ГАСНУЩИЕ МАЯКИ

К портрету украинской независимости

Когда во время одного из последних своих публичных выступлений Виктор Андреевич на довольно наглый уже, в предчувствии поражения экс-президента на выборах, вопрос журналиста, что же-де вы за пять лет сделали, дал краткий отчет, а после с горечью, уязвленный тем, что не убедил репортера, произнес: «Нічого не буде, доки кожен не замислиться, громадянин він, «народ», чи ще «населення!», — он, сознательно или нет, указал на самый глубокий и серьезный изъян нашей государственности, выразив главную, сущностную причину того фиаско, которое потерпела Украина, войдя в возраст своей свободы — суверенитета.

Украина дважды переживала подъем, дважды вдыхала крепкий бодрящий воздух вместо смердящей лжи (или ей так казалось!) и как бы силилась расправить плечи: первый раз, когда была объявлена и юридически закреплена Независимость, второй — во время «оранжевой революции». И в том, и в другом случае — длительное, затяжное разочарование. И в первом, и во втором варианте события так и не перетащили нас на ступеньку выше, мы не стали «народом», оставаясь «населением», с которого, в сущности, и взять-то нечего. А наш резвый галоп в сторону Европы довольно скоро сменился провосточной реакцией. Впрочем, о Европе — отдельная речь… Пока отметим, что метания из стороны в сторону для нас, увы, явление более аутентичное, чем сало.

Думаю, никто не уличит меня в лукавстве, если я скажу, что слово, сильнее прочих навязшее в зубах за последние 15 лет, — «оппозиция». Та самая оппозиция, которая в других странах может быть или является на деле главным репрезентом демократии, у нас — репрезент абсурда. Стоит чему-нибудь слегка укрепиться в почве — оппозиция не даст ему расти. Стоит лишь маркировать, обозначить положение вещей, вбить колышек — тут же вокруг да около колышка уже ходит плуг оппозиции, попутно взрывая проклюнувшиеся цветы и травы — все на свете. За довольно долгий период в Украине так и не сложилось общества — от слова «общий», что подразумевает хоть сколько-нибудь векторную мысль. Пусть вокруг какой-нибудь идеи объединились бы наши власть предержащие, хоть что-то приняли за точку «нуль», откуда началось бы движение со знаком «плюс». Нет, рвут в клочья, передергивают, перетягивают и без того шагреневую кожу государственности.

Есть несколько важных моментов, которые подготавливали и обусловили в итоге мучительные болячки Независимости. Первый момент — мы во всем видим следствие, результат, пеняя на вчерашний день: мол, он виноват. У каждого президента, премьер-министра и т.д. во всех бедах повинен предшественник. Нет, «сегодня» — это не следствие, «сегодня» может стать причиной: думать, поэтому, надо сейчас, а не «завтра». Второй момент — отношение к слову «нельзя». Считается, что «нельзя» — кому-то, а мне — «можно». Культивируется, что всё решают деньги. Это — прямой путь к коррупции. Некоторая критическая масса общества и живет, напрямик говоря, по криминальным законам. Как сказал мне один человек, приехавший из Германии: «Там чиновники тоже воруют, но полегоньку, без фанатизма, берут столько, сколько нужно; у нас — и выжженной земли не оставляют».

Третий момент — популистское гаерство, квасной патриотизм. Любопытно, что последнее словосочетание впервые употребил аж в 1826 году П.А. Вяземский в одном из своих писем из Парижа: «Многие, — писал он, — признают за патриотизм безусловную похвалу всему, что свое. Тюрго (Анн Робер Тюрго, французский философ-просветитель. — Авт.) называл это лакейским патриотизмом… У нас можно было бы назвать его квасным патриотизмом». Увы, таково демонстрируемое и в моей стране национальное чувство — в большинстве своем и к глубокому огорчению. Подлинным ценностям, которые сохраняются (бережно, да хотя бы в той же России!), украинский истеблишмент противопоставил кричаще дешевую бижутерию, созданную из собственных представлений, полученных еще в детстве на колючем сене или за кухаркиным столом.

Все вокруг только и говорят о свободе. Дело не в том, что свобода — зло, а в невоспитанности народа. И вот — сколько требуется для воспитания, столько нужно ограничивать свободу, иначе никак — замычим… Проблема украинского общества в том, что почти все игроки действуют на одном поле. Вопя о свободе слова, многие даже не подозревают, что, как правило, защищают слово, которое гроша ломаного не стоит. Часто под свободным они подразумевают слово весьма легкого поведения, доносящееся с эстрады или с телеэкранов, — и редко задумываются над тем, что у нас нет своих Ольги Седаковой и Карена Свасьяна, Владимира Бибихина и Григория Соколова, многих других, которые есть (или совсем недавно были) по соседству и которые задают уровень, увы, не здесь. Величайшее заблуждение определять дух нации по быту низших слоев населения. Сословия никуда не делись; да, время от времени их пытаются уничтожить, выравнивая общество по нижнему краю — и тогда номинально высшие наделяются ухватками и речью низов. С некоторых пор это стало какой-то целенаправленной политикой. Так что нужно сперва научиться растить и воспитывать — и уже потом защищать и беречь тот тонкий, миллиметровый слой мысли, культуры, который может возникнуть.

Хочется подкрепить свои слова цифрами, но их вполне реально получить в таком количестве, что не хватит никакой статьи. Все эти цифры мы ощущаем на своей шкуре. Скажем, по уровню коррупции Украина на одном месте с Пакистаном, Либерией и Никарагуа. 37% активов украинских банков принадлежит иностранцам. О серьезном российском присутствии можно говорить в тяжелой, нефтеперерабатывающей промышленностях, в области коммуникаций. Похоже, у нынешних владельцев предприятий нет другого выхода, кроме продажи своих активов все тем же российским предпринимателям.

Техника в сельском хозяйстве изношена на 90%. И хотя Кабмин посулил 10 млрд гривен украинскому селу, ясно, что дефицит бюджета помешает планам.

В 2007 году инфляция в Украине составила 16,6%, в 2008 — 22,3%. В 2010-м прогнозируется 9,7%. Из-за отношения власти к медицине Украину ежегодно покидают около шести тысяч врачей, которые сегодня работают в каждой третьей стране мира. По разным данным за рубежом трудятся от 3 до 7 млн украинцев, и снижение интенсивности миграции, даже несмотря на кризис, не предвидится. Денежные переводы наших соотечественников, работающих в других странах, более чем в 4 раза превышают прямые инвестиции в украинскую экономику из-за рубежа. По некоторым оценкам суммарный приток валюты в Украину от гастарбайтеров достигает $10 млрд в год. Примечательно, что в этих цифрах украинские мигранты обогнали турок, которые по всему миру заняты в строительных проектах. И это — независимость?

Мало кто задумывается — хотя бы в виде шутки, курьеза — над тем, что наши государственные границы достались нам с самых сугубых советских времен, их наводили скрипящим карандашом в эпоху, чудовищно далекую от всякой независимости. Я ни в коем случае не призываю к переделу границ, это было бы невероятным кощунством и в конечном итоге общественным горем; но сам факт, что мы со всех сторон стиснуты обручем прошлого, заставляет осмыслить, сколь зыбок суверенитет и сколь зависима независимость — от нас, от нашего поведения.

Собственно, говорить о границах сегодня — означает искать вчерашний день! Сейчас вовсю идет создание мирового государства, которое не стоит путать с американской империей. Ныне США — сверхдержава, но ее влияние на Китай или Евросоюз не растет. США — таран, ледокол, торящий путь новой мировой державе, но не она сама. Думается, если бы мировое государство возникло прямо сейчас — оно наверняка было бы очень американизированным; но ко времени его оформления окажется много независимых от Нового Света сил.

Похоже, сейчас определяется, кто какую роль будет играть в создании этого конгломерата, и Украины среди стран-конкурентов как-то не видать. Ее не видно ни со стороны Запада, ни со стороны Востока. Тем временем, пока суд да дело, миграции меняют этнический состав Европы. Строго говоря, Запад является тем, чем он есть (все еще есть!) сейчас, благодаря тому, что в нем эффективно работают институты. Сами институты можно внедрить хоть в Верхней Вольте, но — только номинально. Эффективность работы банков и парламентов, университетов и судов — от человеческого капитала, от еще сохранившихся остатков великой белой культуры. Этот мощный щит, сильное поле — до поры до времени. Когда в состав элит, и неизбежно, войдут другие расы, качество работы западных институтов упадет. Во Франции или Германии будет, как в Кыргызстане. Успеет ли Запад воспитать и просветить, ассимилировать всю ту огромную человеческую массу, которая наплывает на Европу волнами миграции или сама Европа будет подвергнута переработке и исчезнет — это вопрос вопросов. Ясно, что белая цивилизация уходит из истории; сможет ли она воспитать себе смену?

Если Запад перестанет быть Западом, где затухают колебания великой античной и христианской культуры и наступает новый эон, исчезнет компас: некого будет стесняться, не на кого равняться, не станет повода для идиомы — «что скажут на Западе?». Можно будет спокойно вести себя «по-азиатски», шахматными фигурками резаться в «Чапаева». Строго говоря, так было всегда — и лидером являлась страна, выступавшая источником просвещения (вольного или невольного). В разные времена это были Германия, Англия, Франция, теперь — США (как бы то ни было!); та же Россия существовала как империя, поскольку могла выступать в качестве цивилизатора в некотором регионе, распространяя европейское просвещение. Сейчас она вместе с бывшими «республиками» теряет эту роль. В мире же тем временем идет незримая конкуренция — кто сможет удержаться и остаться цивилизованным, маяком и лидером среди прочих, впадающих в варварство. К сожалению, наша страна уходит и от этих задач, она на обочине, в стороне от развивающихся процессов. Собственно, Украина обозначилась лишь как бизнес-проект, редуцировалась до бизнес-структуры — вместо государства.

Да, день украинской Независимости — это праздник, разгул эстрады и пиротехники, огонь с экранов ТВ; тем более нелишне помнить, что тема суверенитета слишком мифологизирована медиа. Любой миф нуждается в корректировке; дело даже не в мифе — очень трудно разобраться в любом историческом событии. И вот, выбор тех мифов, тех событий, которые, с точки зрения конкретного человека, особенно нуждаются в корректировке, несомненно, характеризует его добросовестность.

Если говорить о тяжелой и сложной теме Голодомора, можно обозначить некоторые параллели. Голод в Ирландии 1741 года и отношение к нему английского правительства, действия чиновников, мифологизация причин и создание мифа о геноциде — этот ряд событий находит довольно точное соответствие с историей голода в Украине. В обоих случаях, когда создается национальная история, такие события становятся структурообразующими.

Можно вспомнить также ситуации, сложившиеся в 1980-е годы в Аргентине (тогда классической стране милитаризма), СССР и ЮАР (здесь попытка расшатать режим апартеида приходится лишь на середину 80-х), которые приобретают значительные черты сходства, когда возникает «гласность», призванная сообщить обществу о том, что с ним происходило в недавнем прошлом. В ЮАР была создана так называемая Комиссия правды и примирения (Truth and Reconciliation Commission) — ежедневное семичасовое вещание по национальным каналам. В Аргентине действовала Национальная комиссия по пропавшим без вести, широко сотрудничавшая с прессой. Дальше как по писаному… Появляется ряд литературных произведений и журналистских расследований, создающих общее понимание недавно происходившего. Литература, в свою очередь, творит ситуацию, при которой никто не может заявить, что ничего не слышал о преступлениях прежнего режима. Это — минимум, а как максимум должно состояться общее, согласованное понимание прошлого, создание единого национального мифа. Исходя из презумпции, что правда удобной не бывает, можно заподозрить, что ходовой миф — не вполне правда. Так вышло и с мифом об украинской Независимости; он был перехвачен медиа, и на этом месте стало быстро расползаться чудовищное пятно лжи.

Казалось бы, сколько «родителей» у правды, сколько людей ратует за справедливость! И в то же время, украинские проблемы имеют одну главную особенность — они сироты. Эти проблемы ничьи. Не существует социальных субъектов, для которых решение данных проблем было бы и возможным, и желательным. В итоге, кроме «эх», «ох» и «страна такая», — ничего нет.

Может, поэтому мне хотелось бы говорить не о независимости — понятии весьма лукавом, а о самостоятельности. Свеча на ветру — любая независимость в социальном мире. Каждый индивид, каждая корпорация пытается стать автономнее — и для этого выбирает, от кого зависеть. Человек для обеспечения своей независимости идет работать и становится в зависимость от прихотей работодателя — чтобы иметь автономный доход. А не нравится — можно жить фрилансером, что кажется из офиса свободой, но заставляет иметь свои неприятные зависимости. Собственно говоря, независимость в обществе очень условна, в идеале невозможна. Другое дело — самостоятельность, которая достигается неизменным приложением усилий к ее достижению.

Наше общество — сложное, неповоротливое, а методы управления им — самые дремучие. Все, что умеют чиновники и директора разных уровней, — сбиваться в кланы, рвать максимум распределяемых денег, делить уворованное, создавать партии, оппозиции и альянсы. Прежний образ политико-правовой, управляющей системы необратимо устарел. Вся система — от слепых выборов до створоженных в кучку и тасующихся, как в колоде, державных мужей — напрочь не годится. Независимо от персоналии — в таких условиях никакой управляющий не справится, можно и не спорить о кандидатурах; сам стиль управленческого мышления — ниже плинтуса. Видимо, нужно создавать социальные структуры, пробуждать социальную активность, гражданское волонтерство — по одной практической причине: многое не может быть сделано иначе.

В Украине есть множество областей социальной жизни, которые уже не спасти. Армия. Здравоохранение. Образование. Наука. Они не реформируемы. Это значит: не существует суммы денег, которые можно закачать в эти структуры, ожидая, что они изменятся в некую «лучшую» сторону. Нет, они пожрут любые средства и останутся примерно теми же.
Выход видится в наличии и распространении иной ценностной системы, иного — и реального — умения работать с социальными активами. Но этот выход даже проговаривать трудно, настолько все заросло неправильными пониманиями. Правовые, экономические и культурные возможности социальной жизни должны сплетаться по-новому, прежняя пряжа больше не держит социальную ткань.
Один из выдающихся мыслителей современности Исайя Берлин предлагал различать независимость «от» и независимость «для». Независимость «от» позволяет двигаться к независимости «для», что с необходимостью требует плюрализма. Мне же кажется, что на каком-то более высоком уровне основные ценности смыкаются: я полагал бы более правильным говорить сейчас именно о монизме. О единстве идеалов, если они еще существуют. Раздробленность общества, тысячи автономных миров — видимо, есть и будет, но это трудно назвать ценным результатом.

Представление о том, что государство решает все, — в корне неверно, хотя именно эта мысль процветает в пассивном обществе. Приведу небольшой пример. В 80-е годы появилась статья американского экономиста Рональда Коуза под названием «Маяк в экономической теории», которая весьма нашумела, несмотря на то, что не содержала никаких революционных теорий. Рональд Коуз обратил внимание на следующий факт: практически все великие экономисты Британии — Джеймс Милль, Джон Кейнс, Альфред Маршалл — в отношении государственности, будто сговорясь, твердили одно и то же. Они спрашивали: «Не будь государства, кто бы строил маяки? Как осуществлялись бы судоходство, торговля, работала промышленность?» Аргумент, казалось бы, убивающий островитянина наповал. Коуз сделал простую вещь. Он отправился в архив Британского адмиралтейства и стал смотреть, кто же строил маяки. Оказалось, что ни один маяк в Англии не был сделан усилием государства. Маяки возводились самыми разными способами — их строили морские корпорации, общества капитанов, гильдии судовладельцев, местные институты самоуправления. Да, иногда они передавались в эксплуатацию государству, но их созданием занимались совершенно иные — не гос. — структуры.

Маяки в нашем случае — характерная метафора, потому что мы живем в ситуации слепоты. Стараемся выжить разными способами, «подсуетиться», как говаривали раньше, и смиренно надеемся, возводя очи горе, что там, наверху, представители власти, надо верить, не все так плохи: они справятся, они смогут, они как-то найдут выход из этого кризиса. Слепое доверие нас обманывает. Представители власти смотрят вниз и думают: ничего сделать нельзя, выкарабкивайтесь, как хотите, но пусть нас пронесет мимо кризиса, ведь в прошлый же раз пронесло… Они в той же ситуации слепого доверия к неким иррациональным силам: мол, как-нибудь наладится.
Было бы очень хорошо, если бы кто-нибудь попытался немножко усовеститься. Поискать новые смыслы, а не понадеяться на старые, махнуть рукой и извериться. Мы не ценим независимость, потому что она слишком легко, декларировано нам досталась. Независимость не вошла в нашу плоть и кровь; мы, может, только начали догадываться, что она заключается в нас самих — как самостоятельность и ответственность, и носим суверенитет небережно, кощунственно, крестиком поверх майки или бижутерией, не стесняясь того, что она дешевая и, увы, все еще не отличая подлинного от подделки.

Больше полезной информации можно всегда найти на сайте http://madeinpiter.com.