БАБА НАД ПРОПАСТЬЮ

 

Пьеса в одном антракте

На тесной сцене – сумрак. Сценическое пространство напоминает затхлые внутренности старого сундука. В левом верхнем углу – крохотное оконце с лоскутиком синего неба и звездочкой (из созвездия Козерака).

Задняя стенка увешана тарелками, блюдцами, чашками всевозможных размеров и форм, сепийными дагеротипами в рамочках с бантиками и занавесками. Лица и силуэты на фото размыты и смазаны, зато подписи видны более чем отчетливо: «Я и капитан Гаттерас», «Я и Бахыт Компот», «Я и Марсель Марсо (Марсель Марсо – справа)», «Я и мой личный ангел-хранитель у входа в один из скайскрэперов Эдипова комплекса», «Я на коленях у Бонч-Бруевича», «Я и Илья Муромец (по матери – Розенцвейг)» и т.д. и т.п. В середине – нечто вроде фамильного герба: перевернутая табуретка над двумя скрещенными швабрами и веником посредине. Швабрыи веник перевиты белым бинтом с пурпурным девизом: «Nicht Est Cool Bastante». Слева – комод. На комоде, опутанном домоткаными кружевами, похожими на дырявую рыболовную сеть, - букет пластмассовых незабудок в вазочке «Гжелка» и нисходящая шеренга из двенадцати гипсовых негритят с крылышками за спиной. Негритята, разумеется, белые (следствие гипса и политкорректности). Справа – подростковое пианино (рояль бы занял всю сцену). За пианино сидит на вертлявом стульчике господин артистического склада штанин. Его зовут Саинька. Пальцы Саиньки скачут по клавишам как тараканы. В ответ клавиши старчески шамкают и поскрипывают. Саинька берет тяжелый аккорд (он едва держит его в обеих руках), резко бросает на клавиши, а затем оборачивается и кричит будто бы в никуда.

 

Саинька: Наинька! Наинька! Хорошо-то как! Вот так бы сидел и барабанил по клавишам!

&Acirc-незапно сверху на сцену ниспадает толстый столб света. В эпицентре светового стакана образуется женщина. Столб света, павлинье перо в волосах и хвостик соломины, торчащий из-за спины, указывают на то, что перед зрителем – столбовая барыня-крестьянка.

 

Наинька: Ах, Саинька, да стучи-барабань, сколько хочешь! Как хорошо, что ты нашел время меня навестить! Лишь только ты вошел и прыгнул за инструмент, мне сразу же полегчало. Теперь я порхаю.

Как пчелка. Как мотылек. Нет! Как бабочка-хамелеон.

Саинька: Наинька, ты хотела сказать - махаон?

Наинька: Ах, да! Ну, конечно же, махаон. Хамелеон это ведь собачка в рассказе Чехова. Ой, я иногда такое могу сказануть!

Сам знаешь. Но это неважно. Главное, что я сейчас - как бабочка. Как бабочка над пропастью в овсе.

Саинька: Наинька, я не понял. Во все? Во все что? Или - куда?

Наинька: Саинька, просто в овсе! Над пропастью в овсе!

Саинька: То есть, просто во все – и всё? Да?

Наинька: Да! Да! Да! Просто в овсе и всё!

Саинька: Гениально! Просто и гениально! А еще эротично.

Наинька: А я такая! То есть, простая, гениальная и эротичная! (хихикает и кокетливо прячется за комод). А еще по-другому можно - над пропастью в терновнике или в крапиве.

Саинька: В терновнике петь хорошо, а что-то другое там делать – не очень. А в крапиве – вообще нестерпимо больно.

Наинька: Как это – больно? Почему? Я же – бабочка!

Я же – над!

Саинька: Кто женат? Ах да! Я женат. Но это не имеет никакого значения!

Наинька: Ты не понял. Я – над! Над пропастью!

Над крапивой! Над миром!

Саинька: Теперь понял, Наинька. Ты паришь над челоческими законами и запретами. И нравственные скрижали тебе душу не парят.

Наинька: Скрижали? (задумывается).

Саинька: Наинька, а чего бы тебе еще такого сыграть?

Чтобы тебе еще больше полегчало.

Наинька: Я, честное слово, не знаю. Ну ты же мастер, маэстро, гений! Сыграй что-нибудь обжигающее, воспаряющее, сладострастное...

Саинька: Наинька, понял!

&Ntilde-аинька щедро сыплет вступительными аккордами, давит во всю на педали, затем исподволь, с рокамболями и кулевретами, переходит к чарующей теме. Льется светлая, божественная мелодия. Внезапный, нечеловеческой силы удар в дверь обрывает волшебную музыку. Из-за двери доносятся брань и угрозы: «Хозяйка, блин! А ну, открывай корявую дверь!

А то я, трах-тарабах-тибидох, разнесу ее в сопли и вопли!»

 

Саинька: Ой!

Наинька: Ай! Ай! Это он! Страшный, каменный человек!

Киллер, быдло и монстр!

"JUSTIFY">Саинька: Да что ты городишь, Наинька! Это, наверняка, Андрейка с работы пришел. Устал. Кушать хочет.

Наинька: Нет-нет! Это не Андрейка! Андрейка с бригадой на бля... на блю... - ой, всё никак это слово не запомню! Погоди!

На блюминг он уехал! Точно! На блюминг! В Расслабамос. У них там на блюминге-слябинге что-то оторвалось или отвалилось, вот он взял и уехал. А который стучится это страшный, каменный человек! Киллер! Монстр! Быдло! Саинька, что же нам делать?

Саинька: Ничего-ничего! Выкарабкаемся. Я и не в таких передрягах бывал! А почему этот тип такой агрессивный? Что ты ему сделала?

Наинька: Да ничего! Я же колорадская бабочка или, по-просту говоря, колорадская баба над пропастью в конопле. И потому ничего в этой жизни не понимаю. (Заливается безумным смехом).

Саинька: А вот я сейчас с ним побеседую. По-мужски.

(Подходит к двери). А ну пошел прочь, каменный человек! А то как полетят от тебя осколки по улочкам-закоулкам!

В ответ из-за двери раздается что-то свирепое, но неразборчивое.

Саинька прикладывает ухо к двери, становится серым как силикатный кирпич и отскакивает за комод.

 

Саинька: Наинька, Наинька! Да он же невменяемый!

Псих натуральный! Такой ведь и убить может!

Наинька: Саинька! А я тебе о чем?! Саинька, серенький, что же нам теперь делать?

Саинька: (лихорадочно ходит по комнате в такт страшным ударам по двери) . Что делать? Что делать? Что делать? (Воздевает глаза к потолку). Владимир Ильич, Николай Гаврилыч, помогите!

Два голоса с потолка: (испуганным шопотом) У Господа, у Господа милосердного проси вспомощения, нечестивец!

Дверь снова стонет, трещит от ударов.

 

Саинька: Ага! Я придумал! Надо дверь подпереть!

Комодом. Или лучше – пианино.

Саинька и Наинька живо толкают пианино к двери и плотно прижимают его торцом к содрогающейся от ударов поверхности.

 

Саинька: Уф! У нас в запасе, как минимум, полчаса.

Теперь можешь вызывать полицию.

Наинька: Ой, ошибаешься! Да этот монстр за пять минут нашу баррикаду раздолбит! Слушай, я вот что придумала! Мне почему-то кажется, что этот страшный, каменный человек совершенно не выносит высокого искусства. Причем таких извергов больше всего терзает и устрашает небесная, светлая, тонкая музыка. Она протыкает им барабанные перепонки, буравит их мозг, и они в ужасе убегают в чухонское тартатары. Я где-то об этом читала. Или просто в коноплянике услыхала.

Саинька: Очень интересная и перспективная идея!

Ну что ж, давай попробуем.

Саинька придвигает вертлявый стул, садится за пианино.

 

Саинька: А что играть-то?

Наинька: Сыграй то божественное, что ты мне играл три минуты назад. До вторжения этого вурдалака.

&Ntilde-аинька снова щедро сыплет вступительными аккордами и одиночными нотами, давит во всю на педали, но затем уже быстро, без рокамболей и кулевретов, затевает главную тему. Комнату вновь но краев наполняет чарующая мелодия. Саинька и Наинька, раскочегаренные мотивом, начинают подпевать. Сначала тихо, а потом все громче и громче. Пока не выходят на планку крещендо.

 

Саинька и Наинька (дуэтом в терцию): Ночь надвигается/ фонарь качается/ свет проливается/ в ночную мглу / я неумытая/ тряпьем прикрытая/ и вся разбитая/ стою дрожу-у-у!!!

&Egrave-з какого-то темного уголка им начинает подтявкивать кутенок по имени Уанечка.

 

Саинька и Наинька: Купите ж бублички/ горячи бублички/ гоните рублички/ сюда скорей/ и в ночь ненастную/ меня, несчастную/ торговку частную/ ты пожале-е-е-е-й!!!

&Ntilde-трашный стук прекращается. Из-за покореженной двери доносится возглас: «Проклятье!!! Облом!!! Всё пропало, трах-тарарах-тибидох!!!» Слышатся постепенно затухающие каменные шаги. Затем воцаряется мертвая тишина.

 

Саинька: Ну вот и всё. Твоя идея сработала. Красота спасла колорадскую бабочку над пропастью во все. А заодно - пианиста.

Последнее, впрочем, неважно. Пианист живет в шестом измерении, и потому люди видят всего лишь призрак, который тлену и плену не подлежит. А подлежит и принадлежит он только искусству. Высокому, божественному искусству.

Кстати, Наинька, у тебя павлинье перо отвалилось. И соломина выпала.

Наинька: Ой, спасибо, Саинька! Сейчас снова вставлю
(быстро и аккуратно вставляет на место столбовые знаки различия).

Саинька вновь ударяет по клавишам, и дуэт завершает победную песнь.

 

Саинька и Наинька: Отец мой пьяница/ он этим чванится/ он к гробу тянется/ и все же пьет/ а мать - гулящая/ сестра – пропащая/ и я – курящая/ глядите – во-о-о-о-о-т!!!

(Занавес)