ДЕЛО СТАЛИНА
13-03-2007Моя заметка не является апологией Сталина. Ни судьба нашей семьи, ни мое собственное умонастроение не дают для того основания. Она вызвана бесчисленными публикациями по теме “культа личности”, давно потерявшими всякие границы объективности и историзма.
Сотый раз повторять, что Сталин был величайшим злодеем в истории - дело пустое. Как и подыскивать для него самые звучные эпитеты и метафоры, высказывать отношение к нему словами “усатая сволочь”, “тиран”, “кровавый палач”. Людей говорящих такое – считаю, мягко выражаясь - смелыми и умными лишь задним числом. Не был он и “интеллектуальным ничтожеством” (слова Троцкого, конечно).
Я выскажу о Сталине свои замечания с самых общих позиций, помня мудрые слова старца Пимена: “добру и злу внимая равнодушно”.
Привычные определения, что он был марксист, революционер, борец за построение коммунизма и т.д. не раскрывают его сути, так как человека следует судить не по его словам, а делам. Правда, иногда Сталину приходилось высказывать свои взгляды, но они, как правило, были прикрыты общепринятой марксистской фразеологией.
Сталин пришел к вершине власти из самых низов общества. Гитлер и Наполеон (особенно) происходили из кругов повыше. Но Сталин, и это очень важно, в отличие от двух других упомянутых, умер непобежденным, и дело его, приходится, к сожалению, признать - живо до сего дня.
Сталин был главным образом государственным деятелем. А среди таковых, думаю, нет ни одного, кого можно было назвать “благодетелем человечества”, поклонение к кому было бы единодушным.
С чем можно согласиться – Сталин был уникальной личностью. И загадка его вовсе не в тайне его влияния на друзей и врагов, не в его проницательности и предвидении, не в многогранности его занятий. Не был он ни всемогущ, ни всеохватен, ни безупречен в части верности своих решений. Думаю, что и коварнее и бессердечнее можно в прошлом найти деятелей и покрупнее. Предлагаю любителям истории самим подыскать примеры в минувших годах. Правда, не было его “королевство маловато”. В этом никто не мог с ним сравниться.
Тайна Сталина в другом – почему он примкнул к марксизму и был ли он марксистом вообще. С этим связан главный секрет Сталина в его неразгаданности. Во всяком случае, в выборе он не ошибся, ибо смог реализовать себя только в рамках марксизма (ленинизма-большевизма-советизма).
Путь Сталина в марксизм связан с общим стремлением эпохи освободить человечество от тяготеющего над ним вековечного зла во всех его проявлениях. Маркс заявил, что нашел причину этого зла и путь избавления от него. Миллионы поверили ему, что мечта человечества о золотом веке осуществима. Поверил ему и молодой Сталин. Важно подчеркнуть, что трагические события, связанные с радикальными гранями марксизма, были следствием добрых намерений. Что не раз бывало в истории.
В отличие от других генералов от марксизма (Плеханова, Струве, Ленина, Мартова, Троцкого – если говорить только о русских) Сталин примкнул к этому отряду не в результате изучения его основ, а, если можно так выразиться, по чувству. Образованность его была поначалу невысокой, марксистская литература – малодоступной. Русским языком тогда Сталин владел слабо. И слушатель тбилисской духовной семинарии видел зло, окружающее его, не в социальных проблемах (а это сердцевина марксизма), а в национальных, хотя он мог бы в России найти примеры таковых более яркие, чем в Грузии.
Марксизм представлял огромные возможности для любителей абстрактных рассуждений. Вообще, Сталин, к ним не относился, но его цепкий ум, хорошая память, знание богословской схоластики и четкое представление того что, кому и когда следует говорить, позволяло ему создавать интересную, по-своему, публицистику, граничащую с теоретизированием.
Политический лексикон Сталина всегда включал марксистские термины: буржуазия, империализм, пролетариат, классы и т.п. Но во все времена смысл его высказываний следовало понимать в обычных политических терминах. Вот хороший пример 1925 года: “Английская буржуазия не любит воевать своими собственными руками. Она всегда предпочитала вести войну чужими руками”. Буржуазия здесь, конечно, не при чем, имелось в виду английское государство, его дипломатия, его политика.
На первый взгляд, Сталин по праву занимал место в ряду классиков марксизма-ленинизма (конечно, только при своей жизни). В его выступлениях полный набор набивших оскомину словосочетаний: классовая солидарность, грядущая победа пролетариата, построение коммунизма. Не забудем, что эта фразеология тиражировалась в бесчисленных средствах агитации. И продолжалось это очень долго, включая перестройку. Но разрыв между словом и делом начался именно при нем и продолжался при приемниках.
Герберт Уэллс заметил, что если бы учение Маркса было верным, то изложить его можно было много короче. В связи с темой я коснусь его основ – более чем кратко. Ведь мы, поздние современники Сталина, в общих чертах знаем их - основы марксизма-ленинизма (ОМЛ). Вынуждены были знать. Философию с ее материализмом, диалектикой и другими малопонятными категориями оставим в стороне. Теория политической экономии (товарообмена, прибавочной стоимости и пр.) вопросов, в общем, не вызывает, да и Маркс ничего нового здесь не сказал. А вот о классах, классовой борьбе, роли пролетариата в ней и о грядущей его победе в мировой революции – здесь у Маркса полный приоритет. Именно эти стороны марксизма были наиболее привлекательными для русских революционеров-практиков, к коим принадлежал Сталин.
Насколько велика была роль этого человека в революционном движении вообще и в октябрьском перевороте в частности, точно мы сказать не можем. Но другой жизни, кроме такой, у него не было. В послеоктябрьском же этапе истории роль Сталина была велика, хоть на первых порах малозаметна. Ленин видел в нем надежного сторонника и единомышленника. (Я не касаюсь их личного расхождения в 1923 году). Но Ленин ошибался. У будущего вождя всех народов всегда были свои взгляды и свои цели.
В первом советском правительстве Сталин занимал пост наркома по делам национальностей, во-первых, потому что был единственный настоящий “нацмен” в высшем большевистском руководстве, во-вторых, как автор брошюры “Марксизм и национальный вопрос”, по сути, первого основополагающего труда в русской марксистской литературе по этому вопросу. В нем новоявленный теоретик одарил мир открытием, что евреев как нации не существует.
У Ленина (как и у Маркса) нет отдельной работы по национальному вопросу. Главным образом потому, что оба были полностью зашорены классовой борьбой. К тому же Ленин помнил - основоположник считал, что говорить о национальных проблемах – это все равно, что трогать больной зуб. Сталин смелых операций не боялся и много в этом деле преуспел. Так, на III съезде советов (январь 1918 г.) он старый принцип “Право наций на самоопределение” переформулировал, указав, что “принципсамоопределения наций относится к самоопределению не буржуазии, а трудовых масс данной нации”. Разрядка Сталина. Марксистского пустословия – вполне достаточно. Но смысла – ноль. Буржуазия и нации – ведь несочетаемые категории. Практические же шаги Сталина в национальных делах мы ощущаем и сегодня.
Как бы то ни было, мы не можем упрекнуть Сталина в отклонении от марксизма в национальных делах (на словах – свобода, на деле – зависимость от центра). Еще более он был последователен в вопросе общественной собственности. Здесь дела полностью соответствовали словам. “Если капиталисты, - говорил Сталин, - провозгласили частную собственность священной и неприкосновенной, то и мы, коммунисты, тем более должны провозгласить общественную собственность священной и неприкосновенной, чтобы закрепить тем самым новые социалистические формы хозяйства во всех областях производства и торговли". Из практических дел пришедших к власти в России коммунистов обобществление (читай – огосударствление) всего, что может хоть что-нибудь производить, стало важнейшим делом. Эта грань марксовых многоумствований вполне соответствовала их задаче – закабалению всех и всего. Ленин начал, Сталин закончил. В этом последний ни на йоту не отступил от учителей.
А вот на некоторых принципах марксизма ленинцы споткнулись. Ни ликвидация армии, ни чиновничества не была осуществлена ни в малой степени. Думалось ведь, что все будет делать сам пролетариат, а специалисты будут одновременно и рабочими (по Марксу - сегодня архитектор, завтра тачечник). Об отмене государства после захвата власти никто и не заикался. А ведь об этом перед самой революцией Ленин писал в свой “синей тетради” - работе “Государство и революция”. Введение коммунистических порядков намеревались начать с “отмены денег”, в них, мол, главная причина неравенства. Это привело к полному экономическому хаосу. В 1922-23 гг. и в финансовой области вернулись к древнему способу обращения и накопления – деньгам. Правда, Сталин был здесь не причем.
После окончания Гражданской войны стало ясно, революция в России (по Марксу ли, или по Ленину) победила. При всех разногласиях среди победителей их уверенность на конечное построение справедливого общества была твердой. Через кооперативный план или нет, с концессиями или без них, скоро ли, долго ли. Через репрессии или мягким путем (Ленин предсказывал, что только некоторые, самые непонятливые и упрямые, посидят в “холодной”). Но был еще важная сторона в планах марксистов – мировая революция. В их горячих головах эта идея была буквально навязчивой. В этом легко убедиться, перелистав сочинения Ленина или просмотрев на фотографиях тех лет пламенные лозунги с призывами свергнуть иго эксплуататоров на всей земле. Особенно упорными в этом вопросе были Зиновьев, Бухарин и Троцкий. Вспомним его пресловутую “перманентную (т.е. непрерывную) революцию”. Ленин был более гибок, но нас сейчас более всего интересует Сталин.
Его статьи и выступления всегда касались преимущественно насущных задач, революционной тактики: принять, отказать, отобрать, осудить и т. д. Вопросов теории, тем более проблемы мировой революции он касался мало. Вернее, лишь в той степени, когда это было связано с практикой. При этом особый интерес представляют те немногие высказывания, кои имеют отношения к названной проблеме.
Еще в январе 1918 года Сталин публично выражал своё скептическое отношение к пресловутой “мировой революции”. Во время обсуждения вопроса о мирном соглашении с немцами, он заявил на заседании ЦК: “…Принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму…”. Сказано мягко, но и Ленин в те дни делал только первые шаги от доктрины скорой мировой революции. В мае 1920 года сразу же после нападения Польши на Советскую Республику Сталин высказался в “Правде” достаточно ясно: "Тыл польских войск является однородным и национально спаянным. Отсюда его единство и стойкость. Его преобладающее настроение - "чувство отчизны", передается по многочисленным нитям польскому фронту, создавая в частях национальную спайку и твердость. Отсюда стойкость польских войск. Конечно, тыл Польши не однороден ... в классовом отношении, но классовые конфликты еще не достигли такой силы, чтобы прорвать чувство национального единства” (слова-то какие! Впору закоренелому шовинисту).
Трудно переоценить смелость этого заявления. Поставить национальное выше классового – то была полная ересь во марксизме. Именно такой оценкой ситуации объясняется известнейший эпизод Гражданской войны, когда Сталин в согласии с Буденным, не желая ввязываться безнадежную операцию, не направили Первую Конную в помощь Тухачевскому под польскую Варшаву, а бросили ее на галицийский Львов. Пренебрежение ленинским руководством национального фактора привело к потере не только Варшавы (это понятно), но и Львова. Только в ноябре 1920 года, т.е. задним числом Ленин был вынужден признать бросок на Варшаву ошибочным: “При нашем наступлении, слишком быстром продвижении, почти что до Варшавы, несомненно, была сделана ошибка”. Сказано непрямо, витиевато. А другие ленинцы, “твердые коммунисты” вообще промолчали. А про лозунг “Даешь Европу” забыли все.
“Твердые коммунисты” были весьма горазды на “р-р-революционные” фразы. Читатели со стажем заметят, что закавыченное слово выражает ленинскую иронию на твердолобость приверженцев таковой политики. Иронию – не больше, Сталин же был непримирим к ним до последней степени, до ненависти (cкрывая это, сколь возможно), до кровавых расправ. По сути, он истребил их всех. А вместе с ними – и многих других, в том числе далеких от таких высоких интересов.
Вот пример публицистической демагогии Зиновьева (1927 г.): “"Китайский рабочий класс, организованный в классовые профсоюзы и ведомый коммунистической партией, показал себя как руководящая сила движения демократических масс…. Коммунистическая партия Китая сможет выполнить стоящие перед ней исторические задачи, как лидер борьбы трудящихся масс Китая против империализма и т. д.”
Я взял для примера Китай, потому что в конце 20-х гг. положение там было весьма напряженным, и главный коминтерновец Зиновьев предвидел в Китае очередную революцию. Сталин же искал в новом (постимператорском) Китае просто союзника СССР в борьбе с Западом и в таком направлении вел политику. А вот очень характерные слова Сталина, относящиеся, правда, к другому времени (1923 г.) и к другой стране: “Если правительство в Германии сейчас падет и коммунисты возьмут власть, их ждет неминуемое поражение. Это - в лучшем случае. В то время как в худшем, они будут разгромлены... По моему мнению, немцев следует сдерживать, а не подстегивать". Адресовано как раз Зиновьеву.
Итак – прагматизм и трезвый взгляд против авантюризма и, если хотите, революционной романтики. Между прочим, именно в 1927 году Светлов написал свою знаменитую “Гренаду”. Боевой “революционный дух” в народе Сталин при помощи пропагандистской машины поддерживал, но был он направлен исключительно на защиту СССР. Советский патриотизм стал бесконечной темой СМИ, сколько бы миллионов раз ни красовался над заголовками газет призыв “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” Марксовая формула “Пролетарии не имеют отечества” не вычеркивалась из “Коммунистического манифеста” но и не напоминалась лишний раз, как и другие его (вместе с Энгельсом) благоглупости, например, об отмирании семьи при коммунизме.
Сталин первый из большевистского руководства (шире – вообще из революционеров всяческого толка) понял, что мировая революция и установление на Земле царства свободы и счастья – химера. А может, он так думал давно. Для себя он сделал постой вывод – укреплять без предела личную власть в данной ему судьбой стране, а страну эту – сделать самой сильной и влиятельной в мире. Первую часть задачи он выполнил в полной мере, вторую – частично. Стратегию для ее решения он выбрал правильную, но методы – ошибочные, как сейчас говорят – неадекватные. Поэтому в конце жизни лично его постиг крах (есть убедительные доказательства, что он был физически устранен), а советская страна не вышла на первое место в мире.
В интересах восстановления народного хозяйства Ленин сразу после революции соглашался идти на экономические и торговые соглашения с “капиталистами”. Первые паровозы были получены еще в 1920 году из Швеции. Он полагал, что главное - выиграть время в ожидании мировой революции (все-таки). Но такого, чтобы вступать в политические, а тем более в военные союзы с одними "империалистическими" державами против других, Ленин никогда не допускал и даже об этом не упоминал. Сталин же легко взял этот идеологический барьер.
Примеров, показывающих отход Сталина от первоначального “революционаризма” более чем достаточно. Вот некоторые – в области идеологии. Праздник 1 мая быстро превратился из “смотра боевых сил трудящихся”, в “день международной солидарности”, а позже стал вообще “праздником весны и труда”. Раньше приказы Верховного начинались обращением “Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники!”. Стало: “Товарищи солдаты и матросы, сержанты и старшины! Товарищи офицеры, генералы и адмиралы!” Внимание – никаких политработников.
Но главное, конечно не лозунги и призывы, а дела. Сталин был великим мастером лавирования и коалиционной политики. Но после войны в этом, по его мнению, не было нужды. Он стал действовать без оглядки, напролом (история с Тито, Кореей, его еврейская политика). Внешне эти и другие акции выглядели успешными, но в действительности то были поражения, политические раны, которые новые руководители должны были буквально зализывать. С унижением. Другими словами – Сталин в свои лучшие годы не ломал партию и страну через колено, а вел их в согласии и с одобрения большинства из своего окружения – тех же партии и страны. И притом по пути, который в общих чертах указал Ленин.
Примером умения Сталина вступать в тактические соглашения во внутренней политике является его совместные действия с Каменевым и Зиновьевым против Троцкого, затем с Бухариным – против первых двух. В результате – победа над всеми. Непрерывная борьба Ленина с оппозиционерами всех мастей являлась, по сути, его отходом от ортодоксального марксизма. Сталин вполне продолжил его дело.
Сталин построил в СССР политическую и экономическую систему не по марксизму, но и не по примеру западного капитализма, конечно. Такое противопоставление вообще условно, схематично. В жизни все более сложно. Можно назвать ту систему и сталинизмом, и советским социализмом, и государственным капитализмом, и азиатским деспотизмом. Дело не в терминах (я, кстати, эти определения не выдумал, а взял из статей по “культу личности”). Главное же в том, что в своей государственной деятельности Сталин учитывал практику и идеи предшественников в России – Ивана Грозного, Петра I, Екатерины II, Герцена, народников, эсеров, Троцкого и т. д. Таков вывод многих аналитиков. Созданное Сталиным надолго пережило его. Из этого следует, что сегодняшним российским руководителям нельзя не учитывать его опыт. Нравится ли это кому или нет.
Тысячелетняя история России показала, что построить в ней справедливое, процветающее общество было невозможно. Ни в монархическую эпоху, ни в советское время, ни сейчас.
Ельцинско-гайдаровские усилия ввести “одним прыжком” в России рыночные (читай – капиталистические) отношения не были успешными, но толчок к переменам дали. Нынешнее, т.е. путинское, руководство учитывает советское прошлое, к тому же перед ними есть и другой, очень положительный опыт – бурно развивающиеся страны восточной Азии. Они строят смешанную экономику. Думается, она подходит и для России.
В 30-е годы на первое место перед Сталиным встали внешнеполитические проблемы. Грядущее столкновение с фашизмом не было тайной ни для него, ни для кого другого. Но решения принимал он один. Задачи состояли в том, чтобы не вступить войну в неблагоприятный для СССР момент и в случае ее начала сделать борьбу делом всенародным, патриотическим. Обе они были решены. Я имею в виду в первом случае исключительно внешнеполитический аспект, дипломатические маневры Сталина, во втором – сдержанность советской стороны и в результате - инициатива нападения со стороны германской. Это показало народу, кто агрессор и укрепило его сплоченность. Указанные обстоятельства проливают новый свет на проблему советско-германского пакта 1939 года и на так называемый превентивный удар.
Сталин не был полководцем, экономистом, дипломатом, инженером и т. п., но в силу своего положения работа его занимала эти и многие другие области. В каждой из них он наделал много ошибок. Наиболее тяжелые из военных – это неправильное определение направление главного удара немцев в 1941 году и гибельное харьковское наступление мая 1942 года. Но следует признать, что в советском руководстве трудно указать другого деятеля, кто бы умел увязывать (хоть не всегда правильно) столь различные требования многообразной жизни страны.
Убежденный сторонник механизации и моторизации армии Тухачевский настойчиво предлагал изготовить 100 000 танков к 1930 году. Сталин хорошо понял, что такая идея могла войти в голову только недалекому прожектеру. Этот новый, сложный вид вооружения еще не был конструктивно ни отработан, ни испытан, не были подготовлены кадры (военные и технические), просто не было заводов. Сталин выбрал другой путь. В результате перед самой войной армия начала получать танки, признанные лучшими в мире. А быстрое обновление в первые месяцы войны других видов боевой техники (особенно авиации) имело начало именно в таком подходе к перевооружению. При такой спешке, правда, страдало качество изготовления, но то был постоянный порок всего советского производства
Второй пример касается трагических дней июня 1941 года, когда Сталин был “растерян” даже “в прострации”. На 2-й (!) день после начала войны был образован Комитет по эвакуации (руководили им Косыгин и Микоян – великие хозяйственники). Уже на 4-й (!) день войны началась подготовка к эвакуации Тушинского авиазавода, а в июле – Воронежского. Значит, Сталин с самого начала хорошо представлял затяжной характер войны и глубину отступления.(Но не до Волги, конечно). И Жуков не мог понять Сталина, когда настаивал на отходе за Днепр и сдаче Киева. Это было уже в августе. Жуков был военный, его задачей было ценой отступления сохранить армию. Как это сделал некогда Кутузов. Но Сталин смотрел шире. В XX веке войну действительно выигрывают машины, и для этого следовало спасать не людей, а технику. Да, солдаты гибли, а вывозили станки. Отсюда и приказ – стоять до последнего. И до последней возможности вывозить оборудование. Эти страницы истории - эвакуация заводов, не подвиги на поле боя. Они почти забыты.
Перед войной Сталин лично изучал технические документы – претензии немецкой стороны на низкое качество поставляемой Германии железной руды. И показал, что руда соответствует условиям договора. Советские технические эксперты с этим почему-то не справились.
Мало кому известно, что Сталин может считаться соавтором послевоенных московских “высоток”, хоть не провел ни одной линии на ватмане. Он определял место строительства, дал идею их силуэта – в стиле традиционной старомосковской архитектуры, вносил поправки, одобрил проекты. Строители за эти здания не краснеют. Поневоле вздохнешь, вспоминая хрущобы и гостиницу “Россия”.
Я (повторяю) не являюсь апологетом Сталина, но, считаю необходимым сказать несколько слов в его “защиту”, причем в связи с важнейшей проблемой – войной. Множество раз писали, что он не внял донесениям разведчиков о нападении немцев 22 июня. Между тем, хорошо известно, что дата нападения называлась чуть ли еженедельно, начиная с 15 мая. Сталин не верил и каждый раз оказывался прав. Что касается письма-предупреждения Черчилля, то в нем ничего неожиданного для Сталина не было. Написано было оно 3 апреля 1941 года, т.е. задолго до роковых событий. Как Черчилль сам писал позже в мемуарах, его задача была “приковать внимание Сталина”. Окончательно дату нападения Гитлер назначил 12-13 июня. Правильная информация от Зорге центру поступила 15 июня, но Сталин и ей не поверил, так как несколько предыдущих его сообщений (как и от других разведчиков) оказались ложными. Точнее – хорошо сработала немецкая служба дезинформации.
Ошибка Сталина в определении направления главного удара немцев объяснима. Он, как хозяйственник и политик, считал, что им будет южное, т.е. они пойдут на промышленно развитую Украину. Там и была сосредоточена большая часть советских сил, хотя военные считали - главное направление будет западное, т.е. через Белоруссию. Характерно, что Гитлер тоже выбирал южное, а его генералы – западное, т.е. для них - восточное. Они настояли на своем, чего не смогли сделать советские.
Что касается катастрофических поражений летом 1941 года, то здесь следует отметить два обстоятельства – внутреннее и внешнее. Первое – это извечная русская неподготовленность, неразбериха, усугубленные советскими факторами, главный из которых – безынициативность, оглядка на командиров. Нелепые распоряжения (“не поддаваться на провокации”). Но внешний фактор был тоже очень важен, и он не зависел ни от Сталина, ни от советских генералов. Вермахт имел идеальные возможности для получения боевого опыта для большой войны. На равнинах Польши и Франции, в море Норвегии, в горах Югославии, в небе Англии все виды вооружения были испытаны, обкатаны, взаимодействие родов войск отработано, боевые навыки солдат и командиров приобретены. Штабы работали безукоризненно. На немцев работала военная промышленность почти всей западной Европы.
У Красной Армии всего этого не было. Поражения начального этапа войны, скажем прямо, были неминуемы. Но немецкая сторона была поражена упорством сопротивления, непривычным для них по предыдущим военным операциям.
Приведенные факты и соображения – не главное для полной характеристики Сталина и созданной коммунистами диктаторской системе. Следует всегда помнить и репрессии против интеллигенции и военных, и закабаление крестьянства, и депортацию народов, и бессудные расстрелы по всем категориям населения, и разрушение Храма Христа Спасителя… Не всё при Сталине началось. В другой форме с другой интенсивностью многое продолжалось и после него. История показала, что неэффективная советская экономика, ложная официальная идеология, вся советская система вели страну в тупик. Но и после краха власти коммунистической диктатуры счастья не прибавилось. И хотя бы это соображение требует от нас взвешенной оценки прошлого.
Приверженцев Сталина сейчас немало. Их оценка этого деятеля неизменно положительная. Но он заслуживает только исторического осуждения. Этот вывод следует не из результата абстрактного анализа, а из конкретных результатов его деятельности. Одобрительное в адрес Сталина можно сказать одно – иногда он успешно исправлял собственные ошибки.
Досье на Сталина еще не закрыто и не будет закрыто долго.