КАМНИ В КОТОМКУ ВДОВЫ

[(Из серии "Почему краснеет кленовый лист на канадском знамени”]

“Так говорит Господь: …не обижайте иноземца, сироты и вдовы” (Библия, книга Иеремии 22:3 )

Бывая у инвалидов в торонтовском СантДжеймс-тауне я слышала немало сетований о незавидном положении вдов и вдовцов. Добродушная Менди дала мне номер телефона своей подруги Маргарет. Звоню. "Мы вообще позабыты-позаброшены, - выдохнул в трубку тихий женский голос. - Правят страной католики и в церковь по выходным ходят, а Библию не знают. Она наказывает заботиться о сиротах и вдовах”.

В трудах годами без отбоя, в беде - с сумою

Маргарет предложила приехать к ней в пригород Торонто. Поднимаюсь на крыльцо небольшого дома с латаной крышей и облупившимися дверьми и рамами, доски пола скрипят, сетка проржавела. Маргарет выглядит пенсионеркой, но оказывается ей только 54 года. "Потерять любимого супруга - самый тяжелый шок по скале стресса. - заметила хозяйка после того, как мы покончили с чаепитием. - Жизнь перевернулась... Навалились тысячи срочных дел, а ты с трудом дышишь, забываешь, какой день, ела ли, купалась ли. Дети далеко, работают, у них семьи, соседи в своем забеге. Дом колет воспоминаниями. Одиночество душит, жизнь кажется ненужной. Три года не могу склеить ее осколки.

У нас была любовь со школы, поженились рано, вырастили близнецов, в 38 лет я уже бабушка и мама подростка. Потом появился Роди, наш последыш. Дочка часто болела, но выправилась, учится в колледже. А Роди на седьмом году заболел менингитом. Оставил нас, соколик ясный. Муж с горя стал выпивать, попал с аварию, из комы не выкарабкался. Он не пускал меня работать, да я и так даже в выходные не присяду, дел полно, дети даже здоровые требуют постоянного внимания. Роберт зарабатывал достаточно, платил в Канадский пенсионный фонд КПФ. Мы были влюблены в жизнь, выезжали на природу.

И словно небо рухнуло. В велфере отказали - домовладелица. Дом есть, но еще не выплачена ипотека. Пришлось продать, купила вот этот ... требуется срочный ремонт... Машину пора менять, без нее ни до магазина не добраться, ни до почты, ни до врача. За учебу дочери платить не в силах, чувствую себя лузером...

Государство платит вдове четыреста долларов в месяц. Как прожить? В шестьдесят лет обещают добавить двести...Ликвидировала банковские сбережения на пожилые годы. Так меня за это высекли, сняли высокий налог".

Маргарет резко встает со стула, бросается к двери, тяжело дышит. "Извините, приступы. Боюсь - задохнусь, и никто не хватится... Добрый человек сжалился, - продолжает отдышавшись, - взял официанткой...Но носиться с подносами не под силу, к вечеру падала без сил на постель. Перешла на кухню. Спина ноет хоть плачь, четверых детей приходилось поднимать на руки, вот и сносились хрящи... Хиропракты, массажисты - не по карману. Говорят, если бы был маленький ребенок, платили бы больше. А что ушли силы на Роди не считают”...

Маргарет уже не стирает слезы со щек. "Сразу две потери…Но мне еще завидуют - не завишу от рента, другие ютятся в комнатках на съем. Нас тысячи, но нет учреждения, которое бы заботилось о вдовах, пока не оправились от шока. Мечтаю скорее состариться - кощунство, не правда ли?. Но о стариках заботятся, у них пособие повыше, многие лекарства даются бесплатно, скидки в аптеках, на транспорте, в магазинах”.

Ищу слова, которые бы успокоили эту растерявшуюся женщину. Советую ходить в церковь, там чуткие люди. Освоить компьютер, найти работу на дому, открыть сайт поддержки. Обещает попробовать, просит не забывать. Ее слова о тысячах других забытых в горе вдовах засели в душе и долго не давали покоя.

Чужак и одинок? Да поможет тебе Бог

Когда-то меня свела судьба с милой венгеркой Эни Могзар, мы вместе посещали группу женщин, попавших в трудные обстоятельства, обе проходили иммиграционный процесс. Вспомнила, что она овдовела, уже живя в Канаде. Мы встретились в библиотеке.

- У сильного всегда бессильный виноват. - Она улыбнулась, но в ее лесистых очах рощу накрыла туча..- Мы приехали в Канаду по контракту. Авигдор работал строителем, я - в домоуправлении. Дочь вышла замуж, уехала в Ванкувер. Сын - в Африке с "Врачами вне границ". Но муж нечаянно попал в разборку наркоманов. Пуля скосила, а заодно снесла и мою жизнь. Я уже не работала, на седьмом десятке беготня по этажам не под силу.

Она извинилась, отошла к стояку с питьевой водой.

- А рент с велфера не оплатишь. У дочери двое крошек, теснота. Тетя позвала пожить у нее в Кливленде. Сделала газонную распродажу. В Америке немного отошла. Вернулась через десять месяцев на свою новую родину. В аэропорту агент посоветовал дешевое жилье, свел с хозяином дома. Тот привез в особняк-теремок - полно жильцов, общий холодильник. Жилички исчезают по ночам...

Нашла в газете объявление "сдается комната". Соседями оказались алкаши. Ночью крики, драки, в туалете сорвали задвижку, выбили окно. Октябрь, а радиаторы не греют. Звоню инспекторше, пришла крохотная китаянка, хозяин гаркнул, задрожала.

Я разболелась, но медицинскую страховку приостановили. Объясняют: “Отсутствовали больше полгода”. “Но я болела”, говорю. “Правила для всех одни”, парируют. От министра нет ответа. В поликлинике для бездомных запись за две недели.

Борцы против бедности обратились в Соцтрибунал. Судьи увидели фотографии моей комнатушки - ахнули. Матрац колченогий, кран капает, холодильник течет, плитка перегорела. Тут же перевели с велфера на “семейные бенефиты” как одиночке предпенсионного возраста. Один чуткий джентльмен позвонил знакомому домовладельцу, тот сдал мне однокомнатную квартиру, теплую, с санузлом.

Она приостановилась, потерла виски, словно отгоняя тяжелые воспоминания.

- Соседи обзвонили друзей по церкви, привезли кровать, стулья со столом. Приносили продукты, подсказали где находятся фудбанки, порекомендовали группу для травмированных. Попросилась доброволкой на нашу телестудию, езжу раз в неделю, отвечаю на звонки и письма. Врачи знай дают лекарства, глушат разум, располнела. Отбросила их помощь.

- Вы выглядите неплохо, - попыталась приободрить ее я.

- Не понимаю. Канада - милостивая страна. Я после похорон была не в состоянии встать с постели. А полно новых забот. Думают о пенсионерах, студентах, инвалидах. Но о вдовах забыли...Если бы тогда протянули руку, я бы вернулась в норму, нашла друзей... Извините, я не люблю жаловаться, но иногда обида переполняет душу.

Рент стал непосилен, хоть ищи жиличку; пока добавляю из пищевых денег, бегаю по распродажам продуктов. Здесь ценят жизнь зверей, врачи пытаются спасти даже престарелых. А меня в шестьдесят лет поторопились списать. Канадки и на девятом десятке в шляпках, на каблучках и при гриме бегают в общественный центр, даже посещают каток, а мужчины гоняют на мотоциклах, ходят в походы, ездят в круизы, а на зиму - в Мексику... Крепки, потому что всю жизнь избегали стресса. Если местным вдовам и вдовцам несладко, то нам, иммигрантам, горше вдвойне, беды рано подкосили, на родине пенсию дают в 55, а не в 65, как здесь. У иммигранта рядом - ни друзей, ни родных, здешних устоев не знает. Дети не в помощь, им самим нелегко врастать.

- Вы больше не будете одинокой, - сказала я, - считайте меня своей подругой.

Эни благодарно обняла меня.

- Я-то еще везучая, и Трибунал помог, и много добрых людей встретила. А вот дочь моей знакомой Галины Голубкин четырнадцатый год не может добиться справедливости. Она намного моложе меня, но пережила бед - хватит на дюжину вдов.

Бодалась лань с кленом

Голубкины живут в социальном доме. Дверь распахнула невысокая брюнетка, брови вразлет, глаза - как вишни. Представилась: "Людмила", тут зовут "Луси". Радушно пригласила войти, медленно прошла к креслу и со стоном опустилась в него, протянула руку за баночкой с капсулами.

"Извините, схватило спину. Неужели я добиваюсь своих прав четырнадцать лет? Пошел пятнадцатый. Не верите? Канада - страна правопорядка? Да, здесь всё урегулировано. Но я - вне сюжета. Иммигрантка не из “видимых меньшинств”, не афроазиатка, белая, рождена в Союзе. Невезучая с рожденья. Отец умер когда мне не было и году. Мама вышла за чеха. Я девчонкой попала в кровавый разгон демонстрантов, отчим после Пражской весны запил, стал драться, возненавидел меня и маму.

Мне дали визу как независимой иммигрантке. Очутилась в вакууме, ни информации, ни совета. Устроилась официанткой, платят гроши, наглецы не дают проходу. Дома пристает хозяин. А после Рождества ресторан закрыли. Я ходила одетой налегке, впроголодь. Слегла. Но повезло встретила, хорошего человека, тоже иммигранта. Жили душа в душу девять лет, работали на одном и том же заводе. А тут глобализация, завод перевели в Азию, работы не найти. Оба сели на велфер. Янек переживал ужасно, сердце и не выдержало. Я провалилась в мрачный лабиринт. Вынырнула - в комнате полицейские.

- Но ведь вы оба работали, платили налоги.

- Конечно. Янек говорил: "Не доем, но честно расплачусь с государством". Был уверен, что обо мне позаботятся.

Сосед отвез меня в офис КПФ. Мощная чернокожая дама - из недавно пристроенных к делу новыми демократами с приданым в десять тысяч, неохотно оторвалась от телефона, сунула анкету. “Плохо вижу”, говорю. "Сколько тебе, тридцать три? Выглядишь на полсотни! Не расписаны? Так какой он тебе муж? Таких у него на каждом углу - пачки! И детей нет? - Сердито помечает в столбцах. - Так чего ты хочешь от государства? Иди работать!”.

На улице метель. В телефонной будке набрала номер офиса социального жилья. "Стоите на очереди всего год? Люди ждут по пять. Перед законом все равны”.

- Но в этой комнате не могу остаться, в ней умер муж!

- Есть ночлежки.

- Там наркоманы, драки... В трубке писк. Хорошо хоть банк признал наш брак, тут же снял долг Янека с нашего общего счета. С велфера не похоронить. Социальный отдел оплачивает только кремацию. Социальная работница нашла в блокноте телефон родных, позвонила сестре, та заказала билет на первый же рейс, соседка проводила до аэропорта.

Людмила тяжело дышит. Прошу ее не вдаваться в детали. Не соглашается. “Врачи, говорит, советуют сбросить с души груз. Маме не расскажешь, и так извели, семь лет добивалась статуса.

В Праге сестра отвезла меня к врачу, тот диагностировал тяжелый нервный срыв. Нахлынули воспоминания. Прошло два года, а мне всё хуже. Врачи посоветовали уехать от воспоминаний детства, да и Канада побогаче, медицина в ней получше. Мама решилась ехать со мной.

Она перевела дыхание, отпила из бутылочки с водой.

- Урна тревожит, я должна добиться, чтобы признали наш брак, оправдали надежду Янека. Дали велфер, послали на курсы поиска работы. Медицинская страховка приостановлена. Денег на теплую одежду нет, развились боли в мышцах. В легальной клинике выслушали, послали запрос в КПФ. Ответили: право на пособие - у вдов старше 35 лет, у матерей малолетних и у нетрудоспособных. А я - моложе и бездетна.

- Но пражские врачи признали Людмилу нетрудоспособной, - объясняет адвокат в новом запросе. - Вот справка о пособии. Тот же ответ. Канадский пенсионный фонд избегает контактов с людьми. Если бы объяснили, какие документы им нужны, каковы мои права... Министр пообещал разобраться. Через месяц прислали ответ: дело закрыто, вы не инвалид, можете обращаться в Трибунал. А меня уже и канадские эскулапы признали нетрудоспособной. Удалось дозвониться до офиса КПФ, обещали послать на их медицинскую комиссию через восемь месяцев, но потом забыли. Секретарь парламентария звонила, послала факсимиле. Наконец, прислали письмо: оказывается, у меня достаточно взносов, чтобы получать и пособие по инвалидности, а не только вдовье.

Врач заполняет длинную анкету. И снова отказ. Оказывается, она на вопрос: “Ожидаете ли вы выздоровления в будущем?” ответила "Возможно", оставила мне надежду, а инвалидность по стандартам федералов должна быть 98 процентов. Из газет узнала, что инвалидам полагаются бенефиты вдвое выше велфера. Но в разгаре перестройка - социальные отделы сливают, мое досье теряется, чиновники бастуют, затем требуют свежие заключения врачей. Я слегла, но на дом работников не дозваться.

Прошел год, пошел другой... Пишу инспекторам, одному, другому. Мне иногда звонят, каждый раз - новый работник, расспрашивают всю историю, срывают корки с ран. Спасибо, вмешался главврач, убедил, перевели...

Адвокат обращается в Трибунал. Ждем год. Судьи милы, внушают: разум сильнее плоти, думай позитивно. Через два месяца - отказ: нет доказательств, что я была инвалидом после 15 месяцев вдовства. Почему не сказали раньше? Прошло семь лет. Мою историю болезни в Праге наверняка уничтожили. Звоню. Повезло - её нашли в архиве. Уговорила, чтобы дали сестре, она - медик по профессии. Выдали не сразу. Она переслала документы заказным письмом.

Адвокаты в отчаянии, никто не знает оттавских правил. Один всё-таки подал кассацию, но оплатили перевод только трех документов из десяти. А в одном сказано, что я прошусь на курсы фотографов. Отказ: больная хотела работать! Заключения врачей не перевели. Мой врач бьет тревогу, шлет анкету в Оттаву. Нашелся чуткий адвокат, третий год пробивает пересмотр. Но мое досье пропадает из легальной клиники, у них почта лежит без присмотра. А в досье - вся личная информация, медицинская, финансовая… Год прошел, не разыскивают. Пришлось делать копии. И высекли, И раздели на площади…Опять жду, допустят ли на Трибунал.

Если бы мне помогли тогда с жильем, прислали бы добровольцев побыть рядом, пока я вне реальности, вызвали бы врача... Провинция сравняла с любым новоселом, словно мы с мужем не работали. Дать на хлеб мало, в тюрьме тоже кормят... Канадскую бюрократию не осилить и Илье Муромцу. Видимого врага он бы сразил, а тут чудище обло, огромно, стозевно и лаяй, правда, вежливо.

Людмила снова тянется за таблетками.

- Вы – сильная женщина. "Без душевных ран не прожить достойно", говорят мудрецы. А вы имеете принципы, уважаете мужа, вашу любовь. Не отступаете, боретесь за справедливость. Словно лань с заледенелым кленом! Но я верю – не напрасно! Благодаря таким, как вы, мир становится лучше.

Я раздавлена исповедью Эни. Сколько жизней пускается враспыл! Эта милая женщина могла стать отличной работницей, создать семью, осчастливить мужчину, вырастить детей. Но ее заставили начать всё с нуля, подкосили здоровье, унизили, обрекли на прозябание. Ударили и по престарелой матери, и по родственникам, они раздумали перебираться в Канаду, узнав, что в беде она может обернуться белым безмолвием царства Снежной королевы.

Перед Рождеством я заехала к Голубкиным завезти корзину с сувенирами от Психологической службы семьи. Дверь распахнулась, я отступила в удивлении: Людмила улыбалась!

- А я уже получила чудесный подарок от Санты! Победу! Меня признали нетрудоспособной! У них было два досье - на меня и на Янека! Врач указала в анкете оба социальных номера, в его деле была куча медицинских заключений о моем состоянии, и всё разъяснилось! Чудеса, да и только!

Я не стала разуверять счастливицу, что чудо объясняется просто: на днях сообщили о новых выборах. Либералы расщедрились, чтобы удержать избирателей и остаться у руля страны еще на один срок. "Всё хорошо, что хорошо кончается, - сказала. - Теперь насладитесь жизнью в лучшей стране мира".