ЛИТЕРАТУРНЫЕ БЫЛИЧКИ - 5: СЛАДКОЕ БРЕМЯ СЛАВЫ

Одинокое это дело – писательство. Когда погружаешься в роман, полностью выключаешься из жизни. Реальностью становятся фантомы, рожденные твоим воображением, даже во сне мучительно связываешь концы с концами. Жизнь со всем ее бытом словно бы утрачивает вещность, становится раздражающим фоном для некоего действа, нахально претендующего на то, чтобы стать новой реальностью.

Не пишите романов! Человек, задумавший роман, похож на туриста, который собирается в поход и предвкушает, какими дивными пейзажами он насладится, как будут звенеть ему жаворонки по утрам и какие таинственные, полные волшебства ночи будут окружать его палатку. Он понятия не имеет, что уже в первый день влезет в болото, потом будет бесконечно долго продираться по бурелому, обязательно безнадежно заблудится на середине пути и завопит в тоске, как граф Толстой (в письме Страхову): "Боже мой, если бы кто-нибудь за меня кончил "А.Каренину"! Невыразимо противно". И если каким-то чудом доползет до финала, то это будет уже совсем другой человек – мизантроп и психопат, способный говорить только о своем романе. Но скорее всего не доползет, а роман войдет в Полное собрание недописанных сочинений. Много таких недописанных ПСС, много.

Нет, не пишите романов. Если можете. А если не можете, будьте готовы к одиночеству, на которое себя обрекаете. Даже когда книга закончена, издана и вроде бы неплохо продается, вряд ли вы сможете вернуться к нормальной жизни, роман долго еще будет отзываться в вас похмельным эхом. Как марафонец, не сошедший с дистанции, чувствует себя обессиленным, ни на что не способным, так и писатель после большой работы ощущает себя пустым, вычерпанным досуха, как деревенский колодец. Без интереса читаешь все подряд, лениво ползаешь по Интернету, ввязываешься в ненужные склоки в Гусь-буке. И пока не шевельнется под сердцем идея новой книги, пока не подзарядишься энергией характеров и сюжета, как актер заряжается энергией зала, чувствуешь себя безнадежно бездарным, никому не интересным, прежде всего себе, серым как валенок.

В один из таких дней позвонили из издательства "Олма-пресс":

- Мы проводим "Неделю детектива". Не согласитесь принять участие?

- А что нужно делать?

- Ничего особенного. Встретитесь с читателями в "Доме книги" на Новом Арбате, пораздаете автографы. Много времени это не займет, всего час. С шести до семи. Как вы на это?

Ну что, подумалось, по моему сумеречному настроению отвлечение в самый раз. Окунуться в атмосферу читательской любви - почему нет?

- Согласен.

- Спасибо, я перезвоню, уточню день.

Незадолго до этого "Олма" издала мои боевики, выходившие до этого в "Олимпе" в серии "Солдаты удачи" под коллективным псевдонимом Андрей Таманцев. Серию придумал генеральный директор "Олимпа" Каминский, в устроенном им конкурсе мой роман победил. Он задал правила игры, которым надлежало следовать другим авторам. Чтобы серия жила и читатель ее не забывал, книги должны выходить не реже чем раз в три месяца. (О кухне книжного бизнеса см. роман "Сочинить детективчик" на PROZA/LEWASHOW/detektiwchik.txt). Такое мне не по силам (да и никому не по силам). Каминский предложил: "Ставим твое имя, другие будут писать под тебя". Я наотрез отказался: "Не могу присваивать чужую славу и отвечать за чужую халтуру". Что делать? Придумали: коллективный псевдоним. "Андрей Таманцев" сложился из двух героев романа Богомолова "В августе сорок четвертого". Серия запустилась.

Сначала я курировал серию, стараясь сохранить однообразие сквозных героев, которые у разных авторов оказывались то рыжими, то лысыми, то еще черт знает какими, потом понял, что сил моих больше нет, и вышел из проекта. К тому времени я написал семь романов, а всего вышло штук семнадцать. Что самое неприятное, в электронных библиотеках все семнадцать романов приписывали мне, славы было чуть, а халтуры навалом. Коллективный псевдоним, который я сам придумал и который мне нравился, стал моим позорищем.

Время шло. "Солдаты удачи" попались на глаза телевизионщикам, они соорудили по мотивам романов 16-серийный фильм "Кодекс чести" и показали его по НТВ. Рейтинги, к моему удивлению, были высокие, это подвигло "Олму" к тому, чтобы переиздать романы под моим именем в серии "Кодекс чести". ТВ – очень хорошая реклама книгам. "Олма" пекла романы, как пончики, по одному в месяц. К "Неделе детектива" вышло шесть штук, седьмой еще был в типографии. Но и шесть книг – немало, есть что предложить взыскательной московской публике.

В тот день, на который было назначено мероприятие, я заметно волновался. Ну как, не часто встречаешься лицом к лицу с читателями. Если честно, ни разу не встречался. Когда-то давно, в советские времена, приходилось бывать на читательских конференциях по линии Бюро пропаганды художественной литературы, но никаких воспоминаний от них не осталось. На книжной ярмарке на ВВЦ видел длинные очереди к Марининой и Донцовой, они трудились в поте лица, подписывая книжки. Очередь покороче была к Маканину. Я купил его "Андеграунд" и получил автограф. Он написал: "С уважением и лучшими пожеланиями". Длинно, пожалуй. Хватит: "С лучшими пожеланиями", зачем людей задерживать. Что еще? "Дружески" – это читателям, с которыми получится дружеский разговор. "Нескучного чтения!" – можно всем. Проверил авторучку – пишет. Посмотрел, сколько пасты в стержне должно хватить.

К половине шестого приехал в "Дом книги" на Новом Арбате, погулял по залам, невольно вспоминая тетушку Настасью Ивановну из "Театрального романа" Булгакова. Я всегда ее вспоминаю, когда оказываюсь в нынешних книжных магазинах:

"- Зачем изволили пожаловать к Ивану Васильевичу?

- Леонтий Сергеевич, - отозвался Иван Васильевич, - пьесу мне принес.

- Чью пьесу? - спросила старушка, глядя на меня печальными глазами.

- Леонтий Сергеевич сам сочинили пьесу!

- А зачем? - тревожно спросила Настасья Ивановна.

- Как зачем?.. Гм... гм...

- Разве уж и пьес не стало? - ласково-укоризненно спросила Настасья Ивановна. - Какие хорошие пьесы есть. И сколько их! Начнешь играть в двадцать лет всех не переиграешь. Зачем же вам тревожиться сочинять?.."

В отделе остросюжетной литературы не без труда нашел свои книги. Стоят родимые, все шесть штук, чернеют корешками: "Кодекс чести". Но ажиотажа возле них почему-то не наблюдается. Ажиотаж был в отделах учебной литературы: приближалось первое сентября, озабоченные мамаши спешили затариться хрестоматиями и задачниками для своих чад.

Без пяти шесть поднялся на второй этаж и отыскал секцию 87 (кажется, так), где мне предстояло свидание с читателями. Меня уже ждали: милая девушка из отдела рекламы "Олмы" (она мне и звонила) и высокий молодой человек восточного типа с микрофоном на плече, назвавшийся Гошей. Как я понял чуть позже – зазывала. На входе в секцию стоял легкий стол, на нем стопкой были выложены мои книги, все шесть, по три в стопке.

- Не мало? – озаботился я.

- Хватит, - уверенно и даже слегка снисходительно сказал Гоша.

Секция №87 с атласами, картами и путеводителями была выделена для встречи с писателем, потому что посетителей в ней было немного и торговля не страдала. Едва я расположился за столом и приготовился раздавать автографы, по магазинной трансляции прозвучало:

- Уважаемые покупатели, москвичи и гости столицы! Продолжается "Неделя детектива". На втором этаже в секции номер восемьдесят семь начинается встреча с известным писателем Виктором Левашовым, автором увлекательных остросюжетных романов. Он ответит на ваши вопросы, вы можете купить его книги и получить автограф писателя. Эти книги украсят вашу домашнюю библиотеку.

Москвичи и гости столицы прореагировали как-то вяло. Только две молодые женщины, оказавшиеся поблизости, смерили меня оценивающими взглядами, пошептались, прыснули и ушли. Гоша включил микрофон, по залу разнесся его звучный и как бы вкрадчивый баритон:

- Дорогие друзья, совсем недавно мы спешили по вечерам к телевизорам, чтобы не пропустить очередную серию захватывающего телефильма "Кодекс чести". Фильм поставлен по романам Виктора Левашова. Автор ждет вас в секции номер восемьдесят семь. Встреча с писателем проходит в рамках программы "Неделя детектива".

Из толпы высеялся высокий мужчина с властным лицом и выправкой военного пенсионера, хмуро оглядел книги.

- Это все детективы?

Я поправил:

- Боевики.

- В чем разница?

- Да как вам сказать… В детективах преступников выслеживают, а в боевиках преследуют. Экшен.

- Что такое экшен?

- Движуха.

- А почему сказали "Неделя детективов"?

- Не знаю. Сказали и сказали.

- Дожили! Никому нельзя верить!..

Однажды в детстве, которое у меня пришлось на военную пору, мы, второклашки, выступали в госпитале перед ранеными красноармейцами. Была музыкально-поэтическая композиция с песней, из которой я помню только одну строчку: "Они перевяжут нам раны". В этом месте девочки подходили к мальчикам и наматывали нам на руки белые тряпочки, изображающие бинты. Принимали нас очень тепло, даже умиленно, совали куски рафинада и американские галеты. Но во время представления меня не оставляло чувство жгучего, парализующего стыда. Как будто я голый. Панический ужас перед появлением на публике долго еще сидел в подсознании, лишь огромным усилием воли я заставлял себя выходить на поклоны в дни театральных премьер. И сейчас, в "Доме книги", наполненном озабоченными людьми, которым не было никакого дела до известного писателя Левашова, этот детский обжигающий стыд вернулся. Чтобы как-то отвлечься, я спросил у Гоши:

- Вы мои книги читали?

- Когда?! Если читать все, что я рекламирую…

- Фильм видели?

- Кусками. Вроде бы ничего. А вам самому понравился?

- Нет. От романов в нем почти ничего не осталось.

- Ага, - сказал Гоша и включил микрофон. – Дорогие друзья, давно замечено, что инсценировки никогда не исчерпывают всего богатства романа. Так случилось и с телефильмом "Кодекс чести", поставленным по книгам нашего сегодняшнего гостя, известного писателя Виктора Левашова. Те, кто видел фильм, откроют для себя много нового. Тем, кто не видел, предстоит окунуться в атмосферу захватывающих интриг, в хитросплетения сюжетов. Не начинайте читать его романы вечером – не сможете оторваться до утра!..

Подошла молоденькая девушка, по виду студентка, с рюкзачком, деловито поинтересовалась:

- Это про любовь?

- Нет.

Она удивилась:

- А про что?

- Про жизнь.

- А почему не про любовь?

- Я о ней ничего не знаю.

- Вот странно! Все знают, а он не знает!

- Врут, никто не знает. Только кажется, что знают.

- Какой же вы после этого писатель?

- Да уж какой есть….

Мучительно медленно тянулось время. Гоша расхаживал по тесному пространству секции, включал микрофон, мурлыкал в него прельстительные тексты, довольно изобретательно импровизирую на темы моих романов. Публика не прельщалась. Подходили, уважительно, а чаще рассеянно, разглядывали книги, молча отходили. У стола долго крутились два пацана, лет по двенадцать, белобрысый и чернявый, не решались приблизиться. Наконец, решились.

- Вы правда писатель? – спросил чернявый.

- Вроде бы правда.

- А почему без бороды?

- Плохо растет. Клочками.

- Тогда понятно.

- Вы сами все эти книги написали? – включился в разговор белобрысый.

- Сам.

- А откуда вы все берете? Из головы?

- Из головы.

- Ну и голова у вас! А по виду так и не скажешь!

Отошли в сторону, начали вытаскивать из карманов десятки. Кажется, один автограф я все-таки дам. Если у них денег хватит.

К столу подсел довольно молодой человек интеллигентного вида, с больными глазами, с шелковым, артистически повязанным шарфом. Деловито полистал книги, заглянул в выходные данные. Восхитился:

- Все в этом году вышли! Как вам удалось?

- Не знаю. Повезло.

- А мне не везет. Три года назад написал роман. Все говорят гениальный. А издавать никто не хочет. Суки. По-моему, даже не читают. В сто издательств посылал. Как сговорились: не подходит по формату.

- Но если все отказываются от романа, может он им не нравится, а тратить время на рецензию не хотят? – осторожно предположил я.

- Но ведь издают говно! Читать невозможно, с души воротит! Согласны?

- Бывает, что и говно.

- Ума не приложу, что делать.

- Напишите другой роман. Может, с ним повезет.

- Смысл? Будет то же самое!

- Тогда меняйте профессию.

Наш литературный разговор прервала холеная дама, типичная бизмесвумен, обвешенная пакетами:

- Кирилл, куда ты пропал? Я тебя потеряла. Что ты здесь делаешь?

- Разговариваю с писателем.

- Вы писатель? Настоящий?

- Я с этого живу.

- Значит, настоящий. Очень интересно, давно хотела поговорить с настоящим писателем. Отнеси все в машину, я сейчас приду. – Дама нагрузила Кирилла пакетами и села на его место. – Это ваши книги?

- Мои.

- Сто двадцать рублей, - посмотрела она на цену. – Четыре доллара. Тираж? Семь тысяч. Неплохой бизнес, а?

- Для кого-то и неплохой.

- Сколько вы с этого имеете?

- Роялти. Восемь процентов от отпускной цены. Примерно три рубля с экземпляра.

- Всего-то? – не поверила она. – Сколько вы эти книги писали?

- Лет пять.

Она задумалась. Я представлял, какие цифры крутятся у нее в голове. Три рубля умножить на семь тысяч, умножить на шесть книг, разделить на пять лет. Итог ее поразил.

- Вы сказали, что с этого живете. Как можно с этого жить?

- Что вы, собственно, хотите узнать? – поинтересовался я. – Кирилл ваш муж?

- Не совсем.

- Если вас интересует, хороший ли из писателя добытчик, я вам скажу: нет.

- Ну, почему? – неуверенно возразила она. – Есть этот, Акунин.

- Есть. Но он давно женат.

Она ушла в тяжелых раздумьях. Я даже почувствовал угрызения совести. Бедный Кирилл. Но, может, я спас его от участи вечного нахлебника, о которого в семье вытирают ноги?

Последние двадцать минут тянулись бесконечно долго. Мучительно хотелось курить. Мучительно хотелось выпить, много, чтобы стереть из памяти позор этого дня. Ровно в семь Гоша начал собирать со стола книги.

- А вы боялись, что книг не хватит. Всегда хватает.

Дома жена спросила:

- Много автографов дал?

Я буркнул:

- Не очень.

- Сколько?

- Два!..

Я нагло соврал. Автографов я дал целых один. Тем самым пацанам.

О сладкое бремя славы!..

Декабрь, 2007