НА КРАЮ СВЕТА

Мне довелось побывать на краю света. Вспомнил сборник стихов своего друга Юрия Кузнецова “Край света за первым углом”. Жаль, Юре не пришлось дойти до этого самого первого угла на тропическом китайском острове Хайнань, за которым и открывается край света. Или, если поточнее перевести с китайского, то край неба, который сливается с краем моря. Или еще, как написал на одной из скал китайский бывший партийный лидер Цзянь Цзэмин : “Синее море сливается с небом и синевы стирается грань”.

Для китайцев и был остров Хайнань где-то с первого века нашей эры самым настоящим краем света, которого боялись так же, как мы в России боялись Колымы и Магадана. Туда столетиями ссылали опальных чиновников, поэтов и бунтарей. Послать на Хайнань – это значило в Срединной империи, считающей себя , как и положено любой империи, центром земли, послать даже не на смерть, а дальше смерти.

Впрочем, есть еще одно райское место – Австралия, куда англичане ссылали своих каторжников. Об этой каторге сегодня тоже многие мечтают. Живут мирно, работают, промышленность на подъеме, сельское хозяйство лучшее в мире, преступность почти нулевая – это у потомков-то бывших каторжников! С Хайнанем произошло примерно тоже самое. Когда же мы будем мечтать о нашей Колыме? Когда наш Магадан станет русским Шанхаем? Или хотя бы русским Даляном?

И что для этого надо? Стать китайцами? Куда же делся наш русский космический размах, поражавший весь мир? И хватит глупым историкам ссылаться на сталинские репрессии. В Китае за 5 тысяч лет уникальной цивилизации таких Сталиных было каждые сто лет не по одному. Один Желтый император чего стоит! А Цинь Шихуанди, первым воссоздавший китайскую империю примерно в нынешних размерах, первым утвердивший и свод законов и концепцию устойчивого развития, но одновременно срезавший начисто почти всю китайскую интеллигенцию, как ненужную? Что-то это никак не погасило живой огонь китайской нации. Может, и прав он был, ныне всеми возвеличенный и воспетый Цинь Шихуанди? И пора переиначить нелепую русскую поговорку о двух русских бедах – дураках и дорогах. Не дураки и дороги, а интеллигенция и нефть – вот две нынешних великих русских беды.

В Китае, к счастью, правят не интеллигенты, а поэты, (почти все правители Китая оставили свои поэтические иероглифы на скалах Хайнаня на краю света и в даосском священном месте в Дуньтяне) и нефти у них мало, поэтому со всеми бедами справляются не спеша и медленно и неуклонно идут вперед, в гору. Я запомнил, желая другу хорошего, китаец говорит ему: “Неспешного пути”. А за едой: “Неспешной еды”. И всем : “Неспешной жизни”…

Впрочем, иногда императоры Поднебесной, вроде нашего Ивана Грозного, вдруг начинали каяться, и вот на Хайнане возводят гробницу в 1589 году одному из таких имперских чиновников , жившему в эпоху династии Мин, в память о беспредельной преданности Хайжуй своему народу и своей империи. Эпоха династии Мин (1368 – 1644) вообще прославилась своей жестокостью, хотя хватало и имперского величия. Не случайно именно этой эпохе посвятил Иосиф Бродский свои “Письма династии Минь”, откровенно ностальгические по отношению к своей родине:

“Дорога в тысячу ли начинается с одного шага” - гласит пословица. Жалко, что от него не зависит дорога обратно, превосходящая многократно тысячу ли. Особенно отсчитывая от “о”.

Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли –

Тысяча означает, что ты сейчас вдали
От родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
Перекидывается на цифры, особенно на нули…

Это письма изгнанника, письма отшельника, какими и были каменотесы, ловцы жемчуга, творцы знаменитого хайнаньского нефрита, поэты, монахи, и целые сосланные народности. Нет ничего нового под луной, и задолго до Сталина китайские императоры завезли на остров с материка племя воинственных и никогда не сдающихся воинов племени мяо.

Я пожил среди них, и мой друг, русский юрист из Шанхая Михаил Дроздов, приехавший на Хайнань прямо со встречи с президентом Путиным с зарубежными соотечественниками (Михаил – крутой русский патриот, поэт, энергичный предприниматель приехал на встречу как глава русской общины в Китае), так и назвал интервью со мной для шанхайской газеты “Критик из племени Мяо”). Надеюсь, Михаил прав, и в отстаивании своих принципов, в борьбе за общее русское дело я также буду стоять до конца, как стояли и стоят бесстрашные воины из племени Мяо, всегда предпочитавшие смерть предательству и плену. Вот почему их ныне так мало и осталось. Но они стали гордостью острова Хайнань. Смотреть, как они лазают по скалам без всяких страховок, как ныряют за ценными раковинами, как метко бьют рыбу и зверя остро заточенными деревянными копьями – это наблюдать за живой природой естественного человека. Они и среди туристов как бы не замечают их, живут мимо них, также как индейцы в американских резервациях, когда-то подарившие мне старинный извилистый узкий меч, сразивший не одного врага, воюющие и сейчас с могущественными Соединенными Штатами.

Впрочем, может быть, и наши чеченцы из такого же роду-племени, и надо оставить их в покое с их обычаями и нравами. Мирные китайцы тоже боятся ночью встретиться с кем-нибудь из племени Мяо. Да и база военная китайская не случайно расположена неподалеку.

Но, восхитившись бунтарями, которых среди русских вс меньше и меньше, отправимся километров за 80 в поселок Синьцунь, неподалеку от острова обезьян, где царят тысячи макак. Обезьяна – она и есть обезьяна, умная и нахальная, конечно, такого огромного количества ты в России не увидишь даже где-нибудь в обезьяннем питомнике, климат не тот. Мне интереснее сама деревня Синьцунь, живая китайская деревня, похожая чем-то на те русские живые деревни, которые знал с детства на родном севере. По улицами шастает всякая живность, курицы и петухи, свиньи и козы, собаки и кошки, и тут же уйма любознательной детворы, облепляющей любого иностранца, но абсолютно не похожей на арабскую детвору, выпрашивающую у тебя все, что угодно. Китайские дети, как и сами китайцы, в деревнях живут бедно, но с достоинством, доброжелательны и жизнерадостны. От тебя им ничего не надо, даже если дашь, не возьмут, не из страха перед властью, какой у детишек страх? Из нежелания унижаться. Разве что сфотографируются с тобой охотно. Впрочем, не будем забывать, все мы, белые – для них “заморские черти”, “лаоваи”, двести лет колонизировавшие китайский народ, безжалостно подавлявшие любое сопротивление. Увы, но и русские колонизировали почти всю Манчжурию сто лет. И наши войска совместно с англичанами, немцами и французами подавили национальное восстание боксеров, залили кровью китайский народ. Было и такое. Треть ослабевшего Китая колонизировали русские, сейчас мы боимся, как бы китайцы не заселили треть ослабевшей России. За всё надо платить.

О страхах русских попозже, пока о китайской нации, которую я пощупал, наконец, вблизи.

Рисовые террасы Южного Китая. Фото с сайта TreckEarth.com

Народ – труженик, с утра до позднего вечера на рисовых полях. Тут же и труженики-буйволы. Вечером поесть рису с овощами, спать и снова на работу. И так вся страна. С солнышком встает. Трудится за небольшую зарплату до позднего вечера. И никаких отпусков. Две недели на празднование китайского нового года в феврале, и то не все и не всегда. Даже в хайнанском филиале далянской знаменитой фирмы национальной медицины “Горизонт”, где я и проходил лечение, где я был похож то на ежа, весь утыканный иголками, поставленными известным мастером Колей, то на египетскую мумию, когда меня замуровывали в глину, то на водяного, то на камень скульптора, с которого соскабливают специальными скобами все лишнее, все мастера, даже всекитайски знаменитые, как например мастер китайского точечного массажа Иван ( работающие с русскими пациентами врачи без всякого унижения берут себе второе русское имя, понимая, как трудно выговаривать сложные китайские имена и фамилии), работали с 9 утра до 22 вечера, то есть 13 часов в день. И для этих знаменитых лекарей из “Горизонта” никакого двухнедельного нового года, самый рабочий сезон. И за свою работу массажисты и иглоукалыватели, знатоки трав и соскабливатели человеческой грязи держатся цепко, ибо конкуренция велика, безработных полно.

Но вернемся в деревню. Небольшие домики, каждый сантиметр земли чем-либо засеян, машин пока мало, но все больше молодежь с велосипедов пересаживается на мотоциклы, вы бы увидели эти тысячные потоки мотоциклистов, мало разбирающихся в правилах уличного движения, но как-то добирающихся до своей цели. К тому же на каждом мотоцикле по три-четыре человека. Спасает медленная скорость, даже таксисты чаще всего больше 60 километров в час не набирают, себе дороже, или ты кого-нибудь задавишь, или в тебя врежутся.

Специально для наших правозащитников: подивился либеральности китайской полиции, их снисходительности к правонарушителям. То, что они никаких взяток не берут, это уже всему миру известно, но и прощают довольно охотно, не увидел я тоталитаризма ни по отношению к иностранцам, ни по отношению к своему народу.

Китайцы послушны и исполнительны, но даже когда они моют и массируют тебе ноги или чистят твой костюм, они лишены лакейства и полны своего внутреннего величия. Как они уживаются в таком огромном количестве? Мы с женой поездили на простых китайских рабочих автобусах, походили по фабрикам, закусывали вместе с китайцами удивительно вкусными морепродуктами в простых уличных крайне дешевых кафешках. Убедились, китайцы приучены жизнью к коллективистскому поведению. Им не мешает толкотня в переполненном автобусе, им не требуется одиночества. Они привыкли жить сообща. Вот потому и семьями живут большими. И в деревнях в грош не ставят закон об одном ребенке.

Интересный поворот проблемы. В Китае документы заводятся на первого ребенка, последующие как бы вне закона, незадокументированы. Для деревни это не проблема, чтобы ходить за буйволом и выращивать рис документов не требуется. Но ребенок вырастает, и если не остается в деревне, едет в город, ему без документов там места нет. Ни учиться, ни жениться, выход один – Россия. Эти “лишние дети” едут в Россию без всякого нажима властей, жизнь заставляет. Здесь фиктивно или нефиктивно женятся, заводят детей, становятся официальными гражданами.

Уверен, поток китайцев, едущих в Сибирь – это вторые и третьи дети, которые для Китая не существуют. Кстати, я не осуждаю правительство Китая, скорее – это забота о всем мире. Уже сейчас, если следовать проверенной статистике, а не официальным данным, в Китае живет более полутора миллиарда человек. Отмени закон об одном ребенке – их вскоре станет 5-6 миллиардов. Но, как я уже сказал, деревенский Китай – пока еще другой Китай, который во многом живет по старинным обычаям.

На этот раз я поехал в самый южный Китай, тропический Китай, на край света. Описывать тропические волшебные миры не стану, для этого есть турагентства. Хотя с помощью одного из них “Гугуни”, расположенном на Тверской рядом с рестораном “Пекин”, я и оказался зимой среди пальм, питомников с крокодилами, которыми при желании можно и отужинать, и горячими источниками. Но с “Гугуни” я уже давно сотрудничал как журналист, помещая на их восточном сайте свои статьи о Китае. Собираюсь с их же помощью и далее поездить по Тайваню, посетить Сиань с терракотовой армией Цинь Шихуанди, сычуаньские скальные храмы, Тяньцзинь и Далян, надеюсь как-нибудь заглянуть и в Порт-Артур. Доберусь и до Лхасы, если хватит здоровья.

Кроме идеально чистого воздуха, белоснежных пляжей Дадунхая, (где мы и остановились в “Рисорт Интайм”) и Ялунваня, Южно-китайского моря и круглогодичного жаркого солнца, тропический остров Хайнань интересен и всем биологам мира своим разнообразием природы, этнографам, изучающим древнюю восточную племенную культуру.

Есть там места, где стоит плотно поработать китайским историкам. Остров заселен китайцами с 1 века нашей эры, есть там святыни и для буддистов всего мира и для даосов. За два тысячелетия остров не раз менял свое обличие, из острова для ссыльных и опальных вельмож превращаясь во всекитайский центр хрусталя и жемчуга, в шелковый остров, в остров нефритовых скульптур. В двадцатом веке Хайнань превращается в остров национального сопротивления. Именно здесь японцы чувствовали себя полными хозяевами, благо и до советской, и до американской армий было далековато. С японцами сражались коммунисты и примкнувшие к ним все малые народности, в том числе умелые воины племени Мяо. Недаром по всему острову разбросаны памятные места сражений с японцами. Хотя надо сказать, что именно японцы поставили на промышленную основу производство знаменитого хайнаньского жемчуга. Уверяю скептиков, как бы дешево ни продавали на пляжах местные аборигены нитки жемчуга, подделок нет, ибо подделывать дороже. Просто качество уличного жемчуга несколько иное, чем в жемчужном салоне. Но русские девушки, как и китайские, на экспертизу отдавать свои ожерелья не собираются, а красота налицо.

Вот и я на юбилей своей жены, который мы отмечали в уютном ресторанчике на самом краю света, подарил ей самую простую уличную хайнаньскую длинную нитку черного жемчуга. Что может быть лучше?

Хайнань еще до поездки привлекал меня своими сакральными местами. До известного во всем мире буддистского древнего святилища Наньшань мы добирались на такси. Я вообще не люблю экскурсий по сакральным мистическим местам. Интуиция подскажет, где помолчать, где остановиться и задуматься о своей жизни, о близких и дальних. Крупнейший в Азии Центр буддизма, пять священных алтарей, уникальная золотая статуя богини Гуаньинь, бережно хранимая в отдельном храме. Мы зажгли перед ней свои свечные лотосы. Другая, самая высокая в мире статуя Богини Милосердия Гуаньинь, выполненная из белого нефрита, расположена на отдельном островке, соединенным с берегом тонким перешейком. Я думаю, мое преклонение перед этими лучезарными богинями не поколебало моего православия и не было никакого прегрешения в том, что это место добра и милосердия открыто для сердец русских православных людей.

Еще дальше, чем Центр буддизма, где-то на семидесятом километре от Санья, на самом берегу океана, среди огромных скал и водопадо , в уникальном хранилище природы, как и положено, уже 800 лет таится святилище даосов “Небесные гроты”. “Необыкновенными южными тропами”, отказавшись от любого сопровождения, мы сами открывали и небесную черепаху, и храм Сюань мяоге” и нефритовый памятник целительному дыханию, и долину долголетия. Я думаю, многие китайские книги трудно познать, не побывав в этом изумительном и мистическом месте, не перейдя зыбкий мост спокойствия, не посидев в беседке восхищения камнем, не познакомившись с “Царем драконов”, самым почитаемым даосским божеством на юге Китая, от которого зависят и урожай, и тайфуны, и целительная вода.

Рад, что получил от даосов прямо с алтаря “Царя драконов маленького алтарного бронзового “Царя драконов”. Он и будет определять мое Дао, мой путь по изумительным тропам жизни. Там же приобрел я и “Дао де цзинь”, великую книгу мудреца Лао Цзы, украшенную лучшими иллюстраторами Китая.

Кроме нефритовых страшилищ, бронзовых цилиней и священных карпов, кроме фигурок ценимого мною мистического юэ ту – лунного зайца, из дерева и нефрита, из чугуна и бронзы, дарящего людям порошок бессмертия, кроме банок с лучшими сортами чая я привез из Хайнаня самое ценное – понимание сотен китайцев, с которыми удалось встретиться и поговорить, привез понимание народного Китая. Которому не чужды небоскребы и громады мостов в Шанхае и Хайкоу, в Гонконге и Пекине, и которому не чужды народные сказки и легенды, окружающие его жилище и его жизнь. Китай освоил весь промышленный опыт Запада, не отказавшись от своего пятитысячелетнего духовного и национального менталитета.

Край света, дружище мой, русский гений Юрий Кузнецов, и на самом деле оказался реально досягаем – за первым углом.

Фото – Артемия Лебедева