ПОЧЕМУ В ТОРЕ НЕТ ИМЕН МУДРЕЦОВ ВРЕМЕН МОШЕ РАБЕЙНУ?

01-09-2006

ПАМЯТИ РАВА ИЦХАКА ЗИЛЬБЕРА

“Нет в иудаизме абсолютных истин, -- учил меня иерусалимский раввин Ицхак Зильбер, -- все стоит на человеческой ответственности и на необходимости давать ответ за все свои дела. На иврите мы зовем это хешбон нефеш... Мы, евреи, не едим квасного в Песах, и зерно или выпечка ни в коем случае не должна касаться земли, чтоб не оскверниться... Когда я был в ГУЛАГе, то собирал по зернышку для мацы, чтоб справить пасхальную трапезу - сэдер. Однажды, во время обыска, охранники перевернули все, и выбросили на землю мои приготовления, осквернили все. Однако я не рассказал об этом товарищам, и взял грех на себя, потому, что справить Песах считал более важным для еврея”.

В человеческом пейзаже Иерусалима 1970-1990 раву Ицхаку Зильберу (1917-2004) принадлежало особое место. Для многих репатриантов он олицетворял легендарного, фольклорного “мудрого реббе” старых времен. Я познакомился с ним в семидесятые годы, когда мне довелось некоторое время жить в Иерусалиме. Захаживал к нему на занятия в йешиву “Ор самэах”, что по-еврейски значит “свет радости”. По сравнению с нудными и устаревшими методами израильских ульпанов, непригодных для интеллигентного человека, педагогика изучения иврита у р. Зильбера оказалась на удивление модернистской. Там просто предлагалось открыть еврейскую Библию – Танах на первой странице первой книги Бытие, которая у евреев называется “Бэрешит” - “вначале и начать читать и толковать с учителем каждое слово. На самом деле это древняя, выверенная тысячелетним еврейским педагогическим опытом метода подготовки еврейского человека к сложной жизни в мире. Ведь быть евреем это, прежде всего, быть человеком, а еще плюс выполнение Б-жьих заветов мицвот”.

Я не был ни усердным учеником, ни ревностным в исполнении мицвот, зато беззастенчиво использовал время, уделяемое мне равом Зильбером для узнавания нового для меня мира религиозного еврейства. Мне необыкновенно повезло. Редко кто находит сегодня такого терпеливого и знающего учителя, способного объяснить и, самое главное, личным примером показать лучшие и добрые стороны жизни и миропонимания религиозного еврейства. Я не надоедал раву на занятиях, зато постоянно сопровождал его домой. Рав Зильбер с семьей жили в квартале Санхедрин, в скромной квартире. Из окна его рабочей комнаты открывался удивительный вид на Иерусалим. В хорошую погоду, которая в Иерусалиме стоит почти все время, мы шли пешком и беседовали обо всем на свете. Я с удивлением постигал мудрый еврейский путь жизни в мире. От р. Зильбера я впервые услышал, что нет большей свободы, чем следовать путем Торы. Благодаря раву Зильберу еврейский путь навсегда стал мне родным, хотя признаться, я далеко не всегда следовал ему.

Позже, я уехал из Иерусалима, из Израиля, окунулся в жизнь и приключения, далекие от мира Торы, в котором жил рав Зильбер, но на всю жизнь запомнил его уроки, рассуждения и поучения. Судьба свела меня с равом Зильбером еще раз, в начале 90-х годов. Молодая женщина А., так называемая “негалахическая” еврейка, чей отец носил фамилию одной из самых прославленных хасидских династий, репатриировалась в Израиль с мужем и его семьей в самом начале 90-х годов. В Израиле А. родила ребенка. Ее брак, как множество подобных заключенных в России браков распался из-за трудностей эмиграции. Необыкновенная атмосфера Иерусалима манила ее к следованию еврейской традиции. “Знаешь, ведь от евреев только уходили, -- говорила мне А. – Сейчас в мире что-то происходит и какая-то неодолимая сила влечет людей, тинокот а нишбим -- “похищенных младенцев” назад, к еврейскому народу”.

А. быстро прошла в Иерусалиме гиюр по всем строгим правилам, и ее еврейство стало несомненным. Вместе с тем ее мальчик оставался неевреем. Раввинский истэблишмент потребовал, чтоб не только мать, но и отец и бабушка ребенка начали соблюдать религиозные обряды со всей строгостью, да еще под надзором добровольных дружинниц, вовсе не настроенных доброжелательно. От отца мальчика еще потребовали, чтоб он посещал йешиву. Отец и бабушка наотрез отказалась, а воспитывать мальчика без них было непросто, тем более, что израильский закон требовал, чтоб мальчик посещал отца. За волокитой прошло два года. Мой тогдашний деловой компаньон был выпускником одной из известнейших американских йешив, и начал задействовать связи в религиозном истеблишменте, чтоб как-то помочь. Однако естественный адрес был известный всем репатриантам -- рав Ицхак Зильбер.

Рав выслушал все, помолчал и сказал, что все эти требования... как бы сказать... в общем, в Торе об этом ничего нет. Он не только посоветовал явочным порядком сделать мальчику (которому уже исполнилось 6 лет) обрезание по завету праотца Авраама, но даже посоветовал врача, к которому надо обратиться и устроил всю процедуру бесплатно.

Делали все быстро потому, что мальчику предстояло пойти в школу, где отсутствие знака Завета могло сильно испортить его отношения с другими детьми. Рав Зильбер сам пережил преследования, сам нес знак своей непохожести на окружение. Рав Зильбер с детства познал тяжелую ненависть антисемитов. Как-то он рассказал мне, что жил в ссылке в Сибири и преподавал в сельской школе математику. Рав носил одежду, приличную религиозному еврею, по субботам приходил на занятия, однако избегал писать и нарушать другие заветы. В деревне отродясь живого еврея не видали, и к раву Зильберу очень хорошо относились. Однако там дружно ненавидели и боялись мистических евреев-христоубийц.

Рав Зильбер пришел на церемонию обрезания и был посаженным отцом – сандаком и даже привел с собой нескольких очень известных гостей из иерусалимского раввинского истеблишмента, в том числе всемогущего рава Г., отвечавшего за гиюр в русских репатриантов Иерусалиме. Глядя на фотографии церемонии, никто бы не посмел сказать, что там что-то могло быть не по закону. Позже звонки и рекомендательные письма влиятельных американских раввинов сыграли свою роль, и мальчика записали в еврейский народ. Мудрецы Талмуда говорят, что спасший одну человеческую душу, как бы спасает целый мир. Рав Зильбер оказался прав и избавил еврейскую семью от излишних мучений, бюрократии, бездушной волокиты и формалистических придирок, якобы основанных на древних и нерушимых законах.

“Раввины не измышляли законов-галахот, - пишет замечательный американский исследователь Талмуда Джуда Голдин. - Раввины вносили ясность в изучение закона, адаптируя их к меняющимся условиям. Раввинские постановления галахот защищают закон от окостенения, а общество от фундаментализма”. Я навсегда запомнил одно из поучений-галахот рава Зильбера, лучше всего выражающее для меня жизнеутверждающую силу иудаизма.

“Задались наши мудрецы, благословенна их память, вопросом, а почему нет в Торе имен мудрецов Синедриона времен пророка Моисея - Моше рабейну? И нашли ответ, что сделано это для того, чтоб в каждом поколении не встал кто нибудь и не сказал, что вот были тогда учителя и мудрецы, более великие, чем в нынешнем поколении. Потому, что всегда решает мнение нынешних учителей, живущих сообразно нынешней жизни”.

Нью-Йорк 2006

Комментарии

Добавить изображение