МОЯ ПЕРВАЯ РАБОТА В АМЕРИКЕ

17-08-2013

"Это Ваш последний чек, а это Ваша работа", - сказала мне инспектор NAYANы и протянула мне чек и адрес, по которому мне надлежало явиться и заполнить форму для трудоустройства. "Вы ведь инженер и писали, что можете также работать на любых станках, не так ли?" "Да, я могу" "Ну и в добрый час." "Спасибо",- сказал я, взял бумаги и вышел.

Кончился мой двухмесячный курс изучения английского языка, но он мало что добавил к моему пониманию языка. Словарный запас у меня был в основном технический, а живой английской речи я не слышал вообще, так как в институте сдавал так называемые "тысячи", а в аспирантуре в основном читал технические и научные статьи. Поэтому я просто не воспринимал на слух, что мне говорят, а следовательно не мог отвечать. Таким образом мой язык годился, как говорили на Брайтоне, только для приклеивания марок. Однако инпектор сказала, что менеджер на предприятии говорит по русски и это вселяло надежду договориться.

Ехать было далеко, - от Бруклина в самый конец Квинса в вагонах метро, не выдерживавших сравнения с московским или ленинградским метро, да ещё и с пересадками. Сами американцы обьясняют неприглядный вид Нью-Йоркского метро по сравнению с Вашингтонским тем, что первое построено ещё в конце 19 века и с тех пор просто достраивалось.

Так или иначе я прибыл на предприятие, которое оказалось небольшой двухэтажной фабрикой из красного кирпича, как и большинство доходных домов в Нью-Йорке. Меня приветливо встретил помощник менеджера - бывший киевлянин Боб Шендер, дал анкету для заполнения и вышел. В маленькой приёмной никого не было и я, держа на коленях англо-русский словарь наподобие списывающего школьника, стал заполнять анкету, перечисляя все свои работы в СССР. Слава Богу, что в анкете не было вопросов вроде вопросов советских анкет, которые строго вопрошали, не находился ли я на оккупированной территории, в плену, окружении, не участвовал ли в оппозициях, не было ли отклонений от центральной линии партии, фамилий и национальностей отца и матери т.д., иначе заполнение заняло бы долгие часы. Боб бегло просмотрел анкету-заявление и пригласил меня на собеседование.

"Можешь ли работать на кругло-шлифовальном станке" ?

" Могу и на нём"

"Возьми померь", - сказал он и протянул мне отшлифованный валик и микрометр.

"Дай мне пару минут освоить дюймовую шкалу", - попросил я.

"Да ты померь, а с результатом мы разберёмся"

Я взял микрометр мизинцем и безымянным пальцем за скобу, а большим, средним и безымянным покрутил барабанчик микрометра. Потом прокатил барабанчиком по левой руке, чтобы сблизить губки микрометра. "Стоп", - сказал Боб - "ты наш человек. Я это понял по тому, как ты оперировал с микрометром. Можешь завтра выйти на работу? Присылают нам музыкантов, а что с ними делать?"

Возвращаясь домой я с благодарностью вспомнил Бориса Сергеевича Павлова и Виктора Васильевича Каравашкова, работяг из лаборатории нашего почтового ящика, которые поднатаскали меня на работах на токарных и фрезерных станках. Я сказал Бобу, что я инженер и хочу работать в Конструкторском отделе . Он заверил мня, что как только освободится место, меня переведут на проектную работу. И началась моя трудовая деятельность.

Наша фабричка выпускала кассовые аппараты, сейчас их нет и в помине, так как появились лазерные сканеры. Работали у нас преимущественно эмигранты. В конструкторском бюро пара инженеров из СССР, теперь уже бывшего, в ОТК - бывшая рижанка, на сборке в числе прочих два моих земляка из Ленинграда. Одним из них был Анатолий Евзеров, работавший до эмиграции на ЛОМО (Ленинградском Оптико- Механическом Обьединении) и участвовавший в проектировании и установке самого большого на то время 6-и метрового телескопа Зеленчукской обсерватории на Кавказе. На прецизионных станках с програмным управлением работали два одессита. На прочих работах работали в основном латиноамериканцы, но были также немцы, евреи, среди которых был реэмигрант из Израиля, так сказать "дважды еврей Советского Союза", а другой из Европы, с татуировкой номера немецкого концлагеря на руке. Были даже индус, мрачный, чернявый, неразговорчивый субьект, и общительный весёлый египтянин-копт Шаки. Топ менеджером был немец, который, судя по возрасту, вполне мог бы участвовать в операциях на Восточном фронте или где-либо ещё, но уж наверняка был членом гитлерюгенд. В общем полный интернационал. Из коренных американцев я приметил всего четверых.

Сначала я шлифовал храповики на ручном приспособлении, а через месяц прибыл японский круглошлифовальный станок, который и был предназначен для меня. Я шлифовал валики в очень точном микронном допуске, один шлифую, а другой, уже готовый, измеряю микрометром, чтобы в случае отклонений внести коррективы в настройку станка. Кстати, микрометр я купил за свои тогда ещё очень ограниченные средства, а компания этого расхода не возместила. Сложность заключалась в том, что мой станок поставили недалеко от запасного выхода, которым часто пользовались. Возникали сквозьняки, а станок чутко реагировал на изменение температуры. Я улавливал щекой колебания температуры и сразу же подправлял настройку. В общем работал как фокусник.

Как-то фабрику посетил её владелец - господин Ландау, щуплый мужичонка, весь в чёрном, в чёрной шляпе и с пейсами. Я заметил ему, что мой станок должен стоять в термостатированном помещении. Но он только отмахнулся, сказав при этом, что у меня и так всё отлично получается.

Действительно, получалось неплохо. Я мог делать за смену до 240 валиков, но после второго дня работы на станке ко мне подошёл Джек, работавший по соседству и шлифовавший корпуса, и сказал, чтобы я не делал больше 180. Я понял его с полуслова. Не надо перевыполнять нормы при любой системе. Ну просто нужно чуть замедлить темп, а не работать как Чарли Чаплин в известном фильме. Я пользовался этим обстоятельством, чтобы сделать себе задел на субботу, и часть готовой продукции откладывал в тайничок. В субботу являлся, отбивал карточку на таймере и запускал станок вхолостую. При этом каретка с вращающимся камнем ходила туда-сюда и это имитировало трудовую деятельность. Сам я в это время занимался английским, а в конце дня относил свой задел в ОТК. Супервайзеров по субботам обычно не было.

Таким образом шли сверхурочные часы и соответственно зарплата, которую мистер Ландау установил нам всем по минимуму. Я, правда, не знаю, сколько он платил коренным американцам. Но отбивать карточку на таймере нужно было при приходе и уходе. Опоздаешь - не беда, в дороге может всякое случиться, особенно в Нью-Йорке. Просто вычтут время опоздания и соответственно начислят зарплату.

В связи с этим вспомнил я недобрым словом свой бывший почтовый ящик в Ленинграде, в котором за пятиминутное опоздание вахтёр отбирал пропуск и заставляли писать обьяснительную записку. Как-то опоздал на работу Борис Сергеевич и начлаб потребовал от него написать обьяснительную записку. Боря толково изложил, что он как всегда проснулся по будильнику, но вот спал он у стенки, перелезал через жену и "зацепился". При этом он так серьёзно смотрел на начлаба своими голубыми глазками, что сам Йозеф Швейк позавидовал бы. Но Боря был слесарем шестого разряда и цену себе знал. Специалист действительно он был редкостный. Кроме того шла "Хрущёвская оттепель" и можно было немножко фрондировать.

Во время двух десятиминутных перерывов я обычно напрвлялся на сборку поболтать с земляками и посидеть на стуле, так как на станке работать приходилось стоя. Там же работал чудовищной толщины американец по имени Джон, который пользовался перерывом для рассматривания обнажённых девиц в журнале HUSTLER. Проходя мимо него я всякий раз заглядывая через его плечо светским тоном осведомлялся, что там новенького. Это приводило в хорошее расположение духа моих земляков, частенько вслух обсуждавших, как при его толщине он занимается сексом и возможно ли это вообще при его толщине. Джон, конечно, ни слова не понимал по-русски, но по нашим смешочкам и взглядам догадывался, что речь идёт о нём. В общем через пару месяцев благодаря воздействию нашего здорового коллектива

Джон переключился на чтение газет.

Дни текли монотонно. По дороге на работу я читал в собвее NEW YORK TIMES со словарём, а вечером печатал своё резюме в различных вариантах, пытаясь приспособить его для различных работодателей.

Пишущую машинку с латиницей я купил сразу по приезде как предмет первой необходимости, а о персональных компьютерах в те времена вообще представления не имели. Несколько раз в неделю по вечерам посещал колледж, где под руководством Максины Бронштейн, урождённой американки, наша группа совершенствовала английский язык. Состав группы был интернациональный. Рядом со мной сидел инженер из Ленинрада, примерно моего возраста. Иногда мы отпускали замечания по-русски и, слава Богу, не затрагивали специфических тем, ибо Максина лишь притворялась, что не говорит по-русски. На самом деле она прислушивалась к нашим разговорам. Впоследствии на заключительном занятии это разьяснилось. Вот как надо быть осмотрительным, имея ввиду, что кто-то ещё из окружающих может понимать ваш родной язык.

Проходили месяцы. Я получал вежливые ответы на свои резюме, в том числе из Принстона и из NASA, что они будут иметь меня ввиду. Но в один прекрасный день к моему станку подошёл Боб и сказал, что меня вызывают к телефону. Меня вызывал на интервью сотрудник CIA, пообещав оплатить всё моё рабочее время. В назначенный срок я явился в какой-то небоскрёб на Манхаттане и был препровождён в небольшую комнатку на немыслимом этаже. Там были сотрудник CIA, вежливый улыбчивый мужчина средних лет, и переводчик - мистер Гнучев, эмигрант второй послевоенной волны эмиграции, бывший в послевоенной Германии "перемещённым лицом". Я поинтересовался, как они меня нашли, я ведь не посылал своё резюме в Центральное Разведывательное Управление. Такое даже в голову не приходило.

"А Вы посылали резюме в Принстон?" "Посылал" "Ну а они переслали его нам"

CIA интересовали советские разработки по высадке космонавтов на Луну. Ничего нового я не мог сказать. Мы использовали американские патенты и материалы открытой печати. Конструктивно всё, конечно, выглядело по другому, но принцип был один. Самым большим секретом было то, что СССР намеревался высадить космонавта (одного!) на Луну, имея надежду опередить США, как это получилось со Спутником, первым человеком, первой женщиной и первым негром (кубинцем) в космосе. Но на этот раз не удалось…

Впоследствии, в начале перестройки и гласности, многие вещи стали явными. Помню, в Нью-Йорке была российская космическая выставка, где демонстрировался советский лунный посадочный модуль, так и не севший на Луну. Продавались различные раритеты, в том числе логарифмическая линейка Королёва, точно такая же, какая была у всех нас в институте. Я поинтересовался, действительно ли эта стандартная линейка принадлежала Королёву.

"Ну, у нас есть сертификат" "Ваши сертификаты мы знаем, а настоящей логарифмической линейке Королёва место в музее",- ответил я и отошёл от этого стенда.

Всё это было много лет спустя, а пока я шлифовал свои валики и рассылал резюме. Но жизнь не стояла на месте. Получил приглашение и уехал в Балтимору Анатолий Евзеров проектировать намечавшийся к запуску телескоп Hubble. А в Copper Union организовывались курсы для русскоязычных инженеров из третьей волны эмиграции. Они были по вечерам, так как в дневное время преподаватели были заняты на основной работе. Всё это совпало с намерением администрации перевести меня на работу во вторую смену. Курсы я , естественно, упустить не мог, от работы во вторую смену отказался и был уволен, благо наработал достаточно времени для получения пособия по безработице, а в конструкторское бюро меня так и не перевели. Пособие и поддерживало моё существование до окончания инженерных курсов.

Так кончилась моя первая работа а Америке.

Комментарии
  • М.Певзнер - 17.12.2013 в 02:55:
    Всего комментариев: 69
    Ну, вот и молодец, Валентин Печорин, написал, наконец, о том, что, действительно, наболело. А то, задумал, некстати, комментировать Марину Т., да, еще так неловко. Это Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0

Добавить изображение