ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ: «КАКИМ ОН ПАРНЕМ БЫЛ»?

20-09-2007

Мне/ и рубля/ не накопили строчки,

краснодеревщики/ не слали мебель на дом.
И кроме/ свежевымытой сорочки,
скажу по совести,/ мне ничего не надо.

(В.Маяковский. Из поэмы «Во весь голос»)

Только тот, кто непосредственно общался с Маяковским, находился рядом, жил с ним, наблюдал в различных ситуациях, кто дышал с ним одним воздухом, может судить о том, каким он – реально - был человеком. Просто человеком – со страстями, желаниями, привычками, чувствами, поступками…. Следовательно, у нас нет иного выбора, как послушать этих людей: вдуматься в то, что они пишут, говорят, какие факты приводят, на что ссылаются, как аргументируют свои утверждения, какова степень их уверенности в освещении личности Маяковского, не попахивает ли здесь субъективностью. Разберёмся!

Маяковский всегда узнаваем: то ли на голове копна волос, то ли волосы слегка отрасли, то ли он в кепке, шляпе, сфотографирован анфас или в профиль. Его лицо не спутаешь с любым другим. Не видел снимков со смеющимся Маяковским, иногда он улыбался, и то углом рта...По описанию, претендующему на портретное сходство, внешний облик Маяковского (Владимира Владимировича) представить невозможно.

На многих фотографиях в правом углу рта зажата полувыкуренная папироса, или же она зажата между средним и указательным пальцами правой руки, при этом интересно отметить, что Маяковский был «левшой». Вместе с тем, играя в биллиард, он демонстрировал свободное владение обеими руками. Пулю из браунинга-маузера (потом следствие оперировало понятием «револьвер»?!), прямо в сердце, он направил тоже левой рукой (есть версия – застрелили...). Это случилось 14 апреля 1930 года в 10 часов 15 минут.

Видимо, Маяковский довольно рано начал курить. На фотографии 1910 года (то есть ему 17 лет) он, учащийся Строгановского училища, изображён с папиросой в правой руке. И характерный – исподлобья – пронзительный взгляд. О чём думал в этот момент юноша, «начинающий житьё»? Правда, жизненный опыт у него уже весомый: в 1906-м пережил смерть отца, в 1908 – исключают из гимназии за неуплату, в этом же году – первый арест, в 1909-м году второй арест, через полтора месяца арестован в этом же году в третий раз и на 11 месяцев помещается в Бутырскую тюрьму (в одиночную камеру 103).

Маяковский стал упорным курильщиком. Часто, не докурив одну папиросу, он от неё прикуривал другую. Иногда в правом углу рта у него были зажаты две папиросы. Так как он курил практически непрерывно, не любил малых пепельниц. Но что интересно, он не делал глубоких затяжек. Если нервничал, жевал мундштук. Бывало, что за один вечер мог выкурить пачку папирос.

Видимо, Маяковский почувствовал (стал чаще болеть, грипповать, простужаться, кашлять, вообще плохо себя чувствовать...- в этом плане он был хроником), что с этой привычкой пора кончать. Однажды, сидя в машине, на пути из Севастополя, Маяковский открыл железную коробку, в которой было всего несколько папирос, затем быстро её закрыл и сказал: «Бросаю курить». С этими словами он выбросил коробку в сторону моря. Эта «акция» послужила толчком к написанию стихотворения «Я счастлив!» (1929). Вот фрагменты из этого стихотворения:

Граждане,/ у меня/ огромная радость. // Разулыбьте/ сочувственные лица./...

Я/ сегодня/ дышу как слон,// походка/ моя/ легка,// и ночь/ пронеслась,/ как чудесный сон,// без единого/ кашля и плевка.//...

Стал вынослив/ и работоспособен,// как лошадь/ или даже -/ трактор.//

...Я/ порозовел/ и пополнел в лице,// забыл/ и гриппы/ и кровать.// Граждане,/

вас/ интересует рецепт?// Открывать?/ или.../ не открывать?//

Граждане,...// Не волнуйтесь, сообщаю:/ граждане -/ я// сегодня - /

бросил курить.

Выше прозвучало слово «биллиард». Продолжим тему. Маяковский любил эту игру. Часто наблюдал его за этим занятием (и сам принимал участие) Павел Ильич Лавут (1898-1979). Процесс игры был только внешним атрибутом интеллектуального состояния Маяковского. Играя, он, можно сказать, вынашивал мысли, подбирал рифмы, сочинял стихи, и в то же время расслаблялся, при этом часто молчал, погружался в свой внутренний мир. Имея просто блестящую память, он запоминал рождённое в муках творчества (часто среди ночи он срывался с постели, чтобы зафиксировать ту или иную поэтическую находку), но, не полагаясь полностью на память, фиксировал всё в блокнотах, коих у него скопилось много десятков (каждый блокнот – под своим номером). Естественно, за время игры он выкуривал значительное число папирос, и если не было пепельницы или урны, тушил окурок ногой, отправляя его подальше от игрового стола.

Маяковский был мужчиной крупного телосложения (масса тела – порядка 90 кг) и высокорослым (около 190 см.), подвижным и скоординированным. На фотографии, которая зафиксировала его в окружении молодых людей на выставке, посвящённой юбилейной дате - двадцатилетию творческой работы (февраль 1930 года) , выдно, что он почти на голову возвышается над всеми остальными.

Трудно сказать, с каких пор Маяковский стал носить с собой трость (в воспоминаниях Л.Брик и В.Полонской она называется «палкой», которая была увесистой, то есть не только занимала, но и нагружала руки). Есть информация, что, как сейчас говорят, имидж Маяковскому – стрижка наголо, «палка», широкополая шляпа – навязала горячо и бесконечно любимая Лиля Брик. Может, это была её фантазия, каприз, желание во всём реализовать свою власть над Маяковским, полностью его подчинить своей воле (так оно и было на самом деле). Но нет худа без добра. Так как Маяковский опасался нападений, «палка» служила и средством защиты.

Исходя из его энергетики, можно утверждать, что он нуждался в том, чтобы в его руках что-то находилось, чтобы руки были заняты. Это помогало сосредоточиться: ведь его мозг находился в постоянной, непрерывной, активной работе. Кроме того, на трость можно было опираться, что помогало физике его тела.

Когда Маяковский познакомился с В.Полонской (это было 13 мая 1929 года на бегах, и познакомил их Ося Брик), она обратила внимание на то, как он «энергично управлял» «палкой». Это была трость, с которой он никогда не расставался. Маяковский приехал из Сочи в Хосту, где его ждала Полонская (в группе с другими артистками), и она увидела его на пляже «в шляпе, надвинутой на глаза, с неизменной палкой в одной руке и громадным крабом – в другой». По её сведениям, Маяковский очень плохо плавал, а она, напротив, очень далеко заплывала; Маяковский взволновано «шагал по берегу в трусах с палкой и в тёплой фетровой шляпе». С тростью он часто выходил на сцену...

С этой тростью случались разного рода казусы. Не однажды он её забывал, а в Париже её украли. Такого рода неприятности расстраивали Маяковского: он вообще не любил, когда у него пропадали вещи или что-то не лежит на своём месте.

О его физической кондиции (просто сила, мощь) можно было говорить разное, но факты говорят о том, что его выносливость, работоспособность поражала современников. Он мотался по городам Союза, выступал в один день перед несколькими аудиториями (и в одном городе, и в разных городах, причём одно выступление могло длиться до трёх часов, а были случаи, когда и эту «норму» он бил новым рекордом). Важнейшим фактором его воздействия на людей был низкий голос (бас), которым он фантастически умело управлял. Голос был сильным, мощным, звучным, громким, выразительным, с красивым тембром. Речь (дикция) была чёткая, ясная, спокойная, ровная, по мысли Л.Брик – «была блестящая русская речь»... Спортом и гимнастикой он не занимался... Научился танцевать – даже фокстрот, и танцевал легко, несмотря на рост и массивность тела...

Вот как описывает Маяковского газета «Красная Татария»: «Такой же большой и мощный, как его образы. Над переносицей вертикальная морщина. Тяжёлый, слегка выдающийся подбородок. Фигура волжского грузчика. Голос – трибуна. Хохлацкий юмор почти без улыбки. Одет был в обыкновенный совработничий пиджак, лежащий на нём мешком. На эстраде чувствует себя как дома. К аудитории относится дружески-покровительственно» (в скобках заметим, что Маяковский любил хорошую одежду, элегантно одевался, и тогда выглядел просто красавцем; любил носить ботинки из хорошей, добротной кожи; так как он быстро стаптывал обувь, использовал металлические набойки; может, в шутку, может всерьёз, говорил, что в ботинках удобнее отбиваться; запасался обувью впрок).

Маяковский, как говорится, «в карман за словом не лез», реагировал на вопросы немедленно, а его ответы отличались остроумием, злой иронией, меткостью, юмором, сарказмом, и по обстановке – нелицеприятностью. Реакция аудитории, как правило, одобрительная, смех, оживление, аплодисменты... Он «с такой лёгкостью и блеском уничтожал, осмеивал, крушил своих противников». Иногда думается: будь Маяковский сегодня жив (а он панически боялся старости), - как бы он ответил тем людям (потомкам!), которые сегодня (при жизни он не успевал отбиваться от подлых, злобных, лживых наскоков) пытаются уничтожить его и как поэта, и как гражданина, и как личность – вычеркнуть его из истории, из поэзии, из общественного сознания. К счастью, игра в одни ворота у них не получается и не получится.

Маяковский любил угощать, предлагал гостям конфеты (но сам их почти не «ел»), фрукты... – всё это в комнате было всегда и в большом количестве. Угощал он друзей и знакомых не только конфетами (и дома, и в поездках). Будучи в Самаре, накупил продуктов и вина и угощал гостей (москвичей) у себя в номере. В один из приездов в Ростов Маяковский встречался с рабочими железнодорожных мастерских, писателями, комсомольцами, рабкорами. Молодёжь, которая его провожала на вокзал, была усажена в буфете за длинный стол, и Маяковский начал всех угощать. В вагон он вбежал в последнюю минуту.

К пище Маяковский относился уважительно: «Пища – вещь немаловажная, от неё зависит твоя работоспособность». Но на этот раз в Самаре – имея четыре выступления, забыл о еде. Не притронулся он к еде утром и в тот трагический день.

Маяковский и деньги.

О них приходилось думать постоянно – и он их зарабатывал. Но к деньгам относился легко: не сорил ими, но просто, беспроблемно расставался (и не только по своей воле: в Париже и Нью-Йорке у него украли крупные суммы денег). Был необыкновенно щедрым человеком. Парикмахер, который постриг Маяковского, гордился тем, что стриг «такую голову» (!), и восхищался: «Главное – он уплатил мне столько, как никто и никогда. Вот это размах!»

О благородстве Маяковского, его душевной щедрости, немеркантильности можно говорить много и долго. Сестра Татьяны Яковлевой (см. далее) Людмила, много лет спустя после смерти Маяковского, писала матери (из Парижа), что когда она прибыла в Москву после возвращения Маяковского (в апреле 1929 года, а в планах у него было вернуться в Париж осенью), Маяковский не только разыскал её, но стал проявлять заботу, как будто она была его сестрой или даже женой, спросил – сколько денег ей необходимо, чтобы можно было прожить. Получив ответ, – два рубля в день – стал ежемесячно давать ей по 60 рублей.

К Маяковскому в номер пришёл заведующий книжным магазином, познакомившись, сказал, что в магазине много нераспроданных книг Маяковского. Тогда Маяковский предложил ему привезти эти книги в театр, где предстояло выступление, - он их у него купит.

- У меня слишком много, столько вы не купите.

- Тогда часть лично мне, а остальные продавайте в театре. Если они не пойдут, я вам помогу.

Маяковский организовал книжный базар, в антракте раздаёт автографы. Говорит:

- Товарищи, подписываю без всякой надбавки, пользуйтесь случаем. У кого не хватает – я заплачу, а вы потом внесёте в магазин.

Завмаг занервничал, но Маяковский вручил ему «внушительный задаток»...

Маяковский делал много бесплатных выступлений (например, перед красноармейцами всегда выступал бесплатно, бесплатными были его выступления в Москве: нет разного рода трат!) – и часто, с финансовой стороны, оказывался в проигрыше – ещё и доплачивал. Наблюдавший его вблизи П.И.Лавут констатирует: «С радостью помогал товарищам, щедро оплачивал услуги. Одним словом, он был человеком мифически широкой натуры». Вместе с тем, Маяковскому приходилось доказывать, что деньги – «какое-то мерило» труда, «деньги – это тоже критерий», «я работаю не меньше любого рабочего, отпуском ни разу в жизни не пользовался».

Во Франции Маяковский купил машину (самую дешёвую, двухместную, «Рено»), которой пользовалась Лиля Брик (именно она бомбила его письмами и умоляла купить машину – и непременно новейший «Форд»); при необходимости воспользоваться автомобилем Маяковский неизменно спрашивал разрешения, то есть, фактически, машину он ей подарил. Вероятно, не обошлось без участия Эльзы Триоле (1896-1970) – родной сестры Лили Брик. Таким образом, не было у Маяковского в полной собственности автомобиля, как и личного шофёра: его наняла Брик после того, когда наехала на человека. Правда, это «удобство», скорее всего, опустошало кошелёк Владимира Владимировича, так как Бриков вполне можно было назвать нахлебниками...

В послереволюционный период, начиная с 1919 года, Маяковский жил в Москве – в маленькой комнатке на четвёртом этаже коммунальной шестикомнатной – квартиры на Лубянском проезде (дом № 3), которую он считал своим кабинетом («семья», правда, имела сначала однокомнатную, затем двухкомнатную, квартиру). Маяковский, вместе с Лилей Юрьевной Брик (1891-1978) и её мужем Осипом Максимовичем Бриком – 1888-1945 - (одно время он был формальным мужем, а неформальным был Маяковский – в период с 1915 года до 1925 года, об этом знал и Сталин, когда дал указание – «не будем трогать жену Маяковского»), как бы параллельно жил в квартике в Гендриковском переулке (дом № 15), где имел свою комнатку. Квартира была четырёхкомнатной, очень маленькой, получил её Маяковский лишь в 1926 году), но была она в дико запущенном состоянии – без капитального ремонта жить в ней было невозможно... В этой квартире собирались друзья и знакомые Маяковского, Бриков, чтобы послушать его стихи и пьесы, обсудить их...

Маяковский был человеком брезгливым, в основном потому, что боялся заразиться. Узнав, что в Ростове была авария в водопроводной и канализационной системе, он купил десять бутылей нарзана, чтобы не пользоваться водопроводной водой. В Сочи он привёз каучуковую ванну... Заявил Лавуту, который не сумел подать ему руку, так как она была испачкана клубникой: «Это даже хорошо. Я, в принципе, против рукопожатий». Открывая двери, за ручку брался, накладывая на неё платок. Никогда не брался за перила. Возил с собой мыльницу и часто мыл руки... Стаканы долго рассматривал и обязательно протирал. За пивную кружку он брался левой рукой - не потому, что был левшой: боялся прикосновения чужих губ – тех людей, которые кружку держат правой рукой. Однажды необходимо было срочно уезжать, до отхода поезда оставалось 35 минут. В этот момент Маяковский берёт щётку и подметает пол: - Пока не уберу, не уйду. Уборку в своём кабинете Маяковский делал сам.

Маяковскому нередко приходилось говорить о себе как о поэте, считая, что «делание стихов» - это его работа. Презирал поэтов, которые писали «недобросовестные» стихи. Но поддерживал и поощрял тех поэтов (особенно начинающих), у которых получались хорошие стихи. Говорил, что «Есенин – безусловно талантливый поэт». Остро переживал его смерть...

В Тулу, в свою поездку, он пригласил молодого поэта Николая Асеева, который тоже отличался хорошей памятью. О нём говорил: «Большой, хороший мастер..., без пяти минут классик». Будучи в Одессе, пригласил Семёна Кирсанова (гостившего там у родных) выступить вместе с ним в зале горсовета (Маяковский сказал Полонской, что Кирсанов – его ученик, очень талантливый мальчик, и тут же стал читать отрывки из его стихов). Впоследствии Кирсанов «отблагодарил» Маяковского: написал пасквильное стихотворение. «Очень высоко Маяковский ставил Пастернака, но говорил, что творчество Пастернака чересчур индивидуальное. Пастернак пишет только для себя. Он очень талантлив...» (В.Полонская). Ровные отношения с ним, увы, не получились.

«Ценил Юрия Олешу... за богатейшую фантазию, романтичность и яркий язык...».

О Светлове: «Этот мальчик далеко может пойти». Северянина считал талантливым словотворцем, говорил, что «в молодости многое заимствовал у Северянина».

Будучи в Белоруссии, сказал: «надо обязательно прочесть Коласа (Якуб Колас, он же Конст. Мих. Мицкевич, 1882-1965 – Е.Ш.) и Купалу (Янка Купала, он же Иван Доминикович Луцевич, 1882-1942 – Е.Ш.). Эти люди очень талантливые».

Многие запомнили, что Маяковский считал Сашу Чёрного (он же Александр Мих. Гликберг, 1880-1932 – Е.Ш.) талантливым человеком и высоко ценил его творчество.

В поезде Маяковский читает пьесу Бабеля «Закат». Прочитав (вслух, эмоционально, артистично), заключает: «Это здорово – ничего не скажешь... Это превосходная драматургия».

Когда, возвращаясь из Ливадии в Ялту, они (Маяковский и Лавут) распевали (фактически – горланили, так как у Маяковского не было музыкального слуха и петь он не умел) песни и «распевание» песен дошло до «Гренады» Светлова (которую пели на мотив «Яблочка»), Маяковский произнёс: «Здорово сделана вещь! Люблю!». То есть Маяковский ценил, признавал и уважал талант и успех любого человека в литературном творчестве.

Пушкина Маяковский не просто любил, говорил, что он поэт гениальный, а его «Евгения Онегина» знал целиком наизусть. И вообще говорил, что запоминает только те стихи, которые ему нравятся.

Маяковский любил вино. Его любимое – грузинское сухое. Считал себя знатоком вин. Говорил: «В винах надо разбираться. Это большая специальность». У него было основание так говорить: ведь он родился и вырос в Грузии – «Вино я всосал с молоком матери, родился среди виноградников и пил его, как дети пьют молоко». Водку он не признавал, если и пил, то очень редко – только по праздникам. Любил шампанское («Советское шампанское» в то время называлось «Абрау-Дюрсо»). И что интересно – никогда не хмелел. Правда, были случаи, когда из-за переживаний, сердечных терзаний Маяковский доводил себя до кондиции пьяного человека... Любимое блюдо Маяковского... компот. Заболев, в последний год жизни, он перестал пить вино и курить. Не помогло – головные боли продолжались.

Нельзя сказать, что это было страстью, но Маяковский со спутниками, друзьями, любимыми женщинами играл в карты, например, в «тысячу» или «66», со знакомыми литераторами – в покер. По утверждению М.Зощенко, гуляя «или даже играя в карты Маяковский бормотал стихи, чтобы перебить инерцию работы».

У Маяковского была собака (в разные периоды – Булька, Щен-Щеник, Скотик). Собаке разрешалось многое, в том числе забираться на постель. Приходит как-то Лавут к Маяковскому, собака его не узнала и начала лаять. Реакция Маяковского:

- Булька! На кого ты лаешь? Надо же соображать! Ты ведь человек неглупый. Пора привыкнуть.

Маяковский был человеком «широкой души», ценил людей и дружбу с ними. Вот он узнаёт, что у Лавута день рождения. Рискуя опоздать к поезду, куда-то исчезает, чтобы помочь в реализации его мечты – купил ему в подарок чемодан. Не только из-за этого эпизода, Лавут обобщает: «Маяковскому была присуща неуёмная страсть делать добро». То он его поздравляет с женитьбой (и – где ты нашёл такую красивую женщину?), то с рождением сына... Однажды у Павла Ильича заболела печень (по себе знаю – что это такое). Как Маяковский на это отреагировал? Лавут пишет: «Он довёл меня до лестницы, взял на руки, донёс до самой постели, и, как бы извиняясь, прошептал: - Теперь пришла моя очередь поухаживать. – Вызвал врача, подал горячую грелку, заказал лекарства, принёс фрукты, цветы. Одним словом, сделал всё, что нужно и можно было сделать... в этом бесконечно внимательном и нежном человеке».

О привязанности к любимым людям, зная Маяковского, можно судить по таким, казалось бы, деталям: будучи в Туле, с Асеевым берёт общий номер; из Ялты в Симферополь приехал с художником Натаном Альтманом. Поселил его к себе в номер... Ещё один интересный эпизод, характеризующий человечность, тактичность, простоту Владимира Владимировича: в гостинице Кисловодска для Маяковского и его спутников были забронированы три номера; Лавут, приехавший на пять дней раньше, поселил в номер Маяковского знакомого артиста, и сам подселился к нему; неожиданно приехал Маяковский (со спутниками!); Лавут порывался освободить номер; Маяковский: «Ни за что! Вы с ума сошли! Продолжайте спать. Дайте только ключ от других комнат».

Из поездки в Вятку Лавут привёз в Москву «вятское масло». Маяковский при его покупке возмущался: «Если даже бывают временные заторы, тем более нельзя делать запасы, ставя себя в привелигированное положение». Но вот домработница Паша заявила, что масла в доме нет – и Маяковский просит запасливого молодожёна Павла Ильича поделиться с ним своими запасами. Так сама жизнь – от быта начиная и политикой кончая – вносила в сознание Маяковского свои коррективы. Но, будучи беспартийным, занимал «активную жизненную позицию».

Его сестра – Людмила Владимировна (1884-1972) – рассказала, что брат помог матери (Александре Алексеевне, 1867-1954) и сёстрам (Ольга вторая сестра, 1890-1949) приобрести квартиру в новых кооперативных домах Трёхгорной мануфактуры – с ванной и другими удобствами. Ценной он считал саму «идею» строить квартиры с ванными. Верил, что так и будет. С матерью Маяковский был на «Вы». О ней, со слов Полонской, Маяковский говорил «с огромной нежностью и любовью.... ругал себя за то, что так редко бывает у матери». Матери он регулярно давал деньги, и волновался, если на день-два случалась задержка. В записных книжках есть пометки: «Обязательно маме деньги», «Мама». Ещё 12 апреля он написал предсмертную записку, 14-го числа утром сказал Веронике, что из-за матери «бросил эти глупости» (мысли о самоубийстве). Обстоятельства, приведшие к самоубийству, - это тема для отдельного разговора. Людишки, стремящиеся опорочить имя Маяковского, клевещут, говоря, что Маяковский плохо помогал матери: задерживал платежи... (слухи такого рода распространяла Л.Брик), что у него были плохие отношения с сёстрами (кивают в сторону Асеева).

Маяковского всю жизнь терзали (и до сих пор продолжают терзать!) за то, что в первом своём поэтическом сборнике «Я» (1913-ый год, ему – 20 лет) написал – «Я люблю смотреть, как умирают дети». Есть много примеров, которые доказывают обратное: к детям у него было самое тёплое отношение. Вот несколько эпизодов. Маяковский находится с Лавутом в своём купе на пути из Свердловска в Пермь. Утром он подружился с трёхлетним мальчиком из соседнего купе. Поинтересовался, есть ли у него игрушки. Затем сказал Павлу Ильичу, что «сейчас мы на вокзале что-нибудь сообразим... И сладостей достанем, чтобы хватило ему до Москвы». Играл с мальчиком, рисовал (художник всё же!). Мальчишка настолько привязался к дяде Володе (соседские мальчишки называли его «дядя Маяк», любили к нему приходить), что вообще переселился в его купе.

Лавут подробно описал событие, случившееся в железнодорожном буфете в ожидании транспорта на Бердичев. В буфет заглянул мальчик приблизительно десяти лет, который продавал газеты и журналы. На дворе – холод, а на мальчишке – дырявое пальто и прохудившаяся обувь. Маяковский попросил швейцара пропустить его. Спросил – есть ли у него свежие газеты. Затем предложил ему выгодный обмен, что озадачило пацана и вызвало подозрение. Маяковский предлагал ему разные варианты, на которые тот не соглашался. Но до этого Маяковский усадил мальчишку за свой стол, угостил едой и напитком. Кончилось тем, что Маяковский отобрал десяток газет и журналов, уплатил за них, почти все свои журналы отдал ему «за так», добавив ещё несколько рублей, несомненно, из сочувствия и сострадания, и, конечно же, по доброте своей...

Ещё один интересный случай – очень показательный. Маяковский и его спутники вышли из вагона. Вещи необходимо было донести до вокзала. Маяковский увидел топчущегося на путях парнишку, больше похожего на беспризорника, и попросил помочь. Тот долго не соглашался – всё чего-то боялся. Но Маяковский его уговорил, а расставаясь, дал ему ассигнацию очень большого номинала. Оказалось, что дело было не в вещах, – сами справились бы, без носильщика а в сострадании, желании хоть чем-то помочь, но для этого нужно было моральное оправдание: деньги – заработал, а не украл, не выпросил.

Патрисия Томпсон (Patricia Thompson) – родная дочь Маяковского рассказала (со слов матери), что, когда та шлёпнула её по мягкому месту, Маяковский строго сказал: «О, ты никогда не должна бить ребёнка!». Пат (Елена Владимировна Маяковская) родилась в 1926 году. В двухлетнем возрасте, в 1928 году, мать привезла её в Ниццу, где они и встретились с Владимиром Маяковским. Из-за политических обстоятельств они никогда больше не встретились. Возможно, что со временем (будь Маяковский жив!) в их судьбе что-то изменилось бы.

Особая и отдельная тема – «женщины Маяковского». На ней нет смысла долго задерживаться, хотя бы потому, что она жёвана-пережёвана. Маяковскому нравились красивые и умные женщины. Он всю жизнь хотел спрятаться от своего одиночества (хотя его окружало много людей, а с 1915 года рядом практически всегда была Лиличка Брик – вечная и бесконечная любовь, вечная боль и проблема). «Любовь» - это лейтмотив его поэзии и самой жизни. Все муки, страдание, душевные боли – от неутолённости в любви. И прорвалось однажды: «Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское».

25 октября 1928 года в Париже Маяковского познакомили с Татьяной Яковлевой (1906-1991), с которой он в этот год был вместе до 24 декабря 1928 года. Сохранились письма Татьяны к матери. Вот что написано в одном из них: «Если я когда-нибудь хорошо относилась к моим "поклонникам", то это к нему, в большей доле из-за его таланта, но в ещё большей из-за изумительного и буквально трогательного ко мне отношения. В смысле внимания и заботливости (даже для меня, избалованной) он совершенно изумителен». В другом письме мы находим дополнительные аспекты чувст, озвученных Татьяной: «Он такой колоссальный и физически, и морально, что после него буквально пустыня. Это первый человек, сумевший оставить в моей душе след... Здесь (в Париже – Е.Ш.) нет людей его масштаба. В его отношениях к женщинам вообще (и ко мне в частности) он абсолютно джентельмен...». Маяковский любил эту молодую женщину, и она его любила, он готов был на ней жениться, но приехать в Париж ему не позволили, в итоге Т.Яковлева вышла замуж за другого (23 декабря 1929 года)...

То же самое испытывала Вероника Полонская (1908-1994) последняя любовь Владимира Маяковского (знакомство, напомним, состоялось 13 мая 1929 года, а отношения продолжались практически до последних мгновений жизни поэта: он застрелился через минуту-другую после того, как она ушла в театр, а он просил её – в который раз! - остаться, бросить театр, развестись с М.Яншиным, выйти за него замуж – и всё немедленно, сейчас же): «У обывателей тогда укоренилось (существовало) мнение о Маяковском как о хулигане и чуть ли не подлеце в отношении женщин. Помню, когда я стала с ним встречаться, много "доброжелателей" отговаривало меня, убеждали, что он плохой человек, грубый, циничный и т.д. Конечно, это совершенно неверно. Такого отношения к женщине, как у Владимира Владимировича, я не встречала и не наблюдала никогда. Это сказывалось и в его отношении к Лиле Юрьевне и ко мне». В Полонскую, по словам В.Катаева, Маяковский был влюблён «явно, открыто, страстно», да и сам Маяковский ей прямо сказал: «Люблю». «Любовь это жизнь, это главное» (из письма Лиле Брик от 5 февраля 1923 года, когда их любовные отношения постепенно разваливались, угасали).

Наталья Брюханенко навестила больного Маяковского, он, посмотрев в её сторону, сказал, что у неё «длинные и красивые ноги». Настроение было плохое, и она отреагировала так:

- Вот вы считаете, что я хорошая, красивая, нужная вам. Говорите даже, что ноги у меня красивые. Так почему же вы мне не говорите, что вы меня любите?

- Я люблю Лилю. Ко всем остальным я могу относиться только хорошо или ОЧЕНЬ хорошо, но любить я уже могу только на втором месте. Хотите – буду вас любить на втором месте?

Она не согласилась. На этом всё и закончилось. Это к вопросу о честности и порядочности Маяковского. Он никогда, никого не обманывал, был абсолютно порядочным, бесхитростным человеком. Одновременно «не крутил любовь» с двумя женщинами. Не жениться на ней (в письме!) просила Лиля Брик. Она же вспоминает: «У Маяковского была исступлённая любовь к жизни, ко всем её проявлениям – к революции, к искусству, к работе, ко мне, к женщинам, к азарту, к воздуху, которым он дышал».

Живя в гражданском браке (при живом, неразведённом муже, который, кстати, тоже не терялся) с Лилей Брик, Маяковский не надеялся, что у них может быть ребёнок, так как после аборта в ранней юности она утратила возможность иметь детей. Знал об этом и Ося Брик, женившись на ней ещё до войны.

С 27 июля по 28 октября 1925 года Маяковский находился в Америке (США и Мексика). В Нью-Йорке он познакомился с эмигранткой (немкой по рождению) из России Елизаветой Петровной Зиберт (1904-1985) – красивой, стройной, рослой, умной, начитанной женщиной, знавшей, кроме русского, ещё немецкий, английский и французский языки. Она и стала его переводчиком, постоянным спутником. В Маяковского нельзя было не влюбиться, но и его сердце тоже дрогнуло: влюбился!

В Америку из России Элли Джонс (фамилия первого мужа, англичанина) попала благодаря замужеству – в мае 1923 года. Приблизительно через два года брак распался, но Джордж Джонс оказался благородным человеком, записав своё имя в свидетельство о рождении её ребёнка. Так что мужу Элли не изменяла. О том, что она беремена, уезжая, Маяковский не знал, но знал, что это могло случиться, так как Элли сказала ему, что от любви могут и должны быть дети.

Он узнал, что у него есть дочь только в конце 1928 года, а советская и мировая общественность – о том, что у выдающегося, легендарного, гениального поэта Владимира Маяковского есть взрослая дочь, – только в 1991 году. Кроме внешнего сходства, она унаследовала и его гены (говорит, что 23). Патрисия Томпсон (фамилия мужа, с которым она прожила двадцать лет, начиная с 1954 года; интересно, что после развода, в возрасте 50-и лет, второй муж матери удочерил её, чтобы она имела право стать его наследницей) профессор социологии (специалист по феминизму) в колледже Лермана в Нью-Йорка. У Маяковского есть внук – Роджер Шерман Томпсон (адвокат).

Мог быть ребёнок у Маяковского с Вероникой Витольдовной Полонской, которая в возрасте 17 лет вышла замуж за Михаила Яншина – известного и популярного впоследствии артиста. Была молодой, неопытной, наивной, а потому совершала много ошибок, в том числе непоправимых. Одна из них это аборт. О чём она и

написала в своих воспоминаниях. Информации о том, как к этому отнёсся Маяковский, - нет. Скорее всего, он это приветствовал бы, так как добился согласия Полонской выйти за него замуж, и уже начал вносить деньги за квартиру в доме для работников культуры. Жить отдельной семьёй – это было их страстное желание. Вспоминая о Маяковском, она, пережившая трагедию, спустя восемь лет, написала: «Счастье близко узнать замечательного, громадного человека». В 1991 году она встретилась с приехавшей в Москву дочерью Маяковского (обе испытали чувство радости). Кстати, от Маяковского Полонская знала, что у него есть дочь. Встретившись с Патрисией, она повторила его слова: «У меня есть будущее в этом ребёнке». Своего отца Пат обожает, написала о нём книгу (по рассказам матери) – «Маяковский на Манхэттене», пишет новую...

Элен-Патрисия Томпсон и её сын (внук Маяковского) на пути в гостиницу «увидели монументальную статую Маяковского на площади его имени (в настоящее время возвращено прежнее название – Триумфальная площадь)»:

(высота скульптуры – 6 м; архитектор – Дмитрий Чечулин, 1901-1981; скульптор – Александр Кибальников, 1912-1987; памятник открыт 28 июля 1958 года; в 1959 году – Ленинская премия). На постаменте – поэтические строчки, полностью отражающие его беспредельную любовь к Родине, вне которой он себя не мыслил:

И я, / как весну человечества, //

рождённую / в трудах и бою, //

пою / моё отечество, //

республику мою.

Характер Маяковского нельзя определить и передать одним словом. То он «необыкновенно мягок и деликатен», «искрящийся, весёлый», то резкий, шумный, беспокойный, то становился мрачным, замолкал на несколько часов, раздражался по пустякам – «делался трудным и злым». «Простой и деликатный в жизни», на сцене, в диспутах «всегда был очень остёр, блестящ, дерзок». Был настолько мнительным, что при малейшем повышении температуры ложился в постель. В своих желаниях был настойчивым, упорным.

Сам он в письме к Лиле Брик от 27 февраля 1923 года фиксирует такие (главные) черты своего характера: «1) Честность, держание слова, которое я себе дал (смешно?). 2) ненависть ко всякому принуждению...» (однажды он, поймав Полонскую на обмане, заявил, что между ними всё кончено, так как он ненавидит ложь). Потом они, конечно, в который раз, помирились.

В.Полонская, актриса МХАТа, знала, что театр Маяковский не любил, не любил он и актёров («особенно актрис»), ни одной пьесы с её участием не видел. Но для театра в последний период своей жизни он написал две вещи – «Клоп» и «Баня». Маяковский, критически относившийся к себе и к своему творчеству, прямо во время спектакля сказал Полонской: «Норка, а ведь пьеса-то не та. Ну, ничего, следующая будет настоящая. А ведь я давно понял, что «Баня» - это не то» (премьера состоялась 16 марта 1930 года).

Есть источники, авторы которых, юродствуя, проявляя предельный цинизм, тщатся доказать, что Маяковский «не был личностью», что он «не был приспособлен к жизни», что он призывал к насилию, что он потворствовал «преступному режиму», что его имя и поэзию следует вычеркнуть из истории литературы, памятник – убрать, а на его место поставить памятник достойному писателю... Опасаясь сползти с темы нашего разговора (логика запрещает), определённой заглавием очерка, и осознавая неисчерпаемость личности Маяковского, мы вынуждены с чувством досады поставить точку.

Но завершим наше, своего рода, исследование фрагментом из его предсмертной записки. Обращаясь к правительству, он написал: «... моя семья – это Лиля Брик, мама, сёстры и Вероника Витольдовна Полонская...» Маяковский продумал почти всё, в том числе не вписал два имени – Элли Джонс и дочери (в одном из блокнотов на чистой странице одно слово – «дочь»). Почему? Он понимал, что над ним нависает тень ГПУ, что его любимая Лиличка сотрудник этой организации, и её влияние уже сказалось на его судьбе. Надо было спасать Веронику, защитить её. Надо было утаить имена дорогих людей, чтобы никто из чека не мог до них добраться, дотянуться (и в Америке они убивали неугодных...!).

Маяковский смалодушничал (легко писать!), не освободился от эмоций и мысли о самоубийстве, озвученной ещё 13 апреля на квартире у Катаева; мы можем только догадываться, что варилось, анализировалось, взвешивалось в его возбуждённом, переполненном мыслями мозгу, когда выстрелил себе в сердце («это не способ, другим не советую», значит, колебался, боролся с собой, но в этом психопатическом состоянии он находился уже два дня («у меня выходов нет»). А тут ещё заупрямилась Вероника Полонская («любовная лодка разбилась о быт» - я думаю, что под словом «быт» он понимал жизнь, и итожил все свои любовные неудачи); рядом не было Лили и Оси (уехали непонятно зачем за кордон, и призыв: «Лиля люби меня»). Пожелав «всем» «счастливо оставаться», уважительно («пожалуйста») просил «не сплетничать» и никого в смерти «не винить»... История не любит сослагательного наклонения...

Вот таким парнем был искренне любимый многими Владимир Владимирович Маяковский (1893-1930) – со всеми его плюсами и минусами, достоинствами и недостатками, которыми можно манипулировать как угодно всё зависит от степени честности и порядочности человека... Можно обвинять Маяковского в том, что он был скучным, что он не умел водить машину, не разбирался в технике, имел пробелы в знаниях, не любил читать книги, не имел библиотеки, мог пустить слезу, даже наскакивать на его поэтическое творчество (перечёркивать его полностью, целиком, без разбора), умалять и унижать его достоинство – всё можно, перемешивая ложь с правдой, но невозможно перечеркнуть его гениальность, то подлинное богатство, которое он оставил потомкам.

Примечание: когда Маяковский умер, его мозг был извлечён работниками Института мозга (его масса – 1700 грамм, для сравнения, средняя масса мозга мужчины – 1300-1400 грамм); тело, после процедуры прощания, кремировали и 17 апреля прах Маяковского похоронили на Новодевичьем кладбище; возвели мраморную стеллу с бюстом Маяковского; рядом похоронены мать и сёстры...

P.S. Предлагаю читателям решить задачу, исходя из следующих данных:

«... отдыхал в лучших домах отдыха, беспрепятственно ездил по заграницам, снимал дачи, имел домработницу и даже собственный автомобиль, едва ли не единственный в целой стране» (автор – Х, t 1 );

«У него была прислуга, личный водитель, личный автомобиль, едва ли не единственный на всю страну, возможность ездить в зарубежные поездки, отдыхать на дачах...» (автор – У, t 2 , t 2 > t 1 ).

Х = ? , У = ? (знак «тау» - это время); Явление = ?

Октябрь-ноябрь 2007

© by Yefim Shmukler.2007 All rights reserved.

Комментарии
  • тамилла - 12.02.2014 в 17:50:
    Всего комментариев: 1
    ...все так близко к ИСТИНЕ:верится,трогает,сострадаемо...одно НО:перезахоронен на Новодевичьем,первый же раз-в Донском...АВТОРУ--СПАСИБО!!!
    Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 1
  • Владимир - 05.11.2015 в 19:00:
    Всего комментариев: 1
    Огромное спасибо автору, вы накорню изменили моё поверхностное мнение о Великом поэте. Атлант,неуклюжего вида мужчина, Неулыбчив и мыслями портрет лица его Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 2

Добавить изображение