БОМЖ КОЛЯ И ВОДКА С БЕНЗИНОМ
14-02-2006
[Быль]
В сентябре 1987 г. я с приятелем оказался в Курске. Путь лежал дальше: Воронеж, Саратов, Уральск.
Вечерело. Мой заношенный, как старый ботинок жигуленок, мы не побоялись бросить на улице возле гостиницы, а сами, даже не поужинав, завалились спать.
Наутро первым делом рванули к ближайшей бензоколонке - горючего оставалось с гулькин нос. Табличка "Бензина нет" не могла, конечно, напугать. Обычная скромность развитого социализма, которая легко преодолевалась шуткой, наглостью, небрежными манерами или "красненькой" т. е. купюрой достоинством в десять рублей. Но, правда, нужно было хоть чуточку быть шустрым. Я же по этой части тянул на мастера международного класса. Потому посмотрел на вывеску весело и презрительно.
- У вас нет бензина, зато у нас есть водка! - сказал вслух.
- А это означает? – подхватил Эдик.
- А это означает, что у нас есть бензин! - лихо вывернул я.
Самоуверенно подошел к амбразуре оконца. С того места, где обычно в танке располагается механик-водитель, насмешливо и задумчиво на меня глядела преклонных лет воительница, на голове ее агрессивно восседала огромная заколка для волос в виде яркой разноцветной бабочки.
- А нам бензин нужен, – сказал, невинно улыбаясь. Мастер международного класса обязан обладать великолепными актерскими способностями, он должен неустанно трудиться, вникать в систему Станиславского, корчить рожы перед зеркалом, декламировать, прыгать на скакалке, стоять на голове и шевелить ушами. Кстати, забыл сказать: когда я невинно улыбался, то одновременно как раз и задвигал ушами. Хороший прием, вызывает добрые эмоции.
- И что? – лениво выговорила она.
Эге-ге! Тут учуял сразу, что дело имею с профессионалкой. Изобразила лень точно по системе великого режиссера, мастерски изобразила, тонко передав внутренний настрой и неуступчивый характер персонажа. Двигающиеся уши в такой ситуации, что красное для быка. Немедленно втянул их обратно, по стойке "смирно" поставил. Может запустить левый глаз сентиментальным тиком? Ну, да посмотрим…
- Предлагаю натуральный обмен: две водки – на тридцать литров бензина, - решил поменьше хитрить - не тот товарищ, такого не проведешь, уж лучше напрямки, самое короткое расстояние говорят.
Певучим голосом, присущим здешним местам с их знаменитыми соловьиными рощами она спросила, придав тону очаровательную неподдельность:
- Ты что - дурак?
- Ну не так, чтобы совсем, – растерялся я, соображая, что очко проиграл.
- У нас – уборка! Ты хоть знаешь, что такое – уборка? А ты – бензин. Какой бензин? Ты что, с луны свалился?
- Нет, из Риги.
- Ну, так Вам, латышам, разве объяснишь?
- Да я вовсе не латыш.
- Как же не латыш, если из Риги?
- Ну, там и русские живут…
- Слушай, парень, не морочь голову! Бензина нет. И недели две не будет. Нигде. Так что езжай в гостиницу и пей свою водку! – она с треском захлопнула оконце, и я понял, что дальнейшие переговоры могут привезти к нежелательным осложнениям между Советской Латвией и Курской областью.
- Женщина не понимает, – сказал я, давая задний ход, но положение, кажется, серьезней, чем думалось. У них уборка! А как я понял, это примерно то же, что вторая мировая война или еще похуже. И мы, таким образом, оказались в зоне боевых действий. А потому, хочешь, не хочешь, должны подчиняться законам военного времени. Иначе – расстрел!
Эдик посмотрел на меня с удивлением.
- Ты что - дурак? – осведомился он.
И опять я почувствовал, что вопрос задан не от скуки.
- Кажется да, – скромно согласился, переживая в душе поражение. Ведь мастер как-никак… Международного класса как-никак…
Машину мы поставили на прежнее место. В фойе гостиницы купили "Курскую правду". Во! Вот чего у нас было в изобилии, так это правды! В каждом городишке, поселочке, деревушечке, в поезде дальнего следования и на Казанском вокзале в престольной.
В газете перечислялись успехи области в промышленности, торговле и сельском хозяйстве. Писали об уборке. Пестрели лица счастливых механизаторов. И меня осенило гроссмейстерским ходом.
Что делает генерал, попавший в окружение? Бездарный и трусл
ивый – сдается. А талантливый и смелый? Например, Наполеон? Он ищет и находит решение. Так чем мы хуже какого-то, позвольте спросить, Бонапарта, которому дали просраться доверчивые русские крестьяне?
Я решительно поднял телефонную трубку и, поглядывая на редакционный номер, стал дрессировать диск. Эдик одобрительно наблюдал и не вмешивался. Он почувствовал, что на меня нашло, что я сцапал кураж и готов исполнить соло.
- Редакция?
- Да, слушаю Вас.
Коротко изложил суть.
- Ясно, – ответил голос и замолк.
- А что, собственно, ясно? – это я пока не сильно плечиком надавил.
- Ясно, что мы Вам ничем помочь не сможем. Вам вообще никто не поможет. Этот вопрос способен решить только один человек.
- Кто же?
- Председатель облисполкома – Петров.
Голос думал, что меня это сообщение обескуражит и остановит. Голос не понимал, что я уже завелся и исполнял свое соло, как Карузо, как Паваротти, как? как? Ну, Вы понимаете...
- Телефончик, пожалуйста, - это я вторым плечиком подпер.
- То есть? Вы хотите ему звонить?
Он спросил так, будто я попросил у него жену в аренду.
- Да, будьте так любезны!
- Пожалуйста! – и мне показалось, что в его интонации промелькнуло восхищение.
Эдик молчал, как завороженный зритель первого ряда.
- Мне, пожалуйста, товарища Петрова!
- А кто его спрашивает? – задала вопрос секретарша, тоже даровитая актриса. Очень хотелось сказать, что по случаю беспокоит сын лейтенанта Шмидта, но сдержался и ласково, словно в любви объясняясь, рассказал все по порядку. Подействовало. Что-то у нее там где-то дрогнуло.
- Подождите у телефона.
Конечно, подожду. А как же? Не толкать же машину до Воронежа.
- Что у вас? – услышал суровый номенклатурный голос. У них, наверное, голоса специально ставят на каких-нибудь курсах, как певцам. Но не смущаться, ни в коем разе, добавить чуть гасконского достоинства неизвестного происхождения. Это действует. Откуда столько достоинства у советского человека? Неспроста.
- Подождите. Не кладите трубку!
И что я сегодня так похож на дурака? Вот и этот: "Не кладите трубку". Допустим, положу. Дальше что? Слышу, номер набирает по соседнему телефону. Их там штук пять, не меньше. Положено. Акустика, как в гроте у Фантомаса.
- Здорово, Михалыч! Как на твоем фронте?
- Ну, это уладим.
- С этим тоже справимся.
- Да.
- А ты ему ничего не говори. Это не его ума дело.
- Договорились. Вот что, Михалыч! Тут такая, понимаешь, история! Застряли в нашем городе рижане. Семья. Детишки, знаешь… Надо одним словом что-то придумать. Не сидеть же им до конца уборки. Да и деньги у них на исходе… Может, понимаешь, неприятная штука приключиться. Что скажешь?
"Во, шпарит! - промелькнуло, - детишками нас наградил в три секунды! Видать тоже - мастер-международник!"
- Ага. Ага. Это правильно! Ну, так я их прямо туда и пошлю.
"А вот это уже нехорошо, - подумал я, - Интересно, как он будет посылать? Как принято на Руси или как-то иначе – по-номенклатурному?"
- Вы меня слышите?
- Слышу.
- Так вот. Поезжайте в Фятеж. Это пятьдесят километров отсюда. Там бензоколонка. Скажете, что от Николая Михайловича. Вас заправят.
- Спасибо.
Ну и дела! Ну, я понимаю, когда с черного хода идешь за копченой колбасой или за чешским пивом, но чтобы Советская власть сама направляла к черного ходу? А, может, она только этим и занималась? По большому счету?
Облупленная, как все здания в стране, бензоколонка голосила - "Бензина нет".
Хе-хе, так отреагировал я на этот вопль.
- Здравствуйте! Я от Николая Михайловича, – теперь уже исключительно голосом с достоинством неизвестного происхождения.
- От кого? – небрежно пропела солдатка (это мне пришло в голову от вида рваного и замасленного солдатского бушлата, плотно сидевшего на ней).
- От Николая Михайловича. Из Курска.
- А-а-а… Где ваша машина?
- Да вот.
- Ставьте на третью. Сейчас залью десять литров.
- Как десять?
- Была команда – десять!
- Но мне с десятью литрами не выехать даже за пределы вашей области!
- Ну и что? Меня это не касается. Была команда десять! Ты знаешь, что у нас убор
ка? А ты знаешь, что такое уборка?
"А где танки? Где авиация противника?" – хотел спросить, но опередила догадка, что это военная тайна и можно запросто навлечь беду подобными расспросами. Контрразведка бдит, разумеется.
- Знаю. Только мне все равно – не уехать.
- Это не мое дело. Нет, чтобы спасибо сказать! Он еще и кочевряжится! Да знаешь ли ты, что здесь, на этой самой колонке туристы иной раз по две-три недели живут, бензина ждут? Отпуск свой проводят вместо Крыма.
- Что, прямо с детьми и живут?
- И живут! Вот тут палатки ставят, там готовят, чтобы от греха подальше…
И стало доходить до меня, что это не шутка, не розыгрыш, а самая что ни на есть правда, единственная и банальная, обыкновенная наша жизнь.
За разговором с любопытством картежника, мечтающего заглянуть в прикуп, наблюдал экзотичный мужичок - неряшливый, грязный, в кирзах стоптанных, будто в них до Берлина дотопал. Грамотно смахивал на бомжа, не столичного, а периферийного. На лице гениальный рисунок, отображающий похмелье.
Я отдал Эдику ключи от машины, а сам пошел в сторону, не упуская из поля зрения бомжа. Тот молча двинулся за мной. Так мы добрались до конца забора и свернули за угол.
- Помочь можешь, мужик?
Он переступил с ноги на ногу, сплюнул и ничего не ответил.
- Водка есть, – продолжил я.
- Сколько? – реакция оказалась многообещающей.
- Чего сколько? Бензина или водки?
- Водки.
- Водки хватает.
- Бензина тоже.
- Надо хотя бы тридцать литров.
- А хоть сто, - невозмутимо козырнул бомж.
- Да и от ста не откажусь. Вот только канистра одна…
- Эка, проблема…
- Что? И пару канистр дашь?
- А что? И дам, если надо.
- Ну, мужик! Ты прямо – клад! Давай выручай! Три бутылки с меня!
- Четыре! У нас уборка!
- Ах да, уборка… Тогда, конечно, четыре.
Всю операцию проделали мы быстро, и бомж оказался на редкость проворным и сметливым ворюгой.
- Тебя как звать-то, мужик? – спросил я на прощание.
- Коля.
- Ну, бывай-здоров, Коля!
- Покедова!
Долго мы ехали молча. Эдик смотрел на убегающие поля и соловьиные рощи.
- Что за страна, дружище? Что за страна? Кто же на самом деле здесь хозяин? И у кого больше власти: у председателя облисполкома или у этого бомжа Коли?
- У нас! – неожиданно сказал Эдик и пояснил:
- Потому что у нас – водка!