ВОСХИЩЕНИЕ НАУКАМИ

Наше восхищение науками, особо подогреваемое такими, например, событиями, когда некто Толик из второго подъезда за пять минут чинит стиральную машину, которую мы уже собирались, от отчаяния, выкинуть, понятно и простительно. Человечество восхищалось науками столь долго, сколько себя помнит. Математика родилась из трепетного уважения к таинственному явлению невозможности разделить девять баранов между двумя аксакалами поровну, тогда как с восемью баранами это оказывалось просто.

Ученые люди редко отличались наглостью и самонадеянностью, напротив, принято было ученому быть скромным. Всякий раз оказывалось, что наука просмотрела нечто простое и явное, так что, кроме как глупостью, этого объяснить было невозможно ничем. Так, после открытия закона тяготения следовало бы изумиться, почему это звезды и планеты не слипаются в одну гигантскую клёцку, но до этого сразу никто и не додумался. Попозже решили, что Вселенная образовалась из ничтожной точки и теперь с треском разлетается, а потому и не слипается, но эта гипотеза подозрительно напоминает предположение о том, что Земля покоится на трех китах. Как-то слишком это смело.

С изобретением детекторного приемника выявились новые парадоксы. Глядя в телескоп на звездное небо, ученые заметили, что вселенная одинакова во все стороны, напоминая пифагоровы штаны. Отсюда один шаг до утверждения, что Земля во Вселенной не есть явление исключительное, так как это противоречило бы теореме о штанах. Действительно, если в нашей округе есть жизнь с её пчелками, цветочками, Бен Ладеном и свалками бытовых отходов, то почему этого не должно быть в других местах? Однако, сколь ни елозили шаловливые ручонки астрофизиков по кристаллу серного колчедана, на связь никто не выходил. Математики, прервав на минуту подсчет баранов, вычислили некоторое число К, равное десяти в степени сорок три миллиона, которое характеризовало бы движение прогресса во Вселенной исходя из предположения, что наука может бурно развиться всего за сто лет, а Вселенная существует уже десять миллиардов лет. Это число связывают сегодня с так называемым парадоксом Ферми, хотя сам Ферми таких подсчетов не делал, а просто сказал однажды за обедом, обгладывая куриную ногу, что если есть во Вселенной разумные существа, то где же они? Действительно, если некоторые области Вселенной старше нашего закутка на миллиарды лет, а количество таких областей исчисляется числами с количеством нулей не меньшим, чем число дыр на костюме московского бомжа, то почему их обитатели так ни разу и не залетели к нам на огонек выпить и закусить? Эта последняя формулировка парадокса Ферми представляется наиболее точной.

Парадокс Ферми стал последней каплей, которая сломала спину верблюду современной науки и последней соломинкой, которая переполнила чашу терпения самых скромных и бессловесных астрофизиков. Один наш знакомый профессор, некто Липунов из МГУ так прямо и заявил, что парадокс Ферми наставил его на праведные мысли о научно открываемом боге, ибо только бог мог устроить такой занятный мир, в котором возможны всякие парадоксы. Да что там Липунов, у которого была тройка по русскому в четверти, сам Эйнштейн намекал в письме к Морису Соловину в1952 году, что удивляется, как это получился такой мир, который человек может понять. Эйнштейн почитал это за чудо, хотя, в поучение будущим липуновым, и предупреждал, чтобы его не заподозрили в том, что к старости он сделался жертвой попов.

Жизнь у Эйнштейна была очень трудной. Теорию относительности, которую сегодня понимают и одобряют даже республиканцы в американском конгрессе, нельзя отнести к очень сложным построениям ума человеческого, ничего непонятного в том, что энергия равна материи, умноженной на скорость света в квадрате, нет. Горевал Эйнштейн совсем о другом. Это была квантовая механика, которая, хотя и позволяла рассчитывать атомные бомбы с точностью до одной оторванной ноги, но находилась в полном противоречии с человеческой честностью и порядочностью. Согласно этой дикой теории, частица, например, может находиться в двух местах одновременно, что полностью противоречит юридическому понятию алиби, и это еще не самый страшный поворот в закоулках квантовой механики. Эйнштейну не удалось развенчать эту некрасивую теорию, а после него так и не нашлось человека, который взялся бы за эту задачу всерьез. Так, знаменитый физик Фейнман, например, цинично заявлял, что не может никому объяснить, в чем тут дело, так как и сам ничего не понимает, хотя и сделал значительной вклад в эту область.

Вернемся, однако, к парадоксу Ферми, о котором, вероятно, и написана знаменитая книга Маркеса "Полковнику никто не пишет". Действительно, понять почему мы одни во Вселенной, опираясь лишь на сомнительные выводы современной науки, которые, к тому же, в данном случае еще и отсутствуют, никак не получается. Для новых русских и республиканцев в конгрессе напомню, что все указывает на то, что вселенная состоит из одинаковых частей, и почему наша часть оказалась такой необычной, объяснить без привлечения новых сущностей невозможно.

Это тупик. Осталось только выставить в небо свою основательность и помолиться научно открываемому богу, простукивая лбом возможные пустоты, скрытые под полом религиозного помещения. Интеллигентные люди, может быть, и стали бы верующими, если бы это не было столь неэстетично.

Правильно Кант заявлял когда-то о том, что соваться в бытие вещей в себе опасно и бесполезно. Нет никого на свете умнее философов, и даже если вы - полоумный Шопенгауэр или надутый не по способностям Гегель, человечество сохраняет трогательное уважение к вашим рассуждениям. Что до Канта, то его авторитет сильно подмочен тем, что ему так и не удалось жениться, хотя женщину ему как-то подвели буквально к носу. Этого простой народ, женатый не по одному разу, не понимает и никогда не поймет.

Пора, впрочем, поставить точку в этом, унижающем человека, научном безобразии имени Энрико Ферми и объяснить, почему нам никто не пишет.

Дело в том, что наш мир существует не сам по себе. Он существует в чужом компьютере, в который какой-то шутник заложил способную к самоусложнению программу, назвав ее "Мир". Шутник это особым умом не блистал, так как не мог предвидеть, к каким безобразиям может привести саморазвитие этой программы. Действительно, если бы можно было бы предвидеть, например, появление в программе дурачков Брежнева с Горбачевым или тупого истеричного Буша, то умный отформатировал бы диск и не запускал бы ничего, кроме аськи. Этого не случилось, и мы получили мир, в котором возможны глисты, финансовые магнаты и кока-кола.

Мысль эта далеко не нова. Еще много лет назад ее как-то высказал Станислав Лем, и множество школьников, в минуты, предшествовавшие засыпанию старались придумать эксперимент, который доказал бы, что это не так, и мы существуем сами по себе, без всяких компьютеров, но ни у кого серьезных идей так и не возникло. Человечество как-то незаметно пришло к выводу, что подобный эксперимент попросту невозможен, так что и думать об этом - только кепку трепать. Аналогично, нельзя было и придумать эксперимент, который доказывал бы, что весь наш мир находится в чужом компьютере.

Положение резко изменилось, когда после двадцати лет существования конторы под названием SETI не было обнаружено никаких сигналов из космоса. В сочетании в парадоксом Ферми это и составило эксперимент, который не смогли придумать школьники. Если нам никто не пишет, значит, в нашем мире нет других объектов с не очень гордым названием "разумное существо", другими словами, этот мир искусственный. Каждому из нас отведено по несколько несчастных терабайт оперативной памяти, которые время от времени обнуляются. Тот факт, что мы отделены от "далеких звезд" временными барьерами в миллиарды лет и не можем рассмотреть на них мелких деталей, говорит о том, что оперативная память расходуется достаточно скупо. Что до квантовой механики и прочих безобразий, это элементарные ляпы, без которых не обходится ни одна программа.

Обидно, но очень похоже, что наш мир покоится в карманном компьютере какого-то троечника. Поэтому, мы так часто и совершаем глупые ошибки в области фундаментальных основ мировоззрения.

Что касается сотворения мира, или, как это принято называть в науке, "Большого Взрыва", это именно тот момент, когда озорник нажал кнопку.