ВСЕ МЫ - ДЕТИ РОССИИ

09-04-2011

Об АЛЕКСАНДРЕ ЯКОВЛЕВЕ

Борис Александров Розин Да Моска, 9.9.1936 г., Москва.

Борис РозинОкончил в 1959 Мос. Гос. Ин-т иностранных языков и долго перебивался в Министерстве Культуры, Ин-те техинформации, в ВЦСПС, в Министерстве здравоохранения; затем с1962 до1983 работал в Представительстве Итальянского Радио-ТВ в СССР; в 1983 - 91 г.г. - в Бюро миланской газеты «Иль Джорнале»; с 1991 - свободный (Free Lance) журналист.

Параллельно работал в дубляжных цехах Студии Горького и Мосфильма, перевёл на русский язык сотни полторы иностранных фильмов, в основном - итальянских, дублировал как актёр несколько десятков ролей. Кроме этого перевёл и написал в соавторстве более 50-ти песен,14 пьес для разных театров, прежде всего – оперет-ты и музкомедии, два радиоспектакля и телефильм «Мой остров синий», который советское ТВ крутило в эфире больше 20-ти раз.

1-го сентября 1991 г. после августовского путча, окончательно осатанев от царствовавшего в стране режима, эмигрировал в Италию, в 1993 перебрался в ФРГ.

С неприязнью смотрю на себя в зеркало и - вместо своей физиономии - представляю себе людей типа Александра Николаевича Яковлева: блестящие актеры и несравненные политические деятели. В то же самое время, сказать по правде, 99,9 процентов советских граждан были, да и сейчас остаются, типичными «совками», чьи отрицательные качества описаны многими специалистами в следующих выражениях: двуличные лицемеры, лживые хитрецы, жуликоватые, скрытные и себе на уме, ненадёжные и молниеносно меняющие взгляды в зависимости от того, с кем беседуют в данную секунду, беспринципные и крайне нетвёрдые в собственных убеждениях, способные легко переходить от монархизма к развязной демократии на грани анархии, от сталинизма к псевдолиберализму, от ксенофобии и ненависти к «братскому интернационализму». Решительно отвергаю малейшие обвинения в «русофобии», потому как 70 с гаком лет большевистского кошмара самым пагубным образом повлияли на мораль и нравственность российского народа, и без того страдавшего от труднейшей истории с еще домонгольских времён. Никто не в состоянии понять, когда и в какую минуту «гомо совьетикус» (сиречь - мы сами, 99,9 процентов родившихся в Роcсии) искренен, кем прикидывается и какую роль играет в то или иное мгновение, в той или иной ситуации, что ему сейчас сподручней или светит какая-либо выгода. Вот в таком ракурсе и вспоминаются два случая, коим был я прямой свидетель, с участием господина Яковлева, чьи великие заслуги в новейшей российской истории несомненны и общепризнанны.

В октябре 1987 года СССР готовился праздновать 70-тую годовщину октябрьской революции. Но тогдашний секретарь ЦК и Московского горкома партии, кандидат в члены политбюро Борис Ельцин учинил неожиданный сюрприз на пленуме ЦК КПСС: выступил с критическим заявлением против „болтуна" Горбачева, не решавшегося начать необходимые реформы, против его жены Раисы, совавшей свой нос (весьма симпатичный Западу и отчаянно антипатичный её согражданам) буквально во все вопросы внешней политики и внутренней жизни, и, наконец, против Лигачева, символа всего консервативного, твердолобого сторонника тоталитарного режима. Дней семь - десять никто в городе ничего обо всём этом не знал и не подозревал, хотя вроде бы уже была объявлена гласность, но только на словах, на практике же царствовала прежняя подавляющая секретность, схожая со сталинской. Как вдруг…

Вечером 27-го октября в пресс-центре МИДґа все аккредитованные по случаю празднеств журналисты были потрясены выступлением Лукьянова, тогдашнего секретаря ЦК и, как утверждали, близкого друга Горбачева. Кто-то из зала задал ему вопрос, безусловно заранее согласованный, но показавшийся нам провокационным: «Господин Лукьянов, говорят, будто бы на пленуме произошло что-то такое неприятное, можете ли Вы подтвердить?» - И он, точно сорвавшись с места, пересказал собравшимся многое из критических слов Ельцина (сегодня они выглядят робкими, скромными, безобидными), а заодно и жестокие нападки на него со стороны агрессивных лигачёвцев и самого Горби, рассерженного и разобиженного. Удивлению присутствовавших журналистов не было предела, как впрочем любопытству и желанию выудить подробности. Надеялись узнать побольше 4-го ноября, на пресс-конференции Александра Яковлева, члена политбюро и, по сравнению с Лукьяновым, намного более весомого в советской иерархии деятеля.

Однако - увы! Наравне с ожиданием, столь же огромным было и разочарование. Вынужденный отвечать на вопросы из зала, на сей раз отнюдь не подготовленные заранее, касавшиеся пленума и последовавшего изгнания Ельцина из коммунистического ареопага, Яковлев сразу же покраснел лицом, и кое-кому показалось, что у него (на лысине!) волосы встали дыбом. Он не просто разгневался и рассердился, нет, он рассвирепел и, стреляя слюной (а я сидел в первом ряду справа и сбоку, так что видел всё это в профиль чётко и ясно), обрушился на мгновенно замерший зал: „Это наши внутренние дела, мы можем обсуждать на политбюро всё, что нам вздумается, мы не обязаны отчитываться перед вами, любое правительство имеет право держать что-то в тайне", и так далее.

Было несомненно: Яковлев защищал существующую систему, политбюро, его секреты, тайные методы управления страной, привычные ежедневные обманы и ложь, безмерное лицемерие, короче - весь советский коммунистический режим. Четыре года спустя, в сентябре-октябре 1991 года, когда он, уже после августовского путча, встал по указу Ельцина во главе всего телевидения, то есть был назначен руководить самой эффективной пропагандой в пользу нового правителя, я, вспоминая ту пресс-конференцию, вдруг подумал: а может, в октябре 87-го он уже был в сговоре с Ельциным, может, он как по нотам разыграл ту заранее режиссёрски продуманную сцену, исполнил в спектакле роль предельно естественно и гармонично? Когда он был, что называется, прям и честен: поливая Ельцина тогда или агитируя в его пользу теперь? Ведь тогда ни у кого не возникло и тени сомнения, что Яковлев был искренен в своей ярости, направленной против „проклятых западников", которые лезут в чисто внутренние вопросы Великой Державы, в дела, вовсе их не касающиеся!

Второй случай относится, если не ошибаюсь, к 1989-ому году: в декабре я видел Яковлева в совершенно ином свете и в иной роли. Съезд народных депутатов, этакое надуманное и ныне забытое подобие парламента, должен был принять или отклонить резолюцию чрезвычайной исторической важности, которая практически подводила итог деятельности и самой КПСС, и, по меньшей мере, четырех поколений её подданных за почти три четверти века. Речь шла о знаменитым сверхсекретном протоколе Молотова - Риббентропа от 1939 года, который вкупе с приложенными к нему картами утверждал как наци-большевистское расчленение Польши, так и раздел Европы на сферы влияния между Гитлером и Сталиным, да и фактическое соучастие СССР в развязывании, совместно с Германией, второй мировой войны. Яковлев, председатель соответствующей комиссии, блистательно являл на трибуне невозмутимость, объективность, незаинтересованность, даже равнодушие к исходу голосования, но на самом деле талантливо, энергично и усердно, даже с энтузиазмом, сравнимым по размерам с его же яростью за два года до этого на той пресс-конференции, толкал зал к совершению поистине революционного шага. Следуя его направлению, подталкиванию, пять тысяч депутатов должны были громогласно признать, что так называемый социалистический строй был преступным и полностью совпадал по своей сути с гитлеровским режимом, что любимейший вождь Сталин был заурядным уголовником и агрессивным шизофреником, который должен наконец разделить с Адольфом всю ответственность за сотворенные зло и жестокости, что советское государство было средневековым бандитом, виновным в реках пролитой человеческой крови.

Александр Николаевич Яковлев замечательно справился с задачей. Казалось: невозможно поверить в то, насколько радикально он изменился по сравнению с первым „антиельцинским" эпизодом. Еще раз спрошу: да когда же он был самим собой, искренним, неподдельным, когда не фальшивил? Может, ярость была направлена против себя самого, вынужденного лгать перед журналистами, телекамерами, зрителями? А в наши дни? Или же, как и миллионы его сограждан (перечтите первый абзац), включая и автора-воспоминателя?.. Уж поверьте, очень это тяжкий путь: от твёрдого сталиниста до непреклонного антикоммуниста, так что, слушая и читая Яковлева «сегодняшнего», можно лишь снять шляпу и низко поклониться. Тем более, что он остаётся единственным высоким руководителем КПСС, кто нашёл в себе мужество покаяться в преступных деяниях всё еще живой партии, оправданной - к нашему великому стыду! - российским Конституционным судом. И очень немногие следуют благородному примеру.

Умный писатель Юрий Трифонов не раз говаривал мне: у русских, а лучше сказать - у советских людей, в душе „несколько доньев", бывает даже три-четыре-пять, и все они дружно уживаются в одном человеке, иногда спорят и дерутся между собой, и вынуждают своего обладателя предстать перед миром и другими людьми парадоксальными качествами, часто противоречащими друг другу. Вот и думается, исходя также из собственного, более чем грешного опыта: как же он был прав! И вечные эти противоречия, вечная драка многих доньев так и продолжают - вместе с покаянием, если кто на него способен, - жить внутри нас…

Комментарии

Добавить изображение