ЗАМЕТКИ О ЛИТЕРАТУРЕ И О СЕБЕ

Сталина я не знал. Лично знаком не был. Когда он умер, мне было три с половиной года. И в это время я вместе с матерью находился в ссылке, где и родился. Это в Тюменской области, в деревне неподалеку от станции Вагай.

Моя мать – чухонка. Родилась в тридцати километрах от Ленинграда. Всю блокаду перенесла в Ленинграде, двоих детей потеряла. Потом по указу Сталина о неблагонадежных” была выслана в Сибирь.
До конца дней своих с благодарностью вспоминала русских деревенских баб, выходивших её, спасших от голодной смерти.
На форумах глотки рвут о роли Сталина. Пусть рвут. Я в этом не участвую, как не стал бы участвовать в споре о том, что лучше: утопиться или повеситься.
К еврейскому вопросу мое отношение сложное и, признаться, довольно путаное для меня самого. Это тот вопрос, по которому я никак не могу определиться. Заметил, что когда мне попадаются евреи, спекулирующие на своей национальности (а таких полно и среди всех остальных народов), я занимаю одну позицию; когда встречаю евреев, поднимающихся над своей национальностью, занимаю другую позицию.
Одним словом, мне не нравятся люди, для кого их национальность становится профессией.

Мое имя, действительно, Валерий, а не фасонистое - Валери. Но при регистрации мне было отказано в моем настоящем имени, поскольку какой-то мой тезка оказался шустрей и успел занять вакансию.
Пришлось стать пижоном. А пижонов я не люблю. И саморекламу не люблю. Тем более, я скромный, провинциальный автор, не имеющий желания оспаривать этот факт. Я без ропота принимаю ту справедливость (судьбу), с которой провидение расставляет всех по своим местам. Кому-то достается всемирная слава, кому-то скромное объяснение в симпатиях, а кому-то не достается ничего.
Вторые завидуют первым. Последние завидуют и первым, и вторым, и умершим, и ещё не родившимся.
Постигшие таинство суетности не завидуют вообще. Драматург Розов как-то легко, с обаятельной улыбкой сказал: я понимаю, что не Лев Толстой.
Я понимаю больше: я даже не драматург Розов.

Сюда я все же решил пойти единственно с одной целью: поговорить о литературе, не впадая в раж. Здесь есть люди, кому интересно об этом поговорить. К тому же, это место можно рассматривать как полигон для обкатки рискованных идей, в которых ты сам же и сомневаешься, но высказываешь их для того, чтобы через дискуссию либо утвердиться в своей мысли, либо взглянуть на проблему по-новому.
Вот, в сущности, моя позиция.

Дорогой Дан, я с интересом познакомился с вашей формулировкой одаренности. Вы меня извините, но мне кажется, что вас немного подводит строгий математический ум, стремящийся к четкой формуле.
Между тем, не все укладывается в формулу. Тем более, когда речь заходит о столь тонких предметах, какими являются человеческие способности, возможности, индивидуальные свойства, особенности мозга.
Донцова, Дашкова умеют быстро и внятно писать, но было бы верхом наивности назвать их литературно одаренными. Здесь нужно речь вести об одаренности другого свойства – о специфическом таланте заворачивать интриги.
Серьезная литература не пишется на чистовик.
Вы читатель, который перелопатил книжную целину. Вспомните, что о литературном труде рассказывали сами писатели.

Дан, вы, в частности, пишете: “Элитные тексты пишутся одной левой любым студентом гуманитарного факультета хорошего американского университета. В России, я думаю, то же самое. Сейчас все - грамотные, во всяком случае, все, кто вращается в среде грамотных”.
Поскольку я не знаю, что такое элитные тексты, я предположил, что вы имеете в виду грамотные, ровные, гладкие тексты. Тем более, вы сами подчеркиваете: Сейчас все – грамотные”.

Мне непонятно, что такое элитарные (элитные) тексты.
Я так и написал: Непонятно.
И перешел к рассуждениям на другую тему - о грамотных текстах. А чтобы резче отделить разговор о грамотных текстах от темы об элитарности (для меня это две разные темы) начал с новой строки.
Откуда вообще взялся мой “комментарий”? Вероятно, мы оба недопоняли друг друга изначально. Ну, а дальше, как снежный ком.
Дан, простите мне мой несколько ироничный тон. Я не хотел вас обидеть. Отношение мое к вам исключительно доброжелательное и уже с давних времен. Вы не боитесь мыслить рискованно, вы искренни и вы не прячете камень за пазухой. Читать вас интересно.
Можете не сомневаться в том, что я с настоящим любопытством познакомлюсь с вашим пониманием того, что такое литературный талант.
И что вы все же понимаете под “элитным текстом”, который пишут сегодня левой рукой?
Может быть, дадите ссылку на такой текст?

У меня так: ставлю точку с ощущением, что написал свой лучший рассказ. Через неделю-две уже этой уверенности нет. Через полгода начинаю видеть все недостатки.

Недавно в “Культурной революции” зашла речь о Черном квадрате. Присутствующий на передаче художник заметил, что вот все знают Черный квадрат и почти никто не в состоянии назвать какую-нибудь другую картину Малевича (из другого ряда), которая бы могла составить конкуренцию известным полотнам.
А способен ли был Малевич на классический рисунок? На классический портрет? Такие приходят мысли. То есть, мысль проста: владеешь ли ты ремеслом? Или сразу зачислил себя в гении, не опускаясь до ремесленничества)))

Михаил
Дык! :))
Дорогой Валерий, Малевич был настоящим художником профессионалом с лицензией. (так что не волнуйтесь) Подробностей в Сети навалом в том числе о "Квадрате". Я намерено говорил о другой стороне вопроса, которая находится в густой эстетической тени, и о которой не принято говорить. Армии искусствоведов накачивают "художественную ценность" а вот "квадрат" гениально показывает истинную цену "произведения искусства". Художественные находки существуют, спора нет, но ценность полотна определяет крутая искусствоведческая мафия. Признайтесь честно не случалось ли Вам, стоя перед признанным шедевром ловить себя на мысли, типа, что за херня и из за чего столько шума. Если да, то не смущайтесь. Я помню, как Наталья Кончаловская, сама дочь художника и мать Михалковых рассказывала, как она стояла перед Сикстинской Мадонной и пыталась настроиться на то, как она прекрасна, но все усилия были тщетны. А попробуйте повесить у себя дома. Думаю и михалковым слабо. :)) Сокровища, они сокровища и есть, - света не любят.

Сколько угодно, дорогой Михаил. Но Черный квадрат выделяется своим прямодушием и здесь. Ломать голову нет причин – смотреть не на что. Притом это крупный культурный символ. Т.е. в десятые годы прошлого века случилось удачное покушение на классику, на авторитет, на канон. Искусство в борьбе” на баррикадах получило свободу. А знаменем культурной революции стал Черный квадрат. Об этом необходимо знать, но смотреть на это занятие - глуповато.
Я десятки и десятки раз бывал в Москве, впервые приехал в восемнадцать и потом чуть ли не каждый год. Всякий раз, разумеется, фланировал по Красной площади и с каким-то презрением смотрел на очередь в Мавзолей – что за интерес глядеть на труп?
В Мавзолей не ходил. А в Пушкинский музей обязательно.

Так вот, возвращаюсь к теме выбора – мавзолей или Пушкинский музей?
В восемнадцать-двадцать лет и ещё какое-то время я вряд ли глубоко задумывался о том, что такое масс-культура и массовое сознание, сознание толпы. Но безотчетно, по природе ощущал в массовости безвкусие. Сумасшедшая очередь в мавзолей, помню, поразила меня, когда я впервые оказался на Красной площади. Мне было непонятно тогда и непонятно теперь, что за интерес смотреть на труп? И тогда, и теперь мне кажется, что это должно быть неприятно.
Я разглядывал людей в очереди. Отошел в сторонку и довольно долго изучал лица людей, жесты, прислушивался к обрывкам фраз. Я видел примитивных людей, провинциалов, вероятно, только что сошедших с поезда и первым делом устремившихся сюда. И мне становилось ясно, что ни один из них не пойдет в Пушкинский музей, потому что эти два выбора не совместимы: либо в мавзолей, либо в Пушкинский музей.
Я же выбором не мучился, поскольку незадолго до поездки в Москву прочитал два (или три) больших тома Джона Ревалда, пожалуй, лучшее из того, что потом доводилось читать об импрессионистах.
Но было утро. Музей ещё был закрыт и я пережидал время на Красной площади, начиная задумываться о толпе, о массовом сознании.
Теперь, когда все очень шумно что-то расхваливают я настораживаюсь – не халтура ли? И в большинстве случаев это действительно оказывается ширпотребом.

Дан, вы благородный провокатор и вы знаете, что вы благородный провокатор)))
Вот запустили теперь самым постыдным образом новую головомойку – гений и шарлатанство, потом шарлатанство переквалифицировали в ударный труд и т.д.
В наши дни в ходу другое, хорошо вам известное понятие – пиар. За полгода можно слепить звезду эстрады, за три месяца популярную телевизионную “говорящую голову”, из дерьма можно сделать бестселлер, из Сорокина – классика.
Наше время – время копперфильдов.
Шарлатаны-одиночки ничего не стоят. Грош им цена. Киллер-одиночка это уже совсем другое дело.
Маканин или Бутов стоят на голову, если не на две выше Сорокина по таланту складывать слова. А до Полянской Сорокину, как до луны. Но понятия о нашем времени у Сорокина больше, а, значит, больше шансов претендовать на симпатии пиарщиков, потому что пиарщики народ профессиональный, с хорошим глазомером, расчетом и неограниченными возможностями.
В передаче о Домогарове Вульф тонко и точно разделил смыслы между зрительским и художественным успехом. Это совпало с моими размышлениями о бестселлере и гениальном романе.
Бестселлер – это писк моды. Это продукт пиарщиков. Робски как пример. Бестселлеру сопутствует “зрительский” успех.
Гениальный роман – это на все времена. “Мастер и Маргарита”. Там успех другой – художественный.

“По большому счету нужны хорошие редактора. Не грамматические ошибки вылавливать, а стилистические”.
Это абсолютно точно, без вопросов. Никогда, наверное, не удастся научиться смотреть на собственный текст так, как смотришь на чужой. И ваше замечание (справедливое) убедительный тому пример.
Я переболел сомнительной болезнью, когда на любые замечания реагируешь нервно. Но, конечно, различаю критику профессиональную и любительскую.
Надо, надо возвращаться к старым вещам и пропалывать, пропалывать…
А лень))))

Мадам Дедюхова, что за нелепый совет вы мне даете? Напечатайся за собственный счет… А зачем, простите? Худо-бедно мои вещицы печатаются и переводятся за обыкновенные гонорары.
За свой счет это модно, что ли? В этом есть какой-то неповторимый шик?
И не ссылайтесь на какие-то глупые сетевые цифири и какие-то мифические реализации ваших книг. Издать за собственный счет 500 экземпляров и выдувать из этого славу – это, знаете ли, не умно. Об этом не стоило бы и упоминать.
Девушка, если вы так не важно соображаете, как же вам удастся выбиться в хорошие писатели?

Дедюхова после краткого знакомства включает мозг в поисках сравнительного образа. В голове свербит: где-то я уже это видел, где-то уже это было, где-то все эти повадки, манеры, замашки уже описаны.
Я на последние фонтан купила и систему насосов для каскада водопадиков. С фонарем для пруда в виде стеклянного шара. Вот так я теперь буду жить - эта ее фраза и совершенно обалденные заявки на индивидуальное право владеть “великим и могучим”, на русскость, на звание лучшей писательницы Земли русской и все это в потоке непрестанной брани, оскорблений, истерики все это наползает друг на друга, топорщится, трещит, там и Плюшкин, там и Хлестаков, там и какой-то забулдыга-матерщинник, там и баба с Привоза, там и вострая сплетница – “утопился! Нет повесился!”, там и прижимистая процентщица, там чуть ли не весь классический перечень пороков человеческих. Учебный манекен пороков для студентов литературного института, для студентов медицинских институтов и училищ.

Есть чувство, которое, порой, движет нами в полемике полемический задор. Поддавшись этому чувству, случается, слегка переливаешь через край. На самом деле, расставить с объективной точностью состоявшихся писателей по полочкам соответственно их таланту очень сложно (и возможно ли?).
Я сравнил Маканина и Бутова с Сорокиным и сделал это в полемическом задоре, хотя по грубому прикиду мне так действительно кажется. Но я отдаю себе отчет, что только кажется.
По грубому прикиду, значит, что я не брался за тщательный сравнительный анализ особенностей языка и стилистики этих авторов. Этим можно было бы заняться, выписывая наиболее часто встречающиеся слова, определяя емкость языка, насколько он богат лексически, насколько плавен, музыкален и т.д. Но это тяжкий труд. На это нет времени.
Когда-то я придумывал себе литературные упражнения: пишу в обычной манере текст на полстраницы. Скажем, десять-пятнадцать предложений. Потом переписываю этот текст в виде одного предложения, насыщенного сложносочиненными и сложноподчиненными предложениями, со всякими тире, точками с запятыми, двоеточиями, со сравнениями, метафорами и прочее. Потом делаю из этого текста шесть предложений, но более сухих. Ну и так далее.
Занятно.

Дан, несколько слов о ваших “претензиях” к американским писателям, “уличенных” в леволиберальных идеях и заставивших вас сделать вывод: “у большинства американских писателей - одна Америка, а у большинства американцев – другая”. Эмигранты, пишете вы, недолюбливают левых и дельно, с позиции обывателя, показываете, за что они не любят левых. В сущности, я готов согласиться с жизненной позицией эмигрантов, о которых вы пишете: каждый достоин своего маленького счастья, достоин настолько, насколько он его понимает. Но я не уверен, что это понимание следует выставлять напоказ в качестве кристально чистой идеи “прогрессивного человечества”, и уж совсем не уверен, что эти “ценности” настолько безупречны и зрелы, чтобы они могли успешно поколебать философский и творческий потенциал американских (и не только американских) авторов, задумывающихся о несовершенстве мира, о несовершенстве человека и общества, о социальной значимости дела, которым они занимаются и которое вас раздражает.
Любопытно, что расходясь с Лизой в частностях, вы едины в главном – Лиза также как и вы считает, что социальность (а социальность, она же есть левая идея) в литературе – отживший элемент, декаданс по поводу которого можно сегодня и иронично пройтись: “Это же Вам не русская литература с ее вечными "кто виноват" да “кто виноват”.
Никто не виноват - давно ответила литература американская”, - сообщает нам Лиза.
Не дай Бог, если когда-нибудь американская литература действительно придет к такому выводу, потому что это будет означать ее смерть.
Я понимаю, что Америка богатая, хорошая страна и в ней живут довольные американцы. Они трудятся, сами делают свою жизнь, их миллионы. Мы не знаем имен этих рядовых тружеников и никогда не узнаем. Но имена американских писателей, которых Бог наградил “дурным” зрением, мы знаем. Это даже не просто “дурное” зрение… Это хуже.
Мне страшно не хотелось бы произносить высокие слова на форуме: здесь это звучит особенно пошло. Поэтому я не стану произносить это слово, а намекну лишь на его существование.
Это слово говорит нам о редком, нужно согласиться, человеческом качестве, которое не позволяет интеллектуалам-одиночкам испытывать удовольствие от собственного дома, от домашнего комфорта и уюта, и прочих благ современной цивилизации.
Что-то им мешает.
Вам не мешает.
А им мешает.
И в этом вся разница.

Вы написали, Дан "Я не уважаю передвижников, но к своему неуважению этих уважаемых людей отношусь отрицательно".
Нормально. Одно только меня, Дан, слегка озадачивает. Скажем, импрессионизм - это направление, школа, стиль. Пуантализм. Сёра и Синьяк выступали теоретиками, изучали влияние света, отражения, физические и оптические свойства.
Можно не любить или любить стиль, школу, направление.
Передвижничество это не школа, не направление, не стиль. Это способ проведения выставок. Принимали участие в выставках художники, работающие в разных манерах, увлеченные разными темами. Вообще, очень разные художники. Что общего между великолепным портретистом Крамским и пейзажистом Шишкиным?
Так вот я не понимаю, как можно скопом не любить передвижников. Может быть, вам не нравится способ, к которому они обратились для пропаганды своего искусства?))))

Дан: "У литературы сверхцель - не язык".

"Сверхцель" - облачко, уплывающее за горизонт. Колечко дыма от сигареты, вылетающее в форточку. И т.д. и т.п.
А вот без языка литература не случается. Развлекалки, отвлекалки, сено-солома - этого предостаточно. А литературы нет.

Дан: "Когда язык, да еще рассуждения о языке внутри самого текста - это главное, литература, по-моему, тоже исчезает".

Дан, я тоже всего лишь излагаю собственное мнение, так что... мы просто обмениваемся мыслишками на досуге.
Попадаются тексты, где автор трудится исключительно ради слов: сооружает необыкновенные конструкции, нанизывает беспорядочно одну метафору на другую, искрит сравнениями и гиперболами так, что получается сплошной столб огня и ничего уже не видать. Это мне не по вкусу.
Но и не по вкусу тексты с единственным достоинством - грамотностью. Грамотно напишет любой учитель русского языка. А прозу любой учитель русского языка не напишет.
В "Даре" мне кажется Набоков намеренно прибег к приему "писатель о писательстве" и с этой позиции его "выкрутасы" совершенно оправданы.

Дан: “Что есть литература”?

Приятен мне ваш бескорыстный темперамент, Дан.
Что есть литература для меня?

Я рос на улице в самом неблагополучном районе Риги - хулиганском, драчливом, нетрезвом, с поножовщиной, с безотцовщиной, с приводами в отделение милиции.
Трудно сказать, почему, но первоклашкой, после очередного мордобития, оказался в городской библиотеке и взял отчего-то толстую книжку – “Оливер Твист”. Наверное, из-за картинки на обложке – мальчишка-оборванец, голодный, затравленный и отчаянный – все вместе.
Эта книжка меня потрясла, я её немедленно украл. Потом перечитывал до окончания школы. Случился тот самый резонанс, который вы ставите во главу угла. И я разделяю этот ваш взгляд. Если литература не заставляет переживать, сопереживать, она в моих глазах остается литературой без души. Она может быть мастерски сделана, может развлечь, может помочь “убить время”, но она проходит мимо сердца, не задевает, не трогает.
Да только и здесь не так все просто. Отчего получается резонанс, вот вопрос. Случай с “Оливером Твистом” дает (мне, во всяком случае, дает) ответ: мой крохотный опыт органично вписался в опыт Оливера, он мне был как брат или как самый близкий друг. Я полюбил его, сочувствовал ему, понимал все его поступки.
А какому-то другому первоклашке, из другой социальной среды Оливер, думаю, не показался” бы, он бы его не принял, отторгнул.
Резонанс получается от совпадения личного опыта с опытом литературного героя.
Чем заковыристей опыт, тем меньше остается книг, которые хочется прочесть.
Это я пока говорю о содержании.
Но через “Оливера Твиста”, не сразу, как-то постепенно, подсознательно, ко мне приходило чувство слова. Правда, я каким-то образом был к этому как будто приготовлен – с двенадцати лет легко рифмовались строчки, складывались в нечаянные, наивные стихи, самое первое, двенадцатилетнее так и вкопалось в память на всю жизнь:
Морозное утро настало,
Румяный закат поднялся,
Над лесом звезда догорала,
Одна, одинока она.
Деревья покрытые снегом,
Верхушки белеют вдали,
Как тихо вокруг и прекрасно,
В такие вот зимние дни.

Наив, конечно. Но из него, думается мне, начинается тропка к слову, к тому, чтобы чувствовать его звуки, шорохи, ритмы. Литература это музыкальное сочинение. Так я ее воспринимаю. Музыка Диккенса легла мне на душу. И потом так было всегда. Если с первых абзацев я слышал чужую музыку, то откладывал книгу в сторону.
Но литература это еще и живопись. Слова это мазки кистью на холсте. Небрежный, приблизительный мазок делает небрежную, приблизительную литературу. А мазки нервные, но точные делают художественное произведение.
Литература ценна деталью. Импрессионизм в литературе губителен. Рука Крамского требуется. Чтобы каждая деталь была выписана, и через нее вставал зримый, осязаемый образ. Цвет, свет, звук, объем, кожица, рисунок ткани.
Итак, что для меня есть литература?
Отвечаю: музыкальное сочинение, запечатленное на полотне, передающее все звуки, цвета, объемы и сделанное автором для меня персонально. И обо мне.

Недавно в Лебеде (к какому-то разговору) я давал ссылки на "Базар, вокзал, милицию". Год назад по какому-то случаю давал ссылку на "Непослушника из Рима". Эти вещи, помимо моей страницы, находятся еще в самых разных местах (см.Гугль), откуда, вероятно, текст спечатывается легко.
"Идумеянин" же существет пока только на моей странице и тихо ожидает моей к нему ласки))). Ссылок на роман я не давал, считаю несколько преждевременным рекламировать эту вещь.

Два слова о романе. Вещь незакончена, неотредактирована, наверняка какие-то фрагменты вылетят, какие-то будут переработаны. Спрашивается, зачем я на это пошел?
Идея была в том, чтобы каждую неделю, регулярно выдавать по главе. Ну, знаете, конечно, эту методу: роман с продолжением.
Да только планируешь одно, а жизнь ведет тебя по-своему. И не увернешься. Так и у меня вышло: впрягся в длинную работу под заказ, клепаю брошюры на заданные темы. Причем, как говорится, под ключ. То есть, пишу тексты, фотографирую, обрабатываю фото для публикаций на бумаге с учетом типографских требований, потом сам же макетирую и верстаю в PageMaker, и целиком законченную работу, записанную на диске, отдаю в типографию.
Вот почти год занят этим делом. Все остальное пришлось отложить. Последнюю работу (пока последнюю) должен сдать до Рождества.
А в Новом году, бог даст, вернусь к роману.

[Из обсуждений “В круге чтения РЖ]