ДОБРЫЙ НАРОД ИМПЕРИИ СПАСЕНИЯ

05-10-2008

Эту песню я слышу с детства. Куплеты ее постепенно меняются, плывут, а смысл все тот же. Как в гимне. Слова партийные, музыка народная...

Алексей Буров«Как бы то ни было, а народ у нас добрый. Душевный, отзывчивый, всегда готовый помочь. Ну, люди, конечно, всякие бывают, в семье не без урода. Но народ–то в целом очень хороший. Всегда, всю нашу историю мы всех вокруг спасали — от монголо–татар, псов-рыцарей, всяких бусурман, Наполеона, Гитлера, от проклятого империализма. Стоим щитом, защищаем, охраняем. А враг не дремлет, строит козни, плетет интриги, настраивает и вооружает врагов поменьше. Кругом враги, мы всегда в кольце врагов. Потому нам надо всем постоянно бдить и крепить единство. Давить всех отщепенцев и раскольников — это все гады и агенты, проплаченные ненавистники нашего доброго народа. Враг хитер, его не всегда распознаешь. Ну, иной напрямую говорит гадости о нашем прекрасном народе, о нашей великой стране — это явная сволочь. Такого, коли не сдается, надо безжалостно уничтожать. Наш народ не позволит безнаказанно на себя клеветать. А есть и замаскировавшиеся — против них без органов нельзя. Потому органы надо крепить, чтобы бдили и были начеку. Выявляли и карали. Клевещешь на народ, страну, на органы, на нашего президента — получай, сукин сын! А президент–премьера мы любим всем сердцем — он наш, родной, заботливый и строгий, спортивный, образованный, непьющий. Говорит понятно, лишнего не скажет, и врезать умеет — врежет так, что мало не покажется. Никогда раньше нашему народу так не везло с генеральными премьерами. Один дряхлый был, потом два подряд все развалили — проплачены, видать, были врагом. А вот раньше еще был отец и мудрый хозяин — держал народ в строгости, чтоб не баловал. Народ–то у нас хотя и хороший, но забаловать может. Строгость нужна. Потому и было такое, что многим головы поотрывали. А ты не балуй! Да ладно, кого и зря наказали, не без того. А то и враги подстроили. Лес рубили, щепки летели – ну и враги, конечно, злобствовали да интриговали. Хозяин был настоящий, а время непростое, упаси бог. С ним мы всех и спасали — от коричневой чумы, потом от империализма проклятого. Спасать-то спасали, а кто нам спасибо за это сказал? Ну, как от чумы освобождали, то споначалу обрадовались все. Обрадовались — хорошо, давайте теперь вместе единство крепить нашего лагеря. Хреново, по правде сказать, друзья эти крепили. Все на врага поглядывали, норовили продаться. Того и гляди, сбегут. Ну, танками их, предателей, пугануть — чтоб неповадно. Куда это вы, голубчики? Мы что, блин, даром вас свободили? А ну тихо, не дергайтесь, пока вам тут мозги вправляют, интернациональную помощь оказывают. Защищаем всех кругом — такой уж мы народ отзывчивый, всех готовы спасать. А что — добрые мы, живите с нами дружно, крепите единство, слушайте, чего велят, и все будет отлично. Вместе на парады, вместе славить нашу великую страну, любить нашего дорогого вождя. Вместе бороться с недостатками. Ну, а кто по-хорошему не захочет, пусть на себя пеняет. Народ наш душевный, конечно, но по врагу врежет, тут не сомневайтесь. Репрессии, говорите. А нечего нам этой историей тыкать в глаза, нечего на истории спекулировать. Пострадали они, видите ли. А кто не пострадал? Мы, что ли, не пострадали? Говорят вам, время такое было. Ну–ка, вспомните, кто спасал вас, засранцев? Ни благодарности, ни хрена.»

Вот мы и дома. Вот она, родная идеология, снова ставшая материальной силой. Поднялась с колен и привычно овладела массами. Национальная идея, которую еще недавно в поте лица искали умудренные эксперты — вот она, в полный рост встала и твердо сказала: «Да здравствует империя всеобщего добровольно-принудительного спасения чем придется!»

Теперь уж так, чем придется. Когда-то давно мы спасали всех исключительно правильной верой, веками лили свою и соседскую кровь вроде бы ради нее — а потом вдруг разом ее предали, надругались над храмами, пустили в расход священство, и напрочь забыли все тысячелетние поучения и молитвы. От Бога пламенно отреклись, пламенно предались кумиру «светлого будущего». Оказывается, не тем мы пытались осчастливливать — виноват проклятый царизм и попы, конечно! Но ничего — теперь-то уж точно, по верной науке спасать человечество будем! Обнаружившаяся ошибка нисколько не уняла нашей жажды всех–подряд–спасения, напротив — жажда полыхнула много выше. Полыхнуть–то полыхнула, однако же воцарившегося всесильно–верно–научного культа не хватило и на сотню лет — свирепый в расцвете лет идол как-то быстро состарился, одряхлел, и неожиданно для всех издох. Запас долголетия оказался в нем не ахти. И вот — оказались мы на бобах. Спасать бы рады, да нечем – керосин кончился. Но все равно так хочется залезть где получится, показать врагам кузькину мать и поспасать хоть кого-то уж чем под руку подвернется.

По умственному недостатку, теперешняя идеология сужена до неприличия; она по сути сводится к заклинанию: «А все равно мы самые лучшие!». Называется сие «патриотизмом» и «многополярностью». Патриотизм — любовь к отечеству. Прекрасное чувство — чувство любви — не так ли? Как радостно им упиваться. Раздуваться от мысли о величии. Соединяться в едином порыве со всеми нашими. Трепетать общей яростью и презрением к коварным врагам. И обрушивать наконец эту ярость на их ничтожные и продажные головы.

Опять и опять по одному и тому же кругу. Граждане, очнитесь! Посмотрите на своих соседей — они же люди! Услышьте же их наконец. Послушайте их истории — сколько в них горя, принятого ими от нашей костоломной империи. Вы посмотрите на себя их глазами, примите их боль, унижение и страх. Да, и страх — а с чего ему пропасть? Разве мы стали как-то добрее? Разве не продолжаем снова и снова показывать всему миру нашу готовность залезть в любой дом и распорядиться там по-своему? Разве это не наши солдаты и генералы въезжали на танках, чтобы сломить свободу в Чехословакии, раздолбать соседний Афганистан, разве не их тень зависла над Польшей в дни «Солидарности»? Мы залили кровью Чечню, мы теперь вломились в Грузию с разграблением и уничтожением ее сел. Сколько долго мы еще будем «спасительно» насиловать народы? Сколько мы еще будем глядеть всемирным пугалом, какой-то дикой безумной ордой?

Есть такое сильное обвинение в русском языке — в бессовестности. Бессовестный ты человек, бессовестные твои глаза, совесть там и не ночевала. Совести — вот чего не хватает тем, кто величает себя патриотами. Уже это самозванство выглядит претенциозно и напыщенно. Я, мол, люблю родину как-то особенно правильно и сильно. А противники мои — ее не любят, агенты они и враги отечества. Ладно, назвался патриотом — так уважь патриотизм и других народов. Их право свободно выбирать свой путь. Нет, этого от самозваных «патриотов» не дождешься. Уважения к соседям — в мелкоскоп не разглядеть. Соседи для них — или «наши», которых надо «спасать», или куклы в руках врага, или прямо враги, которых раскромсать — самое правильное дело. Стыдиться «патриоту» не в чем и нечего, он будет только раздуваться гордостью да обидами от ущемленных комплексов. Их «патриотизм» не знает сочувствия к народам, покалеченным империей, не желает и слышать об этом. Как же, тогда пришлось бы слишком многое пересматривать. От самонадеянного надутого «патриотизма» ничего бы не осталось после честного взгляда на беды, принесенные нашим добрым и отзывчивым народом. По ненависти вашей и бесчувственности к соседям, вернее называть вас фашистами и нацистами, господа самозванные «патриоты». Если патриотизм есть именно любовь к отечеству — то он уважит то же чувство и у других народов. Он постарается прислушаться к ним, понять их. Услышать их боль и надежду, открыть им свое сострадательное сердце. Особенное же отношение к своему народу выразится тогда не в национальной спеси, а в ответственности, просвечиваемой строгим рентгеном совести. А значит - в стыде за злодеяния своего народа.

Помимо отрицания наших имперских злодеяний (мол, сильно преувеличено, и т. д.), есть еще один весьма популярный способ от них откреститься. Дескать, народ не виноват — он и сам пострадал от злой власти. Власть была плохая, а народ-то хороший. Ну, а раз мы с тобой, друг любезный, никаких решений по части насилий и репрессий не принимали, то дела злой власти к нам не относятся, мы не виноваты. А мы с тобой — дети нашего доброго народа, много на своем веку пострадавшего. Ну, значит, и мы тоже добрые и хорошие, а за то зло власти мы никак не отвечаем. Так думают многие — удобно так думать! Не был, не участвовал, не виноват. Интересно получается, дорогие сограждане. Получается, что народ, по-вашему, за свою власть не отвечает. А кто же за нее отвечает тогда? Вот, плохая у меня власть, сам от нее страдаю. А кто эту власть утвердил в гражданскую винтовками — марсиане, что ли? Кто ей потом послушно служил, включался в гигантскую машину репрессий — служил не только секретарями партии, но и стукачами, и конвойными, и всякими активистами, и наконец, послушными рабами? Надо иметь честность сказать правду — только потому та власть и утвердилась, и стояла, и безоглядно чинила насилия, что была крепко поддержана народом империи. Никакая власть не стоит без поддержки своего народа. Это утверждение банально, но как тяжело признать нам эту неприятную банальность.

Гордиться своим народом мы любим. Такие мы великие — и культура наипервейшая, и наука, и ракеты и балеты. А уж как в футбол выиграем – вообще всенародный восторг. Гордимся, и вроде правильно — все так и есть. Заслуженная, помнится, была гордость у советского человека. Ну, а раз гордимся, принимаем на себя достижения предков и современников — то чего же от грехов открещиваемся? Заслуги отцов и братьев – наши, а злодеяния — нет, что ли? Тут уж что-то одно, господа. Или и злодеяния — ваши, или и к доблестям вы отношения не имеете, нечем и гордиться. Одно из двух. Наследуете дом — наследуйте и долги. Наследуете славу – наследуйте и стыд и позор.

Империя всеобщего спасения – вот истинный кумир нашего народа. Коммунизм потому и победил в нашей отдельно взятой стране, что он как никакое другое учение ответил этой задаче, когда православие уже, казалось, омертвело и выдохлось на имперской службе. Коммунизм же задал перспективу всемирного спасения в духе времени – на базе науки и прогресса, сам объявив себя высшим плодом науки и залогом ее расцвета. Тут тебе и Третий Рим, и наука–техника, и всеобщее светлое будущее, и впереди всех на красном коне. Все самое дорогое и лучшее в одном флаконе! Как тут не выпить?! Ну, выпили, конечно, и крепко выпили... А поутру проснулись – мать честная... все болит, кругом полный бардак... Глянули на непьющих соседей за забором – а у тех все чин–чинарем, румянец во всю щеку, дом полной чашей. Что же за гадость мы с тобой пили, друг дорогой? Все, завязано, теперь будет новая жизнь. А ничем мы и не хуже соседей, щас все поправим по их рецептам. Но тут же и выяснилось, что одно из двух – или наша бесценная имперская гордость, или же смиренно–сокрушенно идем в ученики к успешным соседям. Признаваясь себе, что спасать нам народы особо нечем. Плохое здоровье, грязь, африканская смертность, наивысший процент самоубийств, галопирующая наркомания и СПИД, вечное пьянство, сиротство при низкой рождаемости, высоченные цены при нищих бюджетниках и пенсионерах, да миллиардерах–чиновниках, что вправе давить старух на «зебрах»... Помилуйте – что мы можем принести окрестным народам? Разве не являем мы собой какой–то жуткий пример того как не надо жить? Разве не должны мы устыдиться своего ужасного состояния, и шаг за шагом кротко и терпеливо улучшать свой дом? Как бы ни так... А имперскую гордость куда девать прикажете?

Имперская гордость – наша эрогенная зона. Погладьте нас там – и мы все ваши, и все можно... Надо отдать должное этим господам, что правят нынче Россией – они это знают и умеют. Гладят, а мы глядим на них влюбленными собачьими глазами, и на все согласны, пусть делают с нами что хотят...

Имперский культ русского сознания требует слияния всех в некоем сияющем «Мы», вибрирующем единой спасительной истиной. Воспеть аллилуйю и слиться с правоверным народом в священном порыве – вот что требует этот культ от индивида. Никакого иного отношения к тому, что служит в данный период «истиной», не допускается. Не только открытое противостояние, но и любое сколько–нибудь рациональное отношение к ней немедленно переводит индивида в разряд «врагов». Врагов православия, революции, народа, светлого будущего, опять православия, России. Крайне архаичный, какой–то древнеегипетский культ требует тоталитарного государства как воплощения этой сияющей «истины». Обожествленное государство и есть его церковь. Во главе государства стоит полубог, помазанник, спаситель отечества, отец народа, обожаемый вождь нации. Такова ментальная матрица русского имперского культа. «Истина» ветшает, реформируется, революционно сменяется другой, но матрица остается той же. Народ служебен идее и воплощающей ее единой власти, иерархии в исходном смысле этого слова (греч. hieros – священный + archein – власть). Народ служит идее через служение иерархии, восходящей к великому государю – подобно тому, как власть над миром восходит к единому Богу. Чиновники – слуги государевы – подобны ангелам в иерархии небесной. Пределы власти на каждой ступени определяются свыше, в конечном счете – на самом верху. Таков легитимный порядок. Любое употребление власти, дозволенное сверху – законно. Никакого другого закона или права в этом единовластном мире быть не может. Все можно, что дозволено. А что именно дозволено – не холопского ума дела, об том государь думает. Иных границ дозволенного нет – ибо некому и нечему здесь поставить границу. Любой вызов вышестоящей власти есть враждебное посягновение на основы, достойное тем более грозного наказания, чем более опасен бунтовщик, чем выше простирается его вызов. «Демоны» и «восставшие ангелы» должны быть или уничтожены, или низвергнуты в преисподнюю тьму тюрем и лагерей. Мощное, решительное наказание врага есть важная часть культовой жизни, оргиастического возбуждения единства в ненависти и победного выплеска. Распни, распни его!.. Расстрелять гадов, как бешеных собак!.. Эта энергетическая сторона культа требует грозного царя, регулярно являющего победную мощь имперской десницы в беспощадных расправах над окружающими врагами, действительными, или мнимыми. При ослаблении победных кровопролитий главная потребность культа не удовлетворяется, что грозит верхам утратой власти, и, возможно, уже их собственному «разоблачению» как «врагов народа». Приведу свежую цитату от нашего национального лидера: «Нужна маленькая победоносная война. А если не получилось, то можно переложить ... вину, сделать ... образ врага, и на фоне такого ура-патриотизма опять сплотить страну вокруг определенных политических сил... Это же лежит на поверхности.»

Этот фашистский культ предельно архаичен (итал. fascio – лат. fasces – пучок, символ единства в старых сказках). Разумеется, он ни в коей мере не является чем–то исключительно нашим. Судя по всему, с теми или иными вариациями он был изначально присущ человеку, как стадная доминанта. В прошлом веке сходные тоталитарные деспотии возникли на месте всех без исключения абсолютных монархий – не только России, но и Италии, Германии с Австрией и Венгрией, Испании. Однако, уже две тысячи лет назад в европейскую почву попало зерно, отвергшее примат коллектива и утверждавшее высшее значение личности. Удивительным образом это зерно не только не пропало, но и крепко вошло в европейскую культуру как ядро сборника текстов, на тысячелетия ставшего главной книгой. Ненависть к врагам, жизненно важная для тоталитарного сознания, была объявлена грехом. Враги отменялись – их следовало возлюбить. Гордость – национальная включительно – была названа главным грехом. Принадлежность к тому или иному народу была лишена значения. Сверхзадача – спасениe – была поставлена как личная и сокровенно–духовная, а не открыто–коллективная. Самостоятельный смысл внешних форм коллективных священнодействий отрицался. Удивительно... Неколебимый, кажется, в своей животной силе, очевидно–необходимый, повсеместно господствующий тоталитарный принцип отвергнут каким–то бродягой на краю великой империи – и вот, возмутительные слова его не только не пропали, не только сохранили всю свою революционную силу, но и были признаны за божественные, и как таковые передавались из поколения в поколение тем миром, первоосновам которого они бросали вызов. Разумеется, седой тоталитарный дракон никуда не делся, не умер в одночасье. Власть его долго оставалась почти той же – но в ней уже появилась трещина. К которой ему приходилось теперь приноравливаться. Безраздельная власть дракона была подорвана некоей превосходящей его силой, он получил проблему. Теперь уже приходилось как–то лгать, лицемерить, изворачиваться. Удивительное же семя постепенно прорастало, ослабляя власть дракона, создавая и расширяя пространство личной свободы. Когда–то демократичнейший суд Афин – выдающегося центра свободомыслия того времени – приговорил доброго старого Сократа к смерти за то, что его рассуждения о богах подрывали патриотическое воспитание молодежи. Но времена меняются. Процесс подобного рода давно уже немыслим не только в либеральной Европе, но и в патриотичнейшей Москве. Да, Анну Политковскую убили ровно за то же, что и Сократа – но убивать пришлось уже тайком, как подлым ворам, а не как доблестным гражданам. Европа уже заколотила крышку гроба своему дракону, мирно объединившись и сняв границы, о чем мечтал когда–то ее великий гражданин Иммануил Кант. Сколько войн было за эти границы – и вот стало уже не важно, чей Эльзас, чьи Судеты. Европейские войны ушли в прошлое – судя по всему, навсегда. Ушли все эти национализмы–фашизмы с их кичливостью, подозрительностью и ненавистью. Европейский патриотизм очистился от зла, оставшись тихим личным служением родному краю.

Ну, а у нас все по старому: национальная заносчивость, презрение и раздражение, да обиды на весь белый свет. Мы с готовностью ненавидим, и мы не ведаем стыда. Не стыдно ни за Катынь, ни за Северную Корею, ни за Прагу, ни за Афганистан, ни за Чечню, ни за Грузию. Не стыдно и за ГУЛАГ, мы даже им как–то гордимся, как особо пострадавшие. Развели у себя страшную коммунистическую заразу, наградили ею соседей, но стыдиться тут нечего – как же, мы же сами больше всех пострадали. Требуем орден великих страдальцев первой степени. За власть мы не отвечаем, мы только знаем как любить и гордиться ею, служить ей, покорно страдать от нее. Отношение к власти у нас вполне и законченно рабское. Как и требуется древним культом. Бывает, впрочем, мы и бунтуем – но и бунт наш вполне рабский, бессмысленный и бесплодный. Было время, и придет еще, как вновь тошно нам станет от этой собачьей будки, и опять захотим воли. Тогда почувствуем, как уже надоели нам эти напыщенные претенциозные «вожди», намертво вцепившиеся во власть. Незавидна будет их участь. Давно сжегшим мосты, останется им одно – лететь башкой вниз с высокого их вертикального обрыва. Ну а мы, насытившись хаосом, неужто опять потом заскулим старую собачью песню о твердой руке? Опять и опять по тому же кругу?

Мы не то чтобы отдали кесарю богово – мы никогда у него богово и не забирали. Наше православие было по большей части казенным и поверхностным, оно верно служило престол–отечеству коренником в имперской идеологеме православие–самодержавие–народность, и этим, судя по всему, почти исчерпывалось. Будь это не так – не допустили бы мы того страшного надругательства над верой и потом уже ее забвения. Будь это не так, старая поговорка «знать, как «Отче наш»» не звучала бы таким анахронизмом. Надо честно сказать правду: потому и прошло у нас жесточайшее надругательство и изничтожение веры, что и не было почти этой веры. Симуляция веры была для имперской надобности. Как впоследствии были такими симулякрами наши «парламенты», «общественные науки», и прочие атрибуты советской / суверенной демократии.

Кротость и стыд за дурные дела твоего народа – вот что отличает христианина от обожествившего империю язычника с кадилом. Кротость есть воздух заповеданной нам любви. Любовь к ближнему, – а на ставшим небольшим нашем шарике мы все уже ближние – означает не только недопустимость ненависти, но и столь же внимательное, чуткое, вдумчивое отношение, какое мы желаем иметь к себе. Не такое, какое мы имеем к себе, не такое, какое мы думаем, что имеем к себе – нет! – но такое, какое мы желаем иметь к себе. Именно так учил «враг народа» приговоренный к казни иерусалимскими патриотами Господь наш Иисус Христос. И вот еще его слова: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». Здесь есть над чем задуматься, сограждане: не гордые, как многие из вас уверены, а кроткие наследуют землю отцов, отечество.

Комментарии

Добавить изображение