В СКОРЛУПЕ ОБРАЗОВАНИЯ

19-09-2010

Очередной учебный год стартовал, вызывая горькое недоумение: для чего вся эта масса учащихся в нашей пораженной недугом стране?

Владислав Сикалов с сыном

Проблемы образования — накопленные, долговременные и поэтому трудно решаемые. Эти проблемы немыслимо трудные еще и потому, что они — ничейные, как и тяготы нашего общества en masse. Нет определенного мнения по поводу того, чем должна быть школа: билетом в будущее, способом как можно быстрее и с меньшими затратами «проскочить» под денежное солнце или чем-то совсем иным. Тем не менее, общество буквально беременно новым типом образования; рано или поздно оно проклюнется, разрушив скорлупу ветхого.

От образования в самом деле осталась одна оболочка, одно название. Сказано не для красного словца. По самым свежим сведениям в России ежегодно покупается около полумиллиона поддельных дипломов о высшем образовании. Этого достаточно, чтобы за несколько лет уничтожить образование, которое, увы, «растет» так же медленно, как хорошая почва. В Украине даже высшие чиновники не стесняются покупать дипломы. Оперативно решить проблему отсутствия диплома сегодня не составляет никакого труда, разумеется, при наличии определенной финансовой составляющей. Иные поддельные дипломы стоят меньше, чем год обучения в вузе и делаются за два дня. Можно сказать, что высшее образование превращается в изощренную и высокотехнологичную структуру, берущую плату за успешную карьеру, а не за профессиональную подготовку.

В той же России — к примеру — изо всех сил пытаются модернизировать школьную и вузовскую учебу, делая ее все более платной и тем самым загоняя вглубь невежество рублем; несмотря на это, похоже, о таких предметах, как образование, следует говорить только с осознанием полной бесполезности, беспомощности каких-либо решений. Чуть заострив, можно сказать, что рядом со старой школой, вместо того чтобы модернизировать ее, следует строить новую, вместо старого университета — иной образовательный комплекс, только так. Государственные школы, вузы, сами программы, методика преподавания, акценты развития — устарели у нас безнадежно, в то время как в мире образовательная карта меняется даже не день ото дня, а час от часу. Поскольку индустриальное общество давно закончилось, завершилось уже общество информационное и наступила эпоха сферы услуг, нынешняя школа, оставшаяся тою, каковой была она еще в индустриальную эру, не отвечает ровным счетом никакой реальности. В ней, и чем раньше, тем лучше, следует менять все: программу, методики преподавания, принципы разделения и специализации воспитанников. То же самое можно сказать о вузах и других учебных заведениях. Причем, в отношении школы, строительство нужно начинать в буквальном смысле со здания. Коробки советских школ и детских садиков — с их дисциплинарной планировкой, — занятые нынешними учебными заведениями, увы, несут энергетику безблагодатного и атеистического научения.

Ситуация с образованием в мире очень пестрая, неоднородная и неоднозначная. Первенство по количеству вузов, научных трудов и студентов сейчас уверенно захватил Китай. Вот за кем будущее, экономический и культурный диктат! Китайский вуз — это все еще научная лаборатория, в то время как американский — скорее, социальная; в Новом Свете даже через школьное образование пытаются влиять на общество, как бы размывая напряжение криминала легкой дымкой сфумато. Повсеместно в США сейчас основная энергия вкладывается не столько в накопление объема знаний, сколько в социализацию, воспитание, саморазвитие. Чего не хватает современному образованию — так это старинной идеи о красоте и самодостаточности знаний: школы и вузы в мире зачастую несут предельно утилитарную функцию, выращивая птенцов для фирм и корпораций, презентаций и конференций, для всего, что смогло бы выявить, модернизировать или продать продукт, но не для фундаментальных знаний. В государственном учебном заведении сотрудников готовит для себя государство, в частном — приватный бизнес. Как тенденция образование ставит своей целью — социализировать, приспособить к требованиям общества (повторимся: общества сферы услуг), — подразумевая при этом человека, ловко встроенного в социум, наподобие винтика или машинки, а вовсе не личность образованную и именно тем ценную. Средства, которые вкладывают студент или его родители в обучение, — есть денежный эквивалент времени. Поэтому образование расценивается как услуги. Время дорожает с каждым годом, причем подорожание времени «молодеет», так как начинает сказываться с самого раннего возраста человека. Таковы вкратце основные тенденции мировых образовательных «услуг».

Попытки получить хорошее образование среди наших соотечественников нельзя назвать спорадичными — если учесть, что даже лучшие украинские вузы по качеству обучения едва дотягивают до средних европейских. Очень много украинских детей учатся за границей. Для этого изыскиваются разные способы. Жители западных областей Украины более тяготеют к вузам Восточной Европы, зачастую изначально владея польским или венгерским языками. В Чехии многие вузы бесплатны для иностранцев. В Польше есть возможность учится бесплатно при очень хорошей успеваемости — или получить одну из стопроцентных стипендий. Достаточно много украинских студентов в России — 4-5 тысяч; в украинских же вузах — около 3 тысяч студентов-россиян (хотя это данные 2006 года, думается, изменения невелики).

Одна из причин успеха американского высшего образования — строгий механизм отбора, действующий и на этапе поступления в вуз, и в процессе обучения. В Йеле, где год обучения стоит около $50 000, но талантливые молодые люди из семей с доходом ниже $60 000 могут рассчитывать на бесплатное обучение, конкурс для абитуриентов составляет примерно 13 человек на место. Конкурс в аспирантуру — 30 человек на место. Это формирует конкуренцию. Привычный для нас метод поступления — за деньги — здесь не работает. Даже родство с президентом не поможет попасть в университет. Приемная комиссия полностью независима, окончательный список поступивших утверждается голосованием всех ее членов. Списывание исключено. Студент, выживший в этих жестких условиях, без сомнения, получает блестящее образование.

В Европе основные пути образования определяет, как известно, Болонская декларация 1999 года. Болонский процесс представляет собой своеобразный социальный «лифт» для обслуживания кадров, позволяющий специалистам в поисках работы свободно перетекать из страны в страну. Западная система образования все отчетливее становится структурой, предоставляющей тренинг для конкретных профессий, и одновременно, что парадоксально, являющейся барьером для попадания в профессию. Причем барьерная функция образования двояка. Это отбор по интеллектуальному принципу: сможет ли человек освоить все необходимые для данной работы знания, — и по финансовому критерию, ведь, строго говоря, за образование надо платить либо потерей рабочего времени, либо деньгами — именно поэтому современное высшее образование в Европе платное и чем дальше, тем дороже.
Сейчас много говорят о якобы передовой системе образования в Финляндии (это подтверждается международными тестами): все педагоги закончили аспирантуру и продолжают постоянно повышать квалификацию; к каждому ребенку относятся индивидуально (когда он из детского садика переходит в школу, предоставляется полный отчет о характере и особенностях ребенка и т.п.); среди детей не устраивают соревнования — оценки есть, но внимания на них не акцентируют; с детьми, у которых возникли трудности с пониманием, учитель занимается отдельно; детям дают на решение конкретные задачи из жизни; иногда детей делят на группы и они вместе ищут решение задачи или проблемы.

Но и это не панацея. Даже для европейского образования это паллиатив, не говоря уже о нашей стране, где существуют разбросанные там и сям крохотные островки образованности, а дальше простирается необъятная безводная низина невежественности.

Определенно, нужна другая школа.

Вряд ли это должна быть школа, подпитываемая идеологией каких бы то ни было коллективных идентичностей, будь то либералы или консерваторы, национально, пророссийски или космополитично ориентрированные. Трудно помыслить и о том, чтобы новая, настоящая педагогика и преподавание излились бы в некоем свободном творчестве, буквально «упали с неба». Значит, вне частной инициативы, из которой, кстати, выросло немало удивительных высших учебных заведений, например, университет Беркли (во всем мире именно в частных вузах учебная программа и преподавательская методика более интересны и восприимчивы к новым веяниям) — итак, вне частной инициативы остается государство, и первой в списке интересов его политики должна быть разработка схем для строительства принципиально нового образования.

Сегодняшнее образование, сильно зависимое от государства, когда обучение происходит по утвержденным госорганами программам и на выходе все получают аттестаты единого образца, было таковым не всегда. Еще в XIX веке в Европе мы видим школьное образование преимущественно частным, университеты были во многом независимы от официальных учреждений. Потом появилось образование массовое, государственное и единообразное.
У этого решения есть свои неоспоримые плюсы. Каждый выпускник школы в определенном смысле равен другому — с минимальными вариациями, все учили одинаковый набор предметов одним и тем же методом по одной и той же программе. Тем самым в обществе задано понятие профессионала: работодатель может ориентироваться в качествах молодых специалистов, предполагать в них определенный набор умений, определять стандарт требований. Однако преподаватель лишен возможности творчески работать с программами, вряд ли способен ставить в процессе обучения свои задачи, задавать уровень. А ведь образование можно сформулировать как базисное творчество культуры, на выходе которого общество получает учителей, врачей, программистов, писателей... Получается, сам корень культуры подсечен лезвием стандарта — вполне инородным по отношению к культуре и образованию — и современные подходы к образованию (Болонский процесс) лишь усиливают тенденцию к стандартизации.

И все же, почему стоит ратовать за переделку образования именно государственной рукой? Кто объяснит, какой смысл, коль скоро практически все отрасли находятся в частных руках — от банковской системы до промышленных гигантов, государству оплачивать образование специалиста, который в дальнейшем приумножит частный капитал, и не всегда украинского собственника? Ответ на этот вопрос может быть таким: мне кажется, говоря об образовании, следует подразумевать образованность — слово, практически вышедшее из обихода. Образование истощается, люмпенизируется; образованность — понятие иного рода, наподобие золотого запаса. Не бывает плохой образованности, бывает плохое образование. Как к золоту сводятся все финансы, так в образованном человеке рано или поздно пересекаются все нити общественной жизни, нервы истории. И, как в случае с тем же золотым запасом, резерв образованности задается централизованно — государством. Государству образованность выгодна.

Тому есть исторические примеры. Скажем, со времени пришествия на престол династии Романовых правительственная интеллигенция всегда была впереди на поприще образования и просвещения. Народ следовал за ней лениво, неохотно. Существовала, правда, оппозиционная интеллигенция. По Густаву Шпету, в вопросах отечественного образования правительственная интеллигенция и оппозиционная подавляли друг друга, постоянно противоборствуя, и когда чья-либо сторона брала верх, об образовании речи уже не шло: наступала ярмарочная, крикливая реакция.

При этом говорят о распаде сословности, которую разрушал где социализм, а где рынок, но сословность здесь не при чем. Она была всегда. Ее можно уничтожать только срезая высшие слои, интеллектуальный цвет, после чего снова происходит сословное деление, но только номинально высшие остаются с ухватками, речью и культурой низов. Можно сказать, что массовость нынешнего высшего образования исходит из особой сословной политики — ведь ясно, что образованности трудно конкурировать с бизнесом. Поэтому в нашей стране в получении образования не следует помогать богатым. Не нужно помогать и бедным — они, за редкими исключениями, нацелены на собственный социальный рывок, а не на общее дело. Думается, имеет смысл помогать только среднему классу.

Пусть мое мнение прозвучит утопически, лично я ввел бы школьное изучение древнегреческой культуры, не как раздел истории, а как самостоятельный углубленный курс, — и в напоминание, откуда родом вся большая культура, которой мы дышим, и как панацея от филистерской спеси. Необходимость этого высказывалась некоторыми специалистами, одинокими голосами. Но кто напишет грамотный учебник? Не было у нас своих, увы, ушедших Галины Колпаковой, Михаила Гаспарова, чтобы осуществить преемственность; нет и своей Людмилы Акимовой. Вряд ли воссоздать античную картину мира для школьников представляется возможным, а уж осмысленно донести до ребенка всю ослепительную красоту этого мира — и подавно… С этой же точки зрения однозначно следует прекратить считать русскую литературу зарубежной — нельзя отнимать у людей те ценности, которые сами отниматели дать не могут.

Иными словами, реформа образования возможна только в индивидуальных рамках духовного максимализма, когда понимание веры как чуда идет рука об руку с пониманием своих задач как задач невозможных. Если угодно, именно в этом видится адекватный ответ на вызов времени.

Заказывать услуги печати стоит только у опытных и профессиональных фирм. Можно заказать печать книг типография на сайте mdmprint.ru. Здесь крайне выгодные тарифы.

Комментарии

Добавить изображение