ТАНЦУЮЩИЙ МОСТ И ДОРОГА В НИКУДА

07-10-2013

Кагарлицкий Борис Юльевич (р.1958) – журналист, публицист. В 1977–1982 участник полуподпольного левосоциалистического кружка в Москве, куда входило несколько молодых ученых, в основном, гуманитарного профиля. Участвовал в издании подпольных журналов “Варианты” и “Социализм и будущее” (с 1981 – “Левый поворот”). Позднее – публицист и политический деятель.

 

Два года назад в Волгограде построили танцующий мост. Если бы местные чиновники оказались посообразительнее, они бы не стали извиняться перед участниками дорожного движения или искать виноватых. Они бы объявили это инновацией. Нигде в мире больше нет танцующего моста, а у нас есть.

Ехать по нему, конечно, несколько неудобно, но разве это главное? На худой конец, по соседству имеется старый мост. Консервативный, без инноваций. Если очень приспичило добраться на другой берег, можно им воспользоваться.

При мысли о безграничных возможностях инновационной экономики захватывает дух. Доступным становится практически всё, что угодно.

Почему бы не совместить утюг с радиоприемником или чайник с пылесосом? А соединение фена с ноутбуком - инновация, давно востребованная деловыми женщинами. Нужна лишь хорошо организованная рекламная кампания, чтобы гарантированно продать некоторое количество таких изделий. Быть может, вы даже окупите затраты на разработку технологии.
Единственная проблема в том, что общественной пользы от подобных изобретений не будет никакой. Но они на это и не рассчитаны.

Представление, согласно которому технологии ценны не сами по себе, а в качестве средства для решения какой-либо практической проблемы, принадлежат далекому прошлому. Сегодня не важно ни что делается, ни зачем. Вернее единственное "зачем" сводится к простому ответу: "получить деньги". И если вам удастся реализовать проект, не изобретя и не произведя вообще ничего, заработав на этом крупную сумму, то это и будет идеальная инновация.

Последний вариант, однако, труднодостижим, а потому более простым способом является усовершенствование или переделка чего-нибудь давно известного. Поэтому инновационная экономика последних лет неизбежно оказывается крайне консервативной. Ключевые идеи, с которыми она играет, от интернета до мобильной связи, были много лет назад разработаны в государственном секторе.
Грантовая система, распространяющаяся по всему миру и быстро закрепившаяся в России, имеет ту же специфику. Деньги дают на определенный, строго ограниченный и как правило недолгий период, с четким, заранее известным результатом, который можно проконтролировать. Если результат заранее не известен (что как раз и характерно для настоящего научного поиска) или неизвестно, сколько времени потребуется (иногда вся жизнь ученого посвящена решению одной задачи), то денег никто не даст, ибо нет бюрократического критерия для контроля.

С этой точки зрения, проект "Сколково" является вершиной международной инновационной практики. Чем меньше будут практические результаты и больше затраты государства - тем более впечатляющим окажется коммерческий эффект проекта, определяемый прибылью подрядчиков. Но, к сожалению, проблема Сколково не в разворовывании денег, неизбежном у нас при любом масштабном правительственном или частном начинании, и даже не в идеологической шумихе, которой подобные проекты также неизменно сопровождаются. Хуже будет, если не все деньги окажутся украдены и проект всё-таки удастся реализовать. Сочетание коммерческого консерватизма с бюрократической инициативой, лежащее в основе концепции "Сколково", может обернуться не просто зазря потраченными деньгами, но и стать своего рода "контрольным выстрелом" в голову российской науки.

Как известно, за образец для Сколково взята "кремниевая долина" в США. Сложилась она в значительной мере стихийно, в эпоху, когда не было интернета. Компании военно-промышленного сектора, выполнявшие заказы правительства, вынуждены были сосредоточить в одном месте значительные людские ресурсы. Это позволяло облегчить управление научной работой и контроль за ней. Логика здесь была та же, что и при строительстве гигантских заводов, которыми так гордились в Америке и в СССР. Да и про обеспечение секретности надо было думать - ограниченную территорию легче "закрыть", чем множество лабораторий, разбросанных по разным штатам. В Советском Союзе по тому же принципу строили собственные наукограды и академгородки. После распада Союза наукограды утратили связь со своими первоначальными задачами, превратившись просто в жилые районы с более или менее высокой концентрацией научной интеллигенции. В США "кремниевая долина" продолжает существовать по той же инерционной логике, хотя давно уже не является основным местом, где концентрируется научно-техническая мысль. Просто жить там хорошо, климат хороший, соседи спокойные - стареющие ученые.

Строить сегодня в России аналог американской "кремниевой долины" 70-х годов прошлого века это всё равно, что для защиты границ современного государства сооружать копию Великой китайской стены. Будучи анекдотическим анахронизмом, проект Сколково остался бы просто своеобразным памятником, материальным воплощением интеллектуальной отсталости, если бы не реализовывался с напором и энергией, посещающей российскую бюрократию лишь в те моменты, когда она собирается разрушить что-либо ценное для общества. В данном случае речь идет об остатках университетской и отраслевой науки, в первую очередь - провинциальной.
Несмотря на все реформы последних лет, определенные очаги научного знания в стране пока сохранились, главным образом, в форме научных школ, выживающих на остатки казенных денег. В нашей сегодняшней науке, за редкими исключениями, успешно работает лишь то, что может развиваться почти без инвестиций. Отсюда и чудо Григория Перельмана, на которое так любят ссылаться чиновники. Ведь как хорошо: денег ему не надо, а открытия в математике делает. Формулы можно ручкой на бумажке записывать. Зачем людям компьютеры, если можно в уме посчитать?

Но противореча самим себе, чиновники всеми правдами и неправдами пытаются Перельмана вырвать из привычной ему среды и переселить в Сколково. Если он в своей бедной питерской квартире такие замечательные открытия делает, то что же он изобретет в роскошном подмосковном особняке?!
А ничего.

Если бы они сумели уговорами, подкупом или угрозами всё-таки затащить Перельмана в Сколково, сломив его сопротивление и сломав его личность, если бы всё-таки принудили его взять ненужный ему миллион долларов, заставив резко изменить образ жизни (и образ мысли)... вы думаете, вы получили бы ученого Перельмана? Нет, вы получили бы академика Перельмана, который будет вам стоить очень и очень дорого, но не принесет никакой практической пользы.

Впрочем, Перельман - всё-таки частный случай. Задачи проекта "Сколково" ставятся более масштабно: вытащить со всей страны, да что страны, со всего мира, лучших ученых, свезти их в одно место, и...
И что?

Авторы Сколковского проекта, повторяя на разные лады заклинание об инновациях, так и не смогли ответить на вопрос, что конкретно и зачем там будут изобретать. Кому и для чего это нужно? Теоретически, можно, конечно, предположить, что некоторые фирмы, наши или западные, смогут воспользоваться огромными правительственными субсидиями, чтобы на сколковской площадке завершить свои проекты, которые они и так разрабатывают. Корпорациям уже сейчас удалось, приписав свои разработки к проекту Сколково, переложить часть расходов на российского налогоплательщика. При этом физически переносить туда работу, естественно, никто не стал. Появилось пресловутое "виртуальное Сколково", в котором развиваются не научные знания, а финансовые потоки.

Вопросы, реально стоящие перед страной, никто не только решать, называть не собирается. Организаторы проекта "Сколково" не научные или социальные проблемы решают, а занимаются перевозкой тел. Людей надо из пункта А в пункт Б доставить, как в школьной задаче по арифметике. В процессе предстоит разрушить сложившиеся научные школы и связи между людьми. В полном составе целые провинциальные лаборатории и институты перевозить не удастся, тут и десяти Сколковых не хватит. Значит, надо лидеров вырвать из среды, имплантировать в новый проект. В лучшем случае научная работа будет приостановлена на несколько лет, пока будут пытаться на новом месте восстановить условия, уничтоженные на старом. Набирать новых людей, налаживать сотрудничество и взаимопонимание между ними. Плести интриги и делить особняки.

Государство, говорящее о модернизации, могло бы, как минимум, привести в порядок дорожную сеть, сельские, районные дороги, средства сообщения между провинциальными городами, улучшить там качество жизни. Надо не уничтожать, а спасать сельские школы и больницы. Можно, озаботившись экологическими проблемами, создать новую транспортную инфраструктуру для Сибири и Дальнего Востока на основе дирижаблестроения, о чем уже несколько десятилетий пишут и говорят эксперты в соответствующих регионах. Коль скоро мы изъявляем желание стать энергетической сверхдержавой, почему бы не заняться модернизацией технологий добычи и транспортировки сырья, полезных ископаемых? По всем этим направлениям за последние годы не только прогресса никакого нет, но наоборот, наблюдается очевидный регресс.
Министерство образования и науки к концу 2012 года начало настоящий погром провинциальных университетов. Это называется "укрупнением" и "слиянием". По ходу дела дезорганизуется работа, гуманитариев подчиняют специалистам по техническим дисциплинам, а естественников - гуманитариям. Уцелевшие научные школы лишают административной автономии и остатков самостоятельности.

Параллельно разворачивается такой же разгром спецшкол в Москве и других городах - их сливают с обычными районными школами, причем сознательно выбирают худшие, якобы для того чтобы "выровнять условия". Как в старом химическом анекдоте: если слить литр борща и сто грамм какой-то хрени, получится 1100 грамм какой-то хрени.

Про дорожное строительство на третьем году истории Сколково тоже вспомнили - после того, как выяснилось, что за всё это время туда добровольно не согласился переехать ни один хоть сколько-нибудь известный ученый. Особняки стоят пустыми и недостроенными, зато власти решили соорудить там международный аэропорт и транспортный хаб мирового класса. Такая вот "дорога в никуда". Своего рода символ научной политики нынешней России.

Методы, которыми создается проект "Сколково", грешат непоследовательностью. Новое, как известно, это хорошо забытое старое (знание данного правила объясняет 99% инновационной экономики). В таком контексте может быть использована одна проверенная и специфически российская идея, которая может быть представлена миру как инновация. В сталинские времена ведь неплохо работали "шарашки", сформированные из ученых, оторванных от своих кафедр и институтов, принудительно согнанных в одно место. Решетки на окнах, охрана у дверей и свобода научного творчества в четырех стенах. Блистательное советско-российское сочетание, дававшее феноменальные результаты. В "шарашках" мало заботились о комфорте, а создавали только условия для работы. Как и в монастыре, там не было никакого иного смысла существования, кроме служения. Только, в данном случае, не богу, а науке. Точнее, богу науки.

Единственный способ сделать что-то толковое в Сколково - превратить его в новое издание "шарашки". Доставить под конвоем Григория Перельмана, обнести зону колючей проволокой, поставить вышки и охрану с собаками. На обустройстве коттеджей можно сэкономить, хотя по соображениям гуманности и с учетом современных нравов некоторую степень комфорта можно всё-таки обеспечить...

В подобных условиях Сколковский проект станет несколько более эффективным. Но всё равно остается один вопрос, на который придется ответить. Сталин и Берия, загнав ученых в "шарашки", ставили перед ними очень четкие и конкретные задачи. Российская власть, создавая Сколково и заманивая туда ученых, так и не сумела даже сформулировать подобный вопрос.

Предположим, так или иначе, людей в Сколково всё-таки завезли. Но что же они, черт побери, будут там делать?

Комментарии

Добавить изображение