"СУМАСШЕДШИЙ УЧЁНЫЙ" В КИНО

26-04-2009

Виктор Матизен в 1970  г. окончил мехмат НГУ, в 1986 г. - киноведческий факультет ВГИКа. В 1970-1981 гг. преподавал математику. С 1986 г. работает кинокритиком, являясь автором ряда газет и журналов.
Автор ряда работ по геометрии, истории и теории кино, многочисленных статей о современном кинопроцессе.  В настоящее время – кинобозреватель газеты «Новые Известия», президент Гильдии киноведов и кинокритиков, до недавнего времени - секретарь и член правления Союза кинематографистов России. Любитель и почитатель   неигрового кино.

Был главным организатором и вдохновителем свержения Никиты Михалкова на 7 съезде Союза Кинематографистов в Москве в декабре 2008 г., на котором председателем СК избрали 82-летнего Марлена Хуциева.

Чрезвычайный съезд Союза кинематографистов, собравшийся в 30 марта 2009 г. в Гостином Дворе отрежиссировал судьбу российской оппозиции.

За Михалкова – 1932 (стало быть они – против избранного на 7 съезде кинематографистов в декабре 2008 г. Марлена Хуциева). Против — 171. Воздержались — 88http://www.novayagazeta.ru/data/2009/033/00.html

Из стенограммы:

  ГЕРАСИМОВ Е.   Признает ли сегодняшний Съезд полномочия Марлена Мартыновича Хуциева? Кто «за»?   Кто «против»? Подавляющее большинство.

МАТИЗЕН В. Вы про... Проиграли исторический момент.

Михалков требовал: «Если мы не сформируем отношения к подобным Матизену людям, грош нам цена». Призыв был услышан. В бой за чистоту рядов СК пошли рьяные: Панкратов-Черный («Все мнемся, цацкаемся. Да исключать надо из СК таких людей»). К безотлагательному вышвыриванию упорного оппозиционера призывали артист Михайлов, оператор Храплюк-Познанский, Бурляев («Раковую опухоль надо удалять!»).

Д.ОРЛОВ.    Дорогие друзья, я тогда два слова скажу.  Съезд выражает... (Длинная пауза). Да, надо подумать. Я могу подумать на бумаге?
МИХАЛКОВ Н.С.   Не надо торопиться. Это серьезное дело. Надо сесть и подумать. Двух минут             хватит?
В.МАТИЗЕН (из зала). Ему пятнадцати суток хватит.

Из стенограммы http://www.kinopressa.ru/news/489.html

Завершился объединительный-победительный съезд исключением Виктора Матизена, президента Гильдии киноведов и кинокритиков, кинообозревателя «Новых Известий», из рядов СК (единственный на этом съезде, кого исключили – ред.). С формулировкой: «За последовательные действия, направленные на раскол Союза кинематографистов». Символом распоясавшейся прессы привиделся Матизен. На самом деле ему оказали честь, поставив в ряд с замечательными предшественниками — Параджановым, Каликом, Галичем, — с треском выдворенными из СК. Киноведы и кинокритики откликнулись заявлением: «Гильдия возмущена атмосферой травли инакомыслящих, созданной на Чрезвычайном съезде. Впервые в постсоветские времена…член союза исключен из-за своей оппозиционности.

http://www.novayagazeta.ru/data/2009/035/29.html

«Мы заявляем решительный протест против диктаторских методов, манипуляций, клеветы и возрождения практики политических процессов в Союзе кинематографистов России». Заявление с протестом против исключения Матизена из СК поддержали все представители киногильдий. Р.ИБРАГИМБЕКОВ, В. ДОСТАЛЬ (присоединяются к Заявлению с поправкой: нельзя считать это собрание съездом по многим юридическим причинам, а следовательно  исключать  В.Матизена из СК России права у собрания не было и нет) http://www.kinopressa.ru/news/486.html

Послесловие к революции и термидору в СК см. У киношников — раздвоение личностей. Хуциев продолжает работать, Михалков после съезда хранит молчание Валерия Горелова http://www.mk.ru/blogs/MK/2009/04/17/society/405379

[Обзор подготовил Валерий Лебедев]

* * *

Если самый старый тип ученого на сцене – «ученый шарлатан» аттической комедии, то на экране это – «сумасшедший ученый». В крупнейшей базе данных о кино (imdb.com) словосочетание mad scientist присутствует в аннотациях трехсот с лишним фильмов и встречается чаще, чем само слово scientist.

Как известно, в начале этой традиции изображения ученых стоял молодой анатом Виктор Франкенштейн из романа 19-летней Мэри Шелли «Франкенштейн, или Освобожденный Прометей» (1818 г.), скроивший из частей мертвых тел живого монстра. Впоследствии ученые безумцы выдумывались художниками как под влиянием произведения Шелли, так под воздействием популярного трактата Ломброзо, прочно связавшего гениальность и помешательство, а по сути - из страха перед гигантскими возможностями науки, непостижимыми для большинства людей.

Основные типы ученых (инженеров) в кино:

  • Опасный безумец - инженер Гарин. Чудак, чьи открытия используются во вред человечеству

 

  • Физик доктор Хонникер из «Колыбели для кошки».

 

  • "Кассандр" или прогност, которого не слышат

 

  • Метеоролог Джек Холл из «Послезавтра».

 

  • Любитель приключений – археолог Индиана Джонс.

 

  • Вредитель – инженер Лазарев из «Встречного».

 

  • Служитель науки – физик-атомщик Гусев из 9 дней одного года.

 

  • Практик – инженер Сайрус Смит из «Таинственного острова».

Название «чудовище Франкенштейна» постепенно стало нарицательным для созданий человеческого интеллекта, вырвавшихся из-под контроля. В то же время сама готовность зрительской массы согласиться с изображением ученых как опасных для общества маньяков была компенсаторным следствием свойственного обычным людям комплекса неполноценности перед людьми с необычными способностями. Проще говоря, «в образе сумасшедшего ученого выражается традиционное недоверие обывателя к «очкарикам и университетским умникам» (Ю.Ханютин). Так же очевидно, что миф о Франкенштейне – модернизация определенных религиозных представлений. Ученый, осмелившийся переделывать то, что создал Творец, оказывается пособником Сатаны, если не самим Люцифером. Так образовалась классическая триада «гениальность-помешательство-преступность». Просветительское убеждение пушкинского Моцарта в том, что гений и злодейство – две вещи несовместные, в кино не прижилось, хотя сам кинематограф – детище технического века и человеческого гения. А может, потому оно и не прижилось, что многие кинематографисты в глубине души считают кино, как и многие священники, бесовской игрушкой, а себя, в отличие от священников – служителями сатаны.

Чертова дюжина наиболее известных ученых безумцев, злодеев и опасных чудаков из фантастических произведений выглядит примерно так:

    1. Виктор Франкенштейн, появлявшийся на экране несколько десятков раз в фильмах по мотивам романа-первоисточника.

 

    1. Доктор Джекил из рассказа Р.Л.Стивенсона, тоже перенесший не один десяток экранизаций, ученый, который по ночам превращается в преступника.

 

    1. Доктор Хансен из киносериала «Гомункулус», создатель маленького человечка.

 

    1. Изобретатель Ротванг из «Метрополиса» Фрица Ланга, конструктор искусственной женщины.

 

    1. Химик Гриффин из «Человека-невидимки» Герберта Уэллса, ученый-изгой, доведший себя до совершенной прозрачности.

 

    1. Доктор Моро из «Острова доктора Моро» Герберта Уэллса, изувер, стремящийся замучить животных до человеческого состояния.

 

    1. Петр Гарин из романа Алексея Толстого, изобретатель смертоносного гиперболоида, нашедший способ выкачивать из недр Земли расплавленное золото и почти захвативший власть над миром.

 

    1. Доктор Но из романа Яна Флеминга, персонаж первого фильма бондианы, гениальный учёный злодей, работающий по заданию международного террористического синдиката, изобретатель генератора направленного атомного излучения, способного уничтожать цели на земле и в воздухе.

 

    1. Дуглас Пауэрс, он же доктор Зло из серии фильмов «Остин Пауэрс», который хочет продырявить озоновый слой, превратить Луну в звезду Смерти и мечтает об акулах с лазерами в глазах. ?ародия на предыдущего персонажа, который сам – наполовину пародия.

 

    1. Доктор Стрейнджлав из фильма Стенли Кубрика, безумный нацистский ученый на службе у президента США. Черная пародия на Вернера фон Брауна и Эдварда Теллера.

 

    1. Доктор Хонникер из «Колыбели для кошки» Курта Воннегута, безответственный гений с психологией ребенка, создатель «льда-9», одна молекула которого может заморозить всю планету.

 

    1. Сет Брандл из «Мухи» Дэвида Кронеберга, который в ходе самотелепортации ненароком смешал свои гены с генами мухи и превратился в чудовищное насекомое.

 

    1. Лекс Лютор, извечный враг Супермена, помесь Эйнштейна, Билла Гейтса и Аль Капоне.

 

Безумный ученый был порождением страха перед промышленной революцией, разразившейся в начале XIX в. Страх этот продержался полтора века и стал угасать, как ни странно, в 50-е годы ХХ в. (то есть после создания ядерной бомбы и атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки) под натиском научно-технической революции, принесшей человечеству немало благ. Она и привела к пересмотру отношения искусства к фигуре исследователя. Ученые-маньяки превратились в полупародийных персонажей и отошли на второй план, уступив место бескорыстным чудаковатым типам, которые хотят как лучше, а политики, военные или карьеристы-администраторы пользуются их незавершенными разработками и причиняют обществу зло – когда неумышленно, когда из корысти, а когда из злодейских побуждений. Иными словами, литература и кино, наконец, научились отделять научные теории от их практического применения, исследователей природы – от тех, кто злоупотребляет научными результатами.

Понятие «научного кино» - это противоречие в определении: на экране любая наука превращается в иллюзион.

Примерно в то же время стала популярной фигура ученого-прогноста, своего рода Кассандры, чьих предостережений не слушают те же чиновники, бизнесмены или политики. Совсем недавний пример - «Послезавтра» Роналда Эммериха, где метеоролог предсказывает глобальные заморозки, но ему не внимают.

Вместе с тем и в литературе, и в кино параллельно интенсивному клонированию науко-маньяков существовала еще одна линия - условно говоря, «жюльверновская», поскольку именно этот беллетрист вывел на страницах своих книг нормальных, симпатичных и  конструктивных представителей науки и техники – ученого-географа Жака Паганеля («Дети капитана Гранта») и инженера Сайруса Смита («Таинственный остров»). В кино жюльверновскую линию развивал, в частности, Стивен Спилберг, в 70-е-80-е гг. прошлого века создавший цикл фильмов о приключениях профессора-археолога Индианы Джонса. А недавно Рон Ховард снял ленту «Код да Винчи» по роману Дэна Брауна, главным героем которой является более чем здоровый гарвардский профессор Роберт Лэнгдон, чьи глубокие знания, ум и отвага позволяют раскрыть жестокое преступление и проливают свет на величайшую тайну истории христианства.

Частичное возвращение кинематографа к ученым безумцам произошло в начале нашего века. Вышли «Игры разума» Рона Ховарда и «Доказательство» Джона Мэддена, ученые герои которых опять страдают психическими расстройствами. Но это уже не приводит к тяжелым последствиям для окружающего мира. Соответственно изменилось отношение к персонажам – оно стало сочувственным в духе новейших представлений о политкорректности и толерантности. «Душевнобольные гении – это естественно и неопасно, - как бы говорят нам авторы. – Они не сумасшедшие. Они просто другие».

У российского кино отношения с инженерами и учеными строились по особой модели. Дореволюционный кинематограф ими не интересовался, а советский поначалу беспокоился только о том, чтобы они пошли служить советской власти, как профессор Полежаев из фильма «Депутат Балтики». Но едва они перешли на службу коммунистическому режиму, тот стал изображать их как вредителей народного хозяйства («Встречный» Сергея Юткевича), агентов иностранных разведок или, в лучшем случае, как невольных пособников врага («Ошибка инженера Кочина» Александра Мачерета). Структурное сходство между этими агентами империализма и агентом международного терроризма доктором Но налицо, но поставить на этом шатком основании знак равенства между советским и американским кино было бы пошлой ошибкой. В данном случае релевантно различие, а не сходство. Голливуд никогда не настаивал на том, чтобы распространяемые им образы принимались за действительность, тогда как феномен сталинского кино заключался именно в его предназначении заменить реальность. Голивудское кино было игровым в обоих смыслах слова, сталинское - только в одном; во втором смысле оно было истово серьезным, точнее – сакральным. При этом международный терроризм с его агентами, которого в 1962 г. еще не существовало, в конце концов возник, а «вредительство» советских инженеров и ученых по заданию ЦРУ было и остается чистой фикцией. Хотя, что и говорить, научно-техническая интеллигенция, честно служа коммунистическому режиму и укрепляя его внешнюю мощь, невольно подтачивала его изнутри, ибо научный принцип сомнения губителен для любой системы, основанной на вере.

Своеобразная волна интереса к науке поднялась в советском кино во второй половине 1940-х гг. в связи с шовинистической кампанией, развязанной против т.н. «космополитов». Появилась серия лже-биографических и псевдоисторических пропагандистских картин (большей частью фальшиво-документальных), в которых русским ученым приписали чуть ли не все изобретения на свете, начиная с колеса и кончая самолетом. Что же до иностранных ученых и российских ученых-эмигрантов, то у них в советском кино была одна доля – страдать и свидетельствовать о том, что капиталистам не нужны научные открытия.

В те же годы лысенковщина, точнее, ленинизм в биологии, подавила генетику, и кинематографисты стали показывать народу то, чего не мог показать ученым Лысенко: как из ржи выводится пшеница, а из сырости и грязи рождаются микробы. Молодой Маркс сказал бы, что это – разоблаченная тайна отношений между большевистской идеологией, кино и наукой. Данный предмет выходит за пределы статьи, но все же надо пояснить, что русский коммунизм,  называвший себя «научным», на деле был антинаучным в прямом смысле этого понятия, поскольку основывался не на изучении природно-общественных законов, а на иррациональной убежденности во всемогуществе воли. Русские коммунисты воспринимали свободу как волю, а мир как буквальное прочтение мало кем из них читанного генерального шопенгауэровского труда: как волю и представление. Прыжок из царства необходимости в царство свободы, о котором писал Маркс, казался им прыжком в царство воли, перекраивающей мир согласно их априорным представлениям. На Западе сумасшедшие экспериментаторы населяли экран, в России - страну. Но реальный мир не был столь податливым, как им хотелось, гораздо пластичнее был экранный мир. Именно поэтому оба вождя, Ленин и Сталин, придавали кинематографу экстраординарное значение: первый из них, если верить Луначарскому, говорил, что «важнейшим из искусств для нас является кино», а второй, если верить Д.Волкогонову, даже выдал причину, по которой они придавали экранным призракам столь большое значение: «Кино - всего лишь иллюзион, но оно диктует жизни свои законы».

Последний крупный всплеск увлечения наукой в отечественном кино произошел в начале шестидесятых годов прошлого века. Вершиной художественного осмысления НТР стали фильмы Михаила Ромма «9 дней одного года», где сверхобаятельные Алексей Баталов с Иннокентием Смоктуновским, сыгравшие друзей-физиков, реабилитировали интеллигентность, к которой прежний советский «рабоче-крестьянский» кинематограф относился с классовым подозрением, а вершиной моральной рефлексии о науке – «Солярис» Андрея Тарковского с несколькими замечательными характерами ученых. Но от значительного до смешного – один шаг, и этот шаг был сделан Тимофеем Левчуком, снявшим неимоверный кич о физиках под названием «Длинная дорога в короткий день» с Николаем Олялиным и Татьяной Самойловой в главных ролях.

За полтора с лишним десятка лет после саморазрушения СССР образы ученых в игровых фильмах можно пересчитать по пальцам одной руки, но ни один из них нельзя назвать интересным. Однако документальное просветительское кино продолжало о них рассказывать. Вышли на экран качественные ленты о Вернадском, Вавилове и Тимофееве-Рессовском. Из последних фильмов можно упомянуть «Братство бомбы» по сценарию Э.Дубровского, где подробно и довольно беспристрастно прослежена история атомной бомбы и атомного шпионажа.

 Научные консультанты с учеными степенями значились в титрах многих советских картин, что ничуть не мешало кинематографистам проявлять научную безграмотность.

Обнадеживающие признаки возрождения интереса игрового кино к ученым появились в прошлом году. Молодой режиссер Илья Хржановский, прогремевший фильмом «4», начал работу над картиной о крупнейшем советском физике и большом оригинале Льве Ландау. Тогда же появился совершенно неожиданный фильм в жанре «мокьюментари» («якобы-документалистика») – «Первые на Луне» Алексея Федорченко, где с серьезной интонацией, на основании «хроники» и свидетельств «очевидцев» доказывалось, что советские ученые и конструкторы в 30-е годы прошлого века высадили человека на Луну. И, хотя в финальных титрах перечислялись имена исполнителей всех ролей, часть зрителей и даже некоторые журналисты поверили в этот искусно сплетенный вздор. И в самом деле, если не знать истории науки и техники, в том числе кинотехники, разоблачить такую подделку практически невозможно. Тем самым фильм методом «от противного» заново опроверг миф об онтологической подлинности кинодокументов.

Кино, несмотря на свое научно-техническое происхождение, является не естественно-научным, а естественно-магичным занятием. Понятие «научного кино» - это противоречие в определении: на экране любая наука превращается в иллюзион. Чудеса то и дело случаются  даже в реалистических с виду картинах. Например, во всех экранизациях «Человека-невидимки», построенных на абсурдном допущении, что невидимка способен видеть. Или в драматической сцене «Перл-Харбора», где вода затопляет моряков, оказавшихся в воздушном пузыре под высунувшимся из воды днищем перевернутого судна, то есть, вопреки закону сообщающихся сосудов, поднимается выше уровня моря. Или в отечественном фильме «С Дона выдачи нет», где из кузова грузовика, протаранившего ограду моста и зависшего передней частью над рекой, краном извлекают тяжелый церковный колокол, из-за чего машина не только не падает с моста, а приобретает устойчивость.

Количество диких с точки зрения науки допущений в кинофильмах привело к тому, что в нескольких американских университетах ввели быстро завоевавшие популярность курсы «Физика в кино» и «Биология в кино», на которых студентов обучают по принципу «найди в картине ошибку». А двум ученым, биохимику из Оксфорда Элизабет Барнс и математику из Гарварда Джонатану Фарли пришло в голову создать специальную консультацию для кинематографистов, работающих над фильмами, где есть научные элементы. Основатели агентства полагают, что после бесед с учеными у сценаристов могут появиться новые идеи. В то же время они хорошо понимают, что кино иллюзионистично по своей природе, и не собираются делать консультируемые картины более реалистическими. Их задача – сделать кино правдоподобным на вид, например, добиться того, чтобы формулы, которые пишет на доске очередной профессор, не содержали грубых математических ошибок. Но это, скорее всего, иллюзорная надежда. Научные консультанты с учеными степенями значились в титрах многих советских картин, что ничуть не мешало кинематографистам проявлять научную безграмотность. А российское кино в этом отношении даже перещеголяло советское – параноидальный фильм «Вода», пестрящий «докторами» и «академиками», где, в частности, утверждается, что молекулы воды под воздействием «плохих» слов образуют уродливые композиции, а под воздействием «хороших» складываются в красивые узоры, получил две профессиональных кинопремии в области документального кино – «ТЭФИ» и «Лавр». Воистину, знание – сила, а невежество – убойная сила.

Комментарии

Добавить изображение