КОНФЛИКТЫ В "NOTA BENE"

В этом номере альманаха мы поместили интервью с Мартином ван Кревельдом профессором истории Иерусалимского университета из последнего, 14-го номера журнала Nota Bene. Этот журнал выходит с 2004 года раз в два месяца. Его редактором и издателем является Эдуард Кузнецов, когда-то ставший известным по процессу "самолетного дела", с любезного разрешения которого мы опубликовали и интервью, и ниже помещенный обзор предыдущих двух номеров журнала "Нота бене".
Всех этих номеров нет в сети и потому мы рады познакомить наших читателей с его превосходными материалами. Редактор В. Лебедев

Обзор №№ 12 и 13

Два последних по времени номера “Нота бене” (12-й и 13-й) открываются прозой, написанной известными “именами”: двенадатый начинается с повести Леонида Гиршовича “Врунья”, а тринадцатый - главами из романа Феликса Канделя и эссе Бориса Хазанова “Неотправленное письмо”. Все эти мастера литературы сверкают своим привычным искусством – Гиршович тонкостями психологии его героев, Кандель – виртуозным языком, Хазанов своеобразным восприятием эмигрантского существования.

Но зачем мне говорить здесь о том, что читателям без меня давным-давно известно! Лучше обращу внимание на те имена, которые мне (а, значит, и вам) мало знакомы. В 12-м номере это, конечно, “Фотоностальгия Ю.Клятиса, “автора нескольких рассказов”, как о нём сказано в редакторской врезке (никогда их не читал), а он – сочинил прекрасную повесть о персонажах старинного еврейского быта. Каких персонажах? Ну, например, о “великом бизнесмене”, передвижном фотографе дяде Сене, который поучал племянника-автора так:

“Ты не знаешь, любовь ещё не запретили? Слава Богу, есть ради чего жить... Захочешь жениться – выбирай себе женщину с широкой спиной. Таких много у русских. Самое большое богатство русских это их женщины. Ни у одного народа, в том числе у нашего, нет таких женщин. Русский мужик – он ленивый и блажной. И неблагодарный, потому что не понимает, какое счастье ему свалилось... Если бы не их женщины, послушай дядю Сеню, в чём у него есть большое понятие, они превратились бы в зверей. Вся их Россия на женщинах держится... На ней держится дом, она встает рано, ложится поздно несется куда-то на другой конец города на этих чертовых автобусах отмечаться за каким-то их-ах-дефицитом... Кухня её, стирка на ней, пошить-связать, заштопать-погладить. А дети и внуки, а вечная борьба с пылью, а не выглядеть чучелом, а каждый месяц ждать неизвестности и замирать кишками: начнется или не начнется, а начнется тоже мне удовольствие большое... Ты спросишь, а у нас что же, не такие? И я тебе отвечу: поверь дяде Сене, он знает большую разницу. Если бы у нас были такие женщины, мы бы не слонялись тысячу лет по всем землям”(стр. 63).

Так примерно написана вся эта большая и оригинальная повесть.

А в тринадцатом номере хочется выделить рассказ автора, живущего в Германии, Михаила Гиголашвили “Бар-Абба, царь воровской”, сделанный в модном - после Михаила Булгакова – жанре, “евангелии от...” На сей раз следует евангелие не от Воланда, а от Бар-Аббы, от того разбойника, что как бы помилован Пилатом вместо Иешуа. Но булгаковское евангелие от Воланда родилось в эпоху торжествующего безбожия, а вот новое евангелие, от Бар-Аббы, в десятилетие воровского разгула и беспредела, когда власть и бандиты как бы слились в неразделимый клубок. Сие время и изобразил нам Михаил Григолашвили.

Объективность, однако, требует от меня признать жизнь автора в Германии сильно подорвало знание подробностей еврейского бытия. “Шабаш” у него стал – ну, по-русски, конечно, - “оргией”, а не Святой субботой, еврейский Сатан стал русским Сатанаилом (стр. 88), неизвестный отец “сделал его мать шлюхой” (у евреев сие совсем не так! стр. 91). Но зато всё, что касается знания логики и быта преступного мира, повадок блатной братии, – тут наш прозаик всегда на высоте! Все подробности, включая психологические, отлично прописаны...

И, конечно, обязательно стоит выделить в том же, тринадцатом номере яркий рассказ Владимира Фромера - “Фрау Геббельс”.

Из литературных очерков я, пожалуй, отмечу для вас не традиционного для “Нота бене” автора - Бориса Парамонова, а две статьи неизвестного мне специалиста по информатике Игоря Веслера: в 12-й номер он отдал эссе о... Каштанке, о той самой, чеховской “Каштанке”, которая, оказывается, по жанру есть традиционный рождеств
енский рассказ (как и Ванька” - к моему, признаюсь, изумлению!). Так вот, этот Веслер обнаружил в “Каштанке” весьма злободневный для нашего времени подтекст: история темнорыжей собаки выглдит историей современного эмигранта из России (вот что значит - гениальный писатель. Как он звучит через сто с лишним лет!). Сначала на Каштанку обрушилось внезапное, неожиданное несчастье (оркестр, вы помните, прошёл) и она потерялась... Против обычной воли и привычных намерений. Потом Каштанку подобрал добрый человек, её кормят, к ней хорошо относятся, наконец, получает работу, для которой создана (“Талант! Талант! - приговаривает хозяин, “месье Жорж”), но стоило только позвать её обратно, и она мчится, потеряв голову к прежним хозяева, где ее кормили впроголодь, где издевались на ней от скуки, где спала не на матрасике, а на опилках... В детстве, перечитывая эту повесть, я всякий раз досадовал на Чехова - ведь оборвал он её в самом интересном месте. Чем обернулось для Каштанки возвращение? Неужели такой неожиданный и поучительный опыт получен и пережит зря? Неужели столь очевидные ценности, как работа по душе, которая ещ и неплохо кормит, уважение окружающих, комфорт, в конце концов, - хуже побоев и издевательств? Неужели нормальные условия жизни так легко назвать перепутанным, тяжелым сном”? Смогла ли впоследствии Каштанка сравнить прошлое и настоящее, появилось ли у неё хоть малейшее сожаление о безумном порыве, вернувшем её в полуголодное и ущербное существование.

И владимовский “верный Руслан”, и булгаковский Шариков вправе сказать – все мы вышли из чеховской Каштанки...” (№12, стр. 113).

В следущем номере Веслер напечатал любопытное исследование Гораций или Марциал?” Тема особенно любопытна именно мне: давным-давно я интуитивно почувствовал, что “Римский цикл” Бродского вряд ли навеян Марциалом, хотя именно это имя стояло в подзаголовке у самого автора. Но Марциала издали в Союзе, и я его читал – тогда же и усомнился, и в своей давней статье поставил знак вопроса – “Катулл или Марциал?” Я почти не знал римской поэзии, но чисто интуитивно чувствовал, что на Марциала прототип Бродского мало похож... А вот теперь, 33 года спустя, узнаю от исследователя в “Нота бене”, что, скорее всего, прототипом поэту послужил не Марциал, а другой римлянин - Гораций...

Второй автор, которого тоже напечатали в обоих номерах Нота бене”, - инженер-программист Зеэв Сандлер. Обе статьи у него на одну тему: об идеологической новизне программы Авигдора Либермана. Статьи толковые и дельные, но их публикация подряд - явный (и, думается, предвыборный что несомненно заслуживает профессионального осуждения, прежде всего, за глупость!) перебор! Концепция у Сандлера несомненно верная: сила Либермана-политика заключается в том, что он не повторяет избирателям опостылевушю “правую жвачку”, пужая ХАМАСом, как делал перед выборами его экс-патрон Нетаниягу, но решился задуматься над глубинными вопросами бытиям. Начинал Либерман, помнится, как ультраправый политик (его достопамятная фраза - “правее меня только стенка”), почему сегодня и заговорили о “полевении”, но на деле, как доказывает Сандлер, успех политика объясним не “левизной”, а, как бы выразиться, “шаронизацией” лидера. Параллельно с “Кадимой” он решительно подрубил “исконно-правый” Ликуд – и, что самое любопытное, в том же направлении, что Шарон...

То есть Либерман, по Сандлеру, не “левел”, а как бы выразиться... Он умнел. Примерно как Шарон. До обоих примерно в одно время дошло: сами палестинцы неспособны принять нужное им же решение. Выгодное им самим. Сей народ пока подобен ребенку (пусть по-детски жестокому и драчливому!): он не научился размышлять в зрелых категориях - “выгодно-выгодно”, возможно-невозможно”, он - в романтических идеалах. Как пели в советской песне? “Стоит только захотеть, стоит только не робеть – всё всегда сбывается, товарищ!” И кончается такая песня обычно тем же, чем кончилась в Союзе... Разумные решения поэтому придётся, видимо, принимать нам. Отсюда, конечно, родилась самая идея Шарона об одностороннем отделении от Палестины – и она захватила народ Израиля, она обеспечила “Кадиме” мощные позиции даже после ухода лидера в болезнь. Либерман пошёл по сути по той же дороге, что Шарон, только ещё дальше и ещё решительней.

От глобализации, столь модной в современном мире, он вернулся к старой идее сильного национального государства. Наверное, Эвик в принципе не против “глобализации”, но много главнее для
него принцип покойного Владимира Ильича, которым упорно пичкали в советских вузах: Прежде чем объединяться, надо как следует размежеваться”. Именно национальная идея должна стать, по Либерману, определяющей в обществе. Нацменьшинства, конечно, имеют все законные права – но при условии принятия ими национального государства проживания как “своего”. С присягой ему на верность, с безусловной лояльностью стране жизни. “Все наши соседи по дому должны понять и принять, что они живут в доме с определенной культурой”. Отсюда и вытекает знаменитое предложение о “взаимном трансфере” – об обмене с Палестинской автономией поселками с еврейскими и арабскими жителями. Включая даже изменение границ двух государств. Включая и раздел Иерусалима (не знаю, говорит ли Либерман об этом вслух, но несомненно предполагает – и правильно делает!). Если исходить из концепции автора “Нота бене”, Сандлера (а я склонен ему верить), то следом обязательно возникнут предложения об особом статусе арабских сел в Галилее – возможно, аналогичном тому, какой имеют еврейские поселения в Иудее и Самарии. Мы живем в особом регионе, здесь нужно искать особые, нестандартные, если хотите - неевропейские пути решения! Сила Либермана в том, что он ищет не универсальные, а свои, местные решения – и они могут увлекать людей. Возможно, не только евреев, но и арабов тоже, только они пока что не решаются высказываться в полный голос...

В социальном плане – идеи Либермана основаны на том же принципе - национальном. Безбрежная демократия способна (только способна, только в потенции, но - способна...) привести к тому, что социальная справедливость превратится в социальное удобство, и у народа, например, возникнет соблазн спихнуть, скажем, любые физически тяжелые работы на “гастарбайтеров”. Но... Но свои проблемы нация должна решать сама, настаивает Либерман, даже если это видится неприятным с точки зрения удобств и более легкой жизни. Иначе у нас возникнут “французские проблемы”, и германские - тоже.

* * *

Читатели, возможно, помнят, что я обычно с иронией относился к детективным схемам аналитика Сергея Кургиняна, печатаемым в “Нота бене”. Но опубликованная в 12-м номере его лекция “Логика политического кризиса в России” заслуживает в моих глазах весьма высокой оценки. Кургинян на этот раз поставил в центр рассуждений не обычные для него домыслы “политподпольщика”, проникшего якобы в души и замыслы действующих лиц в истории (что, возможно, читать увлекательно, но, по-моему, бессмысленно), а реальный, трезвый исторический анализ. И справедливо и тонко он оценивает кризис сегодняшней России. При всех кровавых ужасах сталинизма эта система в свое время поражала мир творениями науки и культуры – достижениями Ландау и Капицы, Туполева и Лавочкина, Бабеля и Булгакова, Мейерхольда и Эйзенштейна и многих тысяч других талантов. Но чем способна поразить мир сегодняшняя Россия? Разве что развлечь Жириновским... То есть сталинизм по-своему, по-зверски, варварским способом, но осуществлял в России задачи Модерна, он осовременивал отсталую страну, чем и чаровал Европу и мир. Как Россия Пётра I-го некогда... По мнению Кургиняна, сталинская модернизация вовсе не разрушила традиционную (с Петра) Россию, поэтому это была как бы не обычная для Европы, но некая альтернативная модернизация”. А потом наступила другая эпоха (при советской власти, кстати), когда “место идеологии заняли деньги”. “Я не против колоссального значения денег в регуляции общественной жизни. Я просто подчеркиваю, что когда деньги претендуют на то, на что они не должны претендовать, когда деньги становятся трансцедентальным основанием культуры, дело плохо.... И вот я спрашиваю: рынок подразумевает необходимость управления более современными способами, т. е. пересаживаться с телеги на “мерседес”, или рынок – это возможность вообще не управлять? Вся страсть сегодняшней элиты состоит в том, чтобы не управлять... На лице написано: “Не хотим целей! (№12, стр. 150). Размышления Кургиняна интересны, они будят мысль, и мне приятно признать это – вопреки моему привычному скепсису в адрес его текстов.

А в 13-м номере выделю “Групповой портрет с Ахмадинеджадом”. В отличие от обычных в Израиле истерических воплей в адрес нового президента Ирана, материал “Нота бене” дает обширную картину происходящего в ближневосточной стране:

“В 2050 году старики будут составлять треть населения Ирана... У Ирана остается чуть больш
е одного поколения для встречи с этой опасностью, и понимание угрозы заставляет Ахмадинеджада спешить, в том числе с созданием иранской атомной бомбы. В предвыборной программе он сформулировал поистине мобилизационные задачи...: ликвидировать 50 тысяч деревень из существующих 60 тысяч; переселение в города 30 миллионов иранцев; передача государству всех основных функций в здравоохранении, образовании и культуре; введение жестокого контроля над радио, телевидением и интернетом; введение централизованного планирования и управления экономикой... В лице нынешнего Ирана Западу противостоит не средневековый ислам, а его вестернизированная версия. Ахмадинеджад обладает достаточной хитростью и силой, чтобы обратить себе на пользу все ошибки западных политиков... Экономическое и демографическое положение иранского режима в дальнем плане безнадежно. Но точно таким было положение Германии в 1933 году... Гитлер сказал своим генералам: “Нам нечего терять, но мы можем многое выиграть. Из-за санкций мы не сможем выдержать больше нескольких лет. Боевой дух немецкого народа сейчас великолепен, со временем он может только ослабнуть”.

Так же рассуждает и Ахмадинеджад. Он планирует подчинить Ирак... западную часть Саудовской Аравии с ее главными нефтяными запасами (большинство населения там составляют шииты). У Ирана прекрасные отношения с Азербайджаном. Превратив Иран в ядерную державу, Ахмадинеджад планирует захватить контроль над всей нефтью Ближнего Востока” (№13, стр. 155-156). Вот истинная цель президента Ирана (как до него – президента Ирака Саддама Хусейна), а вовсе не в бессмысленной для интересов Ирана или Ирака бомбежке евреев!

Не в силах я обойти своим вниманием и обширную, чрезвычайно полезную для любителей истории статью Греты Ионкис о Генрихе Гейне. Всего один пример из неё – для ощущения авторского стиля: об отношении великого поэта к зарождавшимся у его друга Маркса идеям коммунизма. С одной стороны, Гейне ненавидел “революционистов”: “Эти когорты разрушения, эти палачи, топор которых угрожает разрушением зданию общества”. Но с другой, “честно сознаюсь, что этот самый коммунизм, столь враждебный моим вкусам и склонностям, держит мою душу во власти странных чар”, и поэт приводит два главных довода в пользу коммунизма. “Если я не могу отвергнуть посылку, что “все люди имеют право есть”, я вынужден подчиниться и всем выводам из неё”. Второе, что привлекает в коммунизме, - “это самый неограниченный космополитизм... Из ненависти к сторонникам национализма я мог бы почти влюбиться в коммунистов (№13, стр. 213). Как легко узнается в этих предпочтениях типичный ассимилированный еврей XIX века, как поучительно понять на его примере необыкновенную популярность коммунистических идей в веке следующем – у интеллигенции, не только, но особенно у еврейской!

Оба номера переполнены интересными, иногда уникальными материалами, даже одно упоминание о которых превысит возможности газетной полосы “Вестей”. Вот несколько материалов, которые обойти невозможно. В 12-м номере – уникальный даже по российским меркам рассказ о войне Евгения Мороза “Гитлер, Сталин и Михаил Левитин” - про солдата, погибшего от голода в тюрьме, но сумевшего самое смерть обернуть спасением в блокаде для своей семьи. В 13-м – как мне умолчать о публикации великого газетчика дореволюционной эпохи Власа Дорошевича, посвященной его поездке в Палестину в начале XX века. “Изумительная бедность жителей Палестины, невероятная нищета, не имеющая ничего равного в мире, объясняется не одной ленью, страстю к праздности - далее фельетонист описывает чудовищную географию ужасной, на его взгляд, страны. Поэтому он и не верит в сионизм: “Это не свободно выросший – это оранжерейный цветок. Это оранжерейные колонии. Тут всё рассчитано не на свой труд, а на благотворительность, на щедрое сердце миллионера Ротшильда.... Я боюсь. Боюсь потому, что из всех националистических движений это для меня – единственное симпатичное: оно мечтает не об угнетении других народов, а только о всокрешении своего” (№13, стр. 238). И далее: “Пусть сионизм только сон. Когда бы не было на свете снов, какой ужасной казалась бы действительность И как тяжело было бы рабство, если бы хотя бы во сне мы иногда не видели себя королями” (там же, стр. 240).

Поразительно интересен и материал Бориса Никитенко, бывшего партработника, – о том, как толковые и дельные члены партии (не могли же не найтись такие среди 18 миллионов!) пытались спасать в годы застоя свою партию и свою страну – и как их били за это “вышестоящие товарищи” по рукам. И как они ухитрялись спасаться... Очень мало в распоряжении историков честных материалов, написанных “изнутри КПСС” - как жизнь партии виделась тогда теми, кто хотел выжить вместе с ней. Этот – один из самых выпуклых, ярких и умных документов, какие я читал в последние годы.

Наконец, отмечу материал известного ленинградского адвоката Юрия Лурьи, почему-то решившегося укрыться под псевдонимом “Юлий Л.” - материал этот назван “О смерше и особистах”. В наше время, когда упоенно описывают, как здорово товарищи смершевцы боролись с гитлеровской агентурой (с чем не могу спорить, чего не знаю, того не знаю), оказался весьма полезен текст, повествующий о прозе контрразведывательной работы в самых обычных военных частях. Поразительные сюжеты у Лурьи – прямо сказочные!

Напоследок об одном из самых удачно придуманных разделов журнала – о “Дайджестах”. Здесь отмечу два исторических материала. Один – статья известного российского историка Вал. Сахарова “Архивы заговорили” в 13-м номере. Сюжет – антисемитская политика в СССР. Не стану (из-за экономии газетной площади) вникать в содержание, но не могу не отметить общего недостатка таких российских публикаций. Даже серьезные авторы, начитавшись антисемитских публикаций и опровергая их, невольно поддаются фальшивкам фактологии, которыми эти публикации переполнены. Например, Сахаров называет Христиана Раковского “липовым болгарином” (стр. 327)! Откуда он взял информацию, что генерал МГБ Питовранов, “зам Берия по разведке”, был “искренним гонителем евреев” (стр. 328)? Если Питовранов и был чьим-то замом по разведке, то, видимо, у министра ГБ, а не у Берия, который возглавлял тогда Бюро №1 - атомно-ракетный комплекс СССР. И как Питовранов мог стать особым гонителем евреев, если курировал всего лишь иностранную разведку? И вообще его самого арестовали, если верить мемуарам его коллеги Судоплатова, именно как еврея! Я уж не говорю про серьезное упоминание историком мифической Розы Каганович (по-моему, она заимствована им целиком из обывательских слухов)...

Другой материал – пикантная записка Сталина Готвальду по поводу возможного ареста генсека компартии Чехословакии Сланского, опубликованная в том же, тринадцатом номере В. Гущиным. Очень жаль, что её так плохо и скудно прокомментировали. Судя по тексту, Сталин написал её до ареста Сланского, т. е примерно за год до своей смерти... Конечно, это бесценный документ для понимания “игр вождя” с сотрудниками, но он столь же несомненно нуждается в серьезном комментарии. Которого, к сожалению, не сделано!

В общем, оба номера соответствуют тому высокому уровню, который с первого номера был достигнут редакцией.