КТО «ЖИВЕЕ ВСЕХ ЖИВЫХ»: ЛЕНИН, КАЛЬВИН ИЛИ СЕРВЕТ?

Женева – город изгнанников. Об этом на весь мир заявили сами швейцарцы. На башне Молар, находящейся в самом центре Женевы, высечен барельеф: женщина, олицетворяющая город, опирается одной рукой на герб города, другую она протянула в сторону мужчины, стоящего рядом. Надпись над барельефом гласит: «Женева – город изгнанников». Считается, что в образе мужчины скульптор Поль Бо изобразил Ленина, одного из самых известных изгнанников, нашедших приют в городе. Это, возможно, действительно так. Профиль мужчины действительно удивительно напоминает ленинский. Кстати, барельеф был высечен в 1921 году, еще при жизни вождя.

Барельеф на башне Молар в Женеве

Женеве повезло на профили вождей марксизма-ленинизма. Когда я приехала в Женеву в середине восьмидесятых годов, советским туристам обязательно говорили, показывая Монблан, что контуры горного массива сильно напоминают профиль Карла Маркса. В наши дни, когда ледники сильно подтаяли, это уже не так очевидно, но и сейчас, если присмотреться хорошенько, можно увидеть и крутые надбровные дуги, и густые брови, и усы с бородой. Правда, к женевским изгнанникам Карл Марс прямого отношения не имеет, ему не пришлось искать приюта на чужбине.

И все-таки, насколько верно утверждение, с которого я начала эту заметку? Стоит лишь поверхностно ознакомиться с историей Швейцарии, как становится понятным, что оно не зря красуется на башне старого города. Женева – это город, который уже шестое, если не седьмое столетие принимает беженцев. И это не преувеличение. Все знают о протестантах, скрывавшихся от преследований католической церкви в Швейцарии. Но и до них хватало беглецов. Еще в четырнадцатом веке в Женеву со всей Европы бежало множество людей, спасаясь от чумы.  Вы спросите: а что в Женеве эпидемий не было? Конечно были и неоднократно. Но, видимо, реже, чем в других местах. И когда по соседству, во Франции или в Италии, начиналась чума, множество людей перемещалось туда, где в этот момент ее не было. Таким местом нередко оказывалась Женева. И лишь в шестнадцатом веке началась эпоха беженцев-протестантов, продолжавшаяся с интервалами до конца семнадцатого века. Уже в середине шестнадцатого века в Женеве насчитывалось около двух тысяч французских семей и триста семей итальянских протестантов. А были еще испанцы и фламандцы. Женева не была бы тем, чем она стала, если бы не все эти беженцы. Не многие знают, что именно благодаря им Женева приобрела статус одного из крупнейших финансовых центров мира. Дело в том, что католическая церковь в принципе  с осуждением относилась к тем, чьи занятия были связаны с деньгами. Конечно, всем известно, что папский престол в Ватикане занимало несколько представителей семейства Медичи, чье состояние было сделано благодаря, как бы сейчас сказали, банковскому бизнесу. Но это лишь то исключение, которое подтверждает правило. А во Франции к менялам и процентщикам относились с еще большим презрением, чем в Италии. Хотя и не могли без них обойтись. Поэтому не случайно большинство тех, кто занимался делами, связанными с деньгами, оказались протестантами. Эта религия с уважением относилась к любым полезным для общества занятиям. И вот, когда во Франции начались гонения на протестантов, очень многие из них оказались в Женеве и ее окрестностях. Немало известных женевских банкиров - выходцы из семей французских протестантов, осевших в Швейцарии.

Говоря о протестантах, во многом повлиявших на развитие города, нельзя не упомянуть того, кто не просто повлиял, а на много веков определил ее облик. Я говорю, конечно, о самом знаменитом из французов, нашедших приют в Женеве, о Жане Кальвине.

                                             Жан Кальвин

Еще в детстве Кальвину дали прозвище «винительный падеж» за его любовь обвинять всех и вся. В двадцатишестилетнем возрасте он написал трактат «Наставление в христианской вере», который стал для него программой деятельности, а для миллионов его приверженцев – манифестом. В Женеве он, по сути, создал тоталитарное государство, в котором его постулаты стали догмами. «Лучше невежество верующего, чем дерзость мудрствующего» - таков девиз Кальвина. Всякое отклонение от принципов манифеста жестоко каралось, а отступников ожидала казнь. И как во всяком тоталитарном государстве, в Женеве царил его культ. Влияние Кальвина выходило далеко за пределы города. Повсюду в Европе появлялись последователи его учения, которые готовы были идти на смерть за любимого учителя. Вот довольно красочное описание Женевы в период правления Кальвина, вышедшее из-под пера русской писательницы, соратницы Ленина Веры Михайловны Величкиной.

 «Кальвин по просьбе народа, принялся вновь за устройство церкви. Он составил катехизиз новаго учения и начал вырабатывать церковный устав. Скоро под управлением суроваго Кальвина Женева превратилась в мрачный город суровыми, почти монастырскими нравами. Главная власть в городе принадлежала духовенству. Духовенство обязано было руководить всей жизнью граждан. За малейший проступок следовало суровое наказание. <>Так, если женщина явится в церковь в модной прическе, то ее заключали за это в тюрьму. За игру в карты виновнаго ставили к позорному столбу, с картами на шее. За всякое украшение, за веселую песенку, за смех следовало наказание. Для того, чтобы следить за жизнью граждан, Кальвин учредил коллегию старшин или консисторию. Члены ея должны были наблюдать посещает ли гражданин церковь, является ли он аккуратно к причастию, хорошо ли воспитывает детей, ведет ли нравственную жизнь и так далее. <> Кальвин считал, что наказать невиннаго – гораздо меньшее зло, чем безнаказанность виновнаго.

Порядок в городе, действительно, водворился, но никто бы не узнал в нем прежней веселой и трудолюбивой Женевы, Глубокое уныние царило в городе. Чуть не ежедневно совершались смертные казни, безпрерывно работали палачи, пытая обвиняемых, и нередко несчастные под пыткой признавались в преступлениях, которых они никогда не совершали. Детей заставляли свидетельствовать против родителей, множество обвинялось и осуждалось на страшные истязания по одному только подозрению».[1]

 Величкина пригвоздила к позорному столбу Кальвина, не подозревая, что она сама, вместе с человеком, чьим соратником она себя с гордостью называет, готовит подобную же участь ее собственной стране, России.

Как много параллелей с нашим недавним прошлым! Только в Швейцарии эти события  произошли давно – в 2009 году отмечали пятьсот лет со дня рождения Кальвина, –  а Владимир Ильич устроил в России веселую жизнь совсем недавно – меньше ста лет назад. Принципы, методы и результаты те же самые. Единственно верное учение, устав, которому все обязаны следовать, тотальный контроль за жизнью, признания под пыткой, доносы детей на родителей… Во все времена одна и та же история.

Когда же люди, наконец, начнут учиться на опыте других, а не на своем собственном? Наверное, никогда. Бедный Декарт, восстань он сейчас из мертвых, ему пришлось бы опять вопрошать в отчаянии:«Pourquoi refaire les mêmes erreurs alors qu’il y en atant d’autres à faire?»[2] И в своей жизни мы совершаем те же ошибки, которые до нас совершали миллионы. Более того, набив шишку, мы тут же спешим набить вторую, повторив свою собственную ошибку.

Про Кальвина я бы сказала, что он «живее всех живых». Мы говорили так про Ленина, но я считаю, что сегодня это относится к нему в меньшей степени, чем к Кальвину.

Живее всех живых... Интересно, если провести сегодня опрос, все ли вспомнят, кто сказал эти слова и к кому они относятся? Боюсь, не многие ответят, что это строфа из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин». С посвящением Российской коммунистической партии. Я сама невольно полезла в интернет, чтобы проверить, не ошибаюсь ли, действительно ли Маяковский? Но нет, все правильно, вот этот отрывок из поэмы:

Время –

       начинаю

              про Ленина рассказ.

Но не потому,

             что горя

                     нету более,

время

     потому,

            что резкая тоска

стала ясною

           осознанною болью.

Время,

      снова

           ленинские лозунги развихрь.

Нам ли

      растекаться

                 слезной лужею,-

Ленин

     и теперь

             живее всех живых.

Ленин жил всего лишь сто лет назад, а Кальвин – почти пятьсот. Что сегодня осталось от заветов Ленина? Наверное, Маяковский удивился бы, узнав, что очень немногое. А вот то, что проповедовал Кальвин, въелось в кровь и плоть женевцев. Для того, чтобы убедиться в этом достаточно посмотреть на то, какие дома строят в Женеве, какую одежду носят люди, каких моральных ценностей они придерживаются.

Он запретил театральные представления, многие другие развлечения также были запрещены. Искусство вообще было признано ненужным и почти на два столетия изгнано из Женевы. Лишь сегодня Женева понемногу начинает завоевывать статус город, где ценят искусства.

Кто-то может мне возразить: женевские ювелиры славятся по всему миру.

Да, но ювелирное мастерство – исключение. Почему оно выжило? Потому что Кальвин не мог запретить пользоваться часами. Более того, он поощрял граждан их иметь. Это позволяло быть пунктуальным, четко соблюдать распорядок дня. Часовое мастерство продолжало развиваться при Кальвине, и это позволило сохранить и приумножить навыки ювелирного мастерства.

Главное, к чему призывал Кальвин – это к бережливости, к простоте жизни, вернее, даже к аскетизму и к добросовестному труду. Сегодня все эти ценности по-прежнему являются для исконных женевцев если и не непреложными, то, безусловно, важными. И если в наши дни их не придерживаются столь же неоднозначно, как еще совсем недавно, то они по-прежнему декларируются. Ясно, заветы Кальвина оказались более живучими, чем заветы нашего великого вождя, не столь давно сошедшего с исторической сцены.

Интересно, что при том влиянии, которое продолжает оказывать учение Кальвина на жизнь женевцев, не многие его жители сразу ответят вам, где он захоронен. Мало кто хоть раз побывал на более чем скромной могиле Кальвина затерявшейся в глухом уголке старого кладбища на Плэнпале. Вспомним мавзолей, где лежит Ленин, и куда к нему на поклон до недавнего времени выстраивались в очередь тысячи людей. Гордые позолоченные буквы имени вождя, выбитые на мраморе в Москве, и всего две буквы на светлом камне – J. C. (Jean Calvin).

Могила Кальвина на кладбище в Плэнпале

Справедливости ради надо сказать, что эта разница не на совести Ленина. Я думаю, он бы предпочел более скромную могилу. Правда, и камень с двумя буквами на могиле Кальвина, тоже дело рук продолжателей его дела. Сам же он хотел быть похороненным так, чтобы не было видно, где его могила: никакого памятника или даже плиты. И его воля была исполнена. Место его захоронения было засажено деревьями. Плиту положили гораздо позже, женевцы не могли допустить, чтобы последующие поколения не знали, где лежит тело знаменитейшего жителя их города.

Был еще один протестант из Франции, имя которого тесно связано с именем Кальвина, но о котором знают гораздо меньше. Уже упоминавшаяся мною Величкина, повествуя о Кальвине, написала такие строки: «Одним из самых позорных и жестоких поступков Кальвина была казнь ученаго Михаила Сервета».

Кальвин и Сервет. Эти имена неразрывно связаны. Два мыслителя, два глубоко религиозных человека. Оба искренне стремились к тому, чтобы сделать жизнь своих современников лучше. Даже название их основных трудов похожи: трактат «Наставление в христианской вере» Кальвина и «Восстановление христианской веры» Сервета. Казалось, они должны были стать соратниками, но стали врагами. Почему так случилось? Прежде чем ответить на этот вопрос, посмотрим, кто же такой это Сервет?

Сервет был выдающимся врачом. Как полагают, он даже открыл систему кровообращения в легких.

Но он был не только врачом, но и философом. Он проповедовал, что все существующее божественно, а потому «...и есть само божество, что божество проявляется во всем мире, во всех творениях, что Бог есть все – и материя, и дух. Поэтому в мире нет ни ангелов, ни дьявола, и Евангелие божественно только потому, что оно истинно. Все земные блага должны быть общей собственностью, потому, что во всех людях есть часть божества и потому они все братья. Между ними не должно быть ни богатых, ни бедных».

Эти его взгляды показались мне довольно эклектичными. С одной стороны провозвестник марксизма: экспроприация собственности, ликвидация неравенства и прочее. А с другой – шаг к буддизму. Раз Бог проявляется во всех творениях, значит, любая букашка есть проявление божественного на земле. Но подобные взгляды были, безусловно, весьма необычными и смелыми для того времени. Не могли они, конечно и не вызвать гнева католического духовенства и представителей ортодоксальной протестантской церкви.

Чем больше я узнавала впоследствии о Сервете, тем симпатичнее становился он мне. Это был незаурядный человек, обладавший не просто выдающимся умом, блестящими ораторскими способностями, но и прекрасными человеческими качествами. Если Кальвина уважали, но боялись, то Серветом восхищались и его любили.

                                                  Мигель Сервет

 Михаил Сервет или как будет правильнее, поскольку он родом из Испании, Мигель Сервет (Miguel Serveto Conesa) родился в 1511 году в городе Виллануева в Арагоне. Правда, некоторые источники утверждают, что он родился в один год с Кальвином в 1509 году. Он был настолько одаренным ребенком, что уже в четырнадцатилетнем возрасте отец отправил его изучать юриспруденцию в Тулузу. Когда ему было пятнадцать, он покинул Испанию и потом всю жизнь скитался: жил во Франции, Германии, Австрии, Италии, Швейцарии. Помимо юриспруденции  освоил математику, астрономию географию, метеорологию, занимался переводами, писал стихи, изучал анатомию в Парижском университете у знаменитого врача Дюбуа. В итоге Сервет избрал профессию врача и  занялся медицинской практикой в Париже. Сервет прекрасно бы вписался в эпоху Возрождения, когда ценили людей всесторонне одаренных, открытых новому, стремящихся познать мир во всем его многообразии. Этот человек был мало уместен в средневековой Европе, где любое отклонение от навязанных церковью и государством норм и взглядов каралось  с варварской жестокостью.

Роковым для Сервета оказался его интерес к богословию. Несмотря на занятия медициной, Сервет одновременно продолжал теологические изыскания. Он долго и тщательно изучал Библию. Поскольку он хорошо знал латынь, то читал Ветхий и Новый Завет в оригинале. Зная несколько европейских языков, он мог следить за богословскими спорами между католиками и протестантами.

1531 году Сервет опубликовал трактат "О заблуждениях учения о Троице", а спустя год второй трактат "Диалоги о Троице". В этих трактатах Сервет отрицает триединство бога и называет его трехголовым чудовищем. Он утверждает, что догмат о трех вечных ипостасях несовместим с единой сущностью Бога. Следовательно, несостоятелен и догмат о божественной природе Христа. Христос для Сервета это человек, который просто познал лучше других божественные заповеди и приблизился к Богу.

Да, Сервет был тоже протестантом, но его взгляды сильно отличались от взглядов Кальвина, более того, он критиковал его учение. Сервет, например, отвергал необходимость церковной организации, а Кальвин был ее сторонником, регулярно читал проповеди с кафедры собора Святого Петра и составил «Церковные установления». Они стали основой кальвинистской церкви. Кальвину не мог понравиться и тезис Сервета о том, что все существующее и есть само божество. Это, по сути, полное отрицание Бога. А может, ему пришлось не по душе отрицание ангелов и демонов. Ведь Кальвин постоянно стращал всех дьяволом, грозил гиеной огненной за любое самое ничтожное отклонение от навязываемых им жизненных правил.

Венцом трудов Сервета стал опубликованный в 1546 году теологический труд   «Восстановление христианства» или «Восстановление христианской веры» (Christianismi Restitutio). Это был явный ответ на книгу Кальвина «Наставление в христианской вере». В этом глубоко философском произведении Сервет выступал против догмата об абсолютном предопределении, о "спасении верой". Он утверждал, что прежде всего сам человек своими мыслями и делами определяет свою жизнь и свое спасение. Он выступал против крещения младенцев, поскольку считал, что принятие той или иной религии должно быть осмысленным актом и происходить уже в зрелом возрасте, например, в тридцать лет. Все эти постулаты Сервета не могли не вызвать гнева как католиков, так и ортодоксальных протестантов.

Сервет резко выступил и против нетерпимого отношения к инакомыслящим. Винил в этом он как католическую, так и протестантскую церковь. Он заявил, что не понимает, как можно посылать людей на смерть лишь за то, что их взгляд на что-либо отличается от общепринятого. При этом Сервет напоминал, что даже великие мира сего не могут избежать ошибок. Чего же требовать от простого смертного?

Истоки его религиозных и философских взглядов, возможно, следует искать в том, что он увидел в молодости в Испании. В этой стране с древних времен мирно жили испанцы, арабы, евреи. Но время молодости Сервета – это время жестоких гонений на всех нехристиан. Пылали костры инквизиции, под угрозой смерти всех иноверных заставляли принимать католическую веру. И Сервет всю жизнь, как мог, боролся с религиозной нетерпимостью, хотя прекрасно понимал, чем это ему грозит.

Сервет был бесстрашным человеком, к тому же, он будто играл с судьбой, посылая ей один за другим вызовы. Он отдавал себе отчет в том, что его трактат должен был неизбежно вызвать гнев не только католиков, но и протестантов, но вместо того, чтобы взять псевдоним он ставит на обложке « MSV». Маскировка, не стоящая и ломаного гроша. Любой, знавший Сервета, мог легко догадаться, что за этими буквами скрывается его имя: «Мигель Сервет из Вилланова».

Католическая церковь, естественно,  признала книгу еретической. Книгу сожгли публично на городской площади. Сервета заключили в тюрьму, откуда ему удалось бежать. Его заочно приговорили к смерти. Для еретиков в те времена это означало одно: сожжение на костре.

Сервет решает бежать в Италию, где надеется найти убежище, но почему-то заезжает в Женеву, где единолично властвует его заклятый враг Кальвин. Более того, он идет в церковь, где тот проповедует. Пишут, что это случайность. Мне в это не верится. Случайно из всех церквей Женевы выбрать для визита именно этот маленький храм,  замечательный только тем, что там регулярно выступает Кальвин? И именно тогда, когда он там находится? Удивительно другое: как Кальвин узнал Сервета? Они переписывались, но никогда не встречались, а плакатов с текстом: «разыскивается преступник» тогда на стенах не развешивали. Да и фотографии не существовало.

Сервета схватили, бросили в тюрьму, а потом, по прямому указанию Кальвина отправили на костер. Парадокс, Кальвин, сам подвергавшийся гонениям со стороны католической церкви, в деле Сервета стал ее подручным и осуществил то, что не смогли сделать его противники католики.

Находясь в тюрьме, Сервет писал Кальвину. Наивный человек, он надеялся убедить его в правоте своих взглядов. Условия его содержания были ужасны. Вот, что он писал из тюрьмы: «Я прошу Вас, ускорьте, пожалуйста, обсуждение моего дела. Ясно, что Кальвин желает сгноить меня в этой тюрьме для своего же удовольствия. Вши едят меня заживо. Моя одежда порвана, у меня нет даже рубашки, только протертый жилет».[3] И пожелание было «услышано», его по ускоренной процедуре приговорили к смерти. Есть свидетельства того, что он до самого конца не верил в то, что его ждет смерть. Более того, ожидал, что вот-вот двери тюрьмы распахнутся и его выпустят на свободу. Когда же ему прочитали смертный приговор, то он был просто раздавлен. Но несмотря на это ни в тот момент, ни по дороге к месту казни не пошел на сделку с совестью. Его уговаривали отречься от убеждений, признать свои ошибки, покаяться. Сервет отказался это сделать.

Умирал Сервет мучительно. Хвороста на костер принесли мало, и он был сырым, Сервета долго просто поджаривали на медленно разгоравшемся пламени.

Могилы Сервета не осталось. В этом он превзошел своего противника, так мечтавшего о том, чтобы не было видно, где его похоронили: никакого памятника. Но если сначала на месте сожжения Сервета не было положено даже плиты, то впоследствии этот недочет современников был исправлен с лихвой. Памятники, стелы, мемориальные доски, посвященные Сервету, есть повсюду, где жил и работал этот прекрасный врач и великий гуманист –  в Швейцарии, в Испании, во Франции, в Италии. Есть они и там, где Сервет никогда не бывал, например, в Венгрии и в Аргентине. А также в Соединенных Штатах Америки, о существовании которых Сервет даже не подозревал. В 1929 году в Бруклине в первой Парижской унитарной церкви был помещен мозаичный витраж с изображением Сервета, к которому в 1957 году был добавлен еще один.

История устроена парадоксально. Потерпев поражение от Кальвина при жизни, после смерти Сервет превзошел своего противника по количеству монументов, воздвигнутых в его честь.