки, где, после выхода в отставку, можно было жить достойно, а у меня после выхода на пенсию что будет?”

Номенклатура разделилась на неравные части, одни уже видели себя богатенькими, таких было до четверти, половина старалась вообще ни о чем не думать, но, порой, все-таки вздрагивала во сне, а еще четверть прозорливо страшилась перемен.

А страшиться было чего, в мутной воде “реального социализма” носились уже хищные тени организованной преступности и дурного национализма. В тихой панике покидали страну евреи. “Уезжайте, пока Леня жив”, вещала жена впавшего в маразм генсека. Окраинные азербайджаны все более напоминали нищие страны зарубежной Центральной Азии невежеством, грязью, многоженством, чудовищной коррупцией, восточной жестокостью и заносчивостью номенклатурных баев, расцветом темных культов. По улице Шота Руставели в Тбилиси разгуливали инфантильные мимино в пиджаках с галстуками и в кроссовках. С беспокойством поглядывали на теряющую лоск метрополию многострадальные армяне, страшась новой турецкой резни, которая и не замедлила случиться в Баку.

Армия увязла в Афганистане и насквозь прогнила. Прапорщики воровали и продавали бандитам американского выкормыша Бен Ладена патроны, генералы из батраков даровыми трудами “партизан возводили свои избы в Архангельском. В Сибири один такой умелец в золотых погонах генерал-лейтенанта от саперов воровал и продавал артелям золотишников громадные армейские тягачи, за что в андроповские времена был сослан в... Москву, на полковничью, правда, должность.

Национализм набухал и на площади Ногина, в цековских коридорах, где появлялось все больше табличек, с фамилиями, оканчивающимися на “ов” и, соответственно, исчезли имена сомнительные.

Менее всего национализм проявлялся в Белоруссии, а на Украине принимал своеобразные формы. Левобережная Украина и Причерноморье традиционно не задумывались над своей национальной принадлежностью, интуитивно противясь сталинским бредовым “национальным границам. Совсем по-другому дело обстояло на западе, где, по злому року двадцатого столетия, тяготеющие к фашизму “западенцы”, с надеждой принявшие гитлеровскую оккупацию, лютой ненавистью пылали к своим восточным соседям-освободителям. Когда московская номенклатура, заведенная Горбачевым в темный тупик, стукнулась лбом в стенку и потеряла сознание, для “западенцев” наступил звездный час. Потеряв доверие к оказавшейся слабой Германии, они с надеждой уставились на заокеанских вождей, демонстрировавших все ту же гитлеровскую наглость и неразборчивость. Бомбежка и раздел Югославии, а затем и Сербии, погромы и разорение православных церквей в Косово, шовинистическая риторика американских герентократов, даже мистическое внешнее сходство президентов, стоило наклеить им усики, с былым кумиром, вселили в последышей коричневой чумы надежду. Единственное, кажется, что никак не вяжется с львовско-ростовщической дружбой, это неистребимый местный антисемитизм. Западенцам оказал поддержку и Киев, где номенклатура замерла в сладком ожидании собственной государственности с ее жирными министерскими, парламентскими, посольскими и прочими борщами, а киевская улица традиционно не очень жаловала “москалей”, что свойственно в той, или иной мере простому народу по отношению к другим нациям по всему миру. Свою роль сыграл и Чернобыль, последствия которого были непомерно раздуты киевской пропагандой в надежде на западные подачки, размер которых, увы, оказался впоследствии весьма далеким от ожиданий.

Не очень убеждают спекуляции на тему отсутствия у окраинных областей России государственного опыта. Дурное дело, что называется, нехитрое. Джугашвили, не превосходивший интеллектом обычного управдома, завернул такое, что впечатлительные обыватели и сегодня делают, случаем в штаны в пароксизме страха и умиления.

История, как обычно, ничему не учит короткоживущих, а потому и торопливых обитателей нашей грустной планеты. Стоило бы вспомнить, как расправились заокеанские и европейские друзья с Югославией, вожди которой десятилетиями пели осанну Западу и выставляли напоказ свою враждебность к славянскому миру. Где сегодня Саддам, найкращий друг Америки в ее борьбе с непокорным Ираном? Да там же, где и Милошевич, в камере, под охраной шестерок с американскими винтовками.

Давно была бы растерзана и разбомблена Украина, если бы не ядерное оружие России. Сегодня запад повторяет, как заклинание, сказочку о том, что Россия потеряла всю свою ядерную мощь, что она не сверхдержава, а нечто непонятное.

Да, России пришлось туго от долгого правления ленивых и тупых батрацких детей. Но оружие свое она не пропила и Пакистану не продала. Правда, если раньше она могла снести с лица земли своих врагов десять раз, то сегодня только пять, но разве это меняет дело? Тот, кто считает, что жирный ковбой с кольтом страшнее тощего скобского с обрезом, тот очень серьезно ошибается. Не завидую я тому, кто сдуру раздразнит русского медведя, жизнь которого и без того идет через пень-колоду. От чеченских слепней и прибалтийских нахалов он пока только отмахивается, не поднимаясь на задние лапы.

Что бы там ни говорили о Путине, дело свое он делает, недвусмысленно порой показывая, кто есть кто сегодня в мире, но и не нахальничая попусту.

И дай-то бог, чтобы хватило ума у ковбоев и ростовщиков не зарываться и не точить ножи на заблудшие русские окраины, а то ведь все сгорим, и правые, и виноватые.

Тот, кому довелось поколесить по нашей планете, знает, что умные люди все принадлежат к одной нации, имени у которой нет и никогда не будет, и делить им нечего. Беда в том, что умных мало и погоды они не делают. Остальных приходится пугать, кого тюрьмой, кого атомной бомбой, чтобы вели себя как подобает людям, а не павианам в поре.

Разница между политическими устройствами столь мала по сравнению с разницей в судьбах народов, что говорить об этом не всегда прилично. Действительно, кто лучше, свирепый Бен Ладен, разрушивший то, что казалось ему гнездом порока, или само это гнездо, Бен Ладена и породившее? И чем хуже белорусский батько неумытого саксофониста из овального кабинета, наплевавшего на свой народ и разбомбившего другие народы?

И чем лучше западная пресса, постоянно оглядывающаяся на владельца-работодателя, как пес на поводке, который боится подойти к столбу, чтобы не огрели плетью, прессы восточной, подчиняющейся правительственной цензуре?

Владелец западной газеты проводит политику, выгодную денежным мешкам, каковым он и сам является и если начнет нести отсебятину, его живо разорят братья-мешочники. Порой бюрократ даже предпочтительнее, он не так одержим жадностью и от него меньше несет псиной, чем от валютного спекулянта-миллиардера.

Если у кого-то появляется собственное мнение, его можно разделить на сети с десятком таких же собственников.

Благо сюда ни денежные мешки, ни бюрократы активно еще не лезут. Девяносто девять сапиенсов из ста сыреют на порнографических сайтах, и на политику плюют. Так это, может быть, и хорошо, демократия в действии.

Главное, чтобы друг друга не резали.

Идет по Крещатику по направлению к арке, что когда-то соорудили бюрократы для укрепления дружбы народов, молодой человек в желтом шарфике из дешевого акрила. Не мудрствуя лукаво, назовем его Шарфиком. Мать не читала ему в детстве сказок, ей некогда было, она на Арсенале работала инженером, частенько и вечера прихватывала, чтобы с начальством не ссориться. Шарфик не понимает, что два хитрющих существа, что затеяли всю эту склоку, как две капли воды похожи на кота Базилио и лису Алису, они убеждают людей с короткими деревянными мозгами, что лучше всего зарыть свои голоса на их поле чудес в их стране дураков.

Тогда и вырастут чудесные деревья, где вместо листьев будут расти зеленые бумажки, да только Шарфику они не достанутся, как это водится у котов и лис. Мозги у него такие. И все оттого, что у мамы времени не было.

Что же Шарфик должен делать? Будущее у него темно и опасно, суть событий для него за семью печатями, хотя ему и кажется, что это не так, и что он благородно борется за свободу и счастье всего человечества. Лучше бы всего Шарфику подождать и не суетиться, авось все и образуется таким образом, что лишней шкуры с него не сдерут.

Ему бы надо усвоить, что нигде и никогда судьбы простых шарфиков не решались в результате их собственных действий, а если и решались, то исключительно шарфикам в ущерб. Другими словами, их обманывали всегда и везде. Если кому-то понадобилось, чтобы шарфики вышли на улицу, то это и значит, что в результате этого выхода Шарфику станет хуже, кто-то еще глубже пристроится на его шее и будет колотить ему пятками в бока, понукая работать больше, чтобы чьи-то капиталы быстрее преумножались. А то и еще хуже – от имени шарфиков начнут резать честных и умных людей, как это случилось в семнадцатом году. Поначалу шарфикам даже нравится, когда режут умных как же, знай наших, белая кость, но когда исчезают соль, спички и мыло, шарфики впадают в уныние.

Не все в Киеве шарфики, само собой разумеется, есть люди умные и надежные, от которых действительно что-то зависит, и которые понимают вечную истину о том, что полезные изменения – это изменения медленные. Жили веками в мире с “москалями”, отбивались вместе от западной сволочи? Надо и дальше так жить, это самое важное, а чьи воры будут обирать народ, свои или московские – не все ли равно? Или киевские московских никогда не обирали?

Со своими гадами легче поладить, чем с западными. Много еще столетий должно пронестись над днепровскими обрывами, чтобы образовалось на земле нечто разумное и доброе. Главное, не допускать судорог и резких движений, чтобы не напороться на лезвия и крюки и не лишиться крови, как это произошло уже в других местах и с другими народами.