МУДРОСТЬ ЧУДАКОВ

27-08-2011

Семейная история моей одноклассницы Маринки Сергеевой была почти по-книжному романтичной.

Когда-то много лет назад Маринка жила в красивом особняке, который считался памятником архитектуры начала прошлого века. Этот благополучный, нарядный дом по странному стечению обстоятельств уцелел в каменных джунглях современного мегаполиса. Он пережил революцию и гражданскую, индустриализацию, немецкие авиационные налёты, оккупацию и послевоенную разруху, Брежневский застой и Перестройку. Этому дому суждена была большая жизнь, в которой, как в книжном переплёте, писался сценарий семьи Сергеевых. Помню, как вчера - мраморные колонны, выход в сад из большой светлой залы, как почтительно - старомодно называли обитатели дома салон; в глубине аккуратного дворика -засохший фонтан, высокие венецианские окна - и это всё в самой гуще обычной советской жизни. Не удивляйтесь. Маринкин дедушка был известным архитектором, автором самых красивых, уникальных зданий нашего города. И, наверное, поэтому городские власти оставили особняк семье, что было так нетипично для суровой советской эпохи.

Мы познакомились и подружились с Маринкой в пятом классе. Уже тогда от былой роскоши особняка почти ничего не осталось. Её знаменитый дедушка к тому времени давно умер. Она была единственным ребёнком очень пожилых, не очень обеспеченных и не очень практичных родителей. Дочкой они почти не занимались и были всегда на работе. В пустынных комнатах было холодно и необжито - ненужная старая мебель, старые книги, журналы, газеты. Бутафорский дореволюционный камин зиял в центре салона, напоминая о лучших временах. А рядом на стене в золоченой раме под толстым зеленоватым стеклом висел очень старинный семейный портрет.

Бабушка и дедушка Маринки. Совсем молодые. Перед венчанием. Год 1920. Портрет был так похож на кадр немого черно-белого кино, где герои всегда изысканно - красивы, где все безумно счастливы, где не существует ни горя, ни потерь, ни измен.
Он и Она. Загадка Времени и Тайна. Снимок был сделан в фотосалоне, на фоне рисованного морского пейзажа, по моде тех лет. Он - в белом костюме. Тонкое, умное лицо. Властный взгляд очень светлых, почти прозрачных глаз. Она - яркая брюнетка с короткой стрижкой "гарсон", в чёрной шляпке, надвинутой на изогнутые брови. Лукавая улыбка. Блузка из тончайшей полупрозрачной ткани. Всё безупречно в стиле "винтаж", как сказали бы сегодня молодые. От этого портрета всегда струилась тёплая волна невидимого света. Мне казалось, что там за стеклом, в зеленоватом пространстве живут и сейчас эти незнакомые люди.

*****
Сергеевы поженились в голодном 20-м. Свирепствовал тиф. Разруха, хаос. Казалось, что рушится Всё, страна летит под откос. Но у молодой четы жизнь только начиналась. Они так любили друг друга, так были счастливы! Мир тогда сиял для них всеми красками. И не было для них ни комендантского часа, ни длинных серых очередей за хлебом, ни пьяных инвалидов, ни ватаг оборванных беспризорников, ни грязных тёмных подворотен, ни страшных, кровавых драк в голодных переулках. Константин Сергеев, талантливый молодой архитектор, был из семьи потомственных архитекторов, известных в городе еще до революции. В те годы "красные спецы" были позарез нужны Советам, страна задыхалась в руинах и разрухе. Нужно было строить! И Сергеевым оставили, в виде исключения, их любимый фамильный особняк. Это была неслыханная удача! Константин Сергеев, гений архитектуры, не был "уплотнён" и мог продолжать творить в великолепных условиях, создавая новый "красный" архитектурный стиль. Но роскошную мебель - резные гарнитуры из красного дерева и карельской берёзы, картины известных художников, прекрасные фамильные драгоценности - всё было отобрано, уничтожено и раздавлено адской машиной экспроприации. Изъяли всё. Удалось сохранить только два обручальных кольца с ослепительной бриллиантовой россыпью и старинное колье из чёрного жемчуга с массивной золотой застёжкой в виде банта, украшенного красным рубином. Эти вещи и стали свидетелями дальнейших событий незамысловатой семейной хроники. А хранились они в жестяной банке от английского чая 1905 года и Сергеевы в шутку называли эту самодельную шкатулку "Лавкой древностей", как у любимого ими Чарльза Диккенса.
В разграбленном новой властью доме Сергеевым суждено было познать все оттенки и смыслы человеческой жизни. Здесь они мечтали, радовались рождению дочери, принимали друзей, строили свою жизнь, выживали в руинах страшных исторических перемен и испытаний. Всё, как у всех. А еще, у них была МУЗЫКА. Влекущая и непонятная страсть к божественным звукам, вырывающимся из-под россыпи магических черно-белых клавиш. Звуки музыки их сопровождали всю жизнь.
В этой семье был один секрет. Одна странность. Её я почти разгадала. Чтобы никогда - никогда... Не перенять и не повторить! Итак, связь вещей и поступков... Мистика или совпадение? И нужно ли любить, хранить, лелеять неодушевлённые предметы, которые нас окружают, с которыми соприкасаемся, как с неживой природой, и которые приходят к нам по воле случая? Как знаки, символы из неоткуда.

*****
В те далёкие времена бабушку Маринки все называли Сонечкой и было ей всего 20. Она была необыкновенно женственна, улыбчива и очень хороша собой. А еще, она прекрасно пела, подражая любимой певице Анастасии Вяльцевой. Как и у её кумира, у Сонечки был завораживающий, таинственный тембр голоса со странным наркотическим ароматом.
"Дышала ночь восторгом сладострастья. Неясных дум и трепета полна....", пела Сонечка легко и страстно.
Комната взрывалась аплодисментами гостей и в эти минуты она уже не была скромной советской чертёжницей. Она видела себя настоящей певицей, актрисой, недоступной и неземной. Тоненькая, в коротком "джазовом" платье из блестящего муара, она отстранённо улыбалась, зная, что будет петь любимые романсы еще и еще на бис.
"Не уходи, побудь со мною", - умоляла Сонечка и голос её поднимался ввысь, куда-то далеко-далеко, где другая жизнь, так не похожая на всё, что её окружало.
В те годы не было еще советской эстрады. Не было телевизора. Трансляция редких концертов по радио велась с ужасающими помехами. Домашние музыкальные вечера были знаком того далёкого, исчезнувшего времени. Люди чаще общались. Ходили в гости, пекли домашние пироги, устраивали чаепития, вечеринки, пели, танцевали, музицировали. Тогда, в 20-е , еще помнили "доброе старое время". Еще не выветрился дух недавней городской буржуазной жизни. Еще страна не успела погрязнуть во мраке новой действительности. Всё было еще впереди.
А пока: в центре большой полупустой комнаты, под розовым абажуром - вальс, лёгкий, светлый, грустный...
"В том саду, где мы с Вами встретились, Ваш любимый куст хризантем расцвел..."

*****
Не суждено было Сонечке долго наслаждаться красивой жизнью. В воздухе уже витал прогорклый запах лагерной баланды, который так легко уничтожал совсем еще недавний утонченный аромат "первого бала Наташи Ростовой". А так хотелось красоты! Началась официальная борьба с мещанством. Пролетарская мода сделала иконой стиля женщину в красной косынке. По новым канонам не приветствовалось пользоваться косметикой, красить губы, делать маникюр, носить украшения. Мещанок презирали. Им устраивали общественные порицания на производственных собраниях, высмеивали привязанность к домашнему уюту и кустам герани на подоконниках. Жизнь становилась аскетичной и монохромной. Любимые Сонечкой романсы стали вдруг считать "упадничеством" и безвкусицей. В газетных фельетонах романсы высмеивались за безыдейность, называли буржуазным "пережитком". Конечно, никто не запрещал ей петь. Но голос её всё чаще звучал по-домашнему тише, постепенно переходя в шепот.
"Опустел наш сад, вас давно уж нет,
Я брожу один весь измученный….."
Сергеев смотрел на жену и волна непонятной грусти медленно заполняла их дом. В такие минуты он стеснялся своей сентиментальности. Он даже не мог объяснить, что его так тревожит. Почему этот слегка манерный романс вызывает острое, саднящее чувство жалости - к ней, к себе, ко всем; пульсирует в висках и не даёт успокоиться.

И как насмешка того непростого времени - известнейший рекламный плакат (1924) величайшего фотографа эпохи Александра Родченко. Плакат призывал: "Покупайте книги Ленгиза". На нём изображена пролетарская муза советского авангарда - молодая, рабочая женщина в красной косынке. Яркое, волевое лицо, решительный взгляд революционерки, сметающей всё на своём пути во имя Великой цели. Но самым главным обманом и интригой фотохудожника была сама модель для этого легендарного плаката. Эта "рабочая" женщина в красной косынке, символ цвета революции, никогда не трудилась ни на какой советской фабрике, типа "Большевичка". Ею была известная светская львица Москвы, избалованная, экстравагантная модница и умница, "пожирательница мужских сердец", "фам фаталь" и муза Владимира Маяковского Лиля Брик. Мир никогда не был однозначен. И, наверное, иногда хорошо - НЕ ЗНАТЬ.
А знаменитый революционный плакат А.Родченко вошёл в международный каталог "Фото- символы xx века" и до сих пор волнует своей энергетикой и Тайной того непостижимого Времени.

*****
Времена не выбирают. Сонечка и Константин были счастливы именно в те годы вопреки всем безумствам кровавой эпохи. То, что Константин учился в Берлине, безусловно, не украшало его биографию. Но он был из разночинцев, что как-то мирило его с новой властью, при условии лояльного поведения и абсолютной невозможности карьерного роста. А это так нелегко принять в самые творческие годы жизни. Константин работал в архитектурных мастерских города. Он был занят любимым делом, "не высовывался" и не стремился в начальники. На работе его уважали за грамотность и профессиональный талант. Он был художником от Бога. Никогда не ошибался. Отлично чувствовал многомерность пространства, перспективу, пересечения линий и поверхностей на каком-то подсознательном уровне. Мог без расчета заранее предсказать все основные характеристики будущего проекта здания, знал в профессии абсолютно Всё. А сколько Сергеевских зданий до сих пор украшают наш родной город, делая его неповторимым и одухотворённым.

*****
История их знакомства тоже была знаком тех пламенных лет, когда переплетались в один нервный узел - чувства, молодость, отвага и простая человеческая потребность в тепле и счастье. Сонечка сбежала из родной Риги от военных беспорядков еще в 1917-м. О том, что у её родителей была какая-то "мануфактура" никто не знал. Она тихо жила у замужней сестры и работала в проектном бюро. Однажды коллега по работе, немолодая и очень строгая дама, попросила Сонечку о помощи в странном и деликатном вопросе. У её младшего брата были какие-то ценности, которые достались ему от родителей. Дама смотрела Сонечке прямо в глаза и взгляд её требовал, приказывал, не давал шанса уйти. Она просила на несколько дней спрятать портфель её брата, т.к. в его доме должен был быть обыск. Экспроприацию частной собственности контролировала Красная Армия. О последствиях нарушения революционных законов страшно было даже подумать, это был расстрел, не меньше. Но отчаянная Сонечка почему-то согласилась. Они встретились. И уже не расставались больше никогда. В потёртом кожаном портфеле лежали два изумительных обручальных кольца с бриллиантовой россыпью и сверкающее колье из чёрного жемчуга.

*****
Дочку Сергеевы назвали Машенькой и большего чуда, большей радости они не знали. Их ангел, их талисман в бело- розовых кружевах улыбался родителям из своей колыбели, и они замирали от счастья. Константин мечтал сделать подарок любимой жене к рождению дочурки. Только ЧТО подарить, чтобы это было осмысленно и очень, очень дорого для неё, чтобы на всю жизнь?
И хотя внешне казалось, что Сергеевы - достаточно обеспеченная семья, живущая в красивом особняке. Но на самом деле - они не были богаты, даже по скудным советским меркам. Ведь дом не был их частной собственностью, он был в ведении районного жилищного управления города. Сергеевы просто имели официальное разрешение жить в своём доме. Но у них не было никаких прав на частное владение. Сергеев не был номенклатурным работником, не был заслуженным большевиком или дипломатом, он честно работал, получая инженерную зарплату. И хотя за уникальные проекты он получал хорошие премии, но все-равно, было не легко. По вечерам он читал лекции в университете, вёл курсовые и дипломные работы в архитектурном, консультировал молодых специалистов. У малышки была теперь няня Лида, 14-летняя девочка, пешком, пришедшая из деревни в город, спасаясь от голода. Малышку надо было "оздоравливать". Летом Сергеевы снимали дачу в деревне, ведь ребёнку нужен свежий воздух и витамины. Ездили к морю в Евпаторию, считая этот детский курорт непревзойдённым местом красоты и блаженства. На пляже они с Машенькой, перебивая друг друга, хором повторяли нехитрые строчки: "Очень жаль мне тех, которые, не бывали в Евпатории...", и при этом всегда заливались дружным смехом. Они-то знали, что ничего лучшего в жизни не может быть!
И чтобы Праздник не покидал их дом никогда, Константин придумал уникальный подарок жене и дочке.

*****
И вот теперь, мы плавно перейдём к сути нашей истории - к "Бехштейну". Фамильные драгоценности Константина, которые хранили еще тепло родных пальцев его матери и бабушки, были с лёгкостью проданы. Два старинных обручальных кольца и чёрное жемчужное колье могли так много рассказать тайн и секретов этого дома; в них было столько памяти и смысла..., но были почему-то отвергнуты и брошены на холодный прилавок ломбарда. О чем думал Константин, отстранённо глядя на эти мерцающие украшения? В тот момент он еще не знал: вещи бывают одушевлёнными, им бывает невыносимо больно; они, как люди, способны страдать и мстить за предательство.
На вырученную сумму от проданных украшений Сергеев купил белый концертный рояль, который занял почти весь их салон. И это был не просто рояль, это был "Бехштейн", с божественным звучанием, фантастически красивым звуком и неповторимым, насыщенным тембром. Зачем обычной советской семье немузыкантов элитарный концертный рояль, который стоит дороже автомобиля? На этот вопрос ответа не было и нет. Но ауру этого дома создавал именно он, аристократ среди фирменных роялей, неповторимый и загадочный, белый немецкий "Бехштейн" 1913 года выпуска. У него даже был именной номер- 92847. И какими бы прекрасными ни были современные "Стейнвеи", "Беккеры", "Кавайи", все равно, лучше того старого, довоенного "Бехштейна" не было ничего на свете!
Вы готовы представить себе неповторимый музыкальный хеппенинг?
Итак, Вам подали чашку крепчайшего горячего кофе и Вы затянулись терпкой сигаретой "Кент", который в переводе с шотландского означает "предел познаний". И вы уже в Раю... Это - для Вас звучит "Бехштейн". Или - поздняя осень, ливень, ветер, непогода, а вы у камина, пахнет хвоей и мятным чаем на меду... Это тоже - "Бехштейн". И когда в изнуряющий летний зной вы сидите в прохладной аллее кипарисового сада и медленно наслаждаетесь прозрачным, игристым пивом "Утопия", это тоже - звук "Бехштейна".
Но судьба даже у богов иногда драматична и страшна. Фабрика "Бехштейн" была напрочь уничтожена американской авиацией в конце Второй Мировой Войны. Всё превратилось в пепел и дым. Когда-то я читала воспоминания очевидца этого страшного пожара, который вспыхнул после авианалёта. Это было в ночном Берлине. Советский офицер стоял и смотрел, как горит фабрика "Бехштейн", как вспыхивают в конвульсиях столетние деки и у него по лицу текли слёзы. Дома у него, в далёкой Москве, стоял такой же рояль.
Потом писали, что во время Второй мировой войны супруга президента фирмы "Бехштейн" лично спонсировала нацистскую партию; что воздушный налёт американцев был актом возмездия. Но разве может что-либо оправдать сожжение на кострах живой и прекрасной музыки?

*****
День, когда Сергеевы привезли к себе домой рояль, был фантастически красивым сентябрьским днём. Весь город пылал в золоте украинского "бабьего" лета и было ощущение счастья и лёгкости бытия, что случается только в молодости, когда все еще живы и всё еще впереди.
Сонечка, будучи от природы очень музыкальной, сразу стала подбирать популярные мелодии на слух. А когда Машеньке исполнилось четыре годика, к ним пришла учительница музыки Регина, которая занималась и с мамой, и с дочкой одновременно. Машенька, увы, не была столь музыкальна, как Сонечка. Гаммы ей давались с трудом, но она была упорной и настойчивой. Уже в младших классах она неплохо играла на школьных концертах и училась в музыкальной школе. В их семье все любили друг друга. Константин баловал, как мог, жену и дочурку, а они восхищались его талантом, начитанностью, образованностью и благородством.
Как и вся страна, Сергеевы жили скромно, но в их доме царила атмосфера спокойствия и умиротворения. Даже в самые страшные 30-е годы репрессий их дом оставался их крепостью и удивительным образом хранил от всех бед. Даже странно, но "чёрные воронки" обошли их дом стороной. Они были теми редкими счастливчиками, которым удалось уцелеть в этой кровавой игре под названием "красный террор". И это была самая большая удача, равнозначная "русской рулетке с заряженным пистолетом", когда от тебя ничего не зависит, а на кону - твоя единственная, еще не прожитая жизнь. Ночью свет автомобильных фар освещал дорогу тем несчастным, которых забирали навсегда, "без права переписки". И город не спал, ожидая незванных гостей и умоляя Б-га о пощаде. Почти в каждой квартире стоял, приготовленный чемоданчик с самыми необходимыми вещами, на случай если придут. И приходили...
Русская рулетка кружилась по стране. Исчез Сонечкин парикмахер Яков Леонидович. Он похвастался одному из клиентов, что читал книгу Троцкого "Уроки Октября". Хотел выглядеть эрудитом, но просчитался. Этого оказалось достаточным, чтобы за ним пришли. Больше его никто никогда не видел. Теперь такие случаи случались слишком часто и даже никого не удивляли.
В 33-м начался голод на Украине, который потом назовут Голодомором. У их няни Лиды умерли в деревне все. Когда Лида рассказывала о том, что в деревнях матери сходят с ума и едят своих детей, Сергеевы переглядывались, бледнели, но не верили, ужасаясь больной фантазии Лиды. А по утрам, спеша на работу, горожане переступали через опухшие от голода трупы селян, которым удалось добраться до спасительного города. Но город их не спас и не защитил. Сельским жителям был запрещен въезд в город. Их сознательно оставили умирать в деревнях, где самая плодородная, жирная земля - чернозём и где сама природа всегда выхаживала и помогала. Но на этот раз и её поставили под прицел, запретили помогать голодающим и отправили ВСЕХ на смерть во имя "индустриализации всей страны". В полдень на улицах было уже чисто, убрано и ничто не могло рассказать и напомнить о зловещем предрассветном кладбище. И к этому тоже почти привыкли, хотя нет ни оправдания, ни объяснения - НИКОМУ.
"Над страной весенний ветер веет,
С каждым днем все радостнее жить.
И никто на свете не умеет,
Лучше нас смеяться и любить..."
Тонкие пальцы уверенно взлетают над клавишами рояля. Звонкие голоса Сонечки и Маши сливаются в едином порыве: это они выступают на благотворительном концерте "Общества защиты детей" в детском доме. Дети - сироты, у которых родители расстреляны или брошены в тюрьмы и лагеря, поют азартно и звонко о счастливой жизни в их счастливой стране. В этом перевёрнутом мире можно было быть абсолютно счастливым, если: Не думать, Не знать, Верить и этой верой подменять истину. И вот, нет уже ни липкого, ночного страха от предчувствия беды, ни глумливых собраний и подозрительных соседей из дома напротив, ни осознания вины перед всеми, кого забрали, растоптали, унизили, издевательски убили, уничтожили память и запретили говорить. Год 1939-й. Жизнь продолжается.

*****
Вся фантасмагория тех лет проявилась в ирреальных знаках повседневности: концерты блистательной Марины Козолуповой в переполненных залах оперного театра. Соната для клавира и скрипки № 3... Как же это не вяжется с той реальностью, в которой все жили. Или гастроли великого скрипача Жака Тибо, который просто ошеломил советскую публику. На фоне арестов и потерь люди жили обычной жизнью, что не поддаётся логике и что невозможно объяснить.
Люди интуитивно искали иллюзорного убежища от страха - в книгах, театрах, кино. Все одновременно были без ума от сентиментального фильма "Маленькая мама", где очаровательная Франческа Гааль играет озорную старшеклассницу. А фильм "Питер", всё с той же прекрасной Франческой, зрители заворожено смотрели по несколько раз, а всего-то: рассказ о дедушке и внучке, которые брошены на улицу за неуплату жилья. Довоенная жизнь, аскетичная и жесткая, наивная и убогая, медленно подходила к своему завершению. Уходила в прошлое Эра начала xx века. Всё, что в тумане призраком вырисовывалось впереди, еще не было известно и даже не пугало в силу незнания и непонимания степени ЖЕСТОКОСТИ людей на нашей Земле.

"Ах, война, что ты сделала, подлая..."
21-го июня у Маши был выпускной бал. Сонечка и Константин, нарядные, с цветами, пришли на праздничный вечер в школу. Маша получила аттестат с отличием и была несказанно горда собой. Было торжественно и красиво. Школьный оркестр играл вальс. От выпитого шампанского чуть кружилась голова. От предчувствия скорого расставания было чуть горько на душе и тревожно. Но все шутили, пели, веселились. В разгар вечера оркестр заиграл фокстрот. Загадочная "Рио Рита"... Туфельки на первых в жизни высоких каблуках уверенно скользят в такт по зеркальному паркету... Губы застенчиво тянутся к губам... Танго и первая любовь на выпускном: "Ах! Эти черные глаза меня пленили. Их позабыть нигде нельзя - они горят передо мной...". Мальчики впервые надели пиджаки, повязали модные галстуки и стесняясь своей взрослой одежды, на виду у родителей и учителей, небрежно курят в школьном дворе свои первые в жизни папиросы. "Казбек" или "Северная пальмира", кто вспомнит теперь? Они стали взрослыми. Девочки, как невесты, кружатся в белых праздничных платьях. А какой милой, повзрослевшей стала Машенька! С копной медных непослушных волос и загадочным медовым взглядом. В кремовом крепдешиновом платье она казалась королевой вечера. А как она танцевала! Было так легко на душе в этот июньский летний вечер. Но...
Как приговор, для всех и для каждого, кто жил в этот день и час в 41-м - "Завтра была война".
Об этом еще никто не знал. Не знал, гроза всех пацанов, Валера Мельник, что очень скоро станет связным у партизан. И будет схвачен немецким патрулём в квартире одноклассницы и повешен на городской площади, где всегда назначали свидания мальчишки и девчонки довоенных лет. Не знала молоденькая учительница немецкого Ниночка, что будет работать в оккупации переводчицей у немцев, а потом будет расстреляна в 44-м, как предатель Родины. Не знал солидный, пожилой завуч школы Николай Николаевич, что станет заместителем бургомистра города и потеряется в потоке изменников на чужбине. И даже любимец школы, молодой красавец военрук Виктор Морозов, ничего не знал о предстоящей войне. Это было скорее совпадение, чем предвидение. Но он, вдруг, неожиданно взял слово и обратился к выпускникам: " Вам придётся воевать. Дорогие мои мальчики и девочки, берегите себя на этой войне... Вернитесь живыми. Война будет страшной....". На мгновение наступила пугающая тишина. Виктор Морозов тогда не знал, что погибнет в неравном бою в декабре 41-го, в день своего 30-летия.
В тот последний мирный вечер еще все были вместе. Еще все были живы.

*****
Уже через несколько дней фашисты бомбили город. Первые погибшие, первые раненые, первые беженцы.... Призывные пункты, проводы на фронт.... И слёзы, слёзы, слёзы. Маша с комсомольцами города каждый день "ездила на окопы". Окопы рыли лопатами вручную. В конце дня ладони были стёрты до открытых ран, но надо было успеть. Никто не жаловался. С окопов возвращались домой поздно вечером. Черные от усталости, в пыли и земле, еле стояли на ногах. Но утром ровно в шесть отходил дачный поезд и они, опять и опять, выезжали в окрестные районы, помогая солдатам строить укрепления.
Осознать новую реальность войны каждому пришлось в одиночку. Так встречают неожиданный ураган, смерч, тайфун, землетрясение.Через свою боль, свою, вскипающую от ненависти, кровь... Свои, рвущиеся от страданий нервы. Это, как "боевое крещение", после которого ты уже другой, не тот, которым был раньше. Миг страшного осознания крушения пришёл и к Маше на безымянной станции, совсем недалеко от родного дома.
Немцы были уже совсем близко. Где-то рядом глухо разрывались снаряды. На привокзальной площади маленького полустанка толпился народ. Все нервно ждали пригородного поезда, чтобы скорее уехать в город.
Темнело. Возвращаясь с "окопов", Маша даже не заметила, как отбилась от своих ребят и оказалась одна в душной толпе чужих, растерянных людей. Пахло потом, пьяным перегаром и бедой. Надо было срочно сообщить родителям, что с ней всё в порядке, но как? Телефонных будок поблизости не было. Ничего не оставалось, как просто - ждать. Она прислонилась к какому-то покосившемуся строению и погрузилась в тяжёлый полусон. Рядом молодая женщина, почти девочка, кормила ребёнка грудью. Ребёнок, захлёбываясь кричал. Наверное, у матери не было молока. Она только всхлипывала и повторяла: "Дытыночка моя, цветочек мий ....". Она причитала на той причудливой смеси русского и украинского, характерной для сельских жителей пригорода. Голос её был певучий, нежный, как родниковая вода.
Вдруг раздался пронзительный женский крик: "Летят! Они летят! Ложитесь!" Крик становился всё громче и истеричнее. Маша инстинктивно закрыла лицо руками. Она уже точно знала, что это немецкие "юнкерсы", оснащенные пулемётами. Послышалось сперва еле уловимое гудение, высоко - высоко в воздухе, но через несколько минут звук стал нарастать, превращаясь в яростный рёв, заполняя собой всё пространство и отбирая у людей на мгновение рассудок и волю. На этой пыльной привокзальной площади спрятаться было невозможно. Люди лежали на булыжниках мостовой, в траве и в грязи, почему-то лицом вниз; все напряженно ждали.... Ждали и молили судьбу о спасении.
"Я не хочу умирать вместе с этими незнакомыми людьми... Боже, выведи меня из этого ада! Ведь я еще не жила,"- беззвучно шептала Маша и тонкая страдальческая морщинка впервые перечеркнула её по-детски выпуклый лоб. "Юнкерсы" летели совсем низко. Казалось, что можно рассмотреть даже лица немецких лётчиков и спросить : "За Что??? ". За что они с воздуха расстреливают этих мирных, усталых, безоружных людей? Кто дал им право на эту ЖЕСТОКОСТЬ?
Маше показалось, что прошла целая вечность, пока стук несмолкающих пулемётных очередей внезапно оборвался. "Юнкерсы", прострочив последние очереди, улетели в неизвестном направлении. Установилась страшная, пугающая тишина и только истошный детский крик не хотел принимать эту незнакомую войну. Сидящая возле Маши женщина в странной, неудобной позе неподвижно склонилась набок. Из правого уголка рта текла тонкой струйкой кровь - на ребёнка, на белую кофточку, на загорелую шею...
Постепенно напряжение стало спадать. Жизнь медленно возвращалась. Раненые кричали и звали на помощь. Рыдали женщины. Убитые еще хранили мимику последних мгновений и казались живыми. По какому-то непонятному сценарию на этой пыльной площади пересеклись судьбы мёртвых и живых.
Машу бил озноб. В грязном, душном вагоне впервые в её жизнь вошла Война. Потом были и еще не раз - бомбёжки и обстрелы, опасность, глядящая мутным, смертным взором прямо в глаза, тревога и боль. Но тогда, на той безымянной станции Маша поняла всю предрешенность и абсурдность человеческого бытия, хрупкость и ненадёжность каждой жизни, каждого дня, каждого мгновения.

*****
25-го октября 1941 года город сдали немцам. Под утро пошёл мелкий, холодный дождь. Он продолжался весь день и следующую ночь. Природа оплакивала каждый дом, каждую улицу, каждый переулок. Ветер разносил запах гари и пепла. Окраины города полыхали пожаром. И что удивительно - нигде не было людей. Все замерло. Чёрный город мгновенно превратился в город - призрак.
Накануне, последним эшелоном, идущим на Восток, Сергеевы покидали город. Константин был срочно призван в полк народного ополчения, в инженерные войска. Задачей их подразделения была организация обороны. Сонечка и Маша были рядом, как вольнонаёмные. Несколько суток их отряд вёл сапёрные работы, минировал подступы к городу, взрывал мосты и другие стратегические объекты. На Холодной горе, самой дальней окраине города, их обстреливали свои. Снайперы, притаившиеся на крышах собственных домов. И это потрясло!!! Значит, кто-то ждал немцев? Как могло произойти невозможное? Кто эти нелюди, которые остались служить врагу в поверженном и распятом городе? "Окраина, тесно связанная с деревенской глубинкой, еще не забыла Голодомор... Неужели они мстят? Но кому?", Константин мучительно искал ответ, но ответа не было. Как нет его и сегодня, через столько лет. Код предательства, наверное, следует искать в самой сути, но к этому даже историки еще не готовы.
А тогда в осеннем тумане ополченцы шли колонной на Восток. Шли, молча, пешком, долгие километры, от перенапряжения даже не чувствуя усталости. За ними горел в огне их любимый город, их прежняя жизнь. А они даже не знали, что будет с ними завтра, с их близкими, со всем, что создано ими, что любимо и дорого. Вернутся ли когда-нибудь еще в эти до боли родные места?

*****
Сергеевым за годы войны предстояло вынести на своих плечах так много бед и лишений, что даже сегодня не хочется мысленно к этому возвращаться. Да и не было, наверное, семьи, которой бы не коснулась война. Свой дом они оставили в суете, без лишних сборов и прощаний. На хозяйстве остались - домработница Лида и любимая овчарка Константина Рекс; им некуда было бежать. Никаких ценностей у Сергеевых не было. Еще вчера они с лёгкостью тратили свои скромные деньги, не успев даже подумать о "чёрном дне". Экономическая составляющая напрочь отсутствовала в их семье. Но чёрный день настал. Белый рояль виновато прощался с ними, беззвучно рыдая чёрно-белыми клавишами. Он тоже оставался, не зная, что будет с ним в захваченном врагами городе, без любимых Сонечкиных романсов, без её гибких, всё-понимающих пальцев, без вечерних чаепитий с гостями. В вещмешки положили только самое необходимое - документы, несколько семейных фотографий, бельё, тёплые вещи и невесомое Сонечкино новое шифоновое платье (память о лучшем). А еще - духи "Красный мак", как символ довоенной жизни. Пряный, опиумный запах духов еще долго волновал воображение, ведь в нём растворилась та, вчерашняя, призрачная и уже навсегда потерянная жизнь.
Судьба белого "Бехштейна" оказалась печальной. В оккупации в доме Сергеевых жили немецкие офицеры. Белый рояль под пьяные, чужие голоса играл теперь бравурные марши, типа "Хорст-Вессель" или "Баденвайлер" . Он даже вспомнил немецкую речь, но и это не успокоило его. В звучании рояля появился надлом. Он вдруг потерял свой чарующий звук, он захрипел, как простуженный пожилой актёр, который завтра уйдёт навсегда со сцены. И вскоре он ушёл из дома Сергеевых. Навсегда.
Через два страшных года оккупации под натиском советской армии немцы срочно бежали, увозя с собой награбленное из разрушенного города. Даже странно, что в огне войны, в спешке и панике, отступая и предвидя поражение, практичные немцы думали об обогащении. Белый "Бехштейн" немецкие солдаты погрузили на грузовик, аккуратно накрыли довоенными газетами и увезли в никуда. Так из дома Сергеевых ушла навсегда музыка.

*****
Сергеевы вернулись в родной город постаревшими и больными в конце войны. Маша еще была на фронте. Их встречал пустой, полуразрушенный дом, где гулял холодный ветер. Жизнь давно ушла через разбитые окна, покосившиеся двери, зияющие щели в перекрытиях. Предстоял долгий путь к себе... Путь воссоздания того, что забрала, перечеркнула война, так безжалостно и жестоко. Но можно ли реставрировать ушедшее Время?
За годы войны Сонечка из прелестной, стильной дамы превратилась в пожилую, невзрачную женщину с потухшим взглядом. Она почернела от непосильной работы. Поседели волосы. Из-за контузии пропал слух.
В момент возвращения у них не было НИЧЕГО, даже самого необходимого. О, как могли помочь в тяжелые дни те, проданные давным-давно, фамильные украшения. Когда под Воронежем раненый Константин едва не умер в холодном коридоре госпиталя... Когда так нужны были лекарства, которых не было.... Когда потом, в эвакуации, остались без крова... Когда голодали до галлюцинаций, а в это время на рынке эвакуированные снимали с себя колечки, серьги, часы и меняли на стакан сметаны... Когда часами стояли в очередях, получая по талонам скудный, черствый паёк... Когда ежедневно приходилось добираться до работы пешком, преодолевая километры по песку, через пустынные холмы и арыки, под палящим, беспощадным солнцем... Когда вернулись на пепелище....
Но они выдержали! Они смогли! Они остались живы.
А еще, Сонечка и Константин часто вспоминали, как ни странно: сверкающий лаком, белый довоенный рояль, который так празднично звучал когда-то в их доме.

Но ВСЁ уже было в прошлом : и два изумительных обручальных кольца с бриллиантовой россыпью, и сверкающее жемчужное колье, и даже роскошный "Бехштейн" .

Комментарии

Добавить изображение