КТО ПРОТИВ ЛОГИКИ?

06-07-2007

Дискуссия о месте и роли Владимира Маяковского в нашей жизни начинает выходить из берегов. Мой главный оппонент Ефим Григорьевич Шмуклер продолжает сердиться. Вызывает уважение его напористость, последовательность и хорошее знание биографии Маяковского и его творчества. Должен сказать, что в стремлении найти с ним общий язык, я даже готов пойти на ряд уступок. Мне, например, тоже нравятся слова про косые скулы океана. В то же самое время вызывает удивление его стремление уйти от обсуждения острых моментов. Напомню, что поводом для дискуссии явилась строка Маяковского: «Я люблю смотреть, как умирают дети». Ефим Григорьевич посвятил ей целый абзац, но уклонился от ответа на вопрос – любил Маяковский смотреть, как умирают дети, или не любил? При этом не следует говорить, что может быть это некий лирический герой, ведь этой строкой начинается стихотворение «Несколько слов о себе самом». Такое уклонение я должен рассматривать, как счёт 1-0 в свою пользу. Он отказался перевести на русский язык цитату из «Облака в штанах», сославшись на то, что разгадка кроется в книгах Маяковского

«Я сам» и «Как делать стихи». Если она там кроется, так покажите на неё указательным пальцем. Счёт становится 2-0. Конечно, вместо разговора по существу можно указать на то, что я упомянул его фамилию 23 раза, а он мою только 5. Это может означать всё, что угодно, например то, что я его уважаю в 5,5 раза больше, чем он меня, но ясности в нашем разговоре этот подсчёт не увеличивает.

Мой оппонент утверждает, что в моих рассуждениях не рассматривается ни один вопрос марксизма-ленинизма, поэтому заглавие статьи «Сквозь линзу марксизма-ленинизма» притянуто за уши. Марксизм-ленинизм, как таковой, действительно находится за пределами нашей дискуссии, я всего-навсего хотел сказать, что Владимир Маяковский всю свою жизнь лил воду на мельницу преступной идеологии. В те времена, когда он эту воду лил, только подозрение об отклонении от господствующей идеологии, являлось осно0ванием для смертной казни. Но когда эта идеология сама себя высекла и сама себя изжила, когда она в полудохлом виде валяется на обочине исторического процесса, почему нельзя сказать ни одного осуждающего слова про одного из её столпов? Разве я требовал репрессировать современных родственников и единомышленников Маяковского, как это делали его друзья и соратники? Я веду речь всего лишь о ликвидации его ядовитого творческого наследия. А про « косые скулы» можете оставить в хрестоматии.

Вот, Ефим Григорьевич говорит, что, когда Маяковский требовал отравить обывателей вместе с клопами, то он имел в виду не вс население страны, а только тех, кого определил толковый словарь, как людей, лишённых общественного кругозора. Но давайте спросим у юристов, можно ли обвинение в недостаточном общественном кругозоре рассматривать, как основание для высшей меры наказания?

Эльза Триоле – предшественница своей сестры в богатой событиями любовной биографии Маяковского утверждала: « Его преследовали до самой смерти». С позиций гражданки Франции она была права. Но можно ли сопоставить эти преследования с тем, что произошло с несколькими тысячами других поэтов, писателей, художников и композиторов?

Может быть, Маяковский предстал перед судом? Может быть, он сидел в тюрьме или в концлагере? Может быть, он находился в ссылке и работал в шахте? Нет, он всё время стоял на трибуне или сидел в президиуме, за вычетом, конечно, времени, потраченного на карты, бильярд, казино, выпивки и закуски. Но не нужно думать, что люди, на которых пожаловалась Сталину Лиля Брик. Были все, как один, дураками. Нет, они были умными. Просто некоторые из них выполняли бессмертные ленинские указания, про то, что такие вещи надо печатать 1 из 10 и только для библиотек и чудаков, а другие сами видели, что представляет собой Маяковский, как поэт, или как драматург. И не нужно мне говорить, что «Клоп» и «Баня» это пьесы-шедевры. Не будем пока оценивать ни стихи, ни пьесы, сойдёмся на том, что причины, против них возражать, были.

Трудно дискутировать, когда твой оппонент растекается мыслию по древу. Я, например, не понял, почему сам себя разоблачил, когда заявил, что что все ниши расстрелянной буржуазии заняла партийная верхушка, где достойное место было оставлено Маяковскому, это клевета с моей стороны или злобный вымысел? И совсем непонятен вопрос – за что было любить царский строй? То, что
царь был богатым человеком, общеизвестно, бедных императоров не бывает. Но с царским режимом было покончено в феврале 1917 года, причём ни Ленин, ни Маяковский в этом участия не принимали.

При этом ликвидация самодержавия была бескровной, и с точки зрения юстиции безупречной. Беззакония начались после приезда Ленина с группой поддержки на Финляндский вокзал столицы. Может быть Маяковский эти беззакония осудил? Нет, он написал: «Которые тут временные, слазь, кончилось ваше время».

Кстати о богатствах царя. Они поступали к нему в соответствии с законодательством России, в отличие от большевиков, которые начали с грабежей и кончили грабежами. Например, из деревни Ленинские горки, прежде, чем она получила это название, выселили всех жителей, и создали там дачу для ленинской семьи, его прислуги и его охраны. Но даже, если считать, что царское богатство было незаконным, достаточное ли это основание, чтобы расстрелять его детей, его семейного доктора и всех, кто попался под горячую руку? Кто-нибудь сопоставлял имущество последнего царя и, например, Генерального секретаря Л. И. Брежнева. Сколько у царя было автомобилей – один или два? А у Генерального секретаря только личных - 86, про служебные говорить не будем. Поэтому я ограничусь вопросом: если царский строй любить было не за что, то за что любить тот строй, который пришёл ему на смену.

Ефим Шмуклер обозвал меня киллером за то, что я обвинил его в приверженности преступным идеям марксизма-ленинизма и дал понять, что это не соответствует действительности. Если это не соответствует действительности, тогда совсем другое дело, тогда мы быстрее добьёмся взаимопонимания, особенно если нам поможет Валентин Иванов. Но, есть подозрение, что действительность всё-таки совсем другая, и поэтому он не находит ни одного осуждающего слова, когда Маяковский, следуя идеям Ленина и Троцкого о необходимости и неизбежности мировой революции, заявил по поводу Генуэзской конференции: «Это не вы нам, это мы вам даём передышку».

И стихи о советском паспорте не осудил, хотя у иностранных пограничников и таможенников были определённые основания брать этот паспорт, «…как ежа, как бритву обоюдоострую…».

Почему он согласен, когда Маяковский вешал нам лапшу на уши «…и жизнь хороша, и жить хорошо».

Только не нужно меня убеждать в том, что Маяковский был продуктом эпохи. Эпоха была для всех одна, а продукты у неё были разные. Были Владимир Маяковский и Демьян Бедный, который оказался значительно богаче своей надуманной фамилии, а были Осип Мандельштам и Наум Коржавин. Мне ничего не остаётся сделать, как согласиться с Ефимом Григорьевичем, что Лермонтов, Пушкин, Некрасов, Толстой осуждали царизм. А знаете почему? Потому что лучшие люди страны всегда находятся в оппозиции к существующего режиму. Даже у хорошего режима есть изъяны. И поэт считает своим долгом на них указывать.

Впрочем, нам говорят, что и Маяковский указывал, и даже в доказательство приводят его стихи:

«Освещаем, одеваем нищь и голь.
Ширится добыча угля и руды,
А рядом с этим, конечно, много,
Много разной дряни и ерунды».
«Очень много разных мерзавцев
Ходят по нашей земле и вокруг,
Нету им ни числа, ни клички,
Целая лента типов тянется».

Принципиальная разница с Лермонтовым заключается в том, что Маяковский называл мерзавцами не тех, кто расстреливал, а тех, кого расстреливали.

В заключение, Ефим Шмуклер призывает меня бороться не с ветряными мельницами марксизма-ленинизма, а с шовинизмом, антисемитизмом, терроризмом, коррупцией и т.д. А разве я против?

Правда, у меня всё-таки есть одна поправка: наверняка, у ветряных мельниц тоже были жертвы, но десятками миллионов они не исчислялись.

Нет сомнения, что нужно бороться с терроризмом, но до крушения советской власти террористы всех стран обучались в советских учебных заведениях и в лагерях, подобных тому, который был неподалеку от Симферополя в селе Перевальное.

Нет сомнения, что коррупция в сегодняшней России уже перегнала нигерийскую и филиппинскую. Но она произрастает из коррупции лично товарища Ленина и его ближайшего окружения, лично товарища Брежнева и его ближайшего окружения. Если не верите, спросите у Гдляна и Иванова (надеюсь, все понимают, что не у того Иванова, который недавно был министром обороны России). И с антисемитизмом я согласен бороться, только разве он не произрастает, по крайней мере, частич
но из дела врачей. Если мы действительно всё это осуждаем, то кто нам мешает осудить Маяковского, который всю эту сорную растительность лично поливал из своей поэтической лейки, чтобы не засох ни один побег. Если мы в этой проблеме найдём общий язык, то тогда нам следует на первом же светофоре свернуть с Ленинского проспекта, сам проспект переименовать, а потом подумать, кому из лауреатов нобелевской премии поставить памятник вместо того, который появился в соответствии с исторической резолюцией И.В. Сталина.

Комментарии

Добавить изображение