ХОЖДЕНИЕ ПО ЯПОНСКОМУ МОРЮ

14-04-2013

Стасечке - от дяди Гены.

ПРОЛОГ

Время этот раз было безнадёжно упущено. Всё. Осень...
А размечтались! - Идол - Троица - Китовая - Посьет - Паллада - Калевала - Хасан, - к самой Поднебесной, в самую пасть Дракона!.. Край земли, конец света...
И вот - опоздали.
Всё! На носу октябрь. А это значит - дожди, ветер, холод, туманы … тайфуны...
Поздно, поздно, поздно!

А пока - словно ещё и поддразнивает кто-то! - настоящее лето: тепло, ни ветерка, ни облачка - сплошное солнце! Небо лазурное, море шёлковое, дали голубые. Прямо - Гавайи на хорошем цветном экране!
А что, если...
(многоточие обозначает здесь минутное раздумье)
- Идём?!..
- Идём!!

.................................................................................................................................................
(здесь многоточием обозначены три дня сборов, оформления бумаг и прочей суеты)

У ЛУКОМОРЬЯ

Место - сказочное. И названье соответствующее: Лукоморье.
Коттедж - игрушка на курьих ножках: двухэтажный, на сваях, голубенький и - окнами на море!
Внизу под ним - бухта Идол. Она плавно перетекает в бухту Святой Троицы. На входе (на той стороне) - грозный страж: утёс с головой сфинкса. Сразу за ним - открытое море. И дальше - до самой уже до Японии (а может, и ещё дальше?) - море, море, море...
Нам, как раз, туда - за странный этот утёс.
Только вот...

Только вот, где ж оно всё это - лазурь, шёлк и голубые дали?
Полинял наш экран!
Вместо моря и неба, две - одна над другой - унылых серых слякоти. А между ними завис мерзенький дождичек. Он даже и не капает, а, как бы, медленно сползает вниз. На всё без разбора: на море, на сушу, на голубенький наш коттедж ...
Подшутило над нами бабье лето! Или хуже того - вмешались некие тайные силы (присутствие тёмных сил, мешавших нашему предприятию, ощущалось нами с самого начала) …

В коттедже, у окна грустит Автор, а в окне бьётся шмель. Автор смотрит на странный мыс на той стороне, на дождь за окном, на шмеля в окне, переводит взгляд на кучу алюминия на полу (из этого металлолома ему, если он хочет быть Капитаном, надо сложить байдарку), и становится ему ещё грустнее.

Автор никогда не собирал байдарок, и всё ему теперь мешает: дождь, мыс, шмель. Даже инструкция по сбору байдарок. Но особенно дождь: сыпет уже так уверенно, будто точно знает, что именно этим и именно здесь должен он теперь заниматься. Но если так - к чему тогда и байдарка?
Да, промахнулись мы с погодой. Передоверились неверному осеннему солнышку.

Дождик лил всю эту ночь и весь следующий день.
А потом ещё и следующие, и следующие за следующими - ночь и день, ночь и день...
- Плыть или не плыть?
... Ещё одна мокрая ночь и промозглый день.
- Плыть или ...

Были, однако, у нас среди незримых сил и свои покровители: в таких безвыходных ситуациях они приходили нам на выручку.
Вот и сейчас: некто, пощёлкав кнопками телевизора, распорядился: да будет свет!
И снова в окне, как на хорошем цветном экране - и шёлковое море, и лазурное небо, и голубые дали! Словно бы и не было шести этих слякотных дней.
А в коттедже нашем (просто глазам не верится!), в коттедже на полу (сама она собралась, что ли?) - новенькая голубенькая, изящная двухместная байдарка!
Чудеса? Чудеса! И чудес таких будет ещё...
Теперь - вперёд! Только вперёд!
А пока не отплыли - пара слов о действующих лицах и их исполнителях.

ДВОЕ В ОДНОЙ ЛОДКЕ, НЕ СЧИТАЯ ВСЕХ ПРОЧИХ

Главные герои.
Капитан: человек неопределённого возраста, цвета кожи и национальности. Опытный путешественник. Женат. Характером сентиментален. Вредных привычек не имеет. Интересы разнообразные, преимущественно - духовные.
Штурман: миловидная блондинка неопределённых лет. Опытная путешественница. Мужественна, энергична, характер непредсказуемый. Жена Капитана. Интересы тоже разнообразные, но - с уклоном в материальные.

Хорошо, это - главные, а где же все прочие? И как вообще мог кто-то ещё разме-ститься в двухместной лодке?
Поясняем: прочие - это все остальные члены экипажа (кто бы выпустил нас в море без укомплектованной команды?). Разместились же они на двухместном судне благодаря находчивости Капитана. Набирая людей, он умело использовал принцип со-вместительства. Так Штурман был у него ещё и Боцманом, и Коком и Каптенармусом, а те ещё и - Младшими Гребцами (Матросами).
Сам же Капитан совмещал в себе должности Рулевого (Кормчего), Старшего Гребца и корабельного Летописца (Автора).

Да, Главного же (самого-то главного) чуть не забыли! С Него-то и надо было начинать.
Никто его, правда, не видел. Некоторые считали Его даже существом вымышленным, то есть, как бы, и вовсе не существующим, но вот с этим уже согласиться никак нельзя. Дело Автора - правдиво и беспристрастно описывать происходящие события, а как можно их правдиво описать, не упомянув Его - Великого Дракона! - давнего и законного Владыку здешних мест?
Что ж с того, что никто его не видел? - умел, значит, оставаться незамеченным. Он и не то умел - ещё увидите. Один Капитан, кажется, догадывался, что он мог прики-нуться и странным утёсом, и свирепым ветром ("китайцем"), а мог принять вид шмеля или даже - кого-нибудь из членов нашей команды...

Пора, однако, закругляться (пока читатель не догадался, что Автор - большой любитель долгих разговоров и пустопорожних рассуждений).
Вот теперь - всё. Совсем уже всё.
Кок предусмотрительно укрывает в погребе - до счастливого возвращения - буты-лочку "Алиготе", Капитан наносит на карту последние уточнения маршрута, остальная команда спит сладким сном.
Добрых им снов!
Завтра - в путь!
ОТПЛЫТИЕ

Слава о новых аргонавтах мигом облетела Лукоморье и его окрестности. Всё местное население а также обитатели соседних бухт столпились на берегу, оглашая воздух нетерпеливыми криками и приветливо помахивая белыми крыльями.
Члены команды занимают свои места, Капитан поднимается на капитанский мостик.
Первая запись в судовом журнале: "30.09.85. Бухта Идол, штиль.14-00. Отплытие. Курс: Вест-Норд-Вест."
Именно так: на Восток мы отправились через запад! - как проделал это до нас ещё один великий чудак.

Торжественная минута. Капитан бросает коротко:
- Отдать швартовы!.. - и, не дожидаясь, пока их отдадут, лёгким движением резино-вого ботфорта отталкивает от себя берег ...
А-а-ах! - общий вздох изумления: наш чёлн скользит уже по глади вод!
Не скользит - парит! И не по самой глади, а чуть выше: на грани двух стихий... ближе к воздушной!..
Поэт сказал бы: "словно как лебедь по влаге прохладной"...
Автор записал в дневнике: "как Летучий Голландец!"...

Можно, конечно, посмеяться над Автором, но лучше вообразить на его месте себя. Дело в том, что он (в отличие от погранцов, давших разрешение на плавание) прекрасно знал, что никто на судне, включая Капитана, никогда раньше на байдарке не плавал. А замечательный их "Арго" впервые коснулся сейчас бортом морской волны.
И вот - чудо: мы плывём! Не опрокинулись, не погрузились в пучину - повисли в прозрачном пространстве, словно невесомые. Хлипкое сооруженьице из тонких алюминиевых прутиков-трубочек, обтянутых резиновой плёночкой удерживает почему-то на поверхности и всю нашу команду, и немалый наш груз (месячный запас провианта, палатку, спальники, одежду).

Да, мы плывём, а земля (прекрасная наша земля!) от нас всё удаляется. Вон она уже где! - видимая ещё, но уже недоступная, недосягаемая ...
А ещё она вон там, внизу - глубоко под нами. Там, где лишь бесплотная наша тень скользит теперь по неровной её поверхности ...

Сами же мы повисли где-то между землёй и небом (вода не в счёт: её почти что нет - такая она прозрачная). Некая сила уверенно и легко (как на ковре-самолёте) проносит нас над сказочным подводным миром: глубокими ущельями, колючими скалами-замками и диковинными их обитателями - чёрными морскими ежами, разноцвет-ными морскими звёздами и пёстрыми стайками перламутровых рыбок.

Справа от нас теперь - величественная бухта Троицы, слева - весь остальной залив Петра Великого, позади - родная бухта Идол. Под нами - сколько-то десятков (или сотен?) метров морской воды, над нами - голубое небо. А впереди - пятикило-метровая гладь залива.
И - масса увлекательных приключений!

Как-то совсем незаметно прошли мы большую часть этого, самого первого, отрезка пути - отчаянного броска "на ту сторону". Вёсла наши легко черпают морскую воду, нос нашего судна легко разрезает поверхность моря.
Мы не думаем уже о том, что плывём на утлом судёнышке, что жизни наши теперь в полной власти морских стихий и небесных сил. Капитан следит за курсом, Штурман - за Гребцами, а те усердно работают вёслами, и плеск их несётся к берегам Страны Восходящего Солнца и Страны Утренней Свежести. "Арго" мчится вслед за этими звуками - догоняя и обгоняя их.

Сейчас быстрокрылая наша ладья, держит нос прямо на тот самый мыс (или не мыс?), в общем - на то самое, что похоже на сфинкса и динозавра сразу.
Голову чудища действительно легко принять за обычную скалу, тем более что старинная лоция прямо утверждает: "Мыс Слычкова (широта42,37, долгота 131,06, Ост) является западным входом в бухту Троицы и южной оконечностью полуострова Зарубина",

Ничего не подозревающие герои доверчиво разглядывают торчащие из воды клыки, принимая их за прибрежные скалы, а пенистые водовороты вокруг них - за обычные буруны (они так и не узнают никогда о грозившей им в тот момент опасности!).
Утёс, похожий теперь на Сциллу и Харибду сразу, приближается к нам, а мы приближа-емся прямо к оскаленной его пасти ...

Но!.. Несколько чётких команд Капитана, несколько решительных взмахов Гребцов, и "Арго" - преодолевая белоснежные бурунчики, рвущиеся из ноздрей спящего чудища (оно припомнит нам ещё на обратном пути нашу дерзость!) - ловко проскальзывает прямо у него под носом в открытое море...
Обошлось! Этот раз обошлось. Первая опасность миновала.
Дракон, привыкший к регулярным жертвоприношениям, уснёт сегодня голодным ...
Мы же - ура! - мы в открытом море!

ВДОЛЬ ПО КИТОВОЙ!

Можно даже сказать - в открытом океане! Лишь небольшая группа крохотных японских островков отделяет нас теперь от Великого, или Тихого.
Сами же мы, покачиваясь на мягкой океанской волне, продолжаем держать курс на запад (где-то неподалеку от таинственного Колумбова Сипанго).

Что такое океанская волна? - поясняем: океанскими у нас, дальневосточных моряков, называются такие (высокие ещё, но уже пологие) волны, которые просачиваются сюда сквозь сито японских островков. Это последние отголоски дальних океанских штормов.
Байдарка наша переносит такую волну прекрасно: её лишь плавно покачивает (из чего мы заключили, преждевременно, может быть, что "Арго" наш - судно океанское). И вообще первый успех в преодолении морских (океанских) просторов вселяет в нас уверенность (тоже, пожалуй, преждевременную), что всё и дальше пойдёт так же гладко и складно, как до сих пор...

Ну, что ж? - теперь, вырвавшись на океанский простор, можно немного расслабиться и оглядеться.
Справа по ходу нашего судна располагался сейчас (видимый ещё пока) огромный Евразийский материк - крутой скалистый берег, опушённый сверху невысокими, наклонёнными ветрами в одну сторону приморскими дубками. Слева - невидимый ещё - японский остров Хоккайдо. Позади - стремительно убегающая от нас "нашен-ская земля", а впереди - таинственное царство Великого Дракона.

Пока же, прямо по курсу - мыс Дегера (высокая голая скала, то видимая, то невидимая за широким затылком Боцмана). Сами же мы, как сказано уже, смело бороздим воды Тихого океана (сегодня он действительно тихий) - в той его части, где плещется Японское море - в той его части, что именуется заливом Петра Великого - в той его части, что известна под названием бухты Китовой.
Теперь у читателя есть полное представление о нашем местонахождении, и он может отыскать его на глобусе, чтобы втыкать туда - по пути нашего следования - красные флажки.

Китовая, по любым меркам, бухта немалая (карты именуют её даже заливом). То ли водились здесь некогда эти морские великаны (может, и сейчас ещё водятся - не заметили пока), то ли за сходство с ними получила она своё название, неизвестно. Но и формой своей, и внушительными размерами (20 морских миль, или 32 сухопутных километра от головы до хвоста) она действительно напоминает это огромное млекопитающее.

Такой вот солидный кусок океана предстояло нам теперь одолеть.
Говоря по правде, поначалу мы и не думали пересечь его одним махом. Не то, что не достало бы у нас для этого сил или мужества, а, скажем так: из благоразумной осмотрительности. Из дальновидного расчёта сохранить в целости команду и судно для будущих подвигов.

А с другой стороны - такой соблазн! - взять бы, да и махнуть напрямик… Сегодня же ночевали бы у Дегера ...
Так - прямо или в обход? Вдоль или поперёк?
Ковылять по периметру, обходя каждую извилину берега спокойнее, конечно, но втрое дальше и втрое дольше. Резать по хорде - и короче, и быстрее, но, - предупреждали нас знающие люди: "как подымется, как налетит! - да от берега, от берега, да - в открытое море…". Прямо к берегам этого самого Сипанго!

Капитан обводит взглядом притихшую команду: прямо или в обход? - вперёд или ...
- Вперёд! Только вперёд! (Повезло нашему Капитану с командой).
Вперёд, так вперёд: целим на Дегера.
А погода, и впрямь - чудо! - никогда уже не будет у нас такой погоды, как в тот, самый первый день нашего увлекательного плавания - в самые первые часы этого первого дня.
Даже и мягкая океанская волна понемногу улеглась: море спокойно, как чай на блюдечке. Единственная морщинка - след от нашей гондолы - и тот исчезает сразу за кормой "Арго".

Идёт второй час похода. Идёт второй час, а нам не встретилось ещё ни одно судно. Ни один вообще плавающий предмет или одушевлённое существо. Хоть бы дельфин какой или кит. Или хоть бутылка с адресом пиратского клада.
Лишь сторожевой катер выглянул из-за горизонта (даже и погнался было за нами), но, убедившись, что не догонит, там же, за горизонтом и скрылся. Отстали и чайки.

Всё. Мы остались одни, совсем одни. Посреди безбрежного моря-океана - одни!
А хотите знать, как выглядит мир с точки зрения одинокого наблюдателя, оказавшегося посреди океана (притом, что голова его - чуть выше его уровня, а большая часть тела - ниже)? Думаете - бесконечным этаким океаном? Отнюдь.

Мир выглядит отсюда огромной голубой (с белыми узорами облаков) чашей, опрокинутой над небольшим зелёно-голубым (с тонкой каёмочкой берега по одному краю) блюдцем. Или кинозалом на два места с огромным стереоэкраном над ним. На экране белые облачка изображают что-то, вроде танца маленьких лебедей.

На судне нашем всё спокойно: Гребцы дружно налегают на вёсла, Штурман делает вид, что следит за курсом, Капитан копается в судовом журнале, Гребцы гребут, а остальные просто блаженствуют, нежась на солнышке и наблюдая небесные представления. "Арго" наш бесстрашно летит навстречу приключениям.

Что там, кстати, заносит в свой журнал Капитан, когда надоедает ему разглядывать затылок Боцмана? А вот, что: "15-20. Небо в облаках, ветерок".
Уже ветерок? Ветерок, это всегда немного тревожно. Но пока не страшно (небо в облаках - даже красиво). А потому, курс прежний - на Дегера! По хорде!

Даже интерес дополнительный появился в нашем, чересчур уж благополучном плавании - включаемся в увлекательную игру: потянул ветерок - право руля (к берегу), притих - курс прежний. Побежали по воде барашки - правый уклон, скры- лись - левый: зиг-заг, зиг-заг... Кто кого перехитрит?
Барашки и ветер, впрочем, ничем при этом не рискуют…

Коварная особенность хорды: она незаметно, но упорно уводит лодку от берега. И - чем дальше, тем больше (километров до семи). Капитану приходится поэтому, не сводя одного глаза с Дегера, другим косить постоянно вправо - на тонкую полоску суши, норовящую утонуть в океане.

А небеса тем временем темнеют. Море пока спокойно - разве что появится и тут же исчезнет кое-где лёгкая рябь, да пробегут вдали белорунные овечки. Полного доверия, однако, нет уже и к морю. Всё чаще поглядываем на тающую линию берега справа по борту. Далеко отошли - километров на пять. Не зря ли расхрабрились?
Читаем в судовом журнале: "Волна. Примериваемся, куда ближе: назад или вправо. Пока прямо".
Команда слегка притомилась, но ещё не ропщет - верит в своего Капитана.

Снова заглядываем в журнал: "16-30, солнца нет барашки. Волна 3-4 балла, но уже одинаково что вперёд, что вправо".
Действительно: как говорят в авиации - точка невозврата пройдена. Ну, а раз так, раз уже "одинаково", так нечего и раздумывать:
Вперёд! Только вперёд!

Команда - надо отдать должное и женской её половине - ведёт себя мужественно: ни стонов, ни жалоб. И ветер притих. Море вот только... Потемнело синее море. И очень уж стало оно каким-то ... безбрежным.
Каравелла наша (как некогда и "Санта Мария") упорно движется вперёд, на запад (только вовсе без намерения посещать всякие там Сипанги). И так же, как некогда Адмирал Всех Морей, вглядывается сейчас вдаль наш Капитан…

Берег - вот что ищут глаза Капитана. Какую-нибудь сушу: не материк, так хоть остров! Хоть полуостров!..
А кругом - лишь волны да волны. И довольно высокие.
Но - столько уже пройдено! - не сворачивать же теперь с хорды... И тут:
- Земля!! Справа по борту - земля! - не выдержал молодой Юнга (как очутился он на корабле, и куда потом исчез, никто не знает).

Это была действительно земля, и (как и в случае с Колумбом) это был остров. Два даже острова, оба - Амиоты: Большой и Малый. А вслед за Амиотами показался тут же и мыс Гаккеля (пусть ещё и не Дегера, но тоже ведь - суша).
О мысе об этом в старинной "Лоции Японского моря" сказано: "Мыс Гаккеля и Большой Амиот похожи друг на друга. Поэтому следует быть особенно внимательным и осторожным, чтобы не перепутать их".

Вот ещё забота Капитану: не перепутать Гаккеля с Амиотом - не причалить впопыхах вместо полноценного материка к необитаемой скале!
И ещё там про Гаккеля: "Мыс приглуб и окаймлён надводными и подводными камнями".
Капитан, признаться, не помнил точного значения слова "приглуб", но справедливо решил, что ничего доброго оно не сулит. А уж окаймление его надводными и подвод-ными камнями - подавно. Потому-то, не соблазнясь ни братьями-Амиотами, ни двойником их, дядюшкой Гаккелем, твёрдой рукой направил корабль на мыс Дегера.
Вперёд! Только вперёд!

Если быть точным, то - не на самый мыс, по-прежнему надёжно прикрытый затыл- ком Боцмана, а ровно на середину между его оттопыренными ушами (одно из них касалось сейчас мыса Гаккеля, другое - мыса Суслова).
Кстати, одним затылком левее мыса Суслова замаячил ещё теперь (на месте ожидаемого Хоккайдо) дымчато-голубой силуэт нового загадочного персонажа - острова Фуругельма. Выбор теперь богатый - куда-нибудь, да причалим...

А нам уже - хоть бы куда: шёл четвёртый час плавания - четвёртый час игры нашей резиновой скорлупки с волнами и ветром, четвёртый час непрерывной гребли непривычными к галерной работе руками!..
Притихшая было команда, завидев сушу, приободрилась. Может, чуть и расслабилась. Может, и преждевременно ...

ЧЕРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Вот тут-то вот оно и произошло!..
Оно просто не могло не произойти! - по закону жанра, по правилу смены полос везения! Слишком уж ладно всё у нас до сих пор складывалось, слишком уж засиделись мы на белой - счастливой полоске ...

Море с небесами то светлели, то хмурились, но то был, как раз, момент полного просветления и затишья: ни ветерка, ни барашка до самого горизонта - всё притихло, словно перед бурей или - в ожидании какого-то важного события. И событие это произошло...

... Т-тах! - что-то коротко хлопнуло, что-то просвистело в воздухе, что-то шлёпнулось в воду ... Гребцы побросали вёсла, застыв в растерянности и недоумении, а лодка наша...
В угрюмом молчании наблюдала ошеломлённая команда, как лодка наша, пройдя ещё по инерции немного вперёд и покачав носом из стороны в сторону (словно бы выбирая направление), проделала затем (самостоятельно уже!) полный оборот против часовой стрелки.
Затем, чуть поколебавшись, (как бы уточняя курс) повернулась ещё на четверть оборота. И тогда только (уверенно, как стрелка компаса) уставилась носом ... нет, не на север - не к нашинским берегам! Нос её показывал теперь прямо противо-положное направление. Точно на юг! - в открытый океан. Прямо к берегам зловещего Сипанго!..

Доблестный Штурман наш (как-то мы совсем про него забыли) признавался потом, что выбранное лодкой направление повергло его тогда в полное смятение. Простодушно полагая, что судно всегда движется туда, куда указывает его нос, он решил: туда именно, на неведомые эти острова, к диким сипанжцам и доставит нас сейчас наш "Арго" (предупреждали же знающие люди!). Да простится Штурману его извинительная женская слабость: позже он, поверьте - не раз ещё покажет себя с самой лучшей стороны!

Забавно мы, должно быть, выглядели, взгляни на нас тогда кто-то со стороны! Этакой крохотной соринкой в глазу у Большого Кита: моргнёт исполин, и нет соринки! До ближайшей суши (дикие братья-Амиоты не в счёт) километров семь: вплавь не добраться, пожалуй (хоть и отличные все пловцы). Ветер, течения, волна - нет, не добраться! ...

Но! - одного мгновения хватило нашему Капитану, чтобы, правильно оценив обстановку, принять верное решение: уже в следующий миг он, молодецки изловчившись, выхватил из воды концы лопнувшего линя и, накрепко стянув их морским узлом, снова укрепил на дужке руля. Всё! Никакой паники!

Одного не знала команда (и это - между нами!), не знала, что мудрый её Капитан, что храбрый её Капитан - нет, не испугался, конечно... просто - вспомнил почему-то в тот момент, что, собирая байдарку, заменил в одном месте недостающий шплинтик подвернувшимся под руку корявым гвоздиком...

Гвоздик тогда очень удачно встал на место шплинтика, но острым кончиком своим упёрся, помнится, в резиновое днище: не давил, не царапал - просто упёрся... О нём-то и вспомнил почему-то сейчас отважный Капитан: там-то, на суше он просто упёрся, а что, если за это время он... Нет, хорошо всё-таки, что никто, кроме него, про тот самый гвоздик ничего не знал ...

И хорошо вообще, что всё хорошо!
Через минуту никто уже и не вспоминал о небольшом происшествии, случившемся с нами посреди Японского моря и так напугавшем нашего Штурмана перспективой попасть в гарем японскому султану.

И вот уже снова Капитан на своём капитанском мостике и снова отдаёт (чётко и ясно) команды Штурману, тот (путано и невпопад) передаёт их Рулевому, а Гребцы, никого не слушая, знай себе, гребут, отбрасывая мощными рывками японскую воду к нашенским берегам.
Обошлось! И этот раз - обошлось.

Заглянем-ка, что там в журнале: "17-30 - прошли мыс Гаккеля".
Ага. Это хорошо, что уже прошли. Мы знали: на мысе этом (на самом его верху) располагалась одна из наших погранзастав. А на самом его краю (для контроля над всяким подозрительным перемещением по бухте) установлена была ими на треноге большущая подзорная труба, возле которой и суетились сейчас фигурки строгих погранцов.

Не знаю, что уж подумали они, наблюдая наши странные манёвры, но никаких замечаний по этому поводу с их стороны не последовало: мы беспрепятственно проследовали дальше.
Снова пронесло. И снова все немного расслабились: берег-то - вот он, где уже!
Ой, не рано ли? Вот-то он - вот, но надо ж, ещё до него добраться...

Хоть и были нам перед тем с небес некие знаки, а ненастье застало всё же всех врасплох! …
Откуда-то вдруг потянуло, что-то вдруг налетело - сбежались, закружили вокруг "Арго" белорунные барашки (не барашки уже - целые стада одичавших баранов!). Сверху навалились на аргонавтов темнокудрые тучи, окутали нас туманом и холодом (предупреждали же опытные люди!). Пулемётной очередью застучали по палубе, по головам и спинам крупные капли дождя ...

Вот уже заслонил от нас дождь мыс Дегера, и понёсло нас шквальным ветром обратно к мысу Гаккеля. И был гром, и была молния (может, и в другом порядке, не разберёшь уже - одна сплошная кругом гром-и-молния! ).
А берег - вот он! - рукой подать ...
Только, вместо приветливой гавани и удобных причалов - суровые скалы да груды грубых надводных и подводных (обещанных лоцией) камней. Ветер и волны несут нас прямо на эти камни - в щепки грозят разбить наш красавец-"Арго"!.. Накат кипит, пенится... Да высокий такой: никакой нет надежды на благополучное приземление ...

И только зоркий глаз Кормчего замечает узкий (не указанный в лоции) проход между камнями и рифами: минуя обещанную приглубость, лавируя между надводными и подводными камнями, устремляет он твёрдой рукой утлую нашу ладью прямо в кипящую круговерть ...
Глухой удар, ещё удар, и днище судна заскрипело по прибрежному песку! Команда проворно спрыгивает на берег. Капитан покидает судно последним. Ему достаётся удар последнего (девятого, кажется) вала, который сбивает его с ног …

НА ДИКОМ БРЕГЕ

На берегу каждый, занялся своим делом: Капитан возвращал морю зачерпнутую ботфортами воду, Матросы, перевернув судно вверх днищем, удалили заполнившую трюмы воду и выволокли его на безопасное место, Каптенармус, выбрав подходящую пещерку, захлопотал с устройством ночлега. Штурман, по обыкновению, щедро раздавал всем ценные указания, Боцман бурчал что-то себе в усы, а Кок... Нет, о Коке отдельно.

Когда Командор наш старательно выжимал свои трусики и тельняшку, стыдливо обернувшись в сторону моря, хлопотливый наш Кок (такой обычно скромный и молчаливый) - забыв о субординации и приличии - громко закричал ему, указывая рукой куда-то в темноту:
- Гена, Гена! - ты посмотри, что там творится!..
А творилось там действительно нечто невообразимое. Сбежавшиеся на крик аргонавты увидели, что вся песчаная коса (на которую только что выброшено было штормом наше судно) просто кишмя кишела сверкающими, подпрыгивающими, извивающимися рыбьими тельцами!..

- Анчоусы! Это же анчоусы!.. Тащи банку: надо собрать, пока назад не смыло, - взял уже на себя полное командование Кок. И вся остальная команда, включая Капитана и Штурмана, забыв про дождь, субординацию и недовыжатые трусы, бросилась подби-рать царские деликатесы.
Неожиданные дары моря (или неба) были все, как на подбор, одного вида и размера (с ладошку) и выглядели очень аппетитно. Обрадовались мы им не меньше, чем голод-ные иудеи - манне небесной. И тоже расценили этот дар как чудо и добрый знак свыше.

Обсохнувшие у костра, отогревшиеся горячим чаем и свежеприготовленными анчоусами, разомлевшие и расслабившиеся в тёплых и сухих (заботливо расстелен-ных Каптенармусом) спальниках - начали мы постепенно постигать размеры совершённого нами подвига. За один день (какое, день! - за три с чем-то часа) свершили мы рывок в 40 (сорок!) километров и благополучно (ну, почти благополучно) достигли (ну, почти достигли) намеченной цели!.. Три с лишним часа безостановочной гребли и непрерывной борьбы с водными и небесными стихиями!.. Герои? Герои!
Будь у нас ещё силы, мы, возможно, возгордились бы этим, но сил уже не было: все уснули мертвецким сном.

ДРАКОН ПОКАЗЫВАЕТ ЗУБЫ

Наутро - никаких признаков вчерашней непогоды: небо чистое, ясное - хоть садись и сам рисуй на нём облака! Песчаная коса тоже аккуратно прибрана и вылизана - полностью подготовлена к явлению новых чудес.
Капитан отдаёт приказ к сбору и отплытию: надо воспользоваться погодой, пока не прорисовались на этом ясном небе грозные вчерашние изображения.

Наскоро позавтракав и переименовав бухту Безымянную в бухту Спасения, аргонавты - обсохшие и отдохнувшие - занимают свои места, и "Арго" наш снова весело бежит в сторону мыса Дегера.
До самого мыса добрались мы этот раз безо всяких усилий. Но... только попытались мы его обогнуть - только-только нос нашей ладьи высунулся за край последней скалы, как тут же кто-то, взявшись за этот нос, бесцеремонно отвернул его в сторону. Вторая попытка … третья ...

Странное дело. Будто некто, укрывшись за мысом, забавлялся над нами: погода ясная, море спокойное, а проход в следующую бухту - словно перекрыт шлагбаумом. Будто по разные стороны мыса - две разных погоды: с нашей - мирная и тихая, а с той - буйно-помешанная.

Да. Так оно и оказалось. Когда, оставив свои бесплодные попытки и укрыв судно в безо-пасном месте, взобрались мы на вершину Дегера, то убедились в этом воочию. Наша бухта, надёжно укрытая высоким мысом, была идиллически спокойна, а там - на открытом пространстве - вовсю разгулялся шальной ветер (прозванный нами потом за упёртость свою и настырность "китайцем").
Он и в самом деле (как выяснилось позже) возникал каждый раз из одного и того же источника вблизи корейско-китайской границы (предположительно - логова самого Дракона) и направлялся затем прямо в родную нашу бухту Идол.

Тут надо пояснить вот ещё что. Согласно инструкции (той самой, что мешала Автору собирать лодку), предельно допустимой для байдарок, типа "Таймень", определена была волна, высотой в 30 сантиметров (то есть, для плавания в ванне в тихую погоду). На деле же, и полуметровые волны (которых мы вначале побаивались) были ей нипочём. Она изгибалась во все стороны живым тайменем и лишь слегка поскрипывала под их ударами.

В сущности, только метровой высоты волна пользовалась нашим особым вниманием и требовала специального подхода: такую волну следовало встречать не носом, а бортом. Притом - приподнятым бортом (для чего вся команда дружно переваливалась в этот момент на борт противоположный). Езда такая напоминала немного бобслей и немно-го слалом - нам она даже нравилась.

И ещё. Волны вообще-то бывают разные: по высоте, по форме, по скорости их передвижения, степени вредности и норовистости. Самые безобидные, хоть и самые высокие - океанские (о них уже говорилось): они настолько пологи и медлительны, что действуют умиротворяюще, даже убаюкивающе. Значительно опаснее те, что ниже, но круче, особенно, если они ещё и оторочены по верху белым "барашком". Это означало: штормит уже балла на четыре. Однако, и эти ещё не самые вредные.

Самые злые, самые непредсказуемые - те, что крутятся постоянно возле какого-нибудь мыса, на границе между соседними бухтами. Те сами не знают, что им надо. Подбиваемые с разных сторон ветрами и течениями, отбрасываемые от берега непри-ступными скалами, они мечутся в панике, как перепуганные овцы, и не могут никак разобраться между собой - куда и в какой последовательности им бежать. Спорят, кипятятся, сшибаются и, вместо того, чтобы двигаться горизонтально, начинают вдруг подпрыгивать вверх. Спорят-то они между собой, а достаётся при этом всем, кто им подвернётся.
Под эти волны не подстроиться - не успеешь подставить борт одной, как тут же подбегают со всех сторон другие. Лодка вертится между ними, словно укушенная, и какая-то четвёртая или пятая волна обязательно угодит вам в трюм.

Подобные места, кстати, известны наперечёт и пользуются у бывалых мореходов всех частей света заслуженно дурной славой. В Южной Америке это мыс Горн, в Южной Африке - мыс Бурь, у нас - вот этот самый мыс Дегера (ох, и намучаемся ещё мы с этим мысом!).

По какой-то случайности (или злой закономерности) все эти опасные места нанизаны на сороковые широты (наш - на сорок вторую). А места, где волны ведут себя, словно буйно-помешанные, так повсюду в мире и зовутся: "ревущие сороковые"...
Ни в тот день, ни на следующий так и не удалось нам сдвинуться с места. Проходную у мыса Дегера кто-то надёжно запер шлагбаумом.

ВЫНУЖДЕННОЕ БЛАЖЕНСТВО

Когда мы, огорчённые неудачей, повернули назад, невидимые наши друзья - недруги наших недругов - тут же решили нас утешить. Они предоставили в полное наше распо-ряжение просторную живописную бухту - с роскошным пляжем, настоящей древней пещерой и весёлым ручейком с чистейшей пресной водой. А сверх того подарили ещё и два дня отличной погоды (дурная так и оставалась всё это время по ту сторону мыса).

Тут было всё, что необходимо для здорового отдыха, и не было ничего, неприятно ему сопутствующего. Было и солнце, и тень, и мелкий чистый песочек, и ласковая морская волна: можно было купаться, загорать, собирать красивые ракушки или просто бродить по живописным окрестностям.
А ещё - наслаждаться тишиной и одиночеством - на зависть тем, кто мучился сейчас где-нибудь на Багамах или Мальдивах под звуки пляжно-ресторанной музыки и пение пьяных туристов.

Бухта наша была хороша и сама по себе - изящной подковообразной формой, извивами гладко окатанной гальки, окаймляющей пляж, и - роскошными видами на сопку Туманную (силуэтом своим напоминающую японскую Фудзияму). Но настоящим украшением бухты была пещера (в прошлом - жилище местных циклопов, конечно).
Снаружи она удачно вписывалась тёмно-рыжим пятном в благородно-золотистый антураж берега; внутри, в полутьме там витали тени прежних её хозяев, а с купола сочилась по стенам влага. Капельки капали в ручей и в специально подставленную кем-то (циклопами - кем же ещё!) огромную, наполовину увязшую в песке дере-вянную бочку.

Здесь можно было валяться на песке, любуясь роскошным видами на бухту Китовую с двумя её живописными островками, на далёкий мыс Гамова и на ту самую сопку-Фудзияму, - на весь только что проделанный нами путь. Только бухту Идол и родное наше Лукоморье заслоняла нам сейчас голова того самого - то ли Дракона, то ли динозавра, в общем - мыса Слычкова.

Сопку Туманную местные жители (сроду не видавшие ничего выше своих сопок) именуют почтительно горой. Гора (ростом в 508 метров) действительно царит над местными холмами, а формой напоминает вулкан. Не Фудзияму, так Везувий.
Но тогда уж и Китовая наша - Неаполитанский залив (где вместо одного Капри - два Амиота, а вместо разноцветных туристов - белые чайки и чёрные бакланы).
Сейчас и вправду есть в этом пейзаже что-то средиземноморное: лазурное небо, ласковые волны, лёгкое шевеление воздуха (здесь, в бухте, огороженной высоким берегом, мы, словно в тени, укрылись от бешенного "китайца", буйствующего где-то там, "снаружи").

Целых два дня неожиданного отдыха получила команда - два дня свободы от тревог и опасностей. Достаточно было здесь и пресной воды, и дров, можно было не думать о белых барашках и японских гаремах. Удивительное дело, кстати: в самом густом лесу не насобираешь столько сушняка, сколько на голом морском пляже! Откуда что бралось, и зачем сносилось сюда морскими разбойниками-волнами, неизвестно. Возможно, так заметали они следы своих морских разбоев.

Воспользовавшись паузой, мы забредали и на мыс, и за мыс. Забирались на самую лысину дядюшки Дегера. Отсюда, с его макушки вся Китовая - как на карте. Сейчас она полостью забита военными судами, не решавшимися, как и мы, высунуться за чёртов мыс.
Оттуда же, сверху (только - обернувшись на юг) увидели мы впервые и целую гирлянду небольших бухточек-подковок. Там (предупреждали нас тоже) могут ожидать счастливцев выброшенные морем на берег всяческие заморские диковины.
Так и манило спуститься, проверить. Но это - завтра, а пока (пока не сдуло нас ветром в Китовую бухту) осторожно спускаемся на свой пляж - продолжать своё неаполитанское dolce far niente - сладкое ничегонеделание.

СУВЕНИРЫ

От знающих людей мы слышали также, что экзотические эти безделушки надо вызво- лять вовремя - раньше, чем сделают это пограничники (большие тоже любители морского антиквариата). Решили поэтому надолго не откладывать.
Японские сувениры - тема большая и серьёзная. Мы будем ещё к ней возвращаться.

Только дети знают, как много мы, взрослые, теряем, утрачивая ребячью способность видеть в ненужном предмете его высокую эстетическую ценность.
По этой самой причине (недосмотру взрослых) и попадают на свалку разные ценные и бесценные предметы. Хорошо ещё, что не перевелись на свете люди, знающие толк в добротных мусорных кучах. "...А в мире столько мусорных куч, и в каждой - столько чудес!", - утверждает один из таких знатоков (известный индийский поэт).

Изящные эти бухточки и были, как раз, такими вот полными чудес мусорными кучами - морскими мусоросборниками. Мусороулавливателями, извлекающими из воды те предметы, которые разными растяпами-взрослыми роняются (или даже выбрасы-ваются по недоумию) за борт с проплывающих по морю кораблей.
Море, знакомое с человеческими слабостями, не хранит этот мусор у себя, а равно-мерно распределяет по вышеуказанным мусорным корзинам, откуда специалисты-ценители разбирают его уже по своим коллекциям.

Упомянутый восточный поэт проявил подлинное знание вопроса, перечисляя (будто у нас подсмотрел) мусорные драгоценности: "Смеются глаза реклам, журналов цветные листы, ленты, флаконы и прочий хлам невиданной красоты!" ...
Просто глаза разбегались от изобилия пёстрых диковин, выставленных там на общее обозрение и доступных свободному отбору: разнообразные поплавки, разноцветные этикетки, цветные и бесцветные флакончики, детские игрушки…

Да, это не было витриной ювелирного магазина, это была именно куча хлама, но - какой невиданной красоты!..
Значительную часть находок составляли, правда, предметы невысокой художественной ценности и, прямо скажем, не самой первой необходимости. Откладываем их (не без сожаления) в сторону: размеры трюма всё равно не позволят нам забрать с собой всё, что захочется.

На первом месте (по обилию, разнообразию и полной никчемности) были всевозможные рыбацкие поплавки. Красивые разноцветные полые шары из полу-прозрачного пластика, размером и весом с добрый арбуз исключали всякую возможность их коллекционирования. Годились они, разве, на то лишь, чтобы, закинув их в море, наблюдать потом, как они с упрямством бумеранга возвращаются каждый раз обратно на берег. Той же цели служили маленькие (с кулак) полые стеклянные шарики - с той лишь разницей, что ожидать их возвращения приходилось дольше, так как и улетали они значительно дальше.

В отличие от тех и других, крупные лёгкие шары из мягкого пенопласта служили нам удобными сиденьями (когда располагались мы на ужин у костра). А такие же крупные, но железные и ржавые, служили отличной мишенью. Ярко-рыжими пятнами они отчётливо выделялись на светлом фоне пляжного песка и на каждое меткое попадание в них мелкими железными поплавками они радостно отзывались красивым басо-витым гулом.

Очень хороши были поплавки с аккуратно выписанными японскими иероглифами на боку (некоторые пришлось-таки взять). На особом положении были рулончики свёр-нутой бересты - поплавки бедных северокорейских рыбаков - за ними охотился наш Кок. Они обладали удивительной способностью разгораться в любую погоду и непогоду (о чём беззаботные корейцы, возможно, и не догадывались).

На втором месте (по численности и разнообразию) была всевозможная японская обувь. Казалось, целые толпы чудаков из Сипанго высаживаются временами на наш берег с единственной целью: сбросить свои туфли и вернуться в Японию босыми! Мужская и женская, детская и взрослая, летняя и зимняя - на любой вкус, цвет, размер и фасон. Но (что совсем уж загадочно), только на одну (как правило, правую) ногу: как на прилавках обувного магазина.

Боцман сменил уже одну из своих изношенных кроссовок на новенькую японскую и всё дожидался случая подобрать ей пару. Одно время ему пришлось даже походить в двух правых (нацепив на левую ногу правую кроссовку, двумя размерами крупнее). Нашлась потом и парная, другого, правда, цвета. Так и проходил потом всю кампанию в разноцветных (смотри слайд).

На третьем месте по количеству (а по изысканности и изяществу - на самом первом) были всевозможные флакончики, графины, бутыли, бутылочки и огромные пяти-литровые бутылищи. Цветные и бесцветные, но неизменно элегантные по форме и ароматные по содержимому. Даже и в отсутствие этого самого содержимого источали они иногда непередаваемый - необыкновенно тонкий и нежный экзотический аромат (что именно содержали они до их опустошения - неведомо).
Отечественная наша посуда заменялась постепенно импортной.

Изредка попадались сосуды и со съедобным наполнением. Долго, например, крепи-лась команда, наблюдая, как хладнокровно расправляется их Капитан с пикантным импортным соусом, обильно сдабривая им наше скромное картофельное пюре. И лишь когда содержимое импортной посудины сократилось на треть (а Капитан всё ещё оставался жив), остальная команда дружно присоединилась к нему.
А вот бутыль отличного японского лимонада пришлось-таки Капитану осушить самому: никто не хотел поверить, что, путешествуя по Японскому морю, напиток полностью сохранил все свои вкусовые и питательные качества.

Белоснежный спасательный круг с японским вензелем мы тут же укрепили на самом видном месте, и он (так ни разу и, не пригодившись) пропутешествовал на носу "Арго", придавая ему некий международный вид и статус).
Из антиквариата же и раритетов (на которые очень почему-то рассчитывал с самого начала путешествия наш Штурман) ничего пока не попадалось.

По уверению Штурмана, дно Японского моря просто устлано было в этих местах бесценной китайской посудой - она, якобы, веками томилась там, дожидаясь появ-ления достойных ценителей (эта смелая версия, к сожалению, так и не подтвердилась).
Много ещё чего можно порассказать и о пёстрых обёртках с изображениями заморских диковин, и о лоскутках-бирках с замысловатыми вензелями и непонятными знаками, а также неопознанных обломках с таинственными письменами (возможно - бесценными ронго-ронго!), но есть опасение, что Автор с Капитаном не найдут дол-жного сочувствия у Читателя, как не нашли они его у членов собственной команды.

Всё, всё! - Автор и сам чувствует уже, что заговорился.
Пора, к сожалению, нам закругляться - а так не хочется расставаться с этими бухтами - этими раковинками-жемчужницами, этими причудливыми завитушками в стиле рококо - словно бы не вытесанными ветрами и волнами в скалистых берегах залива Петра Великого, а искусно вырезанными на деках скрипок и виол Амати или Стради-вари.

Бросаем прощальный взгляд на этот резной берег (сверху он - как мятный пряник, надкусанный детскими зубками). Мы обязательно вернёмся к тебе ещё на обратном пути.
Запасайся пока новыми сувенирами.
А сейчас - пока!

В ПОДВОДНОМ ЦАРСТВЕ

Сами же мы снова вернёмся на пляж, где вторые сутки уже вынужденно бездельни-чаем, запертые в нашей прекрасной бухте свирепым "китайцем".
Но пляж, это временно, это в перерывах между погружениями. Самое интересное у моря, это, конечно же, само море.

Не смешно ли, кстати? - говорим "море", а в виду имеем только видимую его часть - одну лишь его поверхность. Это всё равно, что, рассуждать о роскошном дворце, разглядывая его крышу. Настоящая жизнь протекает, конечно же, внутри - в покоях дворца и в глубине моря.
И, конечно же, не "под водой" (ещё одно смешное выражение), а в самой воде - в самом этом водном царстве.

Вода здесь, правда, так прозрачна, будто её и нет вовсе. Страшно прыгать в неё с берега даже, если и знаешь, что глубины там достаточно: кажется, прыгаешь не в воду, а прямо на острые скалы и чёрные иглы облепивших эти скалы морских ежей!
Зато, когда ты уже там, в этом водном мире - когда примут тебя в этом Волшебном Царстве - там начинается настоящее волшебство!

Там ты не ступаешь уже, как по земле, и не плывёшь, как на поверхности, а просто зависаешь в этой прозрачной пустоте и - паришь, летаешь, кувыркаешься, как тебе вздумается. Как в невесомости космоса! Земля забывает здесь о скверной своей привычке притягивать к себе предметы и позволяет резвиться, как хочешь - ходи себе на голове, плыви ногами вперёд, извивайся во все стороны по-рыбьи - ощущай всем своим телом мягко-упругое, ласково-податливое тело воды!

Солнце тут не светит, как там, наверху: оно тут разлито равномерно по всей воде - как бы растворено в ней. И ты купаешься в этом растворе воды и солнца, в мельтешении золотистых бликов - они бегают весело и бесшумно прямо по лицу твоему, по рукам, - по всему твоему обнажённому телу ...

К чему не сразу привыкаешь, так к этой вот самой бесшумности, к тишине и покою Подводного Царства. Поначалу - словно уши заложило. Не сразу замечаешь, что всё в этом необычном мире делается молча: даже и самые быстрые движения не поро-ждают здесь никаких звуков.
Мир без тяжести и звука!..

Легко выбираешься из тёмного ущелья, плавно огибая изгиб скалы и - словно видишь сам себя во сне: стайка полупрозрачных рыбок развернётся вдруг вокруг тебя, рас- крутится спиралью и сверкнёт таким фейерверком радужных блёсток, что ясно - наяву такого не бывает! Такого праздничного блеска, такого ладного, свободного движения там, на земле - в сухопутном, пропитанном гравитацией мире - нет, не бывает...

... Заговорился снова Автор, и занесло его опять в лирику, а повествование, между тем, остановилось - топчется на месте.
А всё этот ветер! Это он загнал героев, рвущихся к подвигам в тихую заводь, где - что ещё и делать, как не предаваться созерцанию красот да пустым размышлениям!
В последний раз поэтому (в самый уже последний) отвлечёмся от главной нашей темы: понежимся ещё на песочке, на солнышке, пока не зашло оно за мыс Дегера.

Вот об этом - об этих заходах-закатах (восходы здесь тоже прелестны, но закаты - бесподобны!) и надо бы ещё порассказать. Если самим не приходилось видеть - не поверите. Есть в них даже что-то избыточное: будто какие-нибудь голливудские пиротехники упражняются тут в супер-эффектах - с таким размахом, с таким изобилием красок прощается здесь каждый вечер с землёй уходящее на покой солнце.

Облака, небеса и полоска берега на горизонте начинают наливаться яркими, горячими красками задолго до самого расставания. А по мере его приближения раскаляются всё больше и больше, прямо - плавятся в огненной лаве.
Вокруг светила образуются нимбы, а само светило вместе с его дорожкой-отражением в воде образуют перевёрнутый (пылающий, сверкающий!) восклицательный знак.

Шар вместе с нимбами постепенно утопает в этом расплаве, а небо в этом месте долго ещё не может успокоиться - волнуется, переливаясь яркими цветами и понемногу остывая. А потом - после захода уже - лишь одинокое облачко высоко над горизон-том светится ещё некоторое время на фоне успокоившегося неба - не даёт сгуститься сумеркам. Тает постепенно и облачко...

В это самое время восточная, противоположная часть моря (с прилегающим к нему небосклоном) идиллически спокойна и умиротворённо-задумчива. Горизонтальные лучи, скользя по его поверхности, лишь слегка задевают по пути все неровности, вспыхивая каждый раз, когда натыкаются на препятствия - зажигают розовым пламенем всё, что хоть чуть выступает над плоскостью: торчащие из воды валуны, одинокие скалы, малые островки. Некоторое время они горят, мерцая и переливаясь на нежно-зелёном фоне неба…

А ещё море умеет быть безмятежно-величавым. Это - когда смотришь на него в штиль с высокого берега. Оно так спокойно, что кажется совершенно неподвижным. Так вы про него и думаете, пока не замечаете у самого берега тонкие белые кружева из пенных бурунчиков вокруг одиноких скал - только они и выдают скрытое его движение...
А ещё... и ещё, и ещё... Словом, Автор готов признать, что после гор самое замечательное на свете, это - море.

... Пора, однако, укладываться. Ветер, похоже, стихает - надо быть готовым к тому, чтобы встать завтра пораньше: не упустить этот момент тишины - обогнуть, наконец, упрямый мыс.
Всё. Спокойной всем ночи!

ПОПЕРЁК ПАЛЛАДЫ

Ветер и в самом деле к утру затих - море разгладилось.
Отдохнувшие и загоревшие герои бодро продолжили свой путь (военные корабли сня-лись с якорей ещё ночью). За поворотом - никаких следов трёхдневной свистопляски - тишь да гладь. Соскучившиеся по работе Гребцы так налегли на вёсла, что знакомые бухточки-подковки замелькали одна за другой со скоростью вагонов электрички.

Мы и заметить не успели, что бороздим уже (напрямую опять!) широченную бухту Рейд Паллады (собирались ведь, как и тогда, перед Китовой, обойти её благоразумно по периметру!). Наиболее благоразумные и заикнулись, было, напомнив про позапозавчерашнее: ещё, мол, не поздно... Поздно! - Арго наш успел набрать такую скорость, что остановить его могла бы сейчас, разве что, банка Клыкова (отмель, располагавшаяся, якобы, где-то на нашем пути).

Простор!.. Даже и ниточки берега этот раз не видно вдали - ни по правому борту, ни по левому (где ближайшей сушей остаётся по-прежнему остров Хоккайдо). Но погода, как и в тот раз, чудная, море - шёлковое, ветерок ласковый ... Небеса? Небеса - лазурные. Значит?..
Вперёд! Только вперёд!

Хорошо идём! Прямо, как на салазках с ледяной горки. Сколько там на хронометре - два? Около часа уже, выходит, пилим Палладу. Наполовину и перепилили уже....
Банку благополучно миновали. Где-то под нами покоятся теперь останки воспетого Гон-чаровым фрегата... Полчасика бы ещё такой погоды ...
Но как бы не так!
Что там в журнале? - "14-00 ветер резко меняется, сильная волна неприятно. Рвём вперёд".

Ну, надо же - опять!.. И откуда что взялось? Небо (только что - такое ясное) прямо набухло тучами - вот-вот оно чем-то оттуда брызнет!.. и ветер тебе встречный, и волна встречная... (предупреждали же знающие люди!).
Это хорошо ещё, что легкокрылый наш "Арго" умеет, когда надо, прямо-таки лететь по воздуху! За эти полчаса мы полностью почти покрыли вторую половину пути (а неплохо ведь шли и первую).

Пролилось, конечно, хлынуло!.. Не дождик даже - настоящий тропический ливень! Забарабанило по мирным аргонавтам, как из пулемёта по врагам народа!
Да вон же, вроде, и берег... или что это там? Нет - в бухту Пемзовую, кажется, понесло... и - пусть! Нам сейчас - абы в какую: укрыться бы только от этих бешенных волн, приткнуться бы к какой-то суше...

Вот и бухта. От волн убежали, только... где ж тут укроешься? Несёмся под проливным холодным дождём вдоль берега: кругом - сплошной булыжник (может, и пемзовый, но нам он - хоть яхонтовый - никак ведь не приткнёшься к нему!). Нет пристанища промокшим, продрогшим путникам! ...

Утонуть - не утонем уже, но и на сушу - ну, не выбраться, и всё тут!.. Так вот, значит, и мёрзнуть теперь в лодке под ливнем? Для чего тогда и спасались? Местные нерпы тянут к нам свои любопытные мордочки - то ли сочувствуют, то ли сигналят: тут, мол, всё занято!
Чуть не полчаса ещё искали мы под проливным дождём хоть какое-нибудь при-станище, пока, пройдя всю бухту, не обнаружили, наконец, признаки какой-то цивилизации - остатки старой пристани. От бывших подмостей торчат из воды лишь концы свай, но нам уже всё равно - лишь бы не пемзовый этот булыжник.

Пристали. Кругом - следы былого человечьего пребывания. Высадились, огляделись: жить можно. Кок сумел развести на старом мокром кострище огонь - ещё веселее! Оглядели на всякий случай косу: может, снова подбросило что-то на ужин? Нет: ветер был встречный - от берега. Ладно. Хорошо, сами, хоть, выбрались, наконец, на сушу.
Осмотрели новое пристанище подробнее. Рыбка тут, однако, водилась: кругом- врытые в землю чаны для засола. Остатки каких-то строений - целый посёлок (прочли потом в лоции: "рыбозасольная база"). Узнали позже, почему и бывший. Но это всё уже - завтра.

Сегодня устали. И переволновались, конечно, опять. Ничего: главное, всё цело и все целы - и судно, и команда. Дождик, вроде, перестал, но оставил после себя холодную сырость. До конца дня не отходили от костра: отогревались, сушились, приходили в себя.

Да нечего было больше и делать: дождик то и дело сыпал снова, видимости - никакой: туман. Из-за низких туч, дождика и тумана так кругом мутно, что не разобрать, в какой край нас этот раз забросило. Ясно только - ни на что прежнее не похожий: то были всё высокие сопки с крутыми скалистыми берегами, кривобокими дубками и чахлой травкой наверху, а тут широкая низина с пологим берегом и пышной зеленью прямо от воды.

Ничего. Переночуем здесь, а завтра уж разберёмся, куда попали, и как отсюда выбираться.
Главное - пронесло ведь? - пронесло: и раздразнили мы там кого-то опять, и показали нам снова наше место, а в целом - молодцы всё-таки! Такой опять учудили прыжок через полморя!
Всё. Спим.

ЗАПОВЕДНИК

Занесло же нас, как оказалось, прямо в морской заповедник. Догадались мы об этом не сразу (ничего, вскоре нам это внятно разъяснят!). Вот почему и рыбозасольщики отсюда убрались.
Погода - чудо! И тебе штиль, и теплынь, и небеса чистые. А места! Места-то, какие...
Это вчера, в дождь да туман выглядело всё серым и скучным - ничего подобного! Правда лишь то, что всё здесь не так, как было до сих пор - словно в другую часть света нас закинуло!

Широкая, заросшая высокими сочными травами и цветами всех цветов радуги долина окаймлена с обеих сторон невысокими зелёными холмами Особенно хороши здесь (просто неописуемо красивы!) заросли местного камыша в самом начале низины. Не того (знакомого всем) грубоватого нашенского рогоза, а тонких изящных стрелочек-тростинок с такими же тонкими, деликатно удлинёнными наманекюренными пальчи-ками-стрелками.

Каждым таким листом - изысканно-нежными его переливами - можно любоваться ещё и отдельно. Он играет на солнце самыми разными цветами: светло-золотистый на самом кончике, он через медно-красное посредине переливается постепенно (у самого устьица) в тёмно-сиреневый. Такие переливы можно встретить, разве что, ещё на старинных японских гравюрах. По праву первооткрывателей мы так и назвали этот новый вид камыша: "японская метёлочка". Незамысловато, но точно.
Низина переходит постепенно в долину, долина завершается сопками, а там дальше - ну, кто бы мог подумать? - горы! Да-да, не сопки уже, а настоящие скалы. Не Кавказ, конечно, однако - почти, как взаправдашние!

С самого утра Автор с Капитаном (как самые любознательные) отправились, прихватив фотокамеры, обследовать незнакомую местность.
Менее любопытных оставили хозяйничать в лагере. Старшим при них был приставлен Штурман (не совсем, как позже оказалось, готовый к этой ответственной роли).

Обнаружив и сфотографировав несколько неведомых до того представителей флоры (см. слайды), неутомимые исследователи и пытливые краеведы обратили своё внимание на тщательно замаскированные амбразуры двух ДЗОТ-ов, как выяснилось потом - японских (смотри слайд). Размещённые в разных концах бухты, они могли немедленно уничтожить любой нежелательный предмет, попавший в поле их зрения.

В самый разгар исследовательской работы - когда Капитан, забравшись в бункер, проверял его сектор обстрела, а Автор выбирал красивую точку для нового слайда, в бухте показался, как раз, такой "нежелательный предмет": небольшой щеголеватый, белый-беленький катер.

Описав красивую дугу, он причалил прямо против нашей стоянки. На берег сошли по трапу и направились к нашему лагерю трое. Все - в столь же щеголеватых, как их катер, белых-беленьких кителях и фуражках.
Отдав честь и предъявив документы дневальному, они переговорили о чём-то с нашим Штурманом, и передали ему что-то, вроде депеши. Проделав всё это и описав катером ту же дугу в обратном направлении, они скрылись за ближним мысом.

Полагая, что это был обычный визит вежливости кого-то из местных правителей, Капитан не стал прерывать своих исследований. Дав указание Автору продолжать съёмку местности (результатом её стала серия блестящих слайдов, с успехом демонстрировавшихся потом в разных международных аудиториях), он продолжил свои научные изыскания.

Когда же мы возвратились в лагерь, то застали оставленную там часть команды в полном расстройстве и большом возбуждении. Оказывается, визитёры в красивых мундирчиках явились вовсе не с утренним визитом, а в порядке инспекторского надзора. Сами они и были, как раз, теми самыми инспекторами, что надзирают за порядком в Морском заповеднике.

Мы ж, по их мнению, были теми самыми нарушителями, от которых призваны они охранять заповедную территорию, о чём и составлен был ими соответствующий акт.
Забегая вперёд: согласно этому акту, на каждого члена команды был наложен штраф в 10 (десять) рублей...

До-о-лго смеялся потом директор института, в ведении которого находился заповедник (и сотрудником коего был наш Капитан), когда выслушал он рассказ об этом происшествии:
- Эти молодцы за три года не поймали мне ни одного браконьера, а теперь ещё и выловили своего же собственного сотрудника!..

Как бы то ни было, а из райского заповедного уголка пришлось нам срочно рети-роваться. Чиновники в мундирчиках ещё и пригрозили на прощанье: пойдёте дальше - никакой фирман не оградит вас от нового штрафа и конфискации судна.
- А застанем вас здесь на обратном пути - тоже лишитесь лодки!
(Это наш-то "Арго" - "лодка"!)

Когда Штурман поинтересовался, до каких пределов простирается их заповедник, ему было отвечено: до каких надо! До самой до корейско-китайско-советской границы! - суровыми оказались ребята в белом.
- Что ж, и пешком нельзя?
- Пешком валяйте, но не ближе 500 метров от берега, и - никаких костров и ночё-вок! А вообще то - убирались бы вы домой, пока под тайфун не попали.

Серьёзный оборот. Что ж - зря, мы, выходит, столько готовились, столько собирались? Зря добывали свой фирман и рисковали молодыми своими жизнями?
И это теперь, когда до заветной цели (логова Дракона) уже рукой подать - взять и повернуть домой?..
Не! - не на тех напали, ребята.
Вперёд! Только вперёд!

Из Пемзовой (дабы не дразнить этих белых гусей) пришлось, однако, убраться. Долго тащились опять вдоль каменистого пемзового берега. Долго провожали нас круглыми чёрными бусинками-глазёнками заповедные нерпы:
- Счастливого плавания! - мы ж, мол, предупреждали вас вчера... (вот, о чём сигналили нам, оказывается, усатые мордочки!).

Уйти-то мы, законопослушные, ушли, но - недалеко и ненадолго. Обогнув ближайший мыс (бывший Мраморный, отныне - мыс Изгнанников), мы тут же, за границей заповедной их территории, и пристали опять к берегу.
Ничуть, между прочим, не менее живописному - с двумя полноводными ручьями и с буйными зарослями ивняка и тростника (очень нам вскоре пригодившимися).

Даже и нерпы здесь (рядом, за валунами) точно, как и заповедные: усатые, черно-глазые и улыбчивые. Ничего мы, похоже, от нашего изгнания (из рая в рай) не проиграли. Пемзы, разве что, здесь нет, но её и там, в бухте её имени, тоже не было.
Кок наш разыскал где-то дикий лук-порей и чудо-шиповник - сладкий, как малина и крупный, как помидоры. Скрашиваем наше скромное меню свежей зеленью и фруктами.

Защитники природы, вот только, подрасстроили нам планы. Снова вынуждены мы, вместо свершения очередных подвигов, валяться на роскошном пляже и греться на ласковом солнышке. Лежим, решаем - как быть дальше? Рискнуть ослушаться - и впрямь лишишься судна. Продолжить путь по суше? А лодка? А полные трюмы добра? Не тащить же всё на себе ...

Решение пришло неожиданно, и, надо признаться, первой дерзкая эта мысль пришла в голову Штурману (так бывает: идёт, идёт мысль в правильном направлении, а в последний момент возьмёт, да и свернёт не в ту голову).
Но главное - Капитан тут же горячо поддержал её своим авторитетом. Как говорил один великий полководец: выигрывает компанию не тот, кто дал дельный совет, а тот, кто взял на себя смелость осуществить его.

Итак, решено: лодку со всеми сокровищами прячем в кустах (для того и вымахали они тут в таком изобилии), а сами - пешочком через перевал, и - на Калевалу, на Сиву-чью, а возможно (по обстоятельствам) и далее.
Риск? Риск. Как, в случае чего, добираться потом (километров 80) до дома? Легко- мыслие? Легкомыслие. Но мы же не одни, с нами ведь Светлые Силы!

К концу заседания, точнее - совместного возлежания-выпивания (симпозиума) - подбодрившаяся компотом из свежего шиповника команда единодушно и оконча-тельно утвердилась в мысли: хоть на четвереньках, а ...
Вперёд! Только вперёд!

ПЕШИЙ ПЕРЕХОД

Когда мы пробудились, на дворе было уже утро 5-го октября. Подзабыли мы как- то за тёплой погодой, что сильно этот раз припозднились со своим походом. Как бы не пере-шло это бабье лето в бабью осень.
Когда мы покидали стоянку, солнца на небе не было. Но это даже и лучше: в тени легче подыматься на перевал.

Лодку с вещами, как и планировали, упрятали (вверх дном) в ивовых кустах, присыпав её песком и плотно сверху укрыв камышом. Получилось так удачно, что Штурман даже забеспокоился - найдём ли потом сами?
Для надёжности Капитан прочертил на видном месте (ногой на песке) длинную стрелу, острие которой (дабы сбить с толку возможных злоумышленников) направил в прямо противоположную от лодки сторону.

Приняв, таким образом, все необходимые меры предосторожности, двинулись мы (прямиком по целине - раздвигая камыши и кустарник) в дальний пеший поход. Вскоре, однако, небесные наши покровители вывели нас на широкую торную тропу.
Топаем дальше по тропе. Забавно ощущать под собой твёрдую почву: отвыкли уже работать ногами. А ещё и горы! Тоже отвыкли: то было всё кругом горизонтальное и хлябкое, а тут - твердь и какой-никакой - подъём.

Надо заметить, что Капитан - он хоть и морской, конечно, волк, но с морем (как и знаменитый его тёзка, Генрих Мореплаватель) знаком был больше по книгам. Хаживал он когда-то и с Куком, и с Магелланом, и с Хейердалом, но это всё - не выходя из библиотеки. Зато был он уроженцем гор. Там он был, как дома.
За пристрастие к ним прозывался даже у аргонавтов (смотря по обстоятельствам) то Горным Орлом, то Горным Козлом. Как бы то ни было, а сейчас, взбираясь на перевал, он чувствовал себя в родной стихии, и команда еле поспевала за ним.

Подъём, впрочем, был и не крутым, и не долгим: тропа вывела нас вскоре на перевал, и - будто возвела на вершину глобуса… Перед взорами нашими открылась вдруг вся наша планета!
Слева простиралась - уходила за горизонт (к Японии и дальше) необъятная плоскость моря, справа и прямо под нами примыкала к ней низина - тоже плоская и тоже (до Китая и дальше) - необъятная ...

Лишь на западе, сразу за Хасаном линия горизонта переходила в неровную голубоватую полоску полупрозрачных гор - там была Корея. А севернее нарисовались над ними многоярусные волнистые полосы Чёрных гор Поднебесной.
Где-то там, в складках этих гор и пряталось, видимо, логово насылающего на нас буйные ветры Великого Дракона (Малый Дракоша под видом утёса - вы помните - остался у нас в тылу).

Вот как описано это зрелище в корабельном журнале рукою самого Капитана. "Чудные виды холмистая лесостепь. Всё рыжевато-зеленовато-золотистое. Перевалили к бухте Калевала. Озёрца-болотца. Японский камыш и японская метёлочка (выше головы) с белыми кисточками и нежно-прозрачно-переливчатыми листиками (от зеленоватых через охру и оранж к лиловато-фиолетовому) очень я п о н и с т ы е !" , - именно так: подчёркнуто и с восклицанием , - "Ещё перевальчик, и вид на бухту Сивучью, озерца и озерища (лиманы?) с сопками, и на горизонте гряды гор; Хасан, Корея, Китай к а к н а к и т а й с к и х ш е л к а х " , - (снова выделено всё рукой Капитана).

Добавлю от себя лишь пропущенное между двумя записями.
Спустившись к Калевале, мы тут же нарушили, конечно, предписание охранников - потопали, как все нормальные люди, прямо по прибрежному песочку, вдоль сплошных зарослей осоки.
Пески, кстати, оказались не простые - зыбучие: из озёр и лиманов просачиваются, процеживаются к морю (пробиваясь из-под осоки - где широкими плоскими струями, где тонкими ручейками, а где и скрыто, под песком) потоки пресной воды. Так мы и прохлюпали всю бухту из конца в конец - по щиколотки увязая в песчаном тесте, торопясь вытащить ноги раньше, чем поглотит их зыбучий песок.

В самом её конце снова поднялись на небольшой перевал.
И снова: вид - потрясающий! Капитан не удержался даже - набросал что-то наскоро в альбоме, несмотря на протесты нетерпеливой команды (правильно сделал: слайды из-за непогоды вышли смутными).

Собственно, непогоды, как таковой, не было: тепло, сухо, только что - не солнечно. Для плёнки цветной темновато, зато - какое пиршество для глаз! Возможно - потому, как раз, что солнце не слепило, не бросало на сопки и лиманы резких теней и бликов. И оттого ещё, что сырость, пропитавшая воздух, делала осенние краски насыщенными, благородными, глубокими и сочными - почти вкусными.

И совсем уже, как на знаменитых китайских шелках: вытянутые зеркальца озёр, а в них (отражаются) и над ними (зависают) - разноцветные волнистые ленточки невысоких протяжённых гор. Нижняя, почти чёрная полоска стелется ещё по холмам, но та, что над ней (посветлее и - розовато-бурая) уже всплыла немного - повисла над нижней. А те, что ещё выше (зеленовато-голубыми волнами-облаками) откровенно уже, одна за другой - поплыли по поднебесью. Каждая аккуратно отделена при этом от соседней (словно ватой переложена) светлой полоской тумана ...
Чудное место для постоянного проживания выбрал себе Хозяин Приморья!

Спустились за водой к озеру. Мимо нас прошли (чуть не носом к носу с нами столкнувшись) двое в форме - стражи государственной границы. В отличие от охранников заповедника, не спросили даже, кто мы, что здесь делаем и не собираемся ли тут что-то нарушить.

Вернулись на сопку, в лесок, поужинали. Помянули свою лодку (как она там, бедная? - может, и нет уже её давно?).
Небо всё хмурилось, но сдержалось-таки: так ничего в тот день и не выдавила из туч на землю. Стемнело только рано, и - духота-а-а… духота!
Всё, ложимся - уморились уже...

НЕОПОЗНАННЫЙ ОБЪЕКТ

Спать вообще-то рано. Но ничего: пораньше завтра встанем, побольше увидим. Палатки с собой не брали- ночуем в спальниках.
Со спальниками и подстерегла нас одна неприятная неожиданность. Дело в том, что хлопотливый наш Каптенармус этот раз переусердствовал: добыл где-то дефицит-нейшие пуховики. Где-нибудь за Полярным кругом цены бы им не было: лёгкие, мягкие, тёплые - с ними бы зимой по Арктике, а не летом по Приморью!

Замечательные качества наших спальников обнаружились не сразу: поначалу мы прямо нежились, наслаждаясь их пуховой мягкостью и, распахнувшись, жадно обоняли всякие лесные и морские ароматы. Вскоре, однако, по тайге прокатился (сначала по нашей сопке, а потом и по соседним) слух о богатой поживе, и на пир устремились тучи местных (а может, и зарубежных: граница-то рядом!) маленьких вампиров.

Спасая свои жизни, мы попытались, было, укрыться от них, укутавшись в спальники с головой, но оказалось, что пуховики наши не просто сохраняют температуру, они её ещё и подымают до критической отметки. Воздуха в них хватало лишь на несколько неполных вдохов, а жар за это время подымался до температуры плавления мозга. Приходилось-таки распахиваться настежь, и за те мгновения, что мы, размахивая полами пуховика, делали свои вдохи, враги наши успевали сделать по несколько успешных боевых вылетов.

Больше часа продлилось жестокое кровопролитие, когда новые герои Хасана - обескровленные, истощённые - вынуждены были, наконец, сдаться. Решено было совсем отказаться от сна и, выбравшись из наших душегубок, мы отправились, обмахи-ваясь ветками, на вынужденную ночную прогулку.
Не случись, однако, этой неприятности - пролежи мы спокойно всю ночь в своих пухо-вых мешках, не стали бы мы свидетелями одного удивительного зрелища: проспали бы необыкновенное явление, возможно даже - чудо! Да-да - чудо: так до сих пор никто и не смог дать ему вразумительного объяснения ...

Когда путники, помахивая сосновыми опахалами, приблизились к краю сопки, сквозь ночную тьму, сквозь чёрную листву и ветви деревьев навстречу им стали пробиваться странные лучи какого-то необычно ярко-белого света. Когда же вышли они на открытое место, взорам их представилось невиданная картина ...

На самом горизонте, из того места, где вчера ещё проглядывало сквозь туман небольшое озеро Хасан, исходило сейчас яркое сияние. Необычно оно было и странной белизной своей, и величиной источника, и неопределённостью формы. А главное - полной своей неуместностью и необъяснимостью. Так старательно не освещают ни городские витрины, ни арены цирков, ни поп-звёзд на эстраде, ни... не знаю ещё, кого и что. Так вообще ничто на земле и в небе ночью не светится ...

И это - отсюда, километров за двадцать от места свечения! Что ж должно твориться сейчас там, в этом пятне слепящего света - возле самого озера?! Прямо - застывшая вспышка атомного взрыва! Или прожектор космического пришельца. Или... Ну, не логово же это самого Дракона! А может, как раз, оно?..
Нестрашно было потому только, что, во-первых - далеко, а во-вторых, совершенно беззвучно и неподвижно. А ещё - очень красиво!

Мы не стали разгадывать, что это было за диво (логово, так логово). Подивились, полюбовались на него и, недоумевая, направились медленно к своим спальникам. Вернувшись, мы обнаружили, что кровопийцы наши бесследно исчезли - то ли разочарованные долгим нашим отсутствием, то ли просто унесённые ветром - неизвестно.
Остаток ночи проспали спокойно.

ТАЙФУН

Утро 6-го октября (седьмой день плавания) было по-октябрьски хмурым. Природа, будто спохватившись, что на дворе давно уже осень, впервые насупилась всерьёз. Было, впрочем, ещё довольно тепло, только очень уж сумрачно, и - вот-вот брызнет дождик.
Так жаль покидать эти удивительно, трогательно красивые - почти ненашенские уже - совсем-совсем уже китаисто-кореисто-японистые - места!

Ещё раз мы прошли (прохлюпали) вдоль Сивучьей и, выбрав сопку повыше, полюбова- лись на прощанье окрестностями. Так в дневнике и помечено: "Поднялись на высотку совершенно изумительная панорама: вид на озёра-лиманы от Хасана до бухты Экспедиции и Посьета на фоне гор Кореи и Китая!".

Не вытерпел - закапал-таки дождик, деликатно давая понять: убирайтесь-ка вы, ребята, отсюда, пока не стало хуже. И действительно, становилось всё хуже и хуже: на нас давило теперь свинцово-тяжёлое небо, гнал домой порывистый ветер и набиравший силу дождь.

Полубегом пробежали мы оба перевала, подхлёстываемые к концу пути настоящим уже ливнем. К месту своему вернулись лишь к вечеру - насквозь вымокшие, "вусмерть" усталые и - донельзя довольные! Ну и как же быть недовольными? Мы - дома, лодка - на месте, вещи целы, сами - тоже.
Даже и логово Драконово наконец повидали!

Водрузили палатку, побросали наружу, на песок всё мокрое, переоделись во всё сухое. Поужинали, чем бог послал, согрелись припасённым Боцманом спиртом (под вы- мышленным предлогом дня рождения его бабушки) и (вот, где они пригодились!) - укутались в свои пуховые спальники ...
...........................................................................................................................
(точки изображают здесь крепкий здоровый сон)

... Надо было всё же назвать эту главу как-то иначе, звучнее: ШТОРМ, например, или даже по-шекспировски - БУРЯ ...

Сон после всех этих треволнений и бабушкиного спирта действительно - такой крепкий, такой сладкий!.. И всё бы вообще хорошо, если б не Штурман (или Боцман?):
- Гена, Гена! - смотри: подмывает!.. Нас подмывает!..
Капитан совершенно твёрдо знал, что никто и ничто на свете не может нас тут под-мывать...
- Ну, что ты выдумываешь? Спи!
Но через пару минут - ещё громче, ещё тревожнее:
- Ой, да ты посмотри, пощупай - мой спальник уже весь в воде!..

Несмотря на полную уверенность Капитана (палатку он ставил на третьем от пляжа ярусе (метра на два выше уровня воды, у самых кустов, где никогда никакой воды сроду не бывало и не могло быть, потому, что никак не могло быть), он протянул всё же, чертыхаясь, свою руку в темноту и... окончательно проснулся.

Морские волны гуляли прямо по нашей палатке: подмыли уже одну стойку, накренили другую и вымыли пару колышков (те свободно болтались сейчас внутри палатки). А оба наших дефицитных пуховых спальника были наполовину в воде - в солёной, в самой, что ни на есть настоящей, морской воде ...

Мигом отрезвев, мы пособирали наспех уплывающие в темноту вещи, и - не знаю уж, как - перенесли, переставили ещё выше (подальше от наступающих волн) наше жилище, стараясь не смотреть в сторону осерчавшего вдруг на нас моря.
Слышно лишь было: что-то там, в темноте шумело, грохотало, завывало, плескалось и шлёпало мокрым по мокрому ...

И только устроившись на новом месте и немного оправившись, обратили мы внимание на новое чудо (везёт нам на ночные зрелища!).
За всей шумихой и суматохой на этой - нашей - стороне мы и не заметили, что на противоположной - той стороне бухты - схороненные высоким берегом от волн и ветра (в полной тишине и спокойствии!) повисло рядком над водой с полдюжины беленьких, изящно изогнутых миниатюрных корабликов.

Словно игрушки на рождественской ёлке, светились они между отсветами на тучах вверху и собственным перевёрнутым отражением внизу. А гирлянды светящихся бусинок-огоньков, будто огни святого Эльма, облепили сверкающими росинками их мачты, реи и палубные надстройки… Сказка!

И Автор, и Капитан, и вся его команда, лёжа на пригорке, долго наслаждались этим зрелищем. Так и уснули, уверенные, что очередное представление затеяно было специально в утешение им - "потерпевшим".
Истинных потерпевших и подлинных размеров погрома мы, однако, ещё не знали. Размеры ночного разбоя представились нашим взорам лишь на следующее утро.

Картина была впечатляющей!
Ну, что всю нашу одежду (оставленную вчера за палаткой) слизало море, это бы ещё ладно. Тем более что, наигравшись ею и разбросав потом по пляжу, оно всё до последнего носка вернуло нам в целости. Долго, правда, убивался Кок, не обнаружив на месте своего любимого (особенного какого-то) кухонного ножа, но в конце концов (метрах в ста от палатки) найден был и нож.

Настоящий разбой был, однако, учинён не над нами, пришлыми, а над местным - коренным, так сказать, населением: над мирными обитателями морских глубин...
Слово Капитану: "07.10.85. На море шторм (примерно 8 баллов) огромные волны, и ветром рвёт пену. На суше тепло, сухо и почти безветренно. Собираем обильную дань моря весь берег в гребешках (!) и всяких других морских диковинах; морские черви, мидии, кукумарии, актинии, асцидии, хитоны, крабики, рак-отшельник в раковине нептунии".
Да, буря не утихла. Но теперь это была очень странная, необычная буря - безмолвная и почти безветренная. На суше установился уже мир и покой, а рядом (хоть и опустилось уже море на обычный свой уровень), всё ещё гуляли по заливу огромные пяти-шестиметровые валы.

Ни тебе грохота грома, ни блеска молний, ни урагана, выдирающего с корнем деревья, а на берег всё выкатывают (один свирепее другого!) вал за валом, и все - девятые! Они уже полностью завалили пляж всевозможными морскими диковинами - глаза просто разбегаются от обилия этих нежданных даров! (Самые нетерпеливые члены команды даже приступили уже к их реализации).

Автор носился буревестником со своей камерой в поисках какого-то особенного кадра.
Забегая вперёд, ничего путного из этих замечательных кадров у Автора не вышло: весь объектив так затуманило мелкими брызгами, что придётся вам поверить на слово - было всё, как у Айвазовского. Местами даже лучше.

Гоняясь за кадрами, Автор не обращал поначалу внимания на богатую дань морского царя, а посмотреть тут было, на что. Анчоусов, правда, этот раз не было, зато разноцветных звёзд, разновидных моллюсков, ну - как на витринах Музея природы или гастронома Дары моря!

Дневник: "Насобирали 200 (двести) гребешков и 40 (сорок) трепангов. Пообедали свежезамаринованными гребешками (поужинали жареными: восхитительно!)".
Два слова тем, кому не приходилось иметь дела с дальневосточной экзотикой. Гребешки с морскими огурцами (трепангами), несмотря на простонародные свои прозвища, принадлежат к самой изысканной кулинарно-морской аристократии.

Нежное (нежнее цыплячьего и крабьего) мясо гребешка непередаваемо тонко по своему экзотично-фруктовому аромату и привкусу, напоминающим запах и вкус плодов опунции (читатель знает, надеюсь, запах и вкус плодов опунции?). Не говоря о том уже, что облечено оно в самую красивую в тех краях раковину - бело-кремовый волнистый панцирь-веер с деликатным волнистым же узором на нём.

Трепанг, напротив, совсем не привлекателен с виду, а уж готовится так долго (бедный Кок, кажется, так и не прилёг: всю ночь проколдовал тогда над костром), что может отбить всякую охоту с ним связываться. Зато в готовом виде он сравним, разве что, с тушёными шампиньонами. А уж по части полезности и целебным качествам уступает только женьшеню. Ещё один - непростительный - его недостаток: очень уж он быстро поглощается. Не успеешь толком войти во вкус, а от трепанга остались лишь аромат да послевкусие.

Странная эта безветренная буря к вечеру совсем утихла. Ещё раньше исчезли, (один за другим, потихоньку, не прощаясь) беленькие японские игрушки-сейнеры. Никто и не подумал наказывать их за нарушение каких-то границ.
На следующий день: "08.10.85. тепло, солнце, безветренно. Позавтракали жареными гребешками с луком-слизуном (обнаруженном где-то на соседнем болоте нашим неутомимым Коком) с японским соусом (подобранным на берегу Автором) и кофе. На обед ожидается жаркое из трепангов (как в лучших ресторанах Сингапура и Гонконга). Температура воздуха + 25, воды +15 градусов. Купание, загорание".
Хорошо живём! Может, в отношении сервиса где-нибудь на Мальдивах и комфортнее, но питание и загорание тут ничуть не хуже.

Прошли по периметру (из чистой любознательности) всю почти южную часть Паллады. Волна средняя, ветер тоже.
Через час мы уже в бухте Мраморной (мрамора тут не больше, чем в Пемзовой пемзы). Здесь тоже - брошенный рыбацкий посёлок, но попадаются уже изредка и сами аборигены: в перевозных вагончиках живут косцы из Краскино (это по ту сторону бухты, километрах в сорока отсюда).

На берегу набрели на изящный - изогнутый наподобие латинской буквой "S" - скелет некоего допотопного существа, возможно - небольшого динозавра. Может, конечно, и просто крупной нерпы, а может... (интересно, у нашего Дракона бывают детёныши?).
Скелет скелетом, но в бухте совершенно нет дров (всё подобрано косцами). По протесту Кока, возвращаемся в прежнюю бухту (пока - безымянную: забыли в суматохе дать ей название) и часам к семи устраиваемся на стоянку. Здесь есть всё: и дрова, и вода, и горы недособранного гребешка (Автор покидал даже, сколько смог, его обратно в море).

Прилетел из Посьета на моторке какой-то запыхавшийся чудик-рыболов, но, увидев, что опоздал (последний гребешок был к тому времени возвращён морю) убрался с досадой восвояси.
Укладываемся. Этот день прошёл без происшествий. Скучновато даже.
Ночью бегала по тенту палатки какая-то зверушка или птаха.

БУНТ НА КОРАБЛЕ

Проснулись почему-то рано, встали недовольными - недоспали.
А погода хорошая - и тепло, и море спокойно. Позавтракали теми же гребешками. Автор поснимал красивый восход, Капитан слазил зачем-то на мыс Мраморный, Кок продолжил возню с трепангами, остальные разбрелись от безделья, кто куда.

Да, делать стало как-то совсем нечего. Пора видно возвращаться: впереди уже ничего привлекательного. Избалованная обилием ярких впечатлений команда на второй день безделья откровенно заскучала. А может, и просто утомилась: шёл, ведь, как-никак, десятый день пути. Ещё и недосып этот...

... Бунт разразился неожиданно, стихийно и, по видимости, беспричинно (что не помешало ему быть и бессмысленным, и беспощадным). Причина, если и была, тут же была забыта - дело было не в ней.
Что-то вякнул не так Матрос Коку, чем-то сполна отвесил ему за это Штурман. Когда же за Матроса вступился Капитан, досталось и Капитану. А молчавший до того Боцман, воодушевлённый дерзостью Штурмана, брякнул Автору что-то такое, от чего прибре-жные чайки сорвались со своих мест. И правильно: чего бояться? - на судне нет даже реи, на которой можно было бы бунтовщика повесить.

Некоторое время ничего нельзя было понять: Капитан грозил отставкой Штурману, Штурман (забывшись) - увольнением Капитану, а команда, разделившись поровну, пыталась то примирить, то ещё больше рассорить обе высокие стороны. Боцмана несло при этом, как ...

Утомился, наконец, и Боцман. Над бухтой нависла тягостная тишина. И в тишине этой, не проронив более ни слова, поруганный наш Капитан медленно удалился из лагеря. Ссутулившаяся его фигура, помаячив, скрылась за дальним выступом мраморного мыса…
Долго сидел он там на голом мраморном утёсе один (в позе известного персонажа на картине известного художника "Христос в пустыне") - устремив свой взор в про-странство и размышляя над несовершенством этого мира.

Но дело было даже и не в том. Не только в том.
Плыть или не плыть - вот в чём вопрос! Опыт и мудрость подсказывали Капитану, что самое время уже поворачивать назад. А тот же разум говорил ему, что взбунтовавшаяся так некстати команда поймёт его сейчас превратно.

С одной стороны, и тюленю ясно, что возвращаться пора: программа выполнена, остав-шиеся (внутренние) бухты никакого интереса для истории с географией не представ-ляют.
Погода же всё нетерпеливее намекает, что ей надоело уже быть хорошей: и так уж непозволительно долго задержалась она на бабьем лете. Плыть же нам, если даже сегодня же повернуть назад - ого ещё, сколько!..

Всё так, всё верно, всё разумно. Только вот - как донести это теперь до разума прекрасной, но неразумной половины команды? Всё ведь будет понято сейчас по-своему, то есть - шиворот-навыворот и набекрень!..
... Капитан слышал, как склянки пробили полдень: обед... Он знал, что на столах с белыми скатертями остывает сейчас приготовленное заботливым Коком роскошное фрикасе из гребешков и рагу из трепангов. Надо возвращаться ...

Всё пошло по худшему из сценариев. Сначала Капитан (спокойно и толково) изложил свои соображения Штурману, затем тот (бестолково и несдержанно) излил на Капитана поток бессмысленных упрёков и обвинений. Дошло даже до подозрений в недостатке мужества (сам Штурман напоминал в этот момент японский ДЗОТ, а боевое его окружение - сборище самураев, камикадзе и бойцов сумо сразу).
И поделом Капитану - нечего было брать на борт судна женщин!
Положение выглядело почти безнадёжным, но тут...

Но тут облака расступились, и пролетавший мимо (по своим делам) белокрылый ангел заинтересовался происходящим на земле. Мигом оценив обстановку, он вложил в уста Штурмана некое... не слово даже! - некую лишь интонацию, выдавшую в нём принадлежность к слабому (слабому!) полу, а с крыла его ещё и упала, скатившись затем по Штурмановой щеке, малая дождинка...
Ангел только подсказал - напомнил лишь давно известное: единственной неодолимой для мужчин женской силой является их слабость.
Напомнил и улетел. Лишь мгновение длилось это волшебство, и вот ...

- Все по местам! - прогремел зычный голос Командора, и команда, только что напоминавшая шайку морских разбойников, бросилась выполнять приказание своего предводителя. Аргонавты продолжили путь на запад.
Ох, пожалеет ещё об этой своей победе слабая половина!

Бригантина покинула бухту Разногласия и, распустив паруса, продолжила, подгоняемая свежим ветром, путь, курсом вест-норд-вест. Ближайшая цель: бухта Экспедиции. Её отделяла сейчас от нас лишь узенькая, но очень длинная полоска земли под странным названием "Коса Чурхадо". Чтобы оказаться в выше-названной бухте, нам предстояло теперь длиннющую эту "Чурхаду" как-то обойти с северо-востока.

Не успели, однако, аргонавты преодолеть и половины пути, как поднявшийся внезапно ветер, нагнав высокую волну, буквально воткнул их корабль в вышеупомянутую косу. Накат был такой мощи, что Капитану не пришлось выбирать ни направления, ни места приземления: ткнулись, как попало - прямо в крупную гальку с булыжниками. Ещё и в окружении стада белошёрстых барашков, с любопытством заглядывавших в трюм Арго ...
ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА

Берег, на который так неделикатно вышвырнуло нас море, выглядел пустынным и безжизненным. Лишь далеко-далеко, в самом конце многокилометровой косы виднелся карауливший вход в бухту белый маяк.
К нему и направился теперь наш Капитан, прихватив с собой лишь Автора и оставив прекрасную половину размышлять о последствиях своего упорства и своенравия. Ему захотелось пройтись и тоже поразмышлять над случившимся. Ясно было, что застряли мы прочно и надолго - времени для размышлений будет теперь у всех предостаточно.

Нет, он никого не упрекал, никому не пенял за ослушание и вовсе не рад был такому скорому подтверждению его опасений. Надо было просто проверить: что там сейчас происходит в этом узком проливе в конце косы - будет ли, где развернуться там океанскому нашему лайнеру.
Погода продолжала хмуриться, накат не уменьшался - как бы не пришлось и впрямь заночевать тут, прямо на косе (на шквальном ветру, без дров и воды!) ...

Капитан брёл вдоль берега, одежды и кудри его развевал ветер, и (как ему казалось) более всего был он сейчас похож на пророка, не признанного своим отечеством (рядом, не отставая, брёл за ним верный помощник его - Автор).
Там ещё, в бухте Мраморной он, в ответ на недоумение Автора по поводу неожиданной его уступчивости, бросил загадочно: "т а к г о в о р и л З а р а т у с т р а ..."

Взглядов своих Капитан не скрывал и раньше, но Автору захотелось теперь узнать о них подробнее. Путь им предстоял неблизкий, спешить было некуда - самое было время завести разговор о древних премудростях зороастризма.
- Так что там говорил по этому поводу премудрый Заратустра?
И Капитан, одной рукой опираясь на посох, а другой - поправляя нимб, который норовил сорвать с его головы свежий ветер, начал торжественно и неторопливо:

- Великий Заратустра (да славится в веках его имя!) говаривал людям:
"Царство Добра и Света, возводимое людям пресветлым Ормуздом, хочет обратить в царство Зла и Тьмы коварный брат его, Ахриман. Так не уставайте же, о люди, в борьбе с Тёмными Силами!", - т а к г о в о р и л З а р а т у с т р а ...

"Злой Ахриман захочет посеять меж вами рознь, для чего нашлёт своих дэвов на слабые души слабой половины вашего рода. Дабы совратить эти души, лукавые дэвы внушат им пагубные мысли о превосходстве их над сильной половиной рода человеческого!", - т а к г о в о р и л З а р а т у с т р а ...

... "И я говорю мужчине: идя к женщине, бери с собой плётку дабы изгнать из неё искусителя! Когда же дэв покинет несчастную уступи её прихоти, ибо нет лучшего способа переубедить женщину, чем уступить её капризу дабы сама она могла потом убедиться в своей глупости", - т а к г о в о р и л З а р а т у с т р а ...

... Долго ещё припоминал Капитан, что по этому и по разным другим поводам говорил его великий учитель, и - по мере того, как исполнялся он этими мыслями - чело его светлело, и голубели его глаза, а нимб на голове разгорался ярче, и не мог уже задуть его свежий ветер ...

Так шли они в глубоком молчании, погружённые в свои мысли, и лишь прибрежный песок поскрипывал под их сандалиями. Путь им преграждали выброшенные штормом диковинные морские травы и невиданные ими доселе морские звёзды: большие - с длинными, тонкими (красиво, как у спрута закрученными) спиралевидными "щупальцами" и малые - пяти-шестипалые, с лучами широкими и короткими, яркой чёрно-красно-синей окраски. Но равнодушно обходили они диковинные дары моря...

Маяк оказался гораздо дальше, чем казалось вначале и, как-будто, даже отступал по мере приближения к нему. Когда же спутники его всё же настигли, они убедились, что, хоть ширина пролива в этом месте и позволит пройти их судну, течение и волны там сейчас так велики, что попасть в бухту они нам сегодня не позволят.
С этой невесёлой вестью возвращались они теперь в свой лагерь, и оттого обратный путь казался им ещё длиннее...

С южной стороны море продолжало неистово накатывать вал за валом. С другой же стороны косы (совсем рядышком!) оно, словно в насмешку, было невозмутимо спокойным и безмятежным. Там мирно плескались на воде уточки, резвились у воды кулики. И, не считая узенькой (метров двести) полосы Чурдахо, нас отделяла от всей этой благодати ещё лишь небольшая (менее ста метров) полоса плотной болотной зелени. По всей видимости - непроходимой трясины.

Выходило так, что оставалось бедолагам лишь куковать на этой пустынной, безводной, продуваемой всеми ветрами косе в ожидании у моря погоды. Невесёлые эти вести и несли они теперь оставшимся в лагере, не подозревая о том, какие новости ожидают их самих ...

Доложив команде результаты разведки, Капитан был действительно печален: ни тени осуждения не появилось на его благородном челе.
Штурман же, выслушав доводы Командора и даже полностью с ними согласившись, выпалил вдруг (понизив почему-то при этом голос):
- Слушай, Гена, а тут можно, кажется, пройти ...
- ???
- Да-да - я смотрела: можно. А лодку можно перенести на руках ...

Капитан недоумённо наморщил свой высокий лоб: в последний раз на его памяти корабли посуху таскали на себе, разве что, варяги на пути в греки... Но с другой сто-роны - переносили же!
- Там ведь - топь, болото, - слабо уже сопротивлялся он.
- Да не-ет! - я тоже так думала, а там сверху только немного. А дно - я вставала - твёрдый песок. Дальше вообще - чистая вода. Идём, сам увидишь!

Пошли, посмотрели. Действительно: то, что сверху виделось непролазным болотом, было, на самом деле, лишь краем лимана, стоячую воду которого затянуло тиной, а ближе к берегу - разросшейся ряской, камышом, осокой и прочей озёрной нечистью. Само же дно оставалось твёрдым, а зелень - проходимой.

Ну, поди ж ты! - кто бы мог подумать?.. Снова верная мысль пришла по ошибке в голову неразумной женщины (вот тебе и Заратустра с его заклинаниями!)...

Автор предоставляет Читателю самому разбираться, какие силы - ангельские или де-монские подсказали женщине верное решение (не сама же она до него додумалась!).
Матросы мигом перебросили на ту сторону косы груз и лодку, и через какие-то полчаса Арго наш, рассекая грудью заросли камыша и осоки, выходил уже на чистую воду...

Спасены! Более того: мы уже - в соседней бухте!
Фантастика!
И фантастика не только в том, как неожиданно просто разрешилось очередное злоключение - фантастическим оказался и мир, в который мы теперь попали.
После стольких треволнений (и на воде, и на суше) тут, в странном этом мире - полная тишина, мир и благоденствие! Кажется, даже в самый первый день не было у погоды такого благодушного настроения. Небеса только изменились: из нежно-голубых перекрасились они, соответственно сезону, в нечто благородно-мутно-серо-коричневое.

Чудо состояло и в том ещё, что за пределами этого мирка погода оставалась по-прежнему препакостной. Как будто, не только свирепые волны, но и бешенный ветер остался там, в Палладе - отрезанный от нас чудесной этой косой Чурхадо (единодушно переименованной нами в косу Примирения).

И снова, как в самый первый день, команда полна радостных ожиданий, моряки распевают весёлые матросские песенки, Арго наш легко скользит по зеркальной глади вод. И снова единственная морщинка на воде - след от его кормы ...

ИНСПЕКЦИЯ ЭКСПЕДИЦИИ

Бухта огромная! Больше Паллады. Она и сама состоит ещё из разных крупных, средних и малых бухт (за неделю не обойти!). Но...
Но ни красоты уже той, ни экзотики! И море не то. Даже, вроде, и не море это вообще, не бухта, а просто - огромная лужа. Ну, пусть не лужа - пруд. Городской пруд. Лодок только не хватает с весёлыми барышнями.

Берег заболочен: не пристать. Завернули за мыс: во второй бухточке берег потверже - притулились как-то.
Что-то, вроде заброшенной усадьбы с заброшенными же садом и огородом. Команда тут же бросились, разумеется, изучать содержимое того и другого. Капитан же не удержался от соблазна пройтись одному на освободившейся от груза байдарке. О, как легка, как послушна была свободная от груза лодка! Он не удержался даже - поделился неосторожно этой мыслью с командой.

За ужином доели (по настоянию Кока) последние гребешки - заели их картошкой с чужого огорода и яблоками из чужого сада. Ночь прошла спокойно, если не считать доносившейся издалека пальбы охотников на уток.
Над невидимыми отсюда Посьетом и Краскино колыхались в небе два бледно-серых сияния - два отсвета на низко повисших тучах от скрытых за сопками городских огней.

Снова бегала по тенту нашей палатки неведомая зверушка.
Всё это не предвещало ещё близкой беды ...
И вот: "10.10.85. тепло, пасмурно, дождя нет, полный штиль. Я болею (отравл.)". Так вот и записано, и понимай, как знаешь: то ли "отравился", то ли "отравлен". Мучения свои Командор переносил стойко - просил лишь пить да пить...
Выяснилось, что все запасы питьевой воды, как на беду, закончились. А в бухте - ни ручейка, в поместье - ни колодца. Не доверяя больше никому, Капитан посылает на поиски воды верного Автора ...

С пресной водой вообще-то всю дорогу проблемы - лето было жарким, ручьи в бухтах попересыхали... Вода обнаружена была в единственном месте - в соседней пещере. Там она, как дождик по стеклу, сползала медленно по стенам скалы. Чтобы набрать полбанки, пришлось приладить к раковине гребешка тростниковую трубочку и, установив это приспособление у стены, терпеливо ждать, пока туда что-то накапает.

Присев на камень, Автор рассеянно наблюдал за суетившимися у воды куликами, когда неподалеку раздался лёгкий писк, явно рассчитанный на привлечение его внимания. Он перевёл взгляд на ближнюю (шагах в десяти) скалу и заметил на её гребне небольшого, меньше белочки, зверька.
Так вот, кто бегал ночами по нашей палатке!..

Бурундучок (это был он) выдержал этот взгляд и стал в свою очередь внимательно разглядывать незнакомца. С явным намерением познакомиться поближе.
Убедившись, что его заметили, он на миг скрылся за выступом, чтобы тут же, за другим выступом появиться снова (Автор в это время, прищурив глаза, то опускал, то снова устремлял их на зверька). Видя, что игра завязалась, тот стал попеременно скрываться и показываться, приближаясь постепенно к пещере. Наконец, выбрав удобную позицию, он расположился на большом валуне, шагах в пяти от Автора, а тот, забыв о важном поручении, с живым интересом телепатировал симпатичную зверушку.

Довольно долго они играли так в смотрелки, пока зверок, полностью удовлетворив своё любопытство, не исчез так же решительно, как появился. Побежал, видно, делиться свежей новостью с соседями.
Тогда уж и Автор, перелив содержимое раковины в банку, отправился отпаивать больного. Беднягу удалось выходить.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Два дня длилась непривычная тишина. Но при всей прелести этого затишья, всем вскоре стало ясно, что тихая эта заводь и тихая эта жизнь - не про нас. Что бухта Экспедиции, это всё-таки не более, чем большая провинциальная лужа. Героям в этой луже делать нечего.

И стали наши герои (молча, не сговариваясь) собираться потихоньку в обратную путь-дорогу. Сегодня же решили и сняться окончательно с якоря. Тем паче, что погода не предвещала впереди ничего доброго: волна даже и здесь, в этом закутке поднялась до 3-4 баллов. А ещё и привалил откуда-то туман.
И поплыли мы, окутанные озёрными парами - как по небу в облаках…

Идём вдоль косы Чурхадо, прикрываясь ею как волноломом от буйной всё ещё Паллады. Вон уже и маяк, караулящий вход в пролив. А вот и сам пролив...
Бр-р-р! - волнение здесь, однако... Ломаные ряды-валы теснятся, торопятся куда-то в беспорядке.
Чёлн наш тут же подхватило и понесло высокой волной к противоположному берегу. Это ничего, это даже хорошо: нам, как раз, туда! Не столкнутся б только в этой тесноте и тумане с каким-нибудь глупым сейнером!..

Не столкнулись - прошмыгнули.
И вовремя: ветерок принёс и развесил в воздухе такую плотную морось и так окутал всё этой непроницаемой смесью влаги и воздуха, что, появись кто-то на нашем пути, аварии было бы не избежать.
Пробираясь почти на ощупь против волны и ветра, жмёмся вплотную к берегу (противоположному - нашему уже! - берегу).

Никого и здесь не задели. Продвигаемся осторожно вперёд, прячась за горбатым носом выступающего из тумана полуострова Краббе...
Промокли, конечно. Но команда помалкивает, ни на что не ропщет. А главное, делает вид, что не заметила, как мы повернули к дому, что мы ведь уже в о з в р а щ а е м с я (ни протестов, ни споров: будто так и договаривались).

Стоп! - за мыс не пойдём: совершенно уже ничего не видно! Высаживаемся и ночуем. В кромешной тьме - где и как придётся. Палатку разбили не глядя, на ощупь.
Вода у берега разбивается на мелкие искры. Не брызги, а мелкие такие крапинки-светлячки. Называется "морское свечение". Красиво-о!..
Снова бегал ночью по палатке бурундучок. Другой уже - "нашенский".

На утро: "11.17.85. Тепло (+18), безветренно, сильный туман. В тумане гудят сейнеры. Воду снова собирали со скалы по каплям. Топлива тоже мало. Большой сухогруз постоял на якоре прямо против нас то появляясь, то снова исчезая в тумане, и всё время жалобно сигналя. Потом развернулся и возвратился в Посьет. Туман-туман. Прибрежные скалы с буро-рыжими кудряшками деревьев чистая Япония!".
Эстет, однако, наш Капитан.

Весь день ничего ровным счётом не делали - так и просидели сиднем на крохотном клочке природы, словно обёрнутые с ног до головы сырой ватой. На малом островке зелёной травы, среди молочно-белого моря.

Не сказать, что бы скучно, скорее даже занятно: очень уж необычно. Мы - как бы, внутри большого облака: тепло, мягко, уютно. И пробиваются иногда к нам сквозь вату (этакой икебаной) откуда-то снаружи (из ниоткуда, из другого мира) ветки и шишки японской сосны - чёрные, с клочьями пушистого мха, рыжими пятнами лишайника и мокрой хвоей. И появляются иногда (как бы, проявляются) из того же "ниоткуда" - сырые мшистые скалы. Сплошной дзен!
Словно так вот, не сходя с места, побывали мы таки в таинственном Сипанго.

А вдобавок ко всему - сухогруз: стоит, невидимый, в тумане (рядом совсем, кажется - рукой можно дотянуться!) и непрерывно скулит. Жалобно так и смешно - ему-то чего бояться? Когда туман чуть рассеивается, его даже немного видно: огромный, могучий, а жалуется на что-то, как маленький. Так, никого не разжалобив, и ушёл потом в никуда, в туман.

Записи в дневнике Капитана всё пространнее (больше свободного времени): "На глазах какой-то ястребок нагнал двух сорок, беспечно удалившихся от берега, отделил одну и после нескольких зигзагов сбил, видимо, в море (не видно в тумане)".

Помимо качеств тонкого эстета у Капитана проявились ещё и способности тонкого наблюдателя: "Из птиц больше всего, конечно, чаек (солидно плавают на воде и стоят на берегу или размашисто летают над морем), потом бакланы: торчат на скалах, как птеродактили сушат крылья".

Тут же на странице картинка с пояснением: "Как Оджел Польский, только не "бялый", а чёрный", - и в самом деле, похоже на орла с польского герба, - "На воде плавают, как утки, но взлетают с истошным хлопаньем крыльев, тяжело отрываясь от воды и оставляя после себя длинный след сначала сплошной полосой, потом пунктиром брызг".

Сразу за крутым высоким мысом свернули в бухту Миноносок. Причалили без происшествий, хоть и в полной уже опять темноте. Есть и ручей, и топливо - о-кэй!
А ещё и рюкзак чей-то с шестью луковицами (очень кстати), а ещё куртка мужская и четыре пустых бутылки из-под водки - попировали тут охотнички!

... "12.10.85. всё ещё туманно, тепло. Подкатили на моторке егеря проверили, кто мы такие. Рассказали, что ночью у них была перестрелка с браконьерами", - может, с этими пьяницами, как раз.

НЕЗВАНЫЕ ГОСТИ

Отплыли после обеда. Море уже не спокойно. Накат у берега - аж, как при семи баллах! Еле отплыли: приноровились (с третьего раза) провести лодку поперёк гребней.
Добрались кое-как до соседней бухты и снова - еле-еле пристали. Накат такой, что обрушил на корму целый вал и залил лодку. На берегу перевернули - вылили ведра два воды. Ветер уже серьёзный - недобрый. Ощущение, что удираем от осени, плавно перетекающей в зиму. Одеты все уже в тёплые куртки.

А ночью снова хорошо: и тепло, и не капало, и даже прояснилось - показались звёзды. К самому утру, однако, поднялся холодный ветер, и впервые мы по-настоящему замёрзли. Постоянно теперь так - то в жар, то в холод.
"13.10.85. солнце, ветер, холодно, барашки. Идти нельзя. Но под скалой (подветренный берег) даже жарко: загораем".
Что ещё и делать? Заперты. Снова - непроходимый береговой накат. Хорошо ещё, вчера успели неплохо продвинуться до того, как поднялся этот гадкий "китаец".
Первые простуды: Штурман с Боцманом захлюпали носами. Капитан с Автором держатся ещё, хоть и протопали тоже вчера весь день с мокрыми ногами.

Прятаться всё время за скалой скучно: разбрелись, кто куда. Автор не может всё угомониться - ловит свои гениальные кадры. Несколько поймал-таки: закат солнца сквозь арку грота, например (украшение любой зарубежной коллекции). Капитан отправился в дальнюю разведку: проверить, что ждёт нас в соседних бухтах. Разбрелись куда- то и женщины.

Возвращаясь в лагерь, Автор издали ещё заметил гостей. Незваных, правда, но - какое-то хоть развлечение: соскучились уже по человечьим физиям. А тут ещё и собачья мордашка: махонький вертлявый пёсик.

Забавная пара: молоденький пограничник в новенькой форме и при оружии (ужасно серьёзный) и совсем несерьёзный при нём этакий Джульбарсик (из самых, что ни на есть, дворняжек). Капитан гостеприимно поприветствовал обоих. Сержант сдержанно козырнул и попросил документы.

- Документы? Какие до... - как-то и забылось уже тут, что при каждом человеке, кроме всяких нужных вещей, должны быть ещё и документы.
- ... ах, да! - вот, пожалуйста... смотрите… Что - похож на диверсанта?
Пока сержант внимательно, не отвечая на шутку, рассматривал наши бумаги, четвероногий его помощник внимательно обнюхивал наши вещи.

- А этот бобик что - тоже защитник границы? - пытался завязать беседу Автор. Этой шутки сержант также не поддержал. Продолжая изучение документов, он следил искоса и за действиями пёсика: тот, смешно виляя хвостиком, продолжал старательно инспектировать наши рюкзаки.
- Голодный, может? - предположил я, - можно и угостить.
- ...

После долгого и дотошного изучения наших бумаг и нашего барахла оба (один - отдав честь, другой - помахав хвостиком), удалились. Ладно. Какие-никакие - гости. А то всё - ну, никаких уже происшествий!

Потом уж объяснилось, что это были за гости, и чем они тут интересовались. Не диверсантами, нет: наркотой. Потому и пёсик такой плюгавенький: в этом деле - лишь бы нос был чуткий. Конопли в Приморье - не меряно (даже в городе во дворах дикарём растёт). Здесь, на побережье нам не попадалась, а подальше, на равнинах - заросли! Выше головы.

Да, скучноватая пошла у нас жизнь.
Штурман взялся даже от нечего делать вырезать из гальки японские обереги-нэцке.
Заклеили днище байдарки (следы последнего приземления на гальку) - и все дела. Пролетел большой косяк журавлей в Корею. Напоминают: пора, мол, и вам домой. Знаем. И рады бы.
Отыскали за скалой место поспокойнее - укладываемся на ночлег. Сегодня нам уже дальше не сдвинуться.

"14.10.85. заморозки, ясно. Ветер ослаб, но тот же: упорный, с северо-запада. Уже неприятно. Хочется домой. Собираемся. Ветер усилился, холодный. Поднялась волна, барашки".
Не знаю, как кому, а мне Капитана жалко: прямо, как маленький - хочу домой! И остальных жалко, хоть и понятно - сами виноваты: слушались бы своего Командора, были б уже дома.
"Понедельник, а не прошло ни одного судна видно, получили штормовое предупреждение. Собрались, было, но отплытие отложили. Сидим, ждём у моря погоды. Алла режет нецке, я читаю. Кругом побурело, поблёкло: снимать нечего. Мы заперты тем же ветром, который мешал нам обогнуть мыс Дегера, когда мы шли сюда. Как прорва, как в трубу настырно и упрямо".

После обеда, как только ветер немного стих, трогаемся.
Стоило, однако, завернуть за ближайший мыс - резкий встречный ветер поднял такую волну - еле успели увернуться, укрывшись в соседней бухте. Не причалили, а прямо взлетели на берег вместе с бурунами!
Комментарий Капитана: "Очень удачно (было рискованно!) был небольшой шторм (баллов на пять)". Вот так: пять баллов нам уже - "небольшой"!

А бухта опять - прелесть! Из тех, что второпях пропускали.
Тут, правда, подряд: что ни бухта - загляденье. И всё же эта - особенная. Самая, пожалуй, живописная из всех, дотоле встреченных. И тебе гроты, и тебе пещера, и (прямо в воде) - парадные ворота: вход в бухту (чудная скала на двух опорах, похожая на бегущего по волнам одногорбого верблюда).

Но снова влипли: накат всё увеличивается - не выбраться. Отсиживаемся. И снова - безделье: слоняемся по бухте, бродим по окрестностям.
Переночевали тут же: никуда уже вчера не рыпались.

А ночь опять спокойная, даже тёплая - пойми ты эту демисезонную погоду! Но бурундучки по палатке уже не бегают: попрятались, видно, на зиму. Интересно, спят они зимой?.. Не знаю, как бурундуки, а нам сейчас неплохо бы забраться в какую-нибудь тёплую норку или берлогу.

И СНОВА - ДЕГЕР

Живописная наша бухта - последняя перед Дегером (снова стал на пути у нас вредный этот старикашка!).
"15.10.85. солнце, не холодно, безветренно. Всё море спокойное, а у берега накат. Не пройти. Гуляем, загораем".
Вот так: море спокойно, так - у берега накат: гуляем-загораем - что ещё и остаётся?

Кок объявил сегодня, что продуктов у него - на три дня. Это уже серьёзно. И море давно уже ничего нам не подбрасывает, и суша (а так хороши были анчоусы и гребешки с трепангами… И картошка из чужой усадьбы с луком, оставленным бра-коньерами)…

Весь берег, правда, усыпан спелым шиповником. Для несведущих: шиповником в Приморье зовётся фрукт, величиной с небольшой европейский помидор, а вкусом - с азиатский абрикос. Лишь видом своим и шипами напоминает он нашу дикую розу. Жаль только, что им не наешься. Питьё зато - не оторваться!

Так и в дневнике отмечено: "Компот из шиповника !! Гречневая каша тоже. Вообще Кок на высоте. И квартирмейстер: спальные места команды устроены всегда аккуратно и уютно".

Напоминаем: функции Квартирмейстера (Каптенармуса) взял у нас на себя Кок (он же Штурман).
О Штурмане надо бы поговорить поподробнее, а то всё Капитан да Капитан: и впрямь могут думать, что Автор тут - лицо заинтересованное. Это неважно, что они с Капитаном, как бы - двое в одном: ничего из этого не следует - и препирались тоже между собой, и ссорились. Главное, что при всём при том - беспристрастны оба и объективны.
А послушать Штурмана, так и солнце бы завтра не взошло, и путешествие бы не состоялось без его участия. Страшно подумать, что получилась бы за летопись, доверь её Капитан вести не Автору, а Штурману с Боцманом!

Но если совсем уж по правде, то - солнце солнцем, а вояжа этого точно могло и не случиться. Тут Штурман прав. И затея была его, и тот же фирман, неведомо, как и откуда им добытый, и полное продовольственное и полноценное научное обеспечение. Немало у него и всяких других заслуг. Даже талантов (те же нэцкэ: попробуйте-ка вырезать хоть одну - не всякий и японец сумеет!).

А мужество! А познания! - половины бы не было здесь тех мудрёных наименований из области зоологии и ботаники, которыми щеголяли тут Автор с Капитаном.
Словом, достоинств этих так много, что не стоит больше и затруднять читателя их перечислением. Говоря коротко: хоть Штурман наш и был дамой, но дамой, превосходной во многих отношениях (потому лишь и взят был на корабль).

Никуда уже сегодня не идём - ночуем здесь: начинается, похоже, настоящий шторм ...
"16.10.85. Всю ночь шторм. Утром на суше тепло и безветренно, а на море шторм. Красиво. Жаль только без трепангов и анчоусов. Покрапал дождь. Заперты прочно. Однако все живы-здоровы. Обсуждаем варианты пешего возвращения".

Да, возможны варианты. В их числе и пеший. Лодку, правда (с ценнейшими научными коллекциями) придётся тогда оставить. Добираться же (что назад, до Краскино, что вперёд, до Зарубино) о-го-го, как далеко! Дня три топать, не меньше: ровно на полпути застряли. А там ещё и автобус. А денег с собой не брали (зачем!). А ещё и еда на исходе. И отпуск у обоих заканчивается... Да уж - влипли, так влипли!

И, как назло: "Стихает океанский шторм, начинается местный всё море в барашках. Заперты прочно. Делать нечего ждём у моря погоды". "Осмотрел байдарку: заплаты целы - удачно приземлились. Вообще до сих пор нам (тьфу-тьфу!) исключительно везёт" "Отснимаю последнюю (пятую) плёнку шторм красивый, как у Айвазовского"
Словом - засели опять. И опять - прочно.

Не сидим, конечно - бегаем (сидеть уже холодно): по суше-то продвижение, слава богу, свободно пока: "Сбегал за мыс Дегера. Спугнул семь фазанов. Нашу любимую бухту после вчерашнего шторма не узнать. Даже бочку с водой из пещеры вымыло...".
Где-то они теперь - лучезарное наше небо и ласковое море? Куда, в какие страны перебрались? - потускнело всё, поскучнело, посуровело. И Туманная уже не похожа на Везувий, и Амиоты не напоминает Капри…

Ветер, ветер - обалдеть можно!
Порывом ветра байдарку нашу, мирно дремавшую вверх дном на берегу под скалой, ветер поднял и пронёс над всем пляжем по воздуху - как дирижабль. Хорошо ещё, не выкинул в море.

С высоты мыса Дегера весь наш дальнейший путь виден, как на ладони, но:
"... до самого мыса Гамова сплошные барашки. Вдоль берега можно бы пройти далеко за Большой Амиот там от ветра прикрывают скалы, но Дегер пока не проходим. Ждём".

В том-то и фокус: пройди мы за мыс, там-то уж - от бухточки к бухточке - добрались бы как-то, прижимаясь к берегу, до Слычкова. Проковыляли бы уж как-нибудь нашу Китовую (как это мы её тогда лихо так, одним махом - напрямую? - страшно теперь и подумать!).
Но пока - непроход. Ревущие сороковые...
Сколько будут ещё реветь? До самой зимы? До весны?

ПЕРЕХИТРИТЬ "КИТАЙЦА" !

... "Кончилась картошка и рис. В нашей бухте нерпа. Бакланы ищут что-то в воде у самого берега, хотя вообще-то пугливы (их бьют иногда, хотя они и попахивают, говорят, рыбой). Решили обмануть "китайца" встанем завтра пораньше. А пока он рвёт и мечет. Холодно".
Обратили внимание? - два мотива осталось: голод и холод. Даже и нерпы с ба-кланами с каким-то гастрономическим привкусом помянуты. Да, минуло времечко, когда и деликатесами разбрасывались, и промокнуть до нитки могли себе позволить. Да и писал Капитан больше о красотах, чем о холоде. Сейчас уже и скалы такой нет, чтобы укрыться: задувает со всех сторон - бр-р-р!..

Но главное было сегодня сделано: решение после некоторых колебаний принято. И решение (как покажут дальнейшие события) верное.
Вперёд! Только вперёд!
В смысле: назад уже, конечно, а всё-таки - вперёд! Только теперь не напролом, не наобум, а обдуманно. Было подмечено: Дракоша наш любит поспать (просыпается к девяти, встаёт в десять), значит ...

"17.10.85. Встали в 7-00 наката нет, ветра нет можно идти".
В 7- 00, не позавтракав, не проснувшись толком - уходим...
Кажется, удалось: надули старого! Чёртов мыс этот, Дегерев, проходим совершенно спокойно... И - ах, как вовремя! - подул, подул: проснулся! Разбудили-таки: почуял что-то - заявился проверить...

Но поздно: мы уже - там! Проскочили аж до самого до Гаккеля! - (с погранцами наверху). Но это и всё, точка: дальше - стоп! Снова - волны и ветер. Дует теперь из бухты Новгородской через узкую щель между материком и полуостровом Краббе). Прямо - скандал тут настоящий устроил (злится, видно, что упустил нас): лупит, зажатый двумя мысами, словно из выхлопной трубы!

Причалить нам всё же (под защитой Гаккеля) кое-как удалось. Пристали чуть дальше са-мой первой нашей ("анчоусовой") бухты: прямо в запретной зоне! Ладно, переждём шторм, а там посмотрим. Может, и не прогонят.
Главное, зловредный этот "мыс Бурь" позади.
Мыс позади, а сами бури - вот они! - со всех сторон. Смотрим по карте: ну точно: "ревущие сороковые" (между 42-й и 43-й сейчас). Да что нам карта - вот они наяву! - ревут, как голодные...

Ничего. Кусочек (кончик хвостика) от Большого Кита мы отхватили-таки. Так, по кусочку теперь и будем продвигаться. Глядишь, к вечеру и всего Кита одолеем. А там... (прямо сердце замирает!) - там, от Слычкова, видны уже и родные наши пенаты!..
Пока же - переждать непогоду. И - лишь бы погранцы не погнали.
Отыскали уютную пещерку (прямо под погранцами: застава высоко над нами - нас от-туда не видно), забились в неё, как в щель: сидим, не высовываемся.

"Прошли погранцы не тронули. Поздоровались даже. Молоденькие такие в отгуле, видно: вышли прогуляться".
Строго говоря, запретная зона строже всякой заповедной: не то, что оштрафовать - заарестовать могут вместе со всем нашим движимом имуществом - "впредь до выяснения". Но пока - сидим. И сами целы, и лодка с нами.

Пооглядевшись и осмелев, вышли на разведку. Прошлись пешком по узенькой дамбе, отделяющей бухту Китовую от Новгородской.
Ветер такой, что самих чуть не сдувает в воду. Будь мы полегче, так, кажется, и перенёс бы на ту сторону… Хорошо б ещё - вместе с лодкой ...

Собственно, только тут, в этой узкой щели он сейчас и беснуется. А дальше (метров триста каких-то - рукой подать!), полосой вдоль берега и до самой Троицы - тишь. Под прикрытием берега - до самого бы до Слычкова дошли...
Близок локоть.

Надо бы что-то предпринимать. Пройти бы, например, пешком (лодку за собой по-бурлацки - бичевой). Нет, не выходит: валуны прибрежные не обойти - запутаемся. На себе всё перетащить? Как на той косе?.. Далековато (с полкилометра). Да и груза прибавилось - таскать, не перетаскать. А главное, сдует ветром с дамбы и нас, и лодку.

И снова, выходит: ждать. Ждать у моря погоды.
Сколько - неизвестно, но сегодня уж точно заночуем в этой расщелине. Натаскали с берега каких-то старых досок, устроили поверх булыжников настил, расстелили на нём свою палатку - почти уютно: сами в пещере, ноги снаружи. Пока не капает, жить можно.

Лежим, слушаем квакающую речь и музыку: ничего лучшего нам маленький наш транзистор предложить не может (неужели кто-то всё это понимает и слушает? - окосеть можно!).

Небо к ночи снова прояснилось: в чёрном обрамлении пещерного свода засверкали на нём яркие звёздочки. Чиркнул кто-то по небу спичкой: метеорит... Медленно-медленно ползёт чей-то спутник (чей - не разобрать) ...
Китовая снова - как на ладони. И забита опять до отказа огоньками наших и не наших кораблей (снова, значит, штормовое предупреждение) - пританцовывают и те, и другие на волнах (на фоне светящегося Зарубино) - красота!..

Нас эти предупреждения не касаются - решено уже: встаём опять завтра пораньше, и - вперёд!
Знаем уже, как провести спящего Дракона (только - тс-с!.. и у пещер есть уши!).
Спим ... Завтра что-то будет. Должно быть!
До завтра!

БУРНЫЙ ФИНИШ

... "18.10.85. Проснулись в 6-00. Тихо. От Венеры на воде дорожка, как от луны. На востоке, у горы Туманной багровеет, потом светает. Такой штиль, что по воде плывёт отражение от тёмного облака"
Утро в этот ранний час, и в самом деле, совершенно необыкновенно. Всё сегодня в природе не так, по-другому (в предвкушении чего-то необычного, что ли?). Всюду - на небесах и на море - ясность, спокойствие, таинственность. А внутри у нас всё напряглось, как перед прыжком с вышки. Потому видно и утро такое необычное - напряжённо-загадочное.

Воздух совершенно недвижен и тих - в нём, как и в море, разлита какая-то зачарованность ... Видели вы когда-нибудь в море отражение бегущего тёмного облака? Или звёздную дорожку? То-то!

Мы неслышно скользим прямо по этой дорожке, по этой непривычно гладкой воде (уже и забыли, что такое возможно). В полной тишине (в полной тишине!) рассекаем неподвижный (неподвижный!) воздух - словно это и не здесь рвался куда-то (вот же - вчера только!) бешеный "китаец".
Легко, не веря самим себе, минуем и опасную "выхлопную трубу", и даже - по инерции - две-три первых бухточки. Тянемся уже и к следующей (справа от нас про-плывают удивлённые таким ранним визитом Амиоты) ...

Птицы, наконец, проснулись и неподалеку от нас затеяли на воде шумную возню: гам, писк - переполох!.. В утренней тиши крики их особенно резки. Там - своя жизнь, свои проблемы. Может, даже драмы. Некто крупный, зависнув на миг в воздухе, спикировал вдруг (отвесно почти) на стайку чаек внизу: дикий вскрик, всплеск! - кто-то взлетел, кто-то возится ещё в воде! Жуть ...

"Идём бухтой Китовой. От мыса к мысу не спрямляем: боимся "китайца"...
Осторожничаем. И не напрасно: уже подымается волна, а путь нам преграждает бо-льшая каменная гряда торчащих из воды скал. Прижиматься к берегу? Обходить со стороны моря по крупной волне?..
Пока - вперёд! По волне.

Протискиваемся между камнями и огромным красавцем-линкором. Корабли (такие большие, такие грозные!) стоят смирнёхонько по стойке "смирно" (слушаются штормового предупреждения). А мы - жалкая скорлупка от подсолнечной семечки - юлим между ними: нас грозные предупреждения не касаются (кому какое дело: может, мы - мятежные, может - ищем бури!).

Возобновляется прежняя ("Китовая") игра: подымается волна - жмёмся к берегу, разглаживается - снова вперёд! Камни обошли со стороны моря. И вообще неплохо идём: смотрите-ка! - вон уже и уши Слычкова (или - чьи они там уши?) ... Хо! - так ведь там, за ними, за ушами (не видно ещё, но мы-то знаем!) - там же ... О-ох, лучше и не думать, что там, за ними …

Пока мы, однако, ещё не там. Пока мы ещё здесь. А волна нарастает, подымается...
"По мере приближения к мысу волна всё ухудшается, прямо по законам драматургии".
Да уж, драматургия. Прямо детективный фильм какой-то: кульминация - шум, погоня… Финал бы ещё угадать!

Мыс-Дракон - вот он уже: каждую морщинку разглядеть можно. Подбираемся бочком, прикрываясь от ветра высоким берегом: один глаз следит за валуном впереди, другой - за волной сзади. Всё теперь приходит в волнение - и море, и небо, и ко-манда наша, и даже ангелы (если только видят нас сквозь эти свинцовые тучи)...

Так вот, волнуясь, и подходим к самому мысу, к самой его оскаленной пасти (помните: "спит, не спит?"). Вот уж удобный случай теперь поквитаться с нами!.. Поджидает, не-бось. А может, спит опять? - непонятно пока...
Подходим вплотную. Теперь: спокойствие! Полное спокойствие! Надо на что-то решаться.

Мы ведь сначала и не думали преодолеть Китовую так быстро - это Капитан так запугал Гребцов, что те обошли её по кривой быстрее, чем тогда - напрямую. Думали ж сначала: заночуем ещё раз здесь, на этой стороне... Но теперь, когда всё уже так близко… Так заманчиво близко ...

Не дремлет, однако, и враг. "Китаец" наконец пробудился - входит в силу (эх, подремал бы ещё с полчасика!) ...
Пока мы примеряемся да прикидываем, лодка сама заворачивает за мыс. Мы ей не препятствуем (была, не была, а там посмотрим!) ...

О-о!... - пляска ещё почище, чем тогда, у Дегера!..
Спит, не спит?..
Тот самый случай, как раз, когда сходятся к мысу с разных сторон боковые течения и спорят, кому пройти первым. Не уступают, наседают - бешенными волками набрасываются друг на друга, словно хотят выскочить из воды - из собственной шкуры...

По инерции (когда там что обдумывать!) включаемся в общую пляску, и тоже: вертимся, крутимся, скачем (не подставиться б волне - не черпнуть бы бортом, не напороться б на камни!).

Этот звероящер решил, кажется, отправить-таки нас сегодня себе на обед!..
"Мы проходим по пляшущим волнам (острый момент!)"
Свистопляску, кажется, прошли всё-таки - что теперь? Теперь-то - куда? Свернуть к Зарубино (не поздно ещё: берег рядом)? Или... Вон он уже - наш коттедж на ножках!.. Полчаса, и мы - там, в Лукоморье! Дома!..

Капитан обводит глазами - одними глазами вопрошает команду:
- Вперёд?!..
- Вперёд!!
Кто сказал, что не повезло Капитану с командой?
Только - ой, как не правы они сейчас: и Капитан, и вся его команда! Ох, какое несерьёзное, какое легкомысленное приняли они сейчас решение! Прямо скажем - самое глупое за всё это плавание.

Не должен был Капитан предлагать его команде, не должна была команда соглашаться со своим Капитаном. Покинуло его в этот момент обычное его благоразумие. А светлые ангелы - они, хоть и не удержали его от этого шага, но не потому, что он был прав, а потому только, что наперёд знали о благополучном исходе неразумной этой затеи.

Да, конечно: каких-то полчаса. Но полчаса - над холодной пучиной, глубиной в сотни метров! Полчаса открытой воды и свирепого "китайца"!.. Полчаса...
Решение, однако, принято.
Теперь - только вперёд!

... Никогда, даже в самый мёртвый штиль не неслась так резво по волнам наша резиновая пирога, как в эти последние полчаса нашего похода! - великого нашего Хожения по Японскому морю!
Никогда так не впивались в берег, притягивая его взглядом, глаза моряков!

Берег сначала долго (очень долго!) сопротивлялся - не поддавался им, оставался неподвижным (ох, как много минут оказалось в этом последнем получасе!). Но не выдержал и он - двинулся, наконец, навстречу...

И в то же время - о-ё-ёй!! - в то же самое время поднялся во весь свой рост - задул во всю мочь! - поднял волну - "к и т а е ц"!..
"Задул "китаец", но уже поздно: и дует попутно, и волна в спину".
Вот-вот! - и спохватился он, соня, поздно и не рассчитал спросонья - дует попутно! Тёмные силы проспали, а светлые - тут, как тут. Те нам - ветер, а эти его тут же - в спину нам, в спину! Те на нас - волной, а эти её - в корму, в корму! - нам же в помощь! - подгоняют нас, подгоняют ...

Вот надвигается уже на нас (справа по борту) мыс Стенина, подымается из воды и второй - безымянный пока (как бы его назвать? А-а - потом!). А между ними-то, между ними! - такое знакомое, родное, такое нашенское - Л у к о м о р ь е !..

Стрелой (побивая все местные и мировые рекорды!), нет, не стрелой даже - ракетой - голубой ракетой несётся к родным пенатам наша ладья. И бухта наша (умница!) - с той же (околокосмической) скоростью - несётся нам навстречу! Вот это спурт, вот это финиш!
Стрелой же - ракетой же! - вонзаемся, наконец, в родной берег... Уф-ф-ф!!

Всё! Земля!..
Неважно - галька там, булыжники, всё равно - Земля! Суша! Твердь!
Нашенская земля!..
Трибуны ревут! - зрители срываются с мест, кидаются с цветами навстречу!..
А вот это уже неправда: и не ревут, и не срываются, и вообще - ни трибун, ни зрителей. Ни одного вообще свидетеля нашего триумфа! Даже и чайки, провожавшие нас в по-ход, попрятались где-то от непогоды.
Ни-ко-го ...

А нам никого и не надо - нам и самим сейчас - ни-до-ко-го: расхаживаем неуклюже и бестолково по берегу, разминая ноги - приходим в себя. Пытаемся осознать, что - всё это уже, всё! Совсем в с ё ! Что всё-всё уже позади, всё кончилось!

Последняя запись в судовом журнале: "10-40. Приземление. Всё в барашках, ветер, немного залило. Через пять минут бешеный "китаец", вся бухта кипит страшно смотреть! Но мы уже на суше: обманули! Более того в чудном коттедже. Разогреваем остатки пищи (не завтракали же ещё) выпиваем припрятанную Боцманом в Лукоморье бутылку "Алиготе" за Посейдона, Зевса, Христофора, Кока, Квартирмейстера и Капитана".

Забыли (от волнения, конечно!) - и про Штурмана забыли, и про Ормузда. Да и за всех вообще надо было, на радостях, выпить - за светлых и тёмных, чистых и нечистых - даже за Ахримана с Драконом - пусть им всем будет сегодня хорошо!

И ещё - непростительно забыл отметить Капитан стойкость и мужество своей команды. Может, и было ему, за что упрекнуть спутников, но только не за робость - трусов на Арго не было.
Заканчивается дневник словами: "Так везёт только большим дуракам! Аминь!"
И тоже неверно: почему же - большим? Дураки, как дураки - самые обыкновенные.

ЭПИЛОГ

Признание Капитана, хоть и сделано было под влиянием только что пережитого (и выпитого), в одном, по крайней мере, преувеличением не было: нам действительно повезло.
Везло нам постоянно - начиная с первого легкомысленного броска через Троицу. А потом - и во время азартного рывка через Китовую (когда берег скрывался временами из глаз), и - когда на крупной волне прошли Палладу. А перевернуться легче всего было, когда вытанцовывали мы на обратном пути перед самым мысом-носом Дракона-Слычкова.

Но наибольшая наша дерзость (или дурость) - последний отчаянный рывок через Троицу. До сих пор не могу ни понять, ни простить его Капитану (да и всей легкомысленной его команде). Тоже мне, удальцы! И тоже мне, решение! Это ж - решение мышат поиграть с кошкой в "кошки-мышки"!

Если и не тронул нас тогда Дракоша, то - не из-за удали нашей и не из сочувствия, а - то ли сыт был, то ли вообще всё это время лишь поигрывал с нами, мышатами. Лишь попугивал нас - забавлялся властью своей и силой.
Но, и на том ему спасибо! - сам потешился, и нам есть теперь, что вспомнить - да продлят годы его Аллах с Буддой и Ахриман с Ормуздом (и - кто у них ещё там)!

Так - что? Это уже и конец? Совсем-совсем конец? Неожиданно как-то.
Надо ж бы тогда изречь что-то мудрое: вывод какой-то сделать, нравоучение с назиданием, и всё такое. И, как нарочно - ни одной путной мысли в голове бедного Автора! - исписался ...
Нет! - придумал, кажется: внимайте.

Дорогой Читатель! Ежели случится тебе как-нибудь оказаться у самого синего (Чёрного, Белого, Красного) моря, да подвернётся тебе при этом какая-нибудь посудина (ну, хоть простая байдарка, типа "Таймень"), и случится тебе оказаться в той байдарке вдвоём - ну, пусть и не с настоящим моряком, а с таким... да хоть, как наш Боцман - послушайся доброго совета: не будь дураком - не упусти удобного случая! Бросай все свои дела, забудь все свои заботы и предрассудки: бери отпуск, и - вперёд!
Только вперёд!
И - счастливого тебе плавания, попутного тебе ветра и - все двадцать семь футов под килем!
Аминь.

Комментарии

Добавить изображение