ЗАОЧНАЯ ДИСКУССИЯ О БРОДСКОМ

Владимир Баранов - Нестор - Обыватель - Наблюдатель - Д.Ч.- Кирилл Анкудинов

Тут многие и часто с придыханием произносят фамилию Бродский. Да, действительно, был такой дрянной поэт, по политическим соображениям в период холодной войны награждённый американской ленинской премией имени изобретателя динамита. В Россию он до самой смерти так и не рискнул сунуться: первый же встречный мог бы напомнить лауреату, что нобелевку-то он получил не за свои стихи, которые вашингтонский прозаик Василий Аксёнов совершенно справедливо сравнивал с творческими опытами т.Джамбула Джабаева. Премию он получил за стенограмму Фриды Вигдоровой, которую прекраснодушная бессребреница и поборница прав бродячих животных и диссидентов тайно вела на суде, безмерно приукрашивая скудные ответы недоучки и лоботряса на глупые вопросы судейских чиновников. По приговору суда нигде не работавший и бросивший учёбу в 9 классе Бродский получил тогда год высылки в Архангельскую область. Из этого события, благодаря диссидентскому резонансу, в Америке сделали мыльную оперу, которая и послужила прологом к церемонии в Стокгольме. Нобелевская речь лауреата холодной войны была ещё более скудной, чем его любительские вирши и уложилась в неполную страницу фолио. Видно тогда ещё было немного неудобно. Затем осмелел. Выучив английский, стал разъезжать по американским университетам и рассказывать что-то поучающее. Иногда на его лекции не собиралось и трёх человек. Пытался писать стихи на английском, но с этим оказалось совсем уж безрадостно. Раздражённый тупостью этого несовершенного мира Б. стал сильно закладывать и затем довольно быстро помер в благословенной Америке. На Россию ему всегда было глубоко насрать, России на него, в общем-то, тоже. Квит.

Честно скажу, не знаю я, отчего эстеты так любят Бродского. По швейковской аллюзии приходит на ум вопрос: а за что пидарасы “любят” друг друга? Про ихнюю “любовь” тоже, наверное, существуют какие-то вполне рациональные объяснения на базе глубоких научных исследований, вот только песен про неё отчего-то не складывают, а “Голубой вагон” Шаинского – это лишь роковое совпадение, как, сильно досадуя, объяснял как-то в телеке автор двусмысленного текста. Также и стихов, воспевающих прелести мужской задницы, мне тоже что-то не попадалось, может, конечно, не там смотрел. Но, - армянский бог! - не настолько уж сильно-то я этим жанром и интересовался. Конец аллюзии.
Пастернак, получивший нобелевку отнюдь не за свои стихи, а за слабый, но к счастью признанный антисоветским, роман, как поэт, раз примерно в сто пятьдесят – триста двадцать сильнее, чем тот же Бродский, получивший нобелевку вообще и не за стихи, и не за роман, а за сочинение Фриды Вигдоровой. Начинал как переводчик с польского, им же и помер, царствие небесное. За творческую жизнь не вырос ни на дюйм. Весь контент его уместился в скромном двухтомнике, значительную часть которого занимают пьесы, написанные настолько слабо, скучно и неинтересно, что их не поставил вообще никто, никогда и нигде. Что-то там о перестройке, какие-то давно забытые страсти, остывшая злоба, прокисшие сюжеты. Ещё есть немного прозочки путевые заметки человека, просидевшего жизнь в совке и радостно удивляющегося даже пыльному Стамбулу. И ещё: страшно многозначителен. Ничего в простоте, во всём поза. Стихоза притом вялая, вся какая-то типа переводов с какого-то условного польского. Может, на английском он, на неведомом нам языке, раскрылся? Не, не раскрылся. Языком, правда, овладел не хуже Димы Горбатова, но со стихозой на языке у него не задалось: был вежливо, но язвительно высмеян. Его лекции в американских университетах иногда не собирали даже и одного слушателя. Как многие здесь новые американцы, он повадился говорить о себе и Америке “мы, американцы” или “у нас, в Америке”. Да, такое в Штатах вполне принимается от гениального Барышникова, тоже бывшего ленинградца, который не зловонил на родине диссидентом и не привлекался там за тунеядство, а был комсоргом Кировского балета. Этот комсомолец запросто может позволить себе, например, сказать что-нибудь в духе “Щелкунчик – это чисто наш американский балет” - при полном понимании аудиторией того, что и балет “нашенский”, и что Майкл свой, деятель американской культуры. Как тот же Сейджи Одзава, например. Но то, что местные воспринимают от своих, они отнюдь не собирались выслушивать от бедного беженца, которого взяли в американство исключительно из милости, скинув гонимому из милости нобелевскую разнарядку, столь серьёзно воспринимаемую в литературоцентричной России. Когда всё это Бродский осознал, он бросил сочинять стихи и переключился на надиктовывание интервью Соломону Волкову, да турпоездки в Венецию.

Это всё фактическая канва, но поэт – он в своих строчках и больше ни в чём. Пытался я сам просечь, в чём же фишка. Мусолил сборник, слушал – о, превосходное! – исполнение Рафаэлем Клейнером стихов Бродского в старом добром зале Дома учёных на Кропотке. Клейнер, конечно, суперпрофессионал, способный учебник Пёрышкина прочитать так, что обрыдается любая аудитория. Заметив, что второе отделение артист не вытягивает, я вначале приписал это тому, что он устал и лишь много после понял, что просто мало стихов у Бродского, которые вообще годятся для прочтения. Нет, я знаю людей, которые, например, обожают жрать тухлые яйца. Любители есть вообще на всё. Но я не любитель вялой и тусклой поэзии. Ну вот хоть из Бродского знаменитое его Письмо римскому другу” (1972).

“Мы, оглядываясь, видим лишь руины.
Взгляд, конечно варварский, но верный”.

Как было сказано по другому поводу, “Строки, прости Господи, неудобьпонимаемые и душетлительные”.

Попробуйте на слух: во рту каша от вз, вр, вр. И нерусский какой-то (может, польский?) размер.
Нет, есть у него, на мой взгляд, и полнозвучные строки.

“Смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою”.
“Если выпало в Империи родиться, лучше жить в провинции у моря”.
Но ворюга мне милей, чем кровопийца”.

Ну, и, конечно же, юношеское: Ни страны, ни погоста не хочу выбирать / На Васильевский остров я приду умирать”.

По поводу последнего кто-то из дружков Довлатова на вопрос, где Бродский живёт, цинично ответил: “Где живёт, не знаю. Умирать ходит на Васильевский остров”.
Что ещё? Ну, поскребя в памяти, обнаруживаем ещё такую чеканную рифму.

Эх, Цусима-Хиросима, жизнь совсем невыносима”.

И, конечно, посвящённое радостному миру детства: “Между прочим, все мы дрочим”.

Вот этой последней строкой я бы и определил смысл того интереса, который к данному поэту испытывает эстетически продвинутая часть населения.

Свидетельства очевидца имеют известно какую достоверность. Однако мне вот какая мысль показалась вдруг важной. Борцы за то и за сё. Кто они? Они всегда на виду. Одни, как тот же Неизвестный или Солженицын, - благодаря неуёмному темпераменту, известной наглости и безудержной многолетней саморекламе. Другие, как, например, Бродский, - благодаря стечению обстоятельств. Образ последнего, вряд ли имеющий сходство с реальностью, сочинила бескорыстная заступница и романтическая идеалистка Фрида Вигдорова, чей дар, как я понимаю, в чём-то сродни дару Этель Лилиан Войнич.

Вигдорова застенографировала процесс ровно так, как подсказывала ей усвоенная ею в юности романтика бешено популярной тогда книги о борце по партийной кличке “Овод”, а может ещё и одноимённое кино, одна из первых совецких костюмных лент со страстями и молодым Бездарчуком в главной роли. Она и создала, в меру своих убеждений и пристрастий, род “женского романа”, главный литературный образ в котором был навеян отнюдь не веснушчатым пацаном, бросившим школу в 9 классе и привлечённым не за стихи, а за тунеядство (таких дел тогда суды рассматривали больше, чем дел о разводах). Но в итоге сработал старый, как этот достаточно паршивый мир, романтический миф “художник, терзаемый властью”. (Художника, отмечу в скобках, во все эпохи содержало и содержит не государство, так церковь.) В конечном же итоге, над этим романом Фриды расплакался Нобелевский комитет, который, понятное дело, не читал никаких таких, даже на русском языке нигде не опубликованных, любительских стихов господина Бродского, как не читал он и романа китайского диссидента, и как ещё до того не читал “Тихий Дон”, доверившись некому безвестному референту, который, видимо, из-за слабого знания экзотического восточноевропейского языка посчитал номинируемое произведение антисоветским. До сих пор из-за премии Шолохову в Нобелевском комитете театрально рвут на себе волосы.

Другой Лернер” - это не тот ли, что упоминается в связке: Александр Лернер, Анатолий Щаранский, Владимир Слепак? Блин, да они ж шобло политиканов, какое ж возвышенный поэт мог иметь отношение к этим прожжёным ребятам?! Мне лично глубоко наплевать на то, что они сионистские политики, а не коммуняцкие, - все они такого рода люди негодяи и комиссары. Бедняга Мандельштам тоже вон дружил (а, точнее, халявился насчёт выпить на-шару) с Яшей Блюмкиным, комиссаром ЧК. Но к своему несчастью однажды случайно подсмотрел в ресторане, как Блюмкин в пьяном, естественно, виде, окружённый толпой веселящейся творческой интеллигенции, подписывает расстрельные ордера. Подсмотрел, а после бегал от него, как заяц и ховался до тех пор, пока авантюриста Яшу не шлёпнули свои же.

Ежели это именно тот Лернер, который Александр, сионистский комиссар, энергичная международная сволочь, то совсем не удивительно, что он и всё их комиссарская шобло сломали жизнь рыжему ленинградскому парню. Я как-то с этой стороны не задумывался, а теперь, кажется, понимаю. Уж очень много тогда сошлось: подняли с одра старуху Анну Андреевну, от лица которой протрубили на весь мир о “Суде над Поэтом”. Доставили из Мухосранска в Питер фанатичную Фриду Вигдорову, которая, согласно легенде, тайком, на самом же деле, совершенно открыто (по другому она просто не умела, да и ни за что бы не стала) застенографировала процесс, а поскольку другой стенограммы в распоряжении общественности отчего-то не оказалось, то версия Вигдоровой, сразу ушедшая в Там- и Самиздат, стала единственной и абсолютно неоспоримой истиной в самой последней инстанции.
Всё, - после этого судьба Бродского была решена: Россия потеряла возможность обрести в будущем приличного поэта, Запад же, которому русские поэты всегда были и на хер не нужны, получил ещё одного раскрученного диссидента.

Ранний уход из жизни, депрессия, связанная с постоянными унижениями в американском обществе, избегание России, куда его наперебой приглашали общечеловеки перестройки, дохлое творческое наследие, уместившееся в два тома, из которых один целиком набит благоглупостями типа пьесами про перестройку и путевыми дневниками, а половину второго занимают переводы с польского и слабые юношеские стишата, - всё это стало расплатой за диссидентские фудстемпы. Отрыв от русского языка, он даже зрелому Аксёнову встал поперёк горла, да и не одному ему.

Эх, комиссары, хвостом вас по голове! Чё ж вы такие скоты-фитцджеральды? У России урвать таланты смогли, но у себя ведь ни хера так и не завели. Погодите, ещё спросит с вас за всё за это, а особенно за меркантилизм и бесчестие еврейский бог на Страшном суде!

Насчёт свободы поэта. Я тут как-то уже цитировал мысль Пелевина насчёт того, что поэзия замечательно уживается с деспотиями и чувствует себя растерянной в условиях рынка. Да нет, пожалуй. Скорее, дело не в рынке или что там ему противопоставляется в качестве антитезы. Видимо, важна, я повторю свою мысль, эпоха. Подъёмная фаза Истории и вот вам Возрождение с Данте. Спадная нынешняя эпоха сытого похрюкивания победившего капитализма и вот текущее реальное состояние дел: нобелевку по литературе просто некому дать за литературные достижения, оттого и дают-то за политику. Как тому китайцу, тексты которого до сих пор никто так и не видел. Тойсть я лично в московских книжных магазинах их пока так и не нашёл. А ведь не хер собачий, Нобелевский Лауреат – бишь чемпион мира по литературе.

Насчёт агитки “Нигде кроме, как в Моссельпроме”. Если не кипеть бешенной слюной против всего коммуняцкого, то надо хладнокровно признать: в профессиональном отношении просто классная работа, маленький шедевр. Спросите у профессиональных литераторов. Вы ведь не станете отрицать, что именно грозовое электричество Революции дало России Блока и Есенина, а от эпохи от “восьмидерастов” и далее в Истории, несомненно, останется только стук ложек и чавканье людей, называющих себя учениками Бродского. Фамилии их тут назывались, и строки тоже как бы цитировались. Истинный Бог, я даже и не подозревал о таком обилии причастных к делу Бродского людей, исполать им, конечно. Но вы ведь знаете, в искусстве принцип спортивный: если ты берёшь высоту, то тебя обязательно заметят и никогда не забудут. Вот пусть, ну хоть кто-нибудь из этих, громко стучащих ложками людей, возьмёт олимпийский норматив Заболоцкого или Самойлова, тогда и будет предмет для обсуждения. А так что сказать?

Ну, какие-то люди, ну прагматично используют раскрученный брэнд “Бродский” для позиционирования своей тусовки. Невооружённым глазом видно, что хорошо знают, с какой стороны на бутерброде масло. Что ещё? Да, собственно, и всё. То есть, ничего, на самом деле. Политикой попахивает. Поэзии, увы, нет... Но ежели без скидок на причастность к Бродскому и пр. льготные коэффициенты, то много ль это? Давайте всё-таки не терять ощущение пространства русской поэзии. Да, льготы Бродского никто не отрицает. Но ведь есть Пастернак и при одном лишь упоминании гиганта сразу как бы перестаёт работать вся эта мелкая шкала дешёвого политиканства и выискиваний отсутствующих, на самом деле, у льготника Бродского каких-то там ПОЭТИЧЕСКИХ достижений. Вокруг Пастернака политики хватало и даже с избытком. Но если имя Пастернака само суть Поэзия – “а в походной сумке спички и табак, Тихонов, Сельвинский, Пастернак”, то имя Бродского это много политики самого дрянного свойства, лишь чуть-чуть подкрашенной невыразительной и бледной поэзией.

Страстных борцов и бойцов в искусстве я отчего-то не очень ценю. Потому что, хотя и выразилась Цветаева том смысле, что больше, чем творение ей интересен сам творец, у некоторых творцов, если из их произведений вычесть борьбу, мало чего остаётся, кроме (чаще собственных) рассказов об их несгибаемости. По мне так, ну их нафиг, всех несгибаемых, вместе с их борьбой.

ОБСУЖДЕНИЕ В ГУСЬ-БУКЕ

Валерий Лебедев
Да, постинги не горят. Спасибо Давнему Читателю, который помнит о строках Баранова, посвященных Бродскому. И, имея прочную память, нашел постинги о Бродском в Гусь Буке за конец 2002 и начало 2003 годов, поставил их тут.
Каждый может увидеть великую мощь текстов Володи. Да, это был просто фонтан идей, Везувий метафор, раскаленный поток яростной публицистики.

Как раз случилось во время, сон в руку, вспомнили Баранова еще раз. 12 июня, год назад, Володи не стало. Я к этому сроку тоже подберу материал, может быть и найденные вами избранные места о Бродском оформим. Хотя он за 2003 и за начало 2004 года еще так много написал в Гусь Буке! Как будто знал и спешил. Хотя нет, не знал. Он всегда спешил сделать сегодня то, что, может быть, не получится сделать завтра.
Эх, читатель, разбередили вы мои раны….
Как точно сказал Валерий Суси, прохаживаясь по старым кладбищам и разглядывая знаменитые могилы: если уж такие люди уходят, то и нам не отвертеться.

Нестор
Что несомненно для меня (повторю свои давние слова) – это яркость фигуры Баранова. Выпуклость, театральная рельефность. Он – Ноздрёв в постановке МХАТа. Таков его образ в моём сознании. А я как раз люблю фигуры выпуклые (имею в виду не "бытовые" ипостаси, а, в частности, литературные), в них гораздо больше убедительности, естественности, плоти, чем в личностях “сделанных”, “умышленных”. Такие, как говорится, если делают, то делают по-большому”.
Он видел личность и в Бродском. Я не могу сопоставлять их масштабы, поскольку Бродского я неплохо знал, а с Барановым не общался, и их сравнение не может быть, следовательно, проведено в единой плоскости хоть бы в литературной. Здесь Бродский намного крупнее, даже если говорить о прозе.
Поэтому в этом отношении он принадлежит для меня к тому множеству, которое “освещало” Бродского, но не наоборот. Я лишь могу предположить не без основания, что для самого Бродского общение с Барановым было бы намного интереснее, чем его же общение со многими из т.н. “единомышленников”, "бродскистов". А если бы Баранов был бы ещё и женщиной, то Бродский просто был бы пленён “ею”. А так как Баранов был мужчиной, то они бы распили не одну бутылку вместе. Главным обстоятельством, условием для их сближения при этом было бы то, что Баранов не был поэтом. И вот тогда Баранов бы понял, что Бродскому на Россию было далеко не "насрать". Понял бы он это с первых слов. Но – так не случилось.

Обыватель
Баранов, как бы ни относиться к его позициям, крупная своеобычная фигура. Такие часто (и часто неосознанно) охраняют свою "самость" вплоть до неприятия других талантов. История литературы (или, скажем, музыки, или любого другого искусства) полна примеров. Гораздо интереснее понять, почему именно Бродского именно Баранов так активно отторгал.
Сам я полагаю, что в координатах Баранова Бродский абсолютно не русский поэт. В чём я с Барановым совершенно согласен.

СПб Наблюдатель
О Бродском.
Да, с одной стороны, здесь большой мировой политИк, с другой - человек писал стихи, которые многим людям нравятся. Предлагаю высказаться, маленькое сочинение на тему, "почему я люблю (или не люблю) поэта И.Б." Только одна просьба - не запихивать сюда многокилометровые строфы, вопрошая в конце - "Ну как же это можно не любить?" ОТвет заранее известен: можно.
Мой вариант
Я прочитал по наводке неравнодушного ко мне человека "Конец прекрасной эпохи". Она хотела меня этим заразить. Читал внимательно, потом анализировал впечатления. Впечатления следующие
Бродский, это мальчик Кай из андерсеновской сказки с куском зеркала троллей в глазу, отыскивающий гадость в любой розе. И никакая Герда с поцелуями и слезами не помогает. Не нужна ему Герда, ему и так хорошо!
В литературном плане его "папа", пожалуй, Саша Черный. Или один из пап. Там тоже основное оружие - всеразъедающий скепсис, правда, выраженный точнее, острее. Естественно, любовной лирики у поэтов стиля Саши Черного нет (у него самого, кажется, только одно стих-ие, посвященное девочке, ребенку 3 лет. Там симпатия, да. И все.) И с любовной лирикой у Бродского, как мне показалось, небогато. Все время усмешечка какая-то не к месту лезет, обесценивание собственного чувства.

Соображение о чтении Казакова стихов И.Бродского. Хороший шаман! Может пошаманить и на телефонной книге. Впрочем, тут я Коржавина повторяю. Кстати! "Ленинградский кружок". Кто там был тим-лидером? Ахматова, по всей видимости. А теперь жрецы ее культа, Рейн, Найман, Кушнер, т.е. тим-лидерство коллективное, что ли. Переходящее по кругу.

Д.Ч.
Действительно, до сих ещё кое-где появляются статьи о том, как Иосифа пытали в ленинградском КГБ, засовывали иголки под ногти, кормили сухой воблой, не давая пива. На самом же деле был обыкновенный сговор начинающего поэта со своими людьми в тамошнем ГБ. Дело о тунеядстве было умело разыграно по взаимному согасию сторон. А как иначе в то время можно было безболезненно уехать из СССР? Статью "Окололитературный трутень" в вечерку написал Яша Лернер, штатный гебешный стукач, двоюродный брат другого Лернера, дружившего с Бродским. На всякий случай, для подстраховки, в статью напихали отрывков из стихотворений Дм.Бобышева. Если бы вдруг случайно игра вышла из-под контроля, т.е. если бы дело попало в руки настоящего следователя и чужого судьи, всегда можно было бы отыграть назад - мол, стишки-то в статье от другого автора, перепутаны, мол, фамилии. И тогда отдуваться пришлось бы Бобышеву. Но всё прошло как по маслу. Бродский был осужден по легкой некриминальной статье. Ему устроили отпуск в ближайшей деревне, даже на химию не сослали. А что? Деревянная изба, чистый воздух, грибы-ягоды, охота-рыбалка, крестьянские девушки простых нравов, сельская самогонка, которая завсегда лучше городской, потому как сварена для себя, а не на продажу. Сплошная болдинская осень за казенный счет. А в параллельном мире - растущая диссидентская слава. К концу короткого срока - плацкартный билет в один конец и умело раздутая паблисити, без которой, как известно, нет просперити. Побочный эффект от спектакля с посадкой - Нобелевская премия. На премию, конечно, никто не рассчитывал. Но тут как раз оказался тот случай, когда премия попала в верные руки. И Бродский её честно отработал. Не посрамил.

Кирилл Анкудинов
Что такое Бродский для большинства сетевых комментаторов? Питерский рыжий парень, которого осудили за тунеядство. Эмиграция, "Нобель", большая политика, "но ворюга мне милей, чем кровопийца"... В лучшем случае - ещё и "Рождественский романс".
Я решил проверить, насколько сложившийся имидж автора будет влиять на его оценку - взял не самое известное стихотворение Бродского (кстати, моё любимое стихотворение И.Б.) и поместил его в "Гусь-буку", не указывая имени автора.
Вообще моё отношение к Бродскому очень двойственно. В своё время я написал о Бродском огромнейшую статью под названием "Отчего закричал ястреб?". В этой статье я решил проанализировать причины довольно мизантропического мироощущения Бродского. Надо сказать, моя статья получилась довольно критичной...
Но это не отменяет моего отношения к Бродскому как к очень талантливому поэту. Я попытался продемонстрировать степень его талантливости посетителям "Гусь-Буки"; для этого мне было необходимо временно "снять" сложившийся имидж Бродского...

А теперь даю ответ на свою вторую загадку: Что общего между "делом Бродского" и "делом Ходорковского"?...
И в первом, и во втором случае фигурантов судят не за то, что им официально инкриминируют - потому что осудить фигурантов за то, за что их НАДО судить, невозможно - либо по юридическим причинам (случай Бродского), либо по политическим причинам (случай Ходорковского). Формальные же обвинения абсурдны либо потому, что явно не соответствуют действительности (случай Бродского), либо потому что одного судят за то, что совершали чуть ли не все (случай Ходорковского).
Сторонники Ходорковского говорят, что имеет место завуалированное политическое дело. Но - если Ходорковского и надо судить - то именно "за политику" - за попытку государственного переворота при помощи изменения конституционного строя. Собственно, за это (на деле) Ходорковского и судят. Но по ряду причин - таких, как недостаточное развитие в России гражданского общества, сложная внешнеполитическая коньюнктура и проч. - политический процесс над Ходорковским осуществить невозможно. Поэтому Ходорковскому инкриминировали "невыплату налогов"...
Примерно то же самое в своё время случилось и с Бродским. Фактически его осудили за намерение угнать самолёт (отягчённое намерением нападения на пилота). Эпизод с самолётом - не напраслина: сам Бродский в "Воспоминаниях об Анне Ахматовой" (диалоги с Соломоном Волковым)- рассказывает об этом эпизоде. Но фокус в том, что осудить за НАМЕРЕНИЕ - невозможно; подобное осуждение было бы смехотворным юридическим нонсенсом; мало ли у кого какие намерения встречаются. За строки типа "накормите голодное ухо хоть сухариком" не сажают в тюрьму. Дурной вкус не является уголовным преступлением".

При этом само по себе решение угнать самолёт - ОЧЕНЬ СЕРЬЁЗНАЯ вещь, которую "власть" не хотела оставить безнаказанной. Бродского надо было осудить ЗА ЧТО-ТО - и ему припаяли "тунеядку". На деле Бродский не был тунеядцем: он участвовал в геологических экспедициях, занимался переводами (скорее - в советской терминологии - он был "летуном"). Но его захотели осудить - и осудили (максимально подготовив исходные условия - отыскав соответствующую судьиху - духовную сестру пресловутой Ирины Дедюховой, народных заседателей и проч.).
Кстати, с подобным несоответствием связан - привкус абсурдности как в "деле Бродского", так и в "деле Ходорковского".

Самолёт Бродский в самый последний момент угонять расхотел. Он объяснил это так: по пути купил грецкие орехи, расколол один орех, увидел, что его содержимое похоже на человеческий мозг, представил, как будет оглушать пилота - и к нему пришло моментальное решение отказаться от захвата самолёта.
В любом случае имеет смысл говорить именно об отменённом НАМЕРЕНИИ угона самолёта. А не о неудачной ПОПЫТКЕ угона самолёта. Ещё раз повторяю, что судить за отменённое НАМЕРЕНИЕ юридически невозможно.

Лернер ни в коем разе не был подельником Бродского. Сесть благодаря мелкому жулику и стукачу невозможно. Максимум, что мог совершить Лернер - это накатать статейку в "Вечерке", настучать "куда надо" и сфальсифицировать стенограмму суда (что он и сделал, причём сделал крайне грубо и неубедительно). Далее включились силы куда повлиятельнее Лернера...

Разве осуждение за лёгкое преступление освобождает от ответственности за более тяжкое? Не освобождает. Более того, человека, пребывающего в местах заключения можно найти и привлечь по новой статье. А человек, пребывающий на свободе, может податься в бега.
Кажется, вас сбил с толку фильм из серии "Следствие ведут знатоки" - про шпиона-бомжа. Но ведь тот шпион пошёл на суд за бродяжничество потому, что его личность была неизвестна - он надеялся, что дознаватели поверят в ложное имя - и он получит возможность жить под этим именем. Личность же Бродского была известна; это обессмысливало маневры с "лёгким делом".

Д.Ч.
Верное замечание. Некоторые детали. Самолёт ему угнать не удалось. Попытка совершить преступление была слишком серьёзной для СССР начала шестидесятых годов. В те годочки за подобные глупости можно было сесть пожизненно. Именно поэтому Бродский придумал для себя "лёгкое дело", чтобы пересидеть угон самолёта. И он сел, благодаря подельнику Яше Лернеру, и отсидел смехотворный срок (1 год), за, якобы, его собственные стихи, написанные Дм. Бобышевым. Цирк, а не нобелевская премия.

Вы пишете: “Ещё раз повторяю, что судить за отменённое НАМЕРЕНИЕ юридически невозможно”. Повторять и заклинать можно сколько угодно, но советская судебная практика шла и продолжает идти вразрез вашим заклинаниям. Дело о "намерении угона самолёта", случись такому, усугублялось бы тем, что Бродский действовал не в одиночку, а в составе банды (минимум 10 лет в мордовских лагерях). Поэтому, когда второго "беглеца" Шахматова арестовали по делу валютчика Уманского (ещё одного дружка Бродского), и он начал рассказывать всё, включая детали замышляемого побега, самому Бродскому ничего не оставалось, как подсуетиться и подсесть слегка "по тунеядству". Кино "Следствие ведут знатоки" тут не при чем. Это сложившаяся практика в среде профессиональных революционеров - сесть по мелкой уголовной статье, чтобы уйти от преследования по политической. Дело в том, что ЧК и угрозыск - две разные бюрократические организации, информационные потоки в них не пересекаются. Сам Иосиф до такого не додумался бы. Ему явно кто-то подсказал. Возможно - мать. Она работала в ленинградском КГБ и кто-то из коллег по-дружески мог посоветовать ей, как спасти попавшего в дурную компанию сына.
Теперь насчёт того, что "за строки не сажают в тюрьму". Давайте посмотрим, что думает по этому поводу уважаемый В.Пригодич (доктор филологических наук, профессор словесности, сотрудник Пушкинского Дома):

Василий Пригодич
“Я хорошо помню дело Бродского (учился в 11 классе). Дела о тунеядстве были в Питере весьма редки. Так вот, у Бродского были "гонорарные" почтовые "квиточки" за оплаченные переводы стихов, которые суд, естественно, не принял во внимание. Любой питерский литератор, я сейчас говорю о 70-80-х, не состоявший в Союзе писателей, хранил (и я хранил) гонорарные переводы и чеки. Почему? Да потому, что, если ты мог доказать, что зарабатываешь литературным трудом прожиточный минимум (60 - позднее 70 рублей), то все - ты не тунеядец. Бродского посадили за стихи”.

Д.Ч.
По Пригодичу выходит, Бродского посадили за стихи. То есть - за стихи Бобышева, цитатами из которых была нашпигована статья "Окололитературный трутень". Ну не странно ли это? Вы легко отличаете Бобчинского от Добчинского, а целый Дедушка Кот этого сделать не может. И судья не смог. И адвокатша, мать В.Топорова, тоже не смогла. Книжку Топорова ("Двойное дно: Признания скандалиста". М., 1999. Издательство "Захаров-Аст") я купил, ожидая узнать нечто новое о процессе Бродского, где адвокатом была его мать - Топорова . Это "новое" я узнал. На стр.98 написано, что адвокаты Адмони и Эткинд знали о суммах гонораров Бродского из толстых журналов, позволявших отвергнуть обвинение поэта в тунеядстве. Но они умышленно промолчали, доведя судебный процесс до желаемого результата.

Забудьте на минутку о своей вечной пассивной жизненной позиции, ответьте, пожалуйста, на один конкретный вопрос. Вы ведь были вхожи в дом к Топорову. С матушкой его наверняка встречались и беседы разные вели. Почему ни она, как адвокат Бродского, ни её клиент, на том процессе не воспользовались непобиваемым козырем - не упомянули ни разу, что стихи, цитируемые в статье из ленинградской вечёрки, написал не Бродский. Ведь статья была одной из самых важных улик, ей было посвящено несколько заседаний и зачитана она была полностью. Было это сделано Топоровой умышлено или за этим стоит непрофессионализм адвоката? История вам не простит, Пригодич, если вы, зная ответ на вопрос, унесёте тайну с собой.

Марина
А чего все так распалились по поводу Бродского? Всякая поэзия найдёт своего почитателя, оставив равнодушным большинство. При этом, спокойное неприятие вторых переходит в недоумение и отвращение по мере того, как первых становится столь много, что их неумеренные восторги начинают докучать больше означенного поэта.