КАК НАПИСАТЬ РАССКАЗ
12-07-2006День за днем
Пролетают годы вереницей.
День за днем
Мечемся в напрасной суете.
Жизнь пройдет,
Ничего уже не возвратится.
Жизнь пройдет,-
Мир не тот, и мы уже не те.
Где отец?
-Сорок лет назад похоронили.
Где же мать?
-Над ее могилою сосна.
Где твой друг?
-Косточки его дожди омыли.
Где твой брат?
-Я не знаю, в чем его вина.
Где жена?
-Уж давно отмучилась, бедняжка.
А страна?
-И страны той тоже больше нет.
В чем же смысл?
Хлеб ли добывать работой тяжкой,
Жизнь любить
И искать мучительно ответ?
Счастье в чем?
-В том, чтоб внука худенькое тело
Вновь обнять.
Только внуки очень далеко.
Как прожить,
Чтоб душа совсем не очерствела?
-Что ж ты, брат,
Разве можно жизнь прожить легко?
У каждого, конечно, есть свои собственные, отработанные и проверенные жизнью рецепты. Бальзак, например, выпивал чудовищное количество кофе и погружал ноги в тазик с водой. Пьер Симон Лаплас соорудил себе печь собственной конструкции, в которой он провел лучшие свои годы и написал все основные труды. Мне же лучшие мысли чаще приходят во время неторопливых прогулок по лесу. Впрочем, записать какие-либо созревшие идеи – это самая легкая часть работы. Важно, чтобы мысль родилась, а затем нужно не торопиться, и дать ей созреть. Вот для этого лес и является самым подходящим местом.
Сейчас я живу в маленьком городишке Аврора. Здесь нет ни грохота заводов, ни чада химических предприятий, но все вокруг заасфальтировано, подметено и отмечено мириадами запретительных табличек и рекламных листков, предлагающих усадку раздобревших частей тела за большие деньги и удлинение усохших, но важных фрагментов на пару сантиметров за смешные, в общем-то, деньги. С тоской вспоминаешь родную Сибирь, где лес начинался прямо от порога твоего дома, и где пролегала тропинка в академгородке, по которой ты бегал по утрам и гулял после работы без малого 30 лет. Про бескрайние, невыразимо прекрасные таежные просторы Дальнего Востока или могучие хляби Великого Океана здесь лучше и не вспоминать.
На выходные дни я прихватил с собой материалы, чтобы поработать над задачками, которые от меня срочно требуют начальники и коллеги. Стар, видимо стал, мысли медленно ворочаются в башке – ничего не успеваю. Вечером в пятницу решил сходить в магазин за продуктами пешком, для пользы организма. Здесь этого никто не делает, поэтому я с пакетами в левой руке и галлоном молока в правой выглядел на улице одиноко и нелепо, тем более, что по дороге от дома до магазина не все участки имели тротуары для пешеходов. И тут почти рядом с домом я вдруг замечаю деревянную доску с надписью “Walking Trail”, что означает “Прогулочная дорожка”. Время уже было позднее, и я решил, что на днях обязательно разведаю, что за трэйл такой.
Просыпаюсь я всегда рано. До 7 часов читал Акунина, потом душ, завтрак и – за компьютер. Задачка на первый взгляд не сложная: сгенерировать статистический ансамбль частиц с произвольным заданным законом распределения параметров, имея датчик случайных чисел, генерирующий равномерное распределение в диапазоне (0,1). Сложность в том, что алгоритм этот потом надо встроить в достаточно большую программу расчета ускорителей, чтобы моделировать поперечное “охлаждение” пучка мюонов при прохождении его через поглощающие среды заданной формы. Пока расхождение численных и теоретических результатов составляло 20% и более, что ни в какие ворота не лезло, а обнаружить причину расхождения оказалось совсем не просто. Просто, это когда результаты различаются на порядки, а не на проценты.
Когда от вглядывания в экран компьютера начинали слезиться глаза, я наливал стопку коньяка и начинал терзать гитару или читать книгу Пенроуза “Тени разума”, которую мне очень рекомендовали наши теоретики. Тема моделирования сознания, сама по себе, страшно интересна, но слог у Пенроуза тяжелый, и прочесть зараз более двух страниц для меня невыносимо, поэтому чтение идет медленно, приходится многократно возвращаться к предыдущим страницам. Кроме того, туманность его формулировок восходящих и нисходящих алгоритмов никак не удовлетворит не только математиков, но и куда менее педантичных в таких вопросах физиков. Однако, приходится терпеть в надежде, что к концу книги наступит просветление, и ты вынесешь из чтения какой-то позитив. После обеда я, по русской традиции, соснул часок, а потом продолжил весь вышеописанный цикл.
Потом поехал в баню. Ну, “баню” - это я так, по привычке называю. На самом деле, это фитнесс-центр, но сауна там классная. К вечеру, когда глаза уже слипались, в моем алгоритме забрезжил свет, и я заснул с сознанием честно выполненного долга.
В воскресенье утром пробуждение не доставило мне особого удовольствия. В груди чего-то поскрипывало, постанывало и посапывало, хотя вечером ничего особенного не пил, кроме традиционной стопки смородиновой водки, рекомендованной мне замечательным врачом Женей Васиным после перенесенного мною микроинфаркта для релаксации и приятных сновидений. Строго говоря, Женя рекомендовал стопку хорошего коньяка или бокал красного сухого вина. То и другое у меня в наличии имеется, но я решил, что смородиновая водка для русского человека – не только нисколько не хуже, а гораздо лучше всех этих французских извращений, поскольку генетически она нам сродственнее, ну и, наконец, просто вкуснее. Это еще Дмитрий Иванович научно доказал с цифрами и графиками в своей докторской диссертации. Данный момент также тепло отметил и великий русский кораблестроитель академик А.Н. Крылов в своей автобиографической книге “Мои воспоминания”, которую я очень рекомендую прочесть юношам, выбирающим свой путь я жизни.
Теперь я понял, что момент исцеляющей прогулки назрел, если не перезрел. Наскоро принял душ, завтрак, натянул трико, тельник и – в лес. От асфальтированного монстра туда вела посыпанная песком обычная лесная тропинка. Справа за деревьями мелькали комплексы двухэтажных апартментов, а слева – ну точно, наши российские дачные домики. Растительность тоже привычная для средней полосы России: клены, тополя, изредка березки и елочки, даже бузина, а также заросли дикой малины и шиповника. Сначала вдоль просеки шла линия высоковольтной электропередачи, потрескивающая разрядами этим влажным утром, но вскоре она свернула в сторону, и природа стала вполне дикой. Я отпустил вожжи разума, и лошадка моих мыслей побрела произвольными зигзагами, повинуясь только каким-то подсознательным импульсам. Очнулся я только через полчаса, когда тропинка вывела к какой-то трассе, и я осознал, что за это время я натурально “прожил” свой рассказ. Вот он.
В носовой части судна коридор левого борта совершает резкий поворот. Там в углу поставлен стол, обтянутый байковым одеялом, а на нем покоится утюг. Тудая и принес ворох выстиранных рубашек, которые предстояло привести в божеский вид. Предыдущие 4 года мореходки мы отпаривали утюгом клеши и фланелевки, набросив сверху влажную марлю. Прогладить тельняшку тоже не проблема, но ее вполне можно и неглаженной носить – материал на нее идет особо добротный. Голубой морской воротник - гюйс с тремя белыми полосками отдельная часть туалета, он плоский и гладится элементарно, а тут дело осложнялось тем, что в гражданской одежке много всяких кармашков, пуговичек, манжет, воротничков и прочих изысков. Как все-таки Устав упрощает человеку жизнь! Там же все продумано, хотя и не лейбницами. А, кроме того, марля у меня отсутствовала, и нужно было держать ухо востро, чтобы не перекалить утюг и не спалить что-либо особо хлипкое. В общем, вы понимаете, что я гладил и чертыхался, хотя очень вежливо – про себя. И тут раздался голос.
Проходившая мимо девушка обратила внимание на мои мучения и стала давать какие-то советы. Кажется она говорила о том, что перед глажкой пересушенных рубах, их нужно сбрызнуть, набрав воды в рот, а еще лучше – гладить их пока они еще слегка влажные, не пересохшие. К тому же, перед тем, как вешать сушить, их нужно резко встряхнуть, иначе потом долго придется разглаживать морщины. Но я, честно говоря, и тогда мало что запомнил из этих советов, потому что, еще до того, как я оглянулся посмотреть на того, кто давал эти советы, внутри меня произошли огромные необратимые изменения, и причиной их был этот самый голос.
Вот вы улыбаетесь, когда вам начинают заливать про биополя, экстрасенсорику, карму, чакры, тонкую энергию и всякое такое прочее. Правильно делаете. Я тоже именно так относился, да и сейчас, пожалуй, так же отношусь к этим атрибутам. Но был в моей жизни один момент, когда я в одно мгновение, без всякой сознательной работы мысли, даже не подумал, а именно ощутил явственно нечто, что можно было обозначить лишь словом аура”, что по сути очень близко по смыслу к слову “биополе”. Биополе даже, пожалуй, будет точнее, поскольку аура может появляться и сама по себе, а носителем биополя является, главным образом, человек, ну разве что еще марсианин какой.
Так вот я о голосе. Я уже упоминал, что еще за мгновение до появления этого голоса, я чертыхался про себя, а параллельно к тому же думал еще с десяток разных мыслей и мыслишек. Например, о том, что до вечера нужно – кровь из носа – починить коротковолновый передатчик, иначе грядут серьезные неприятности по линии корабельного начальства. Значит, тренировку сегодня придется пропустить, что, в свою очередь, не понравится моему корешку Герману. Герман, он такой увлекающийся человек, что если с ним не заниматься спортом, то он непременно ударится в запой с очередным корешем, только что вернувшимся из длительного рейса. Я же в свои 18 лет не пил совершенно ни капли, и потому Герман видел во мне своего Спасителя, посланного ему свыше. Второй радист Витя Могильный ворчит, что я на вахту проспал аж на пятнадцать минут. Подумаешь, важность – 15 минут! Я за него вторую вахту стоял, когда он был с большого бодуна. На самом деле, радисты вахту не стоят, они сидят в радиорубке, большую часть времени читая книжку или подремывая. Но это всем знать не обязательно. Денег нужно выслать матери в ближайшем порту, да письмишко нацарапать хоть на одну страничку, а то опять обидится...
Когда же раздался этот голос, все множество этих параллельных и достаточно сумбурных мыслей кто-то разом не просто потушил, а сменил разом, как меняют кадр слайдпроектора. Внутри меня вдруг разлилось какое-то спокойствие на фоне негромкой и не очень внятной, но приятной музыки. Я ощутил мгновенно, что мир прекрасен, дружелюбен ко мне и немного загадочен. Необычным было и то, что голос этот вовсе не был тонким, сладким и ангельским. Он был приятен и низковат, что-то вроде грудного контральто. Он вызывал сразу необъяснимое доверие, как будто с тобой говорит очень давно и хорошо знакомый тебе человек, твой добрый друг, который не может ни солгать, ни предать. Как это ни грустно сознавать, но мамин голос таких чувств не вызывал. Мы с ней, как были, так и остались очень разными, нередко совсем не понимающими друг друга людьми, хотя и любящими друг друга. Однако, пора было оглянуться и посмотреть на источник этого чуда.
Передо мной стояла девушка с шикарными белыми волосами до плеч и очень милой родинкой на правой щеке. Хоть я и появился на судне сравнительно недавно, но уже успел узнать, что работают здесь на конвейерах около пятисот девушек самого цветущего возраста – от 17 до 25 лет. Учитывая, что мужчин в экипаже было раз в 5 меньше, среди девушек была жесткая конкуренция за кавалеров, и ко мне уже совершенно недвусмысленно клеились самые разбитные и решительные из них. Хотя они и не казались мне вовсе уродками, но именно эта решительность и упрощенность пугала меня. Красотки, как говорится, на любой, самый взыскательный вкус, но... Все решил этот голос. Помню, я тогда не смог выдавить из себя ни единого слова, до того я был ошеломлен случившейся со мной метаморфозой.
С того самого момента жизнь моя совершенно изменилась. Я мог думать только о ней. Я, который на тренировках приседал со штангой в 120 килограммов, а за обедом съедал по две обычных порции, вдруг стал рассеян и задумчив. Окружающим довольно быстро стало ясно, что я влюбился, гадали только – в кого, потому что выбор был более чем широк. Влюбленность это болезнь не опасная и морякам очень хорошо известная, поэтому надо мной посмеивались, и не всегда беззлобно: “Наш-то молодой радист, ну, ухарь!..”. Однако, мучился со своими сомнениями я не долго.
Девушка была моей тезкой, ее звали Валя, и она проживала в соседней каюте. Самое смешное, что и ее товарку по каюте также звали Валей. Словом, у нас сложился клуб тезок, и обе девушки стали иногда по-соседски приглашать меня на ужин, который они, в нарушение правил техники безопасности, готовили в каюте на электрической плитке. Как-то раз я зашел на такой ужин и обнаружил, что вторая Валя, которая к нашему повествованию, особого отношения далее не имеет, отправилась с кавалером на берег на танцы. Кавалер тот, наш второй механик, кстати, был женат, но это ведь не имеет большого значения, не так ли? Так, по крайней мере, думала она сама, и механик в этом был с ней совершенно согласен. А я в этот вечер остался наедине с обладательницей столь дивного голоса.
Я вдруг как-то осознал, что если я не решусь высказать свои мысли сейчас, то, может быть, уже не решусь это сделать никогда. Помню, мы ели зажаренных на оливковом масле только что выловленных крабов где, в каком ресторане еще вам подадут такое блюдо! Я вдруг положил свою правую ладонь на ее руку, заглянул в эти бездонные карие глаза и сказал самую трудную речь в своей жизни:
“Боюсь, я не смогу объяснить это связно... мысли путаются... Может даже, ты скажешь, что я это все нафантазировал, а в действительности все оказывается гораздо проще и приземленней. Может быть даже, ты скажешь, что потом, когда пройдет время и ослабнет острота первых ощущений, я пойму, что слишком высоко воспарил, а теперь вот именно из-за этого пожинаю неизбежные плоды разочарований... Это не правда. Как же еще я могу опровергнуть такие слова? Единственный надежный способ состоит в том, чтобы прожить жизнь, и уже потом снова задать вопрос: “Ну что, кто из нас был прав?”. Вот и прекрасно. Я хочу поступить именно так. А сейчас я говорю тебе: “В тот самый первый момент, когда ты застала меня гладящим эти рубашки, я уже окончательно понял, и до этого самого дня ни разу не усомнился в том, что ты – моя судьба, и только с тобой я хотел бы прожить всю жизнь, даже если эта жизнь окажется трудной и совсем короткой”.
Валя ничего не сказала тогда, она только прижала мою голову к своей груди. Тут я бы мог, как бывший моряк, таких турусов на колесах навертеть, да и читатель самом ходом повествования к этому подготовлен, но истина требует от меня заключить свой рассказ фразой: Вот, собственно говоря, и все, что произошло в тот вечер”.
Я шел по лесной тропинке обратно домой и думал о том, что жизнь наша оказалась очень счастливой, но, к сожалению, действительно трудной и очень короткой. Валя умерла 25 лет назад. А что до остальной части жизни, ее прожил другой человек, уже совсем не похожий на того морячка, который гладил рубашки в судовом коридоре. Но он помнит все, даже тембр этого голоса, потому, что женщина того стоит. Биополя, о котором столько толкуют, может, тоже нет. Но у нее оно было, это точно.
Аврора, 6 сентября 2006 г.