ГЛУБОКИЕ ВОДЫ

Она возникла ниоткуда. Просто пришла и все. Поставила черную грязную сумку из коленкора на траву и села лицом к реке, вытянув перед собой тонкие жилистые ноги.

Стоял июнь, но уже было нестерпимо жарко.

Худющая, ледащая, вся в мелких морщинах, неясных неопределенных лет тетка.

В огромной массе разномастного полуголого пляжного люда она выделялась особенно, поскольку одета была по жаре странно в бурое видавшее виды двубортное пальтецо, вышедшее из моды лет этак, тридцать тому назад, а голые, черные от грязи ноги в галошах. На вид она была типичной пьяницей, а все тетки пьяницы похожи друг на друга. Почти у всех таких теток имеется бурые коленкоровые сумки, , типа бездонной скрытной авоськи с которой они, тетки, скитаются по дорогам своей замызганной жизни. А еще у них непременная шестимесячная завивка на выжженных перекисью волосах и почти всегда яркая алая помада, размазанная по вялому рту.

У этой тетки все это имелось в наличии и сумка, и завивка, и даже помада, но было в ней еще что-то невидимое глазу, какой-то скрытый, потаенный нерв, боль, которую тетка спрятала так глубоко, что забыла о существование самой боли.

Также удивительно было и то, что такие как она "ходют" в коллективе.

Скажем, с одной или двумя особями мужского пола. И тогда это жизнь, драки, веселье и разборки. Эта же тетка была одиночкой, стало быть, была самодостаточной, и потому была редкостью.

Вокруг нее вихрилась и бурлила жизнь, пляж гудел разноголосицей, сталкиваясь в тесноте лбами и интересами, но стеклянный невидимый колпак накрывал тетку, и люди обходили ее так аккуратно, как если бы там была яма, которой следовало остерегаться. Она же сидела тихо-тихо, не обращала ни на кого внимания, как бы не замечая ничего, что происходило рядом. Губы ее, собранные в тонкую ниточку еле-еле двигались, что-то шептали. Ей Богу, тетка разговаривала, обращалась к собеседнику невидимке, кривила лицо и выпучивала глаза. С кем она вела беседу?

О чем? Вот она взмахнула рукой, покачала головой, зацокала языком, и стало ясно, что говорит она что-то реке и та ей что-то, видно, отвечает, ей одной, неслышимое больше никому. Иногда доносились обрывки слов, тетка корежила рот, кривилась, чему-то возмущалась.

Наговорившись всласть, неотрывно глядя на реку, тетка пошарила крючковатой рукой в сумке и оттуда извлекла кусок серо-желтого мыла, в народе именуемого хозяйственным.

Зачем-то понюхала его и положила рядом с собой. Продолжая все так же смотреть на реку, тетка сидя стала раздеваться, и оказалось, под бурым пальто у нее не было ничего кроме видавшего виды допотопного бюстгальтера о шести пуговицах и розовых, доходивших до колен, китайских рейтуз с начесом.

Так называемый теплый штан, в котором по зиме в России матушке ходили и стар, и млад.

Штан-то был теплый, да день стоял жаркий. Но, Боже праведный, ей, этой тетке, не нужна была одежда! Она легко обошлась бы и без нее. То, что было на ней, лифчик и штаны, прикрывали так называемые срамные места.

А все остальное то, что когда-то являло собой нежное женское тело, должно было будить желания и приводить в восторг, все это, абсолютно все, было покрыто густой татуировкой. Сплошь покрыто. Без всяких там прорех свободного тела. Тетку можно было читать, как книгу. Там было и про маму и про папу, и про то, что в жизни счастья нет, и не будет, и про руки, и про ноги, которые, конечно же, очень устали. Неизвестные художники не забыли помянуть ни Гитлера подлюку, ни Сталина отца всех народов.

Теткина книга писалась, видимо, постепенно, неспешно, но упорно. Писалась в лагерном бараке, в тюрьме, на пересылке, на короткой воле, писалась, пока хватало тела, пока не осталось даже клока чистой живой кожи. Ее тело-книга завораживало, поражало. Но еще больше поражало то, что народ никак не замечал тетку, не было народу до тетки никакого дела. А тетке вообще на все было начихать с высоты своего одиночества и отдельности от людей.

Прихватив кусман хозяйственного мыла, тетка встала в полный рост, явив миру довольно кривоватые волосатые ноги, и прытко засеменила к реке. С блаженно-блуждающей улыбкой на лице она долго стояла на берегу, почесываясь в предвкушении радости от купания, решаясь, наконец, войти в воду.

Вокруг нее плескалась видимо невидимо народу, но ей решительно было все равно, и она приступила к помыву, сочетанию мытья тела и стирки. Мылась она со знанием дела, обстоятельно, попутно стирая на себе и лифчик, и
штаны, образуя возле себя устойчивое пятно грязной пены.

Постирав и помывшись, тетка густо намылила голову, после чего присела, фыркнула и ушла с головой под воду. Вынырнув, отдышалась, оглядела себя деловито и полезла на берег.

Отжав прямо на себе лифчик и штаны, села сушиться в круг солнца, который к тому времени переместился к ней поближе. Она опять немножко поболтала с рекой, выражая, видимо, благодарность за бесплатный помыв, потом запустила руку в свою сумку и извлекла на свет чекушку водки и пол огурца. Мастерски сдернув пробку, тетка затолкала в рот горлышко бутылки и дико булькая, слила содержимое оной себе в рот. Огурец же только надкусила и бросила обратно в сумку. Лицо ее после принятия во внутрь напитка не изменилось вовсе. Только потом, минут через десять стало принимать странный оттенок, покрываясь буро красными пятнами различной величины. Пятна сливались, множились и увеличивались, пока вся тетка не сделалась цвета свеклы.

Было опасение, что от жары и принятой в таком количестве водки, тетку хватит удар. А она вдруг запела. Дикая ее песня без слов, местами походившая на вой, прерывалась жалобным хныканьем. Тетка страдала, маялась и умирала, душа ее болела и рвалась высоко.

Внезапно оборвав свое пение, тетка резко встала, надела пальто и застегнулась на все пуговицы. Она стала похожа на отставного солдата, у которого отняли ружье. Повесив сумку на локоток, пошла вдоль берега, ловко минуя людей на пути своего следования. После нее осталась примятая трава да пробка от бутылки. И все.

Маленький мальчик делал куличики из песка на берегу реки. Он осторожно опрокидывал ведерко, приподнимал его и любовался свежеиспеченным шедевром.

Прикрыв глаза от солнца ладошкой, его мама лежала неподалеку. Время от времени она поднимала голову и произносила тоненьким голосом:
- Тимоша, не подходи к реке, там глубокие воды! Утонешь!
Мальчик согласно кивал головой, с опаской поглядывая на реку. Вот незнакомая тетя медленно прошла мимо него к воде. Мальчик вскинул на нее ярко синие глаза и доверительно прошептал:

-Тетя, тетя, не ходи туда, там глубокие воды, утонешь.

Она оглянулась, равнодушно посмотрела на него, распрямила плечи и без страха и грусти шагнула в реку.

Все дальше и дальше… Ноги легко касались дна, она скользила по нему, улыбаясь и радуясь, улыбаясь и радуясь, пока глубокие воды не сомкнулись над ее головой.