МММ НА ВЕРТЕЛЕ

Сейчас обсуждается немало рецептов, как бороться с кризисом. Для этого собираются лучшие умы и «то вместе, то поврозь, а то попеременно» предлагают вполне заслуживающие внимания средства.

Если верить СМИ, эти усилия даже начинают давать результат. Где-то растут биржевые индексы, проводятся совещания, создаются антикризисные комитеты и т.д. и т.п. Все это напоминает известную еще с советских времен ИБД, то бишь, имитацию бурной деятельности. Суеты много, видимости большой напряженности государственного мозга предостаточно, а толку мало.

Борьба с кризисом сама по себе, кризис сам по себе: ужесточают условия кредита банки, закрываются предприятия, растет безработица, россияне привычно переводят рубли в иностранную валюту...

Как лечимся?

Российское правительство, хотя и не называет вещи своими именами, все же принимает «План действий, направленных на оздоровление ситуации в финансовом секторе и отдельных отраслях экономики».

Как отмечают эксперты, он основан на идее, что все проблемы борьбы с «последствиями мирового кризиса» могут быть решены простым вливанием денег в экономику и протекционизмом по отношению к своим производителям.

В совокупности с планами Медведева превратить Россию в один из ведущих мировых финансовых центров и сделать рубль региональной валютой это может закончиться тем, что мы соберем вокруг себя лихую компанию уго чавесов, даниелей ортег, осетий и абхазий, которые пока не имея других вариантов, посотрудничают с нами, как это делали в прошлом веке наши «братья» по соцлагерю, а потом слиняют от нас, туда где посытней.

Невольно возникает мысль, что уровень экономического мышления нашего руководства не вполне адекватен ситуации.

Не банки и даже не строители и автозаводы, а конечный потребитель в нынешней ситуации оказался подобен запору в анале, и потому, сколько не тужься, но от вливания денег проходимость в экономическом желудочно-кишечном тракте не улучшится и как результат - запор вселенского масштаба!

А какие есть варианты?

Не надо быть большим экономистом, чтобы заметить: проблема действительно не в том, что не хватает денег в банках, то бишь, на «входе» экономики (по оценкам экспертов в банках денег – избыток), проблема в том, что резко упал платежеспособный спрос на ее «выходе». Тем более что неизбежный в условиях кризиса рост безработицы, столь же неизбежно еще больше увеличивает эту самую неплатежеспособность. И потому стимулировать производство, когда конечный потребитель и рад бы, но не может переварить все, что ему предлагают – полная чушь!

На первый взгляд было бы логичней (по крайней мере, руководствуясь экономической логикой обывателя) все же стимулировать платежеспособность конечных звеньев в цепочке финансы-производство-потребление.

Скажем, в США законодатели кроме вливаний в ликвидность банков и дополнительных налоговых послаблений в целом для бизнеса, сделали таковые и целенаправленно для среднего класса, как основного потребителя. А в годы Великой депрессии в той же Америке Франклин Рузвельт успешно практиковал массовые общественные работы для безработных.

Однако применительно к России с ее экономической системой, в основе которой лежит не производство и технологии, а перекачка энергоносителей, эти меры могут иметь и обратный эффект. Деньги населения, полученные из фонда накопления, а не за произведенный реальный продукт, станут еще больше не обеспечены производимыми в стране товарами, а существующий в России разрыв между темпами роста производительности труда и доходов населения увеличится еще больше. В итоге стимуляция платежеспособного спроса обернется гиперинфляцией.

Ну и что из этого следует?

Прежде всего, из этого следует, что надо уточнить диагноз. Расхожее объяснение причин кризиса – эгоизм США, разгул рынка, отсутствие контроля со стороны государства. Однако на самом деле кризис начался в США только потому, что там лишь быстрее и масштабнее реализованы общие, а не только свойственные американцам, пороки нынешнего экономического образа мысли.

Главный из них – стремление стимулировать безграничное расширение производства и экспансию на рынках. И потому реальная причина нынешнего кризиса заключается в искусственно раздуваемом спросе, который вызвал гиперразвитие предложений, неадекватное обеспеченному реальными деньгами потреблению. Не случайно многие экономисты отмечают, что именно поощрение правительствами кредитной экспансии привело к массированным вложениям в излишне рискованные проекты. И невозврат ипотечных кредитов, сыгравший роль спускового механизма нынешнего кризиса, был спровоцирован искусственным путем созданными привлекательными ставками.

Кроме того, используемые антикризисные методы госрегулирования, основанные на искусственном стимулировании производства путем вливания необеспеченных денег, лишь усугубляют проблему.

Бум инвестирования порождает так называемые отложенные стоимости, которые, во-первых, дают отдачу только после своего ввода, во-вторых, могут вообще не дать отдачу, так как созданный производственный потенциал неадекватен обеспеченному реальными деньгами спросу.

А оплата создания новых мощностей или модернизации старых ведет к отнюдь не «отложенному» увеличению денежной массы и существенно меняет баланс между объемом денег в обращении и реально существующими товарами. Уплата процентов по кредитам еще более увеличивает массу не обеспеченных денег, которые уже просто некуда вкладывать.

В конечном счете, перед нами печальная картина: что бы мы не делали, кризис не только не избежать, но и все попытки вмешаться в его развитие только усугубляют ситуацию. Где же выход?

Глобальная МММ

Чтобы разобраться в этом, надо понять простую вещь: по сути, мировая экономическая система – это глобальная финансово-производственная пирамида, построенная по тому же принципу, что и приснопамятная МММ Сергея Мавроди.

Чтобы существовать и развиваться, она должна или постоянно обновлять производство и порождать новые потребности у старых потребителей либо расширять производство и вовлекать в оборот новые потребительские рынки. Жизненный цикл товаров становится все короче. Одежда, обувь – на один сезон, автомобиль – на три года. В стремительно развивающемся секторе IT практически каждый год появляется новое поколение продукта.

Экономика все более работает на помойку и ее уже не спасает даже вовлечение в экономический цикл самой помойки, т.е. переработка вторичных ресурсов.

В этой экономике производственные возможности растут быстрее возможностей обеспеченного потребления. Причин тому не мало и не только технологического порядка. А потому потребление нуждается в постоянном искусственном возбуждении для обеспечения постоянного развития производства. Художественные подробности на эту тему можно найти в бестселлере Бегбедера «99 франков».

Производитель во что бы то ни стало должен вовлечь нового потребителя своего продукта для того, чтобы поддерживать жизнеспособность капитала, то бишь, его способность творить доход, и чтобы рассчитаться по кредитам, на которые произведены уже проданные предыдущему потребителю товары.

Наивно полагать, что мы платим проценты только тогда, когда берем деньги в кредит. Это не так, потому что цена каждого товара и услуги, которые мы оплачиваем, включает в себя как правило процентную часть, долю кредита, взятого производителем.

Экономисты приводят пример Германии (но это характерно для многих стран), где в цене за питьевую воду и канализацию доля оплаты процентов в составе издержек составляет 38 и 47%. Для платы за пользование квартирами социального жилищного фонда эта доля составляет уже 77%.

В конечном итоге, все вышеперечисленное и делает мировую рыночную экономику весьма похожей на пирамиду МММ. Любопытно, что это пирамида не только, так сказать переходящих обязательств от старых потребителей к новым, это еще и Пирамида фикций.

Фиктивный капитал

Авантюрный характер этой глобальной пирамиды усугубляется тем, что в ее основание закладывается все более фикций, и, прежде всего, фиктивный капитал. Это понятие сформулировано еще Карлом Марксом и означает капитал, не имеющий внутренней стоимости, но приносящий доход. Возникновение фиктивного капитала обусловлено, прежде всего, развитием кредитной системы и финансового посредничества как самостоятельной сферы.

О том, что ссудный процент является фикцией и не может обеспечить бескризисное развитие экономики, известно давно. Хрестоматиен пример: если бы кто-нибудь в год Рождества Христова положил в банк один пенни под 4% годовых, то в 1750 г. на вырученные деньги он смог бы купить золотой шар весом с Землю, а в 1990 г. - 8190 таких шаров. Из этого непреложно следует, что периодическое «обнуление» обязательств, то бишь, то, что мы называем кризисом, - неизбежно.

Сложившаяся у нас банковская система как целое создает деньги "из воздуха", на основе неограниченного кредита и тем самым создает необеспеченный производством, но формально платежеспособный спрос. При этом практической нормой для всех национальных финансовых систем становится наблюдаемая в США ситуация, когда в банках находятся лишь менее 2 долларов реальных денег на каждые 100 долларов на депозитных счетах.

Фиктивные товары

Кроме фиктивных капиталов, в нашей экономической жизни все большую роль играют фиктивные товары. Это так называемые фьючерсные сделки, когда речь идет о реальных товарах, которые в момент совершения сделки купли-продажи в природе еще не существуют. Например, все урожай пшеницы будущего года, не добытая еще нефть и т.д. Это ценные бумаги (акции, облигации, векселя и т.д.). Это права требования долга, вытекающие из хозяйственных договоров. Это иностранная валюта, как средство сбережения накоплений.

По мнению многих экономистов, одним из наиболее распространенных способов "производства" фиктивных товаров является беззалоговое кредитование. Предоставление кредитором денежных средств заемщику на беззалоговой основе фактически есть продажа заемщиком кредитору фиктивного товара в виде обязательства вернуть заемные средства в будущем.

Кроме того, все большую роль в нашей экономике играют такие товары, которые находятся, образно говоря, в «сумеречной зоне», разделяющей мир реальностей и мир фикций, например информация, предметы искусства и т.п.

Классическим примером товара «пограничного» состояния считается торговая марка фирмы. Скажем, покупая х/б майку с фирменным знаком популярного дизайнерского дома, вы платите 1000 долларов, хотя этот продукт от обычной майки может отличаться лишь тем, что на нем присутствует знак этой известной фирмы. Причем эта майка вполне может быть произведена где-нибудь в Гонконге, где выкуплено право на пошив под известным брэндом.

И дело в принципе не меняется оттого, что удовлетворение от потребительных свойств товаров, произведенных данной фирмой, ведет к возникновению у покупателя потребности пользоваться только теми товарами, которые несут информацию о принадлежности к этой фирме. Реальная материало и трудоемкость обоих изделий примерно равна, а, следовательно, они имеют примерно равную потребительскую стоимость, хотя и разную цену.

Искусство как товарная фикция

При всем уважении к искусству, мы должны признать, что большинство создаваемых им товаров носят фиктивную стоимость. Классический пример – картина «Черный квадрат» Казимира Малевича. Специалисты оценивают ее в 20 млн. долларов. Совсем недавно на аукционе еще одна картина Малевича «Супрематическая композиция» продана за 60 миллионов. Фиктивность этой товарной стоимости становится очевидной, если вообразить, что ее владелец за вырученные от продажи деньги может приобрести, скажем, дом, автомобиль и еще «картину, корзину, картонку и маленькую собачонку».

Из этого, конечно же, не следует, что произведения искусства на самом деле должны оцениваться не дороже реальной колбасы или сапог. Однако мы должны отдавать себе отчет в том, что как стоимости они имеют ценность только тогда, когда общество удовлетворило потребности, так сказать, первого эшелона, т.е. те, которые обеспечивают физиологическое воспроизводство. В этом смысле попытка продать «Супрематическую композицию» на деревенском рынке где-нибудь в Сомали сразу расставит все на свои места в теории образования стоимостей и цен.

Увеличение доли услуг

Аналитики отмечают, как позитивный факт, что сфера услуг выросла в крупнейший сектор хозяйства: на нее приходится 62 – 74% мирового ВВП (что значительно больше доли товарной торговли), а также 63 – 75% общей численности занятых. Причем ни в одной стране, где это происходит, подобная тенденция не оценивается негативно, ибо она расценивается как свидетельство роста производительности труда в сфере материального производства, технического и технологического прогресса и т.д. В конечном счете, доля услуг в национальном ВВП расценивается как показатель «продвинутости» страны на пути экономического процветания.

Однако вот что любопытно: в развитых странах рост доли услуг является результатом не только технологического прогресса, но и банального переноса материального производства в страны с меньшими издержками на рабочую силу, с более мягкими экологическими требованиями и т.д. Запад все более уподобляется мировому финансовому офису, мировой управляющей компании, что, собственно говоря, тоже услуга. Однако тем самым хозяйство развитых стран становится слишком зависимым от состояния финансовой сферы, в которой как мы увидели, все больше возрастает доля фиктивных капиталов и денег.

У всех на слуху пример Исландии. Ее банки выполняли функции клиринговых домов, которые выступают регистраторами сделок на межбанковском валютном рынке, а также роль посредника между продавцом и покупателем. На чем в основном и зарабатывалась национальное богатство, обернувшееся во время кризиса фактически национальным банкротством. А рыболовство, дававшее в свое время стране реальный продукт, давно уже в Исландии почило в бозе …

Глобализация катастрофы

За глобализацию экономики нам приходится расплачиваться глобализацией и свойственных рынку кризисов. При преобладании мелких производителей и свободной конкуренции периодическое «обнуление» взаимных обязательств участников экономического процесса происходит в виде мелких рассеянных во времени и пространстве микро катастроф.

В результате, производимое ими общее «землетрясение» сглаживается и не столь заметно, как от обрушившейся глобальной горы. Тысяча мелких банкротств не так заметны и не создают таких мощных потрясений, как банкротство транснациональных компаний.

Рост транснациональных корпораций все более поглощает мелких и средних производителей, что ведет к повторению, но теперь уже в мировом масштабе того, что уже было пройдено в национальных масштабах и приводило к серьезным проблемам.

Не надо забывать, что одна из важнейших причин великой депрессии в США и последовавшем за ней мировом кризисе 30-х годов прошлого века заключалась именно в стремительно возросшей монополизации. И курс Рузвельта был, прежде всего, антимонополистическим курсом. Любопытно в этой связи заметить, что в нынешней ситуации российское правительство делает не только прямо противоположные шаги, но они еще и усугубляются тем обстоятельством, что у нас идет явно выраженный возврат к госмонополизму, который, образно говоря, возводит неэффективность монополий в квадрат. Особенно если учесть, что главные наши монополии – сырьевые.

И какой из всего этого вывод?

То, что кризис является неотъемлемым атрибутом рыночной экономической системы, теоретически представляют все. Однако традиционно называемые его причины – перепроизводство, ипотечный кризис, кризис ликвидности, сужение платежеспособного спроса и прочее, чем изобилуют газетные статьи и комментарии, есть лишь частные случаи общей системной причины.

В чем она? В том, что в определенный момент развития доля «фиктивной» составляющей общественной экономики достигает критического значения, за которым начинается ступор обеспеченного потребления и неизбежное «обнуление» той доли обязательств и фиктивных ценностей, которые слишком разбалансировали экономику.

В конечном счете, периодические кризисы и работают на восстановление относительного баланса реальной и «фиктивной» составляющей мировой хозяйственной системы. Они обращают в прах чрезмерные, закритичные денежные обязательства, грозящие довести до абсурда работу основных институтов рыночной экономики (вспомним про пенни, положенный в банк в год Рождества Христова), а также восстанавливают относительный баланс между ростом общественной производительности труда и ростом денежной массы у потребителей.

Ну и что с этим делать?

Собираясь «что-то с этим делать», стоит обратить внимание на следующее обстоятельство: любопытным последствием того, что периодические кризисы являются неотъемлемой частью механизма рыночной экономики, становится то, что, борясь с кризисом, мы тем самым разрушаем саму экономическую систему, ибо препятствуем процессу саморегуляции.

Применительно к России это означает, что кризис должен привести в соответствие реальную производительность труда с уровнем его оплаты, дать возможность оптимизировать численность персонала, провести реструктуризацию, избавиться от неконкурентоспособных производств и занять «свободные» ниши на рынке технологий. Если это не произойдет, то кризис для нас так и не превратится в новые возможности, что так любят иллюстрировать в школах менеджмента двойным смыслом соответствующего китайского иероглифа.

Поэтому следовало бы относиться к кризису как к насморку, который, как известно, если лечить проходит за две недели, если не лечить – за 14 дней. Только применительно к экономике практикуемое сейчас лечение даже затягивает неизбежные процессы и стадии кризиса. А главное, борьба с кризисом усугубляет само системное недомогание, естественное для экономики, как критические дни для женщин.

Главное, что надо делать при кризисе, это не бороться с ним (в том числе и замалчиванием, как это делается сейчас в России), а сосредоточиться на поддержке людей, которые оказываются в условиях кризиса наименее защищенными и на развитии рынка съемного жилья, чтобы обеспечить спасительную в условиях кризиса мобильность рабочей силы.

Вместо эпилога

Сегодня многие в России потирают руки: вот она пресловутая рыночная экономика! За что боролись, на то и напоролись. На этот счет можно сказать только то, что в свое время сказал Черчилль по поводу демократии: это худшая форма правления, если бы остальные не были еще хуже.

На самом деле в мире не так уж много экономических систем, которые обеспечивают общественное воспроизводство человека как вида.

Одна - это экономическая система западной цивилизации гражданского типа, в основе которой свободная предпринимательская инициатива, соревновательность экономических субъектов и конкурентный доступ к управлению хозяйственными объектами, а также действенная система регулирования монополий.

Вторая - это система общественного воспроизводства цивилизаций институционального типа, которая зиждется на иерархически организованной вертикали управления и государственно-монополистическом капитализме, движимым директивной инициативой.

Спорить о преимуществах той или иной системы с т.з. эффективности не имеет смысла, реальное состояние западной и российской экономики говорит само за себя.

И если западная цивилизация обречена переживать периодические экономические кризисы, то наша система общественного воспроизводства обречена на также периодически повторяющиеся, но уже комплексные кризисы, охватывающие как политическую, так и социально-экономические сферы. И связано это, во-первых, с тем, что у нас фактически государственное, т.е. политическое управление экономикой, а во-вторых, с неизбежными для вертикальных управленческих систем циклами деградации качества управления до критически низкого уровня с последующей системной перетряской власти. Как показывает российская история, последствия таких «комплексных» кризисов куда разрушительней, чем все великие экономические депрессии западной цивилизации.

Поэтому боюсь, что реализуемая сейчас в России попытка гибридизации экономики (то бишь, попытка насадить пирамиду МММ на вертикаль власти) с целью повышения ее конкурентоспособности ведет к тому, что теперь нам будут грозить сразу две напасти. Не успели мы пережить очередное смутное время, как приходится переживать в терминологии нашего политического руководства «последствия мирового экономического кризиса». А что на очереди?