Последний рейд на Марс 2
10-05-2014Глава 5. Сумерки Земли.
The Earth is just too small and fragile a basket
For the human race to keep all its eggs in.
R.A. Heinlein
Съемочный быт.
И снова знакомый бар розовой тарелки. В нем двое солидных мужчин. Один строго рассматривает график или ведомость, это Валерий Петрович, отвечающий за реквизит, транспорт и сложные вопросы. Другой, полный и круглолицый, обмахивается папкой со сценарием фильма. Он только что приехал из столицы и ему с непривычки жарко. Это сопродюсер, Константин Нернст.
Он размышляет вслух:
— Ночные сцены это хорошо, ночью прохладно. Все же молодец у нас автор, не утомляет героев солнцем. Впрочем, и солнце можно потерпеть, когда все ясно, когда снимаешь действие: он подошел, она ударила и так далее. Но скажите, пожалуйста, как снять эту, как ее, «перестройку»? Кто там ее начал, волюнтарист Хрущев? Лысый такой, который ботинком стучал?
Он заглядывает в сценарий, вздыхает и снова обмахивается. Официантка заботливо подвигает ему кружку пива и поворачивает вентилятор. Собеседник отвлекся от ведомости, он заинтересован:
— Но почему? В чем проблемы? Есть же консультанты: политологи, ученые, военные, историки. Тем более что все пойдет под видом хроники. Кстати, Миронова уговорили?
— Ты не понимаешь, Валерий! Снять хронику задним числом куда труднее, чем фантастику. Дух времени, детали, нюансы – вот проблема. Мы вот смеемся над американскими фильмами о русской жизни, хотя они и не должны быть хроникально точны. А любая версия трех мушкетеров, как бы далека она ни была от французских реалий XVII века, проходит на ура. Вот поэтому Евгений и не хочет сниматься. Но Федор не теряет надежд. Пытается убедить, что это сложная психологическая драма, с богом на первом плане!
— Бондарчук – психологическую драму!? О Господи, спаси и сохрани. Мы же заведомо снимаем фантастику! Простые вещи: ракеты, Марс, пришельцы.
— Так-то оно так, но любые пришельцы куда менее фантастичны, чем эта вот «реальная» история. Ну как снять человека, рвущегося в магазин за водкой буквально по головам? А километровые очереди за ней же? Причем снять так, чтобы это не выглядело пародией и не задвигало марсиан на второй план. Мы же не фильм ужасов снимаем. А этот, опять забыл, ну который ботинком стучал в ООН? Ты можешь представить такое? Я – нет. И зритель не сможет. Марсиан сможет, а неграмотного шахтера в должности руководителя огромной страны, да еще и взрывающего чудовищные бомбы, вряд ли. А ты говоришь, хроника!
— Да, как-то я не подумал, а сейчас представил и… теперь мне кажется, что автор не кокетничал, называя повесть хроникой, но только в отношении полета и Марса. Все просто, последовательно, логично, реквизита немного — три корабля и зеленое трико. Ну, скафандры еще. Кстати, Машенька, будь добра, выгляни в иллюминатор, трейлеры не приехали?
Официантка отдергивает жалюзи и щурится в иллюминатор, там полыхает ослепительное южное солнце.
— Нет пока, Валерий Петрович. Бронзовый корабль ждете?
— Да, должны подвезти. Я их еще позавчера отправил, третьи сутки ползут.
— Ой, а я Мемнона видела. Такой голубоглазый, симпатичный и вежливый. Но огромный, а в доспехах еще больше и сверкает весь на солнце, как этот... полубог! Глазам больно.
— То-то вас разогнать нельзя было, весь курятник сбежался. Да, этот Мемнон, кажется, неплох. Неглуп, держится с достоинством. На Кирка Дугласа похож, но с чувством юмора. Ох, закрой жалюзи, Маша, и дай еще кружку. Вам тут хорошо, а мне сейчас попрыгать придется с кораблем, в самый солнцепек!
Собеседник успокаивает его:
— Ничего, Валерий, на море отдохнешь. Сочи забраковали?
— Забраковали. Рифов нет, пальмы как в ресторане, чахлые и низкие, а цены наоборот, заоблачные. С этой Олимпиадой там все с ума посходили. Нет, мы на Ямайку летим. И дешевле и приятнее.
— Ради одной сцены? Там и реквизита-то шезлонг и плетеный стул!
— Ну, почему шезлонг? Скафандр еще. И Федор хочет отснять не только Дока и Мэгги, но и остальных. На всякий случай, если материала не хватит. И завидовать нечему, я уже полгода в этой пустыне пропадаю, меня тут каждый скорпион знает! Мне отпуск полагается.
Рассерженный Валерий Петрович одним махом справляется с пивом и прощается. По кольцевому коридору он направляется к выходу. Справа двери с табличками, слева гудят холодильники и кондиционеры, стоят ящики, бочки, пожарный щит, в глубине урчит дизель-генератор. Вот и овальный люк выхода, за которым невысокий трап – и белое солнце пустыни. Розовый пластик бортов нестерпимо сияет. Валерий Петрович надевает большие темные очки, спускается по трапу и оборачивается, удовлетворенно и даже с гордостью разглядывая тарелку:
— Да, удачная конструкция! Координаторы знали толк в кораблях. Что значит опыт, культура!
Великолепная Мэгги.
Утро. На Марсе оно почти всегда солнечное, туч здесь не бывает. Зато бывают глобальные пылевые бури, до которых далеко земным мистралям и сирокко. Пыль при этом вздымается в стратосферу, может окутать всю планету и не оседать месяцами!
Но сегодня утро тихое и как всегда оптимистичнее вечера. Это объяснимо. За ночь дежурная часть мозга вытряхивает из синапсов накопившийся мусор, стирает негативные впечатления, готовит нервную систему к новому дню. Ведь наш мозг это больше, чем мы сами. Точнее, мы осознаем лишь часть себя. Мы уже спим, а он не может успокоиться. Он додумывает наши мысли и отправляет их в мусорную корзину, еще раз проигрывает во снах наши эмоции и тем самым избавляется от них, но все это мелочи, дань нашей «разумности». Собакам тоже снятся блохи.
Анализ — вот то главное, чем он занят, попутно развлекая или пугая нас снами. Он анализирует не наши (точнее свои) мысли, а поводы, по которым они возникли, то есть факты и впечатления, полученные за день. И пустяк, на который мы даже не обратили внимания вчера, сегодня становится основой нашей стратегии. Не зря в сказках раз за разом повторяют, что утро вечера мудренее!
Так оно и оказалось. Орбитально-посадочные страсти улеглись, столкновение цивилизаций перешло в контакт, и на первый план вышли другие проблемы, о которых вчера не думалось. Пилоты опекали каждый свой экипаж и на этой почве сошлись. В итоге выяснилось, что необходимо объединить силы. С одной стороны, только здесь земляне оценили всю рискованность своего полета, любая случайность могла погубить их. С другой оказалось, что восстановить функции тарелки пока не удается. Она могла летать над Марсом, могла выйти на его орбиту, могла дотянуть до Земли, но не могла вернуться в свой мир.
И всплыли вопиющие недостатки в подготовке рейда. Законы Паркинсона инвариантны в любой системе координат и в любой Вселенной, в том числе и в мирах Координаторов! Пилот слушал жалобы Мэгги и сочувственно кивал головой, все это было и ему хорошо знакомо. Несмотря на титанические усилия руководства (или благодаря им), все большую часть штата Корпуса Координаторов занимали чиновники в региональных и центральных офисах. И все хуже планировались и обеспечивались его операции, все меньше внимания уделялось отбору и подготовке агентов.
Изумрудные амазонки были зелеными волонтерами! После катастрофы на месте происшествия под рукой не оказалось никого из кадровых агентов, все они погибли вместе с отцом девушек. Операция готовилась наспех, не была обеспечена ни предварительной глубокой разведкой, ни прикрытием, ни кораблями снабжения. Три девушки и дама в легком катере!
Плюс проблема питания. Стандартный запас провизии был рассчитан на локальный месяц. Этого хватало на обычные операции, в которых катера базировались на корабле-транспорте и могли оказать помощь друг другу. Но наш совершал одиночный рейд, и продуктов оставалось не более чем на две, от силы три недели.
В итоге стороны пришли к соглашению, что и неудивительно, учитывая взаимный интерес (и не только сугубо практический, приземленный, но и более возвышенный, если судить по задумчиво-мечтательным взглядам, которыми обменивались принцессы и Александр). Опытные командиры кораблей также присматривались друг к другу. Они дружно посетовали на жизнь, попутно прощупывая возможности и намерения визави, затем со вкусом и обоюдным интересом поделились опытом вождения разнообразных летательных аппаратов, вспоминая самые яркие случаи из своей летной практики, и лишь после этого, вернувшись к насущным проблемам, единодушно признали необходимость и неизбежность кооперации. И, в конце концов, заключили неформальный союз, после чего приступили к выработке программы действий.
Если, однако, вы полагаете, что все это было обставлено какими-то особыми церемониями, что командиры торжественно встретились на борту одного из кораблей или на нейтральной территории, где прямо на песке был установлен стол переговоров, натянут тент, транспаранты и лозунги, то это не так. Все было гораздо проще. Рано утром Мэгги изобразила телепатическое подобие телефонной трели, затем деликатного покашливания и быстро достучалась до сознания пилота, пока что игнорируя бодрствующего и отлично слышавшего ее Доктора. Командор, впрочем, и сам подумывал о более тесной связи с соседями, поэтому обращение Мэгги воспринял как продолжение собственных мыслей. И лишь саркастическая реплика Дока насчет того, что ему звонят, и что не мешало бы снять трубку, заставила его прислушаться к внутреннему, как он полагал, голосу:
— Доброе утро, Командор! Я чувствую, у вас большие планы на сегодня и хотела бы предложить помощь и побеседовать о сотрудничестве. Кстати, не тяжело ли вам и вашему экипажу будет работать на поверхности в тяжелых скафандрах для глубокого космоса? Днем здесь довольно тепло, а в воздухе есть немного кислорода и водяных паров. Почему вы не воспользуетесь легкой десантной формой?
— Э, мадам…
— Зовите меня просто Мэгги, Командор!
— Очень приятно, Мэгги! Меня зовут… мое имя Алексей.
— Я знаю, но мне как старшему офицеру было бы привычнее и приятнее звать Вас Командором.
— Как Вам будет удобнее. Что касается легкого облачения – Вы имеете в виду полевую форму девушек?
— Нечто в этом роде. Она действительно легкая и гибкая, не сковывает движений, хотя и очень прочная, обеспечивает потребности в воздухе весь световой день, а с запасом кислорода и термоплащом позволяет провести вне корабля и ночь.
— Я думал об этом. Но, видите ли, это наш первый полет на Марс и пока мы вынуждены обходиться тем, что у нас есть. Увы...
— Почему увы, Командор? Нет ничего проще и приятнее, чем сделать небольшое одолжение столь достойным представителям земной цивилизации. Считайте, что Вы и ваш экипаж уже в нашей десантной форме. Но мы же с вами люди военные, поэтому я не буду ходить вокруг да около и также попрошу Вас об одолжении, тем более что это в наших общих интересах. Не могли бы Вы совершить на ровере испытательную поездку вокруг лагеря? А заодно провезти Мид по окрестностям? Я хотела бы как можно быстрее установить сканирующие датчики, чтобы расширить защитный периметр, а заодно помочь вам с геологической разведкой. Ведь вы ищете водяной лед, не так ли? С помощью Мид поиски значительно упростятся и ускорятся. А Доктор тем временем пусть посетит мой корабль…
— Как скажете, Мэгги. Я с удовольствием выполню все Ваши желания. Вы кажетесь мне не только блестящим пилотом, но и чрезвычайно опытным командиром!
— Благодарю Вас, Командор. Я такого же мнения о вас!
Закончив взаимные расшаркивания, они приступили к делу. Вскоре Командор уже катил Мид с ее тяжелым чемоданчиком вглубь долины, а Доктора встречали у тарелки Лефт и Райт. Показав ему, как справиться с мембраной тамбура, девушки стремительно умчались к земному кораблю, там их манил магнит попритягательней, чем суровый пилот или пожилой Доктор.
После яркого солнечного света он ничего не мог разобрать в полумраке тамбура. Его никто не встречал, но откуда-то донесся знакомый голос:
— Добро пожаловать, Андрей Георгиевич!
— Благодарю за приглашение, Мэгги.
— Сейчас я проведу вас, а вы тем временем можете откинуть шлем.
Доктор ступил шаг, другой и оказался в светящемся силовом коконе, который пронес его чуть вперед и растаял. Ошеломленный космонавт замер, щурясь от яркого света и не веря своим глазам.
Высоко над его головой сияло яркое желтое солнце, не маленькое марсианское, а большое, ласковое, привычное, земное. И тяжесть навалилась земная, от которой он уже отвык. Тяжелые ботинки скафандра оставляли глубокие следы в мокром песке. Вокруг них завертелась пена – нахлынула шаловливая волна. Справа до самого горизонта синело теплое, южное море! Оно весело искрилось на солнце, играло белыми барашками волн и ластилось к берегу. Пологий пляж светлого кораллового песка осеняли ажурной геометрической тенью кокосовые пальмы и легкий бриз чуть шевелил их перистые листья.
Метрах в трех от воды стоял плетеный шезлонг с легким навесом. В нем отдыхала великолепная дама лет тридцати пяти. Она глядела на него и приветливо улыбалась.
— Присаживайтесь, Доктор!
Он отвесил поклон, с сомнением взглянул на легкий стул и присел прямо на песок. У него закружилась голова. Он дышал и не мог надышаться морем. Ветер мягко ерошил седую шевелюру и заставлял раздуваться ноздри орлиного носа. Пахло солью, пряностями, Землей…
— Да, это Земля, Андрей Георгиевич. Маленький атолл на Тихом океане. Очень красивая у вас планета. Жаль будет, если вы ее погубите.
— Но каким образом мы оказались здесь?
— Ну, это не сложно, на это энергии хватает. Вот на подобное с кораблем – увы! Кстати, у нас есть немного времени, можете сбросить скафандр и отдохнуть. Вы хорошо плаваете?
— Когда-то плавал…
— Вот и прекрасно, давайте окунемся! Я ведь тоже давно ничего подобного не видела.
Док удивленно вскинул бровь, затем развел руками – и принялся выбираться из скафандра. Дама в это время осторожно пробовала носком точеной ноги теплую воду. Ее пышные изумрудные волосы крупными локонами рассыпались по плечам, кожа отливала молочной белизной, розовый купальник тесно облегал великолепную фигуру. Она явно давала ему время освоиться, прийти в себя. Слишком уж резким мог стать переход. И пространственный, с Марса на Землю, и переход от суровых космических будней к неге тропического острова. Кто-кто, а Док мог ощутить контраст. Много лет потратить на подготовку полета, почти год лететь к цели — и мгновенно вернуться, лишь для того, чтобы поплавать в океане с красивой женщиной! Но Доктор был умным человеком, он следовал заветам Хайяма и ценил мгновение. Тем более, что оно того стоило! Ему давно хотелось искупаться в Тихом океане – и вот желание исполнилось, а Мэгги понравилась ему сразу и безоговорочно. Компьютер не компьютер, какая разница! Так даже интереснее, он всегда любил технику, но и в женщинах знал толк! Все мы немного компьютеры, но не все так красивы…
Его кожа за год полета также приобрела молочный оттенок, он отвык от земной гравитации и неуверенно пробовал воду ногой. Наконец Мэгги посчитала, что дала ему достаточно времени, оглянулась, весело подмигнула и с визгом помчалась навстречу волне. Вода была прозрачной, через рифы прорывались лишь небольшие, уютные волны, и вскоре Доктор забыл обо всем. Он мерно греб, наблюдая, как по песчаному дну скользят крабы и легкие тени волн, затем переворачивался на спину и следил за чайками в бездонном небе, испытывая редкое ощущение покоя. Земля…
Мэгги плавала хорошо, но было видно, что море либо внове для нее, либо воспоминания о нем уже угасли в ее памяти. Она возмущенно отфыркивалась от соленой воды, весело смеялась и звонко кричала ему – действительно ли в этой противной, горькой воде плыть намного легче, чем в нормальной пресной?
— Конечно! – хотел мысленно ответить он, – Не только легче, но и гораздо приятнее.
Но вместо этого тоже закричал, стараясь сам не хлебнуть воды:
— А что это Вы забросили телепатию?
— Андрей! Уф… Можно Вас так называть?
— Что? Да, конечно!
— Это интересно.
— Что?
— Говорить! Кричать! Громко, без телепатии. Уф, какая горькая!
— У Вас красивый голос!
— Спасибо! Вы тоже неплохо думаете.
— Думаю?
— Я имею в виду телепатию! А как насчет акул? Нас не съедят?
— Акулы в океане, за рифом. Вы бойтесь обгореть с вашей кожей!
— Плывем на берег?
— Плывем.
Выбравшись на берег, они, не сговариваясь, бросились прямо на песок. Док прикрыл глаза от солнца и удовольствия.
— Если хотите, Андрей, можете остаться здесь…
— Я понял это сразу. Хочу, конечно. Но не могу. Я не брошу ребят. Да и ваших девочек тоже. Знаете, Мэгги, они…
— Знаю, Андрей. Они чувствуют то же самое!
— Возвращаемся?
— Да, пора. Нет, в скафандр забираться не надо!
Док снова очутился в мерцающем коконе, а когда тот растаял, он стоял в тесной кабинке, за полупрозрачной стенкой шумела вода, и мелькал силуэт прекрасной фигуры.
— Бросайте свою амуницию в угол, Андрей, и смывайте соль! Сейчас я займусь любимым дамским делом, гардеробом. Так редко это удается.
— Вам, Мэгги, все к лицу. Я в восхищении!
— Благодарю за комплимент, но мы займемся не моим, а Вашим гардеробом.
— Это еще зачем?
— Так решил ваш командир. И заодно бросьте в душ спортивный костюм, можете выходить в плавках. Не стесняйтесь.
— Но, Мэгги!
Но его уже не слушали. Пожав плечами, он последовал совету. Вихри горячей воды сменялись холодными, затем теплым воздухом, затем все кончилось, и перед ним засветился проем выхода. Ему было неловко в плавках. На пляже это естественно, но здесь, на чужом космическом корабле…
— Да не ломайте вы голову над пустяками, Андрей! Лучше берите свой костюм, а затем примерьте вот этот.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, вот же, перед вами, зеленый.
Док быстро влез в свой спортивный костюм, отстиранный, выглаженный и пахнущий морем. Под ним висела горстка сверкающей изумрудной чешуи. Он с недоверием взвесил ее на руке, но затем вспомнил зеленых принцесс и попытался одеться. Стоило ему найти ворот, как развернулся костюм Ихтиандра и Доктор неловко натянул чешуйчатый доспех, напоминая сам себе даму, влезающую в чересчур тесные колготки. «Услышав» хихиканье, он понял, что верность наблюдения оценили, и вдел руки в рукава. Стоило затем провести рукой по разрезу, как тот затянулся, затем трико пришло в движение, раздалось, где надо, и ужалось там, где было свободным. Еще через секунду-другую — показалось, что эти секунды означали вопрос, удобно ли ему? — оно изменило структуру и стало напоминать уже не женские колготки, а гибкую кольчугу.
Ни кольчуг, ни колготок доктор никогда не носил, но впечатление каждый раз было именно такое! Правда, самая легкая кольчуга, насколько он помнил, весила не меньше пуда, под ней было жарко летом и холодно зимой, тогда как этот костюм почти ничего не весил и был на редкость комфортным! Более того, Док чувствовал себя в нем защищенным не хуже, чем в доспехах.
Чтобы проверить впечатление, он снял с пояса скафандра десантный нож и попробовал чешую острием. Сталь скользила, не оставляя следов. Нога ощущала давление, но не более. Уже не сомневаясь в результате, Док резко ударил острием в лодыжку. Чешуйки под нажимом мгновенно сомкнулись в жесткую поверхность и снова ни следа. Нога почувствовала лишь несильный, тупой толчок.
Невидимая Мэгги подтвердила:
— Легкая броня. Квазибиота для фотосинтеза в углекислотных атмосферах. Углерод формирует алмазную структуру поверхности и нанотрубчатый каркас. Вода обеспечивает термозащиту и работает проводящей средой для биотроники управления.
— А вуаль?
— Вам, Андрей, придется носить шлем. Чтобы обойтись одной вуалью, надо поработать над организмом, а это не так уж приятно и требует некоторого времени. Думаешь, нам так уж нравятся зеленые кудри и макияж?
— А розовый? Ваша тарелка, накидки на девочках?
— Это цвет Корпуса. Мундир.
— Послушайте, Мэгги, я вот что хотел спросить…
— Вы хотели бы узнать, кто же я на самом деле?
— Да. Прошу прощения, но вы же не человек?
— Да ну! А что такое человек?
— Э… Действительно, я не могу дать исчерпывающего определения, но…
— Андрей Георгиевич, даже не пытайтесь. Не так это просто. Я — содержание Мэгги на тот момент, когда она решила сделать копию.
— Свою копию?
— Да нет же! Копию своего сознания на тот момент. Это и есть содержание человека. А форма… кстати, как вам мои формы? Вы не льстили мне?
— Я покорен!
— Спасибо. Я надеялась на это.
— И все же…
— И все же не будем! У меня мерзкий характер и я не хочу портить вам впечатление от встречи. Вернемся лучше к нашим делам. Скажите, как вы относитесь к Богу?
— Не имею никакого отношения!
— М-да. А ведь верно! Простите меня, все же мы говорим на разных языках. Я хотела спросить, верующий ли вы человек?
— Нет.
— Нет? Тогда… как вы отнесетесь к тому, что бог существует? И активно вмешивается в вашу жизнь? Не только в жизнь землян вообще, в целом, но и конкретно в Вашу?
— Гм. Вопрос. Хорошо, в таком случае для ответа мне важно знать вот что. В бога я не верю. Но допускаю, что некто может быть творцом всего сущего и тогда мне принципиально важно знать, может ли человек быть и оставаться человеком без его дальнейшего и непрерывного вмешательства? Способны ли мы на собственную судьбу?
— А Вы как думаете?
— Я думаю, что мы достаточно взрослые. Но это только мое мнение. Боюсь, что я в меньшинстве даже в своей стране победившего атеизма!
— Только Ваше мнение меня и интересует! Между прочим, Вы сняли камень с моей души, и я Вам очень благодарна.
— Но за что?
— Видите ли, Андрей, мы прибыли сюда для того, чтобы арестовать вашего бога!
Доктор вздернул бровь и с сомнением взглянул на Мэгги. В ее здравом рассудке он не сомневался, но боялся, что это очередные трудности перевода. В нем даже вспыхнул своего рода патриотизм.
— Какого именно? И есть ли у вас для этого основания? Соответствующие полномочия?
— Есть. Главное основание вы сформулировали и довольно четко сами.
— Не успеваю за ходом Вашей мысли! Что я сформулировал?
— Ну, как же! Насколько я поняла, Вы против бога, лезущего в дела взрослых людей?
— Да. Но мне всегда казалось, что это проблема самих людей и их бога! И по какому же кодексу квалифицируются деяния творца? По гражданскому? Или по административно-хозяйственному?!
— Я так и думала, что это болезненная для вас тема. Видите ли, хотя богов у вас и много, но, в сущности, речь идет об одном-единственном, вас опять подводит ваша примитивная звуковая речь и варварское многоязычие. Это, кстати, тоже будет вменено ему в вину! А что касается кодекса и моих полномочий… наш корпус создан для расследования самых важных дел. Нас касаются лишь преступления, предусмотренные этическим кодексом и это серьезно. Это очень серьезно! За нами, за этим небольшим катером вся мощь нашей вселенной, и если потребуется, то небо над планетой, где скрывается подозреваемый, сплошь покроется эскадрами розовых кораблей!
Доктор был потрясен. Он ходил из угла в угол, хотя углов в уютном боевом девичьем корабле не было, он что-то бормотал про себя, что-то вспоминал и хмурился. Наконец он ответил:
— Господи! Где же вы раньше были? Вся наша жизнь, вся наша история… вся моя жизнь, мои дети…
— Андрей Георгиевич! У нас прошли недели. Мои дети бросились сюда первыми, с голыми руками!
— Да, да! Я понимаю, понимаю. Кстати, где они и как у них дела?
— Лефт и Райт уже одели Александра в полевой костюм и результат им нравится! Сейчас Лефт лечит ему синяк под глазом, а ваш боец пытается помочь ей с ее синяком. Поэтому вахту несет Райт. Они нашли общий язык.
В передаче Мэгги звенел веселый смех и Доктор сразу взял себя в руки. Он поинтересовался, чем они, земляне, могут помочь. Он безоговорочно встал на сторону принцесс, и далее его интересовали уже не этические, а технические вопросы.
Мэгги наконец то появилась собственной персоной, накрыла стол и угостила гостя легким завтраком. Проголодавшийся ученый ел все подряд, и по ходу дела выяснилось, что продукты питания агентов Корпуса подходят землянам. По сообщениям девушек рацион космонавтов их тоже устроил, так что проблема питания была снята. Запас продуктов в посадочном модуле землян был основательным. Но Доктора беспокоило не это. Он вдруг понял, что Командор, сам того не зная, оказался прав. Операция девушек не из числа молниеносных, и не только из-за проблем с двигателем. Потягивая неизвестный напиток, он поделился своим беспокойством с Мэгги.
Та не стала отрицать некоторых затруднений.
— Мы не ожидали такого временного разрыва. Клиент, вообще-то говоря, не мог выжить, не мог прожить столько, но раз уж каким-то чудом смог, то его возможности велики. С таким случаем сталкиваться еще не приходилось. Хотелось бы обойтись без эксцессов, но его будут энергично защищать, в том числе и ваши соотечественники!
— Мои?! Здесь, на Марсе?
— Не удивляйтесь, клиент помог им добраться сюда. Не хочу обманывать вас, Доктор, но все эти громкие названия – спецагенты, Корпус, Координаторы – скорее красивая обертка горькой пилюли. Функционально мы гораздо ближе к другой вашей службе. К скорой помощи! Наши розовые корабли это ее кареты. У нас много таких кораблей, много пациентов. Большинство – душевнобольные.
— И все-таки, какие соотечественники? Как они сюда попали?
— Андрей, Вы слышали об Аэлите?
— Читал, конечно.
— Читали? Где, когда?
— В детстве все любят фантастику. Есть такой жанр литературы. А что? У вас таких книг не читают? Или у вас вообще нет литературы?
— Какая еще фантастика?! Какие книги?! Все страньше и страньше…
Дама глубоко задумалась. Доктор извинился и попросил отпустить его, поскольку по расписанию после посадки предстояло много работы. Надо было всерьез готовиться к жизни на Марсе! Мэгги рассеяно провела его и попросила по возможности скорее пригласить к ней Александра. Доктор неопределенно кивнул, он не хотел ломать регламент и ссориться с Командором, оставляя корабль пустым, без присмотра. Но больше, чем о регламенте, он думал о странных словах Мэгги, и бормотал себе под нос:
— Аэлита! Причем тут Аэлита? Она бы еще Алису вспомнила!
Bloody Bay.
— Ну, и где наша красотка?
— Снова в ресторан завеялась, Федор, с каким-то пляжным красавцем.
— Н-да…
— Не переживай. Все уже отснято, кадры неплохие, Миронов и в скафандре играет великолепно и без него. Давай лучше завтра с утра в Негрилл съездим, на пляж посмотрим. Десять миль белоснежного кораллового песка! Рядом ведь, вон за тем мысом. Неделю уже на Ямайке, а кроме этого теплого заливчика с пеликанами ничего не видели. Кто ему такое неподходящее название дал?
Перед нами ночной пляж большого отеля-ресорта, за спиной темнеют окна его корпусов – все отдыхающие в ресторанах и барах, на концерте или в бассейнах. В тихой воде залива отражаются разноцветные огни дорогих нудистских ресортов на том берегу. Перистые кроны кокосовых пальм вырезают ажурные контуры в сияющем мохнатыми звездами небе, легкие волны с шелестом набегают на песок. В шезлонгах прямо у воды устроились двое мужчин, один из которых знакомый нам Валерий Петрович. Они пьют какой-то коктейль – бар в бассейне рядом с пляжем работает допоздна. У собеседника нет настроения и он отмалчивается.
— Или в Очо Рио давай прокатимся, на водопады. На лошадях покатаемся. Два дня свободных.
— Что ж, давай куда-нибудь съездим, Валерий. Знаешь, я не ожидал проблем с ролью Мэгги. В Москве на пробах как будто хорошо смотрелась, а здесь…
— Ты меня, Федор, извини, но как это ты не ожидал проблем с центральной женской ролью, в которой актриса должна сочетать необычайную красоту, острый ум и решительность?! Если она в пляжных сценах смотрится так неубедительно, что же будет в батальных? Психологических? Как она будет выглядеть в образе генерала корпуса координаторов? Нет, поехали куда угодно, отдохни, автору позвони, но не мельчи, а не то фильм испортишь.
Разговор прервали дружные девичьи визги, над пляжем взметнулось гудящее пламя, отражаясь огненной дорожкой в черном зеркале моря, и загремели звуки регги – субботний вечер подошел к апофеозу. Длинноволосые, под Боба Марли, черные ребята зажгли прощальный костер, и танцевальная труппа отеля начала представление. Толпа сбилась вокруг костра, и только юные выпускницы канадской школы плясали на мелководье в бликах огня и отмечали свой праздник, уже не очень твердо держась на ногах. Под пальмами затлели красные точки и потянуло дымком травки. А над всем этим праздником курортной жизни мерцали и переливались холодные, великолепные тропические звезды.
Долгий день забот.
Командор и Мид примчались уже через полчаса, но лишь для того, чтобы захватить буровую установку. Они тут же укатили и Доктор занялся надувным домом. Из отсека с инструментами он вытащил ручную лебедку, титановую лопату, кирку, лом и кувалду. А чем еще прикажете забивать штыри крепления? Или вы думаете, что на Марсе все это делается как-то иначе?
Работать в зеленом костюме оказалось куда удобнее, чем в тяжелом и неуклюжем скафандре с ранцем системы жизнеобеспечения за спиной. Зацепив контейнер тросом лебедки, Доктор стащил его на песок и распаковал. Стенки, оклеенные пористой синтетикой, раскрылись, затем развернулись и образовали прямоугольник, основание легкой конструкции. Дом сэкономит время, позволит работать, отдыхать, питаться, принимать в душ, не заходя на корабль, не тратя время и воздух.
В нем также были шлюзы, хоть и простые, на молниях, зато двойные. В случае нужды в малой комнате, за вторым шлюзом, можно было даже переночевать. К дому прилагался комплект слоеных полотнищ, насосов, тонкопленочных фотоэлементов, труб, аккумуляторов, словом всего, чтобы сделать его автономным. Сюда надо будет перенести запас воды, питания, инструмент, лабораторное оборудование, реактивы, баллоны с газами и жидкостями и т.д. и т.п. Требовалось установить антенны связи, радиокомплекс и компьютер, вырыть подвал и укрепить его.
На Марсе придется провести много месяцев. В тесном корабле это невозможно. А надувной дом можно везти на прицепе ровера и совершать дальние путешествия с ночевками. Правда, у Марса нет хорошего магнитного поля, нет и плотного озонового слоя, его поверхность беззащитна перед потоками ультрафиолета и частиц. Поэтому будущим колонистам придется зарываться в землю. Доктор уже думал об этом. Странно видеть кувалду на космическом корабле, но землеройных машин для Марса пока не придумали и требуются лопаты и кирки, ведра и носилки, колья и т.д., а ведь все это надо везти за сотни миллионов километров, а ведь килограмм корабля куда дороже килограмма золота!
Командор и Мид в это время описывали большую дугу вокруг лагеря. Ровер оказался неплохой машиной и по мелким барханам и камням катил легко. Мид отстегнула от своего тяжелого кейса плоскую розовую папку, распахнула ее и та засияла гаммой ярких красок! Картина напоминала сложную трехмерную карту. Мешало солнце, но через секунду экран потемнел и его изображение стало контрастным. Мид напряженно глядела в глаза Командору, пытаясь установить телепатический контакт, но он не слышал ничего. Девушка разочарованно вздохнула и перешла на язык жестов. Да, трудно иногда установить контакт развитым цивилизациям!
Она рукой показала, что надо объехать лагерь по расходящейся спирали. Командор скоро приспособился к вождению и минут через пять уже успевал заглядывать в экран, он был любопытен, как и все пилоты. Картинка менялась, и скоро в ее центре появились знакомые контуры: вот розовое пятно тарелки, рядом с которой он различил угловатое изображение своего корабля. Пилот сравнил – да именно под этим углом он и виден!
На втором витке Мид попросила остановить машину. Корабли исчезли за гребнями барханов и вершинами пологих холмов. Сверившись с экраном, девушка извлекла из кейса небольшой черный брусок и прикопала в песок. Они огибали лагерь, повторяя процедуру через каждые сто метров. С установкой новых датчиков картина на экране все усложнялась, под условной поверхностью грунта начали проявляться какие-то пятна, полосы, но тут пришлось отвлечься от экрана, поскольку ровер пошел поперек дюн, а под колеса стали попадаться камни.
Больше всего прибор Мид напоминал компьютер с огромными возможностями, в комплексе с многоканальным дистанционным анализатором. Он был способен прямо на ходу вести сканирование местности и структуры грунта под ней. Пилот даже представить себе не мог такой мощи, заключенной в столь тонкой папочке! Он знал, что компьютеры на советских космических кораблях впервые появились лишь в 1974 году и был знаком с их параметрами. Знал он и возможности современных больших земных ЭВМ. В сравнении с компьютером девушки они не слишком отличались от арифмометров…
По мере приближения к склону долины девушка все сильнее хмурилась. Они проехали рядом с фалангой крупных обломков, скатившихся с огромной высоты. Мид внимательно осматривала осыпь, начинавшуюся за этими камнями, а пилот так же внимательно следил за дорогой. Вдруг он резко остановил машину, выбрался из нее, распрямил уставшую спину и незаметно поднял что-то с песка. Затем улыбнулся девушке и вопросительно указал на буровую. Датчики датчиками, но ведь и у него была цель поездки. Мид согласно кивнула, но скептически улыбнулась, оглянувшись на буровую, и в ответ показала на экран: тот на глазах сменил рисунок, и перед пилотом появилась схематичная карта окрестностей лагеря. Еще через мгновение появилась сетка координат и разрез грунта по одной из них, активно мигающей. Пилот понял все! По многочисленным голубым пятнам без всяких объяснений стали видны линзы льда в почве. Дальше в долине они сливались в настоящее голубое море. Прибор быстро перебрал несколько сечений, выбрал самое близкое из них, а затем предложил несколько более далеких, но с более мощными линзами, подходящими кое-где почти к поверхности!
Ошеломленный Командор потрясенно переводил взгляд с экрана на улыбающуюся девушку и обратно, затем встал на решетчатый кузов и сверился с местностью. Он выбрал на карте яркое пятно недалеко от кораблей и показал его принцессе. Та кивнула, и они тронулись в путь. Командор попытался вызвать Доктора и, наконец, тот откликнулся, смущенно извиняясь. Но еще раньше Петрович «услышал» Мэгги. Она поздравила его с находкой и звала в гости.
Увидев, что командиру Координаторов телепатическая глухота пилота нисколько не мешает, Мид расстроилась окончательно. Мало того, что она ревновала к сестрам и ей больше хотелось увидеть Сашу, чем колесить с глухонемым и старым пилотом по пыльной пустыне в допотопной тряской машине, так еще и это! Пилот-то, оказывается, вполне может слышать, это у нее плохо поставлена речь. Мамочка снова показала свой класс и щелкнула ее по носу.
Есть ли жизнь на Марсе?
— Хоть серп не понадобится! – думал доктор, пока пилот и Мид в безысходном молчании кружили вокруг лагеря. Сам он в это время заколачивал кувалдой штыри креплений надувного ангара, вспоминая герб СССР и сакрально-сексуальные символы социализма, статуи и плакаты, изображающие умных и мускулистых рабочих с кувалдами и вдохновенных, упитанных, но совершенно почему-то неаппетитных колхозниц с серпами и снопами. Серп, молот, лопата, тачка… вот уж действительно, символы социализма! Да еще автомат Калашникова…
А вот о компактных землеройных машинах они не позаботились, так что котлованы марсианских станций придется рыть вручную. Полеты к звездам с лопатой наперевес!
Доктор крепил последнюю растяжку, когда на связь вышел Александр:
—Вы не смените меня, Док? Лефт и Райт настаивают на визите к их пилоту, который, кажется, большой босс в их иерархии.
— Добро. Но захвати по пути что-нибудь для ангара, по списку. Контакты и визиты это хорошо, но жить где-то надо.
— Обязательно! Да, Док, Мэгги заинтересовалась нашей обсерваторией, особенно инфракрасным телескопом. Говорит, надо обязательно, причем срочно проверить склон рядом с кораблями.
Доктор столь комфортно чувствовал себя в изумрудной чешуе, что едва не забыл захватить скафандр, направляясь к шлюзу. В тамбуре стояли готовые к выходу принцессы и Александр, также затянутый в боевой костюм Координаторов. На его поясе висела кобура револьвера и ятаган без ножен. Руки всех были заняты пакетами и баллонами. От синяка у Саши не осталось даже тени, выглядел он великолепно и был в отличном настроении. Девушки весело ответили на приветствие Доктора и скользнули в шлюз, они также выглядели и чувствовали себя превосходно.
— Саша, а для чего Мэгги нужен мониторинг склона?
— Кое-какие следы ведут к нему, причем активность проявляется совсем рядом, близ лагеря, и ей это не нравится.
— Ого! Боюсь, и нам не до исследований будет. Кстати, а с девушками у тебя как? Нашли общий язык?
Александр покраснел. Видно было, что с девушками ему было хорошо и что контакт сей обоюдополезен.
— Нормальные девчата. Синяк вот сняли! Но устроили перекрестный допрос и едва не вывернули наизнанку, заставляя вспомнить все и особенно раннее детство…
— Тебе не нравится его вспоминать?
— Знаете, Доктор, я не смог его вспомнить. Как будто бы его и не было…
— Амнезия? Какой-то блок после стресса?
— Еще хуже. Мне нечего вспоминать.
— Так не бывает. Биография-то у тебя есть – мама, папа, год и место рождения, запись в ЗАГСе, детский сад, школа и так далее. В нашей стране без хорошей биографии никак нельзя, проверяли же твое личное дело, принимая в отряд. Девушки все же не специалисты…
— Андрей Георгиевич! Они-то как раз специалисты в этом деле. Потомственные Координаторы! Но не помог даже гипноз и сканирование сознания, до трех лет я ничего не помню. Странная история.
— И что они думают по этому поводу?
— Ну, если в общих чертах, то они убеждены, что нас – всех нас, в том числе и вас, Доктор, и Командора, – к этому рейду готовили давно.
— И кто же?
Над шлюзом замигал зеленый огонек, Саша заторопился на выход, а Док решил связаться с Командором. Да, удивительно живо все завертелось с появлением звездных амазонок! Будь на их месте, скажем, разумные ракопауки с Пандорры, да что там пауки, просто не будь девушки так красивы – вряд ли им удалось бы вызвать такой неподдельный энтузиазм землян. Доктор и сам задумался о Мэгги, мечтательно улыбаясь, однако затем вспомнил о долге и стряхнул наваждение. Он хотел было вызвать пилота через интерком, но с удивлением обнаружил отсутствие такового в изумрудном костюме. Еще более удивился он, все же услышав голос Командора. Звук едва доносился из шлема скафандра, брошенного рядом с креслом. Доктор даже покраснел от стыда и вслушался:
— …и тянется к борту долины. В районе лагеря до него метров пять, а у склона лед просто присыпан осыпями. Как слышите? Александр, Док?
— Слышу вас, Командор. Я сменил Александра, его пригласила к себе пилот тарелки. Ангар уже стоит и емкости заряжаются. Когда вас ждать?
— Через полчаса будем, Мид расставляет последние датчики.
— Добро, Командор. Будете возвращаться, присмотритесь к осыпям и самому склону повнимательнее, не нравится он Мегги.
— Вот как? Интересно, интересно… мне он тоже не нравится.
Доктор занялся обсерваторией. Он программировал новое задание для нее и отбирал из памяти компьютера имеющиеся изображения Веллис Маринерис. Они сделали их с орбиты, готовясь к посадке. Вскоре антенна корабля послала наверх пачку импульсов и получила квитирующий сигнал, а на экране пошли снимки. Ага, вот оно! В инфракрасном диапазоне склоны долины кое-где окаймлялись едва заметной линией. Она появлялась только ночью, через час после захода солнца и остывания поверхности. Но дальнейшее изучение пришлось отложить. На юге, на фоне гигантского склона Веллис Маринерис заклубился пыльный след, это возвращался ровер разведчиков. Командор опоздал, сегодня вообще все шло не по плану, а Доктор, хотя и не был педантом, любил порядок. Вторые сутки на планете и что сделано? Что вообще надо делать? Не следует ли пересмотреть приоритеты?
— Не расстраивайтесь, Андрей Георгиевич!
Доктор «услышал» ментаграмму Мэгги и ему стало легче. Приоритеты и в самом деле нуждались в пересмотре. Полет как проба сил и возможностей человечества утратил свою важность. Появление тарелки моментально отодвинуло его на второй или даже на третий план. Марс Марсом, но вон, в каких-то пятидесяти метрах от корабля, кошечкой свернулась на песке главная цель стремления человека в космос – корабль иного разума!
— Я рада, что вы так думаете, Андрей.
— Я опоздал с этими выводами на сутки, Мэгги. Извините. Тяжело менять стереотипы, тем более в моем возрасте. Да, обсерватория, как вы и просили, начала съемку. Кажется, у нас есть соседи. А вам, как давно вам это известно?
— Доктор, у нас с вами много общего, но есть и существенное различие. Вы все время забываете о телепатии! Ведь вы же меня не слышали последний час, правда? А я не раз к Вам обращалась, но негромко, деликатно, стараясь не мешать. Но стоит вам на чем-либо сосредоточиться, и вы э-э… глохнете. Отключаетесь. Мы же слышим, нет, слушаем, все время. Вас я засекла еще на сходе с орбиты, оттуда же уловила и фон с Марса, фон большого скопления людей, на котором проявляется характерный сигнал нашего клиента. Он очень похож на сигнал Александра, почему девочки и не могли сразу разобраться, кто есть кто.
— А локализовать сигнал вы не можете?
— Телепатические сигналы людей плохо локализуются, они слабые и нечеткие. А сигналы других рас хорошо маскируются при необходимости. Клиент знает о нас.
— Значит, здесь есть еще люди?
— Я говорила вам об этом. Да, здесь есть две группы, причем одна из них земляне или их потомки.
— Но ведь наш полет первый! Даже он удался чудом.
— Тем не менее. Причем эта группа покинула Землю давно, десятки лет назад.
— Ну и ну… Фантастика, как вы заметили утром!
— Я имела в виду иное. Но давайте встретим наших странников-геологов. У них есть интересные новости.
— Мне бы не хотелось покидать пост, Мэгги, наш Командор…
— Не волнуйтесь, Андрей. С ним я уже договорилась.
И действительно, из интеркома скафандра донесся голос пилота:
— Доктор, выбирайтесь на солнышко. Хочу полюбоваться вами в новой форме! Да и у нас с Мид есть хорошие новости.
Запыленный Командор, уставший мотаться по пустыне в тяжелом и неудобном скафандре, с завистью поглядел на легко и удобно одетого коллегу, а затем сделал ему строгий выговор. За непростительное пренебрежение связью и потерю бдительности. Затем лукаво усмехнулся, значительно поднял палец, вытащил из багажника несколько титановых трубок буровой колонки, выбрал одну и передал доктору. Она была забита искрящимся веществом, которое уже таяло. Доктор подставил руку, но капли испарялись, не успевая собраться в ладони. Лед! Вода! Значит, на Марсе можно будет жить.
— Похоже, здесь когда-то была сплошная цепь озер, как в африканском рифте, и они замерзли раньше, чем вода успела улетучиться, а затем лед занесло песком и пылью. У Мид уже готова геологическая карта ближайших окрестностей. Не зря мы летели сюда! Теперь можно строить постоянную станцию, обживаться и браться за дело всерьез. Буровую мы оставили неподалеку, аккумуляторы подсели. О, уже и дом стоит! А где Александр? Пора бы и поесть. Мид, Вы присоединитесь к нам?
Командор был оживлен и весел, но Доктор заметил, что за этим несколько нарочитым оживлением скрывается растерянность. Однако выяснить причины не успел.
— Нет, лучше уж мы пригласим Вас к себе, дорогой Командор! – раздался «голос» Мэгги – Так мы сэкономим время, ибо Александр уже на борту и ждет вас, да и кухня у нас лучше.
Саша ждал их в уютном центральном помещении, предназначенном для встречи и отдыха всей команды, нечто вроде кают-компании, имевшей очевидно место на всех судах всех стихий и всех цивилизаций. Он был в облегающем изумрудном костюме, но без шлема. Мокрые волосы говорили о том, что и он только что вернулся с тихоокеанского пляжа. Блестели и глаза молодого космонавта — молниеносное свидание с родной планетой, да еще с таким эскортом еще более подняло его настроение. Ему также предлагали остаться на Земле, но и он, не раздумывая, отказался бросить товарищей.
В отличие от Александра, с удовольствием красовавшегося в обновке (десантный костюм Координаторов действительно выгодно подчеркивал достоинства его атлетической фигуры), Лефт и Райт боевые наряды изрядно поднадоели и они успели сменить их на легкие одеяния. Место грозных фурий-амазонок заняли очаровательные воздушные феи и мужчины с удовольствием любовались юными красавицами! Мид возмущенно вздернула носик и повлекла пилота путем, уже проторенным его друзьями. Вернулись они через полчаса, веселые, свежие и довольные. Командор после некоторых колебаний также переоделся в «легкую десантную форму» и в изумрудной броне был великолепен, хотя одеянию пришлось изрядно растянуться, чтобы облечь его могучие плечи и бицепсы! Впрочем, в любой форме он внушал большое уважение и предложить ему остаться на Земле Мид не рискнула...
За время их отсутствия Док и Саша помогли девушкам накрыть стол, и когда всё было готово, явилась Мэгги. Командор оказался последним из экипажа землян, увидевшим ее воочию, и зрелище потрясло его. Женщин он ценил, не переоценивая, характер имел трезвый и даже скептический, но в этот раз был взволнован до глубины души. Перед ним появилась не просто очаровательная дама, хотя и одного этого было бы вполне достаточно, чтобы закружить голову самому хладнокровному скептику – Мэгги была неотразима, она была ослепительна, она была великолепна! Командор также знал, что за этой незаурядной внешностью стоит еще и телепат исключительной мощи, блестящий пилот, старший офицер очень высокого ранга, да еще и командир боевого космического корабля!
Да, Мэгги вышла к столу в военной форме! Я думаю, достаточно минимального жизненного опыта, чтобы заметить, что мундиры могут быть самыми разными, сколь угодно пышными или подчеркнуто аскетическими, но их всегда можно отличить от гражданской одежды, у любого народа и в любую эпоху. А уж любой военный чувствует это особенно тонко, инстинктивно, на уровне подсознания. Наш Командор был кадровым, прирожденным, потомственным военным и не мог отвести взгляда от великолепного пилота тарелки. Ее строгий костюм цвета глубокого космоса мог быть только офицерской формой! Темно-розовые бутоны на плечах могли быть только знаками различия высокого ранга. Разноцветные полоски на рукавах — только воинскими наградами. Форма удивительно шла к пышной изумрудной гриве Мэгги, гармонируя с воинственным характером, сверкавшим в зеленых глазах. А еще она подчеркивала ее собственные формы, которые в этом, впрочем, не нуждались.
Мужчины встали и поклонились, что произвело приятное впечатление на даму и вызвало румянец на ее щеках. Румянец оказался не зеленым, как у девушек, а обычным розовым, ведь она была командиром летающей тарелки и высоким чином в иерархии Корпуса, такие фигуры много времени отдают штабной работе, в отличие от рядовых полевых агентов, не вылезающих с передовой. Само собой разумеется, что Мэгги села во главе стола, а Командора посадили напротив. Александр и Доктор заняли места слева и справа от нее. Райт и Мид сели вокруг пилота, а Лефт тем временем исчезла. На вопросительный взгляд Доктора, быстро начавшего относиться к девушкам примерно так же, как к своим цыплятам относится курица, тут же пришел ответ:
— Не беспокойтесь, Андрей Георгиевич! Она на вахте. Командор абсолютно прав, введя военное положение, надо проявлять бдительность и следить за обстановкой. Да и синяк под глазом проходит быстрее, чем на… других местах. Александр вчера не рассчитал сил и девочке полезно постоять.
Доктор «услышал» возмущенный писк девицы, улыбнулся и понимающе подмигнул Мэгги.
Это был первый обед за двое суток. Неважно, что землянам блюда были незнакомы, а объяснения дам ничего не объясняли. Правилам приличия большого внимания также не уделялось, поскольку никто не знал, каковы эти правила у другой стороны. Впрочем, они оказались сходными, особенно учитывая тот факт, что тарелка была боевым кораблем. А на таких кораблях, особенно десантных и разведывательных, обходятся стандартным набором блюд в упаковках с длительным сроком хранения, которые не предполагают особо сложного этикета их потребления.
Чем еще хороша телепатия, так тем, что позволяет общаться с полным ртом. Доктор чувствовал, что Мэгги с большим искусством ведет застольную беседу со всеми одновременно и веселился. Он представлял себе, как она создает видимость общения с каждым, просто вставляя в обращенные ко всем «фразы» личные имена. Очевидно, его юмор оценили, ибо он «услышал» хихиканье. Лефт было скучно на посту и она веселилась вместе с доктором!
В послеобеденной беседе выяснилось, что катер оказался самой малой единицей среди военных средств корпуса. Ни флаеров, ни глайдеров у агентов не было, на катере попросту не хватало места для них. Мощный двигатель занимал большую часть объема, он позволял совершать дальние броски, маневрировать в гравиполях, делал катер грозной боевой единицей, но он был поврежден и не позволял провести глубокую разведку. Поэтому Мэгги очень интересовала обсерватория землян и вечерние снимки долины, которые она должна была сегодня сделать. Доктор все понял и поспешил откланяться, чтобы вернуться к компьютеру. Да и Командор беспокоился о своем корабле, ему не нравилось, что тот стоит пустой. Оставив товарищей отдыхать и развлекать дам, Доктор поспешил на вахту. Мид проводила его и вручила мягкий полупрозрачный комок:
— Это широкополосный поливариантный скоростной декодер-транслятор. Мэгги просила укрепить на шине вашего компьютера. Она хочет помочь вам с обработкой снимков и ускорить ее.
Внимательная проверка имевшихся изображений подтвердила соображения Мэгги. В инфракрасном диапазоне было видно, что линии подземных тоннелей окаймляли близкие к их импровизированному лагерю участки Веллис Маринерис. Похоже, что их угораздило попасть в самый центр подземной цивилизации Марса! Несмотря на малую четкость, Доктору даже показалось, что линии покрыты щетинками, поперечными штрихами, отходящими как вглубь склона, так и в долину, но те быстро теряли яркость. Поглядев на склон, он понял, что линии проходят над кромкой осыпей, там могли располагаться шлюзы.
Работать было трудно. Их маломощный и медлительный компьютер не справлялся с объемом задач. Большие массивы информации хранились во внешней памяти и требовалось значительное время для вывода их на экран. ОЗУ хватало лишь на один снимок, затем надо было стирать информацию. При мысли о том, какой великолепный во всех смыслах компьютер только что принимал его на своем корабле, Доктор приходил в ярость!
— Доктор, стоит ли так мучиться? Если я справилась с вашими спутниками, то не поручить ли мне и управление обсерваторией? Я, знаете ли, могу работать и в реальном времени...
— Мэгги, дорогая! Я опять забыл об этом. Конечно, я сейчас же предоставлю вам все необходимое. Знаете, одев ваш полевой костюм, я больше не хочу и думать о скафандре. Теперь очередь компьютера. Но что компьютер! Даже устная речь уже не кажется мне удобной! Встреча с вами перевернула все привычные представления и мне трудно будет вернуться к обычной жизни.
— Боюсь, Доктор, вы недооцениваете трудностей возврата. Кроме того, я продолжаю анализ информации, полученной на Земле и здесь, и ситуация представляется мне все более запутанной.
— И в чем это выражается?
— В том, что феномен клиента выходит за рамки типичного синдрома «бога».
— Разумеется, Мэгги, вам все это виднее, вы ведь специалист в этом вопросе. Но какое отношение имеет феномен нетипичного местного бога к трудностям нашего возврата?
— Хм… Андрей… Вы связались с Землей?
Вопрос был не в бровь, а в глаз! Более суток прошло с момента посадки, а никто из экипажа не поинтересовался, слышит ли их Земля. Отправив единственное сообщение и поставив передатчик в режим автоповтора, о родной планете забыли напрочь! На них свалилось множество событий, проблем, забот и хлопот, но… но не слишком ли быстро их перестали волновать земные проблемы? Доктор хотел броситься к приемнику и прослушать пленку, но Мэгги остановила его:
— Хьюстон молчит.
— А ЦУП?
— Он замолчал еще раньше.
— Что там?
— Ничего хорошего.
— Ядерная война?
— Нет, хотя несколько взрывов я зарегистрировала. Просто война.
— Кто с кем воюет?
— Все со всеми. Ваша история пошла под откос. Может быть, большая ядерная война была бы не худшим финалом…
— Это связано с клиентом?
— И с ним и с вами. Изъяв его, мы сделаем лишь половину дела. Устранить последствия его экспериментов мы не можем, пришлось бы начать все едва ли не с нуля, с эпохи неолита, но и оставлять вот так тоже нельзя, раз уж нелегкая занесла нас сюда.
— А как можно?
— Можно попытаться вернуть все на несколько лет назад. Человечество снова получит шанс, но вот вы, именно Вы, Андрей, и ваши товарищи, с вами сложнее.
— И в чем же эти сложности заключаются?
— Вам, Доктор, придется вернуться к науке, но уровень будет уже не тот. Вы никогда не полетите на Марс и не встретитесь со мной и девочками. Ваш командир останется на Сахалине — и собьет тот «Боинг». Саша… Саши не будет вообще. Он главное звено в этой истории и настолько тесно связан с нашим клиентом, что исчезнет из вашего мира вместе с ним.
— Он что, вообще не человек?
— Даже я считаю себя человеком, Доктор! А он... Он, пожалуй, больше, чем человек.
— Вот как? И кто же он тогда?
— Андрей Георгиевич, Вы же знакомы с религией, хотя и неверующий? Я имею в виду христианство. Что сделал бог, когда решил дать людям последний шанс?
— Он послал к ним своего сына.
— Да. Но в этот раз людей лишают последнего шанса. Вот что я имела в виду, говоря о трудностях вашего возвращения. И все же займемся обсерваторией. Как бы ситуация не изменилась в худшую сторону.
— Куда уж хуже!
— Вы опять забыли о нас.
— Двигатель не удалось восстановить?
— Не удалось. Мы также не можем вернуться домой.
Глава 6. Диалог с богом.
Монотеизм по своей сути и по своей природе является
злейшим врагом свободы, которую мы лелеем.
Маркиз де Сад
Мост Мирабо
За два часа, оставшиеся до заката, пилот и Саша успели многое. Вернувшись из гостей, они первым делом завершили труды Доктора с надувным домом, затем занесли туда и подключили к сети фотоэлементов аккумуляторы ровера и даже пожертвовали несколько баллонов воздуха на заполнение дома. Найденный лед придавал смелости! Кислород теперь не проблема, была бы энергия.
К ночи окна домика засветились и на огонек зашли девушки. В чешуйчатых костюмах, конечно, было куда удобнее, чем в скафандрах, но без интеркомов Командору приходилось объясняться жестами, вот он и поспешил с воздухом, так ему хотелось поговорить. Впрочем, девушки, словно ощущая его желание, принесли новые интеркомы. Стоило укрепить их на вороте — и все проблемы исчезли.
С помощью дам быстро смонтировали легкий пол в меньшей комнате, застелили его утеплителем, прошлись силиконом по стыкам, подключили подогрев и накачали несколько термоматрасов. Дом прогрелся за день, и в нем было довольно уютно. В первую ночь на корабле не замерзли лишь потому, что он не успел остыть после посадки, но теперь надежда оставалась лишь на фотоэлементы и аккумуляторы. Средняя температура на планете минус пятьдесят пять, а ночью, что зимой что летом, падает за минус девяносто и дай бог хотя бы в малой комнате сохранить плюсовую температуру. Большую комнату оставили без отопления.
Командора волновал минусовый энергобаланс корабля. Посадка, хождения через шлюз, питание систем жизнеобеспечения, радиокомплекса, анализаторов и так далее — все это не компенсировалось поступлением энергии от фотоэлементов. Ночью ее остатки уйдут на обогрев и они могут остаться с пустыми емкостями. Неизвестно, не замерзнет ли вода в системах, не забарахлит ли электроника. Как бы ни пришлось начинать земляные работы. Пилот любил небо, самолеты, перенес любовь на космос и космические корабли, но никогда не думал, что те приведут его к рытью котлованов на иных планетах!
Во время этих печальных размышлений на связь вышел Доктор. Он попросил задержаться часа на два после захода солнца и поджечь сигнальные фальшфейеры для привязки к местности. Обсерватория должна проходить над ними именно в это время, когда поверхность уже достаточно остынет, чтобы можно было надежно заснять подземные источники тепла, и должна засечь вспышку. По поводу утепления он посоветовал обратиться к пилоту тарелки и решать не тактические, а стратегические проблемы. Чувствовалось, что он волнуется и не может этого скрыть. Значит, причина была веской. Командор и сам понимал, что должен обратиться к Мэгги, но телепатия ему не давалась, а про новые интеркомы он не подумал. Глядя, как столбик термометра медленно ползет к нулевой отметке, он укутал аккумуляторы ровера и направился в малую комнату.
Девушки, обнявшись, сидели на одном из матрасов, шире обычного открыв и без того огромные глаза, и внимали молодому космонавту. Тот вещал, выразительно жестикулируя. Пилот прислушался.
— Включаю, значит, я свет, и слышу – возле руки что-то противно так шипит. Смотрю — питон! Здоровенный такой, узорчатый и тоже смотрит на меня, но сверху, стоит на хвосте, раздвоенный язык высунул, сам злой донельзя – вот-вот бросится. Ну, я ждать не стал и невежливо, задом выталкиваю девушку за дверь, в тамбур! Тут бы мне и уйти, но… как же, стыдно! Герой! Вздохнул – и снова в квартиру. А он так и стоит столбом около выключателя, только шипит еще злее.
Глянул по сторонам, чтобы диспозицию оценить – боже ты мой! В квартире полный разгром, даже люстра упала на пол! Скучно ему, гаду, видно стало, вот он и выбил башкой крышку входа в свой э-э… террариум? серпентарий? Вместе с шурупами. Я же и говорю, здоровый змей! Вспомнил, как мой циркач хватал его за шею, понадеялся на свои мышцы и ухватил. Дотащил голову до клетки, пытаюсь протолкнуть в отверстие, но он же длинный! Метров пять. Зацепился хвостом за ножку книжного шкафа в другом углу комнаты, и ни в какую.
Я рычу от натуги, он уже не шипит, а свистит от злости, как чайник на плите, в дверях стоит Оленька белее мела, по щекам слезы катятся – и тоже кричит, но неслышно, на ультразвуке. Ну, тут я напрягся, дернул и вижу, как на нас с питоном падает шкаф! Напрасно я это сделал. Как только этот гад потерял зацепку для хвоста, он тут же стал вокруг меня обвиваться. И тут я понял, что не справлюсь. Раздавит он меня, задушит. Последним воздухом в легких кричу, чтобы Оля помогла. А она от стенки оторваться не в силах. Да и чем эта пигалица поможет боксеру-чемпиону против такого удава? А ведь помогла. Ухватила монстра за хвост и размотала!
Как я его всунул в клетку, не помню. Так ведь это полдела. Он же вырывается, на волю хочет! Оля, кричу, отвертку! А найди ее в этом бедламе. Но повезло. Когда шкаф рушился, с него упала аккумуляторная отвертка, большая редкость по тем временам. Я же и говорю, этот мой друг-циркач, что давал мне ключи от квартиры на время своих гастролей, он нерядовой был человек. Только вот не припомню, куда же он тогда своего орла девал? Тот жил у него на шкафу, тоже громадный такой. Н-да…
Значит, держу я его морду, не орла – питона, и жду отвертку. Дает Оля мне ее, дает крышку, шурупы и я их закрутил, встал кое-как, ноги дрожат, руки трясутся, ребра ноют, – серьезно он меня придавил, – посмотрел на разгром и забыл, зачем это мы с Олей сюда наведались. До утра пытались навести хоть какой-то порядок, но куда там, друг все равно был недоволен, когда вернулся, думал, что это я оргии у него устраивал и разгром учинил. Пока не рассмотрел, как я шурупы закрутил, вкривь и вкось, но крепко. После того поверил. Теперь этот гад, говорит, не скоро вырвется.
То ли принцессы никогда не видели пятиметрового питона, то ли не слышали такого вдохновенного трепа, но впечатление Александр произвел большое. Он и сам это понял, также как и то, что девушки в любой вселенной – это просто девушки! Командир знал это давно, но рассказ и ему понравился. Они с Доком любили Сашу, с удовольствием слушали его байки и подстрекали к «шалостям», на которые самим идти было уже неудобно. А хотелось! Мальчишки всегда остаются мальчишками.
Командиру не хотелось мешать молодежи, но связь с Мэгги была важнее сантиментов и он решил уже было просить Мид об одолжении, как на связь снова вышел Доктор. Он извинился за резкость и сообщил о молчании Земли и о причинах этого молчания:
— Нам некуда возвращаться, Командор. Потому я и советую просить помощи у координаторов. Тем более, что скоро у меня будут достоверные данные о тоннелях марсиан, с которыми союза может не получиться, как бы ни наоборот.
— Постойте, Доктор, давайте по порядку. Конечно, я обращусь к Мэгги, и если Земля в эти две недели на связь не выйдет, то будем лететь обратно или просить помощи. Но о каких марсианах вы говорите?
— Мэгги «слышит» их. Говорит, что различает две группировки и одна из них – русские.
— Кто!?
— Наши земляки. Они здесь уже давно. И не очень ей нравятся…
— Н-да! Чем дальше, тем интереснее.
— Вот и она Алису цитирует.
— Какую еще Алису? Причем тут Алиса? Она что, связана с русскими?
— Нет, это она об Алисе из страны чудес, помните Кэрролла? Та тоже удивлялась: «Все страньше и страньше!»
— А-а…
— Только одно непонятно, откуда Мэгги так хорошо знает нашу литературу? Они ведь здесь недавно, насколько я понимаю. А что касается связей – с русскими связана, конечно, не Алиса, но Аэлита…
— Что?!
— Мэгги спрашивала о ней, удивилась, что это всего лишь персонаж книги, и процитировала Алису.
— Тьфу ты! Совсем запутался: Алиса, Аэлита, сказки, фантастика! Причем тут русские марсиане?
— Вот и Мэгги высказалась про фантастику. Но система тоннелей, заполненных воздухом, кажется, очень даже реальна. Вы там еще не замерзли?
— Нет, в малой комнате тепло. Георгиевич, а Земля… неужели там настолько плохо?
— Мэгги говорит – плохо. Настолько, что хочет вмешаться и отмотать пленку назад. Они и на такое способны, представляешь? Но плохо не только это.
— Да и этого вполне хватает!
— Хватает, но я имел в виду не только наше возвращение домой. Если координаторы изменят историю, то и наши судьбы изменятся. Не будет нашего рейда. Я вернусь в институт, ты на Сахалин, а Саши вообще не будет…
— Вот даже как!
— Именно так. Поэтому надо решать стратегические проблемы. Наш полет уже не имеет никакого смысла и значения для Земли. Только для нас.
— И что ты решил? Георгиевич, не хотел раньше об этом говорить... Понимаешь, мне и до сих пор все это кажется не то сном, не то бредом, коллективным внушением, вот я и не поверил сам себе. Спустись к шлюзу, там я оставил скафандр, и посмотри, что в нагрудном кармашке. Нашел возле склона...
Доктор так и сделал. В кармашке его пальцы нащупали какой-то легкий цилиндрик. На ладонь легла потускневшая винтовочная гильза знакомой формы. Он поднес ее к свету, чтобы взглянуть на донышко, но Командор как будто почувствовал это и опередил его:
— Что, узнал? Да, это гильза от русской трехлинейки... Такие вот марсиане. Ну, приготовься, мне пора на выход. Сейчас будет фейерверк!
Сильно похолодало, пустыня покрылась инеем моноксида углерода и все ярче серебрится в свете звезд. Скоро среди них появится и движущаяся точка обсерватории. Командор, нагруженный пиротехникой, выбрался на мороз и чтобы не было так одиноко в безжизненной пустыне продолжил беседу, сменив тему на более веселую. Он рассказал о байках, которыми Саша развлекал принцесс. Доктор улыбнулся, представив себе сражение с удавом.
— А сейчас что он им заливает, Петрович?
— Не поверишь, Георгиевич. Сейчас он читает им стихи!
— Стихи? Вслух?! Но они же телепаты!
— Вслух читает и громко! Они сами попросили. Говорят, при этом его мысленные образы наиболее ярки и четки, а звучание речи задает их ритмическое чередование.
— Любопытно. Никогда не задумывался о восприятии стихов телепатами! А что, у них нет искусства поэзии?
— Так мы же о них ничего не знаем. Два дня вместе, а поговорить некогда, кругом одни телепаты.
— И что же он читал?
— Я же говорю – стихи. Не знаешь часом, чьи это? И неожиданно Командор на неплохом английском процитировал:
So we'll go no more a roving
So late into the night,
Though the heart be still as loving,
And the moon be still as bright.
— Байрон, – автоматически ответил Доктор, пораженный способностями товарищей, но тут в разговор вмешалась Мэгги:
— А сейчас Саша читает девочкам Аполлинера: «Под мостом Мирабо тихо Сена течет…» Он настоящий артист, ритмика слов прекрасно сочетается с чередованием его мысленных образов и эмоций!
— И что девочки думают по этому поводу?
— Они в восторге! Знаете, Андрей, у них было так мало возможностей следить за новостями культуры; подготовка к службе и сама служба на периферии забирают все время, это наш крест.
— А по поводу самого Александра, что они думают?
— Гм. А почему Вы спрашиваете?
— Для меня и для Командора это важно. Если Саше нет места в новой истории, что его ждет?
— Ах, вот Вы о чем. Да, девушки действительно тянутся к нему. Меня это устраивает. А будущее… Он сам его выберет, и мы будем рады помочь. Из него выйдет отличный офицер корпуса, например!
— А нет ли у вас вакансии для пожилого космонавта?
— Ваш возраст отнюдь не считается преклонным, не столь уж трудно будет привести состояние вашего организма в соответствие с его возможностями. Вакансий же, учитывая ваши способности устанавливать контакты, откроется, как мне кажется, множество...
Ах, как это красиво! Послушайте:
«Мы будем стоять здесь рука в руке,
И под мостом наших рук
Утомленной от вечных взглядов реке
Плыть и мерцать вдалеке.
Ночь приближается, пробил час.
Я остался, а день угас…»
Да, я понимаю своих девочек…
Диалог с богом.
Доктор вглядывается в ночную тьму за стеклом иллюминатора, пытаясь различить черную фигурку Командора. Тот вышел наружу в изумрудном костюме координаторов и термоплаще и должен выделяться на фоне инея, серебрящегося на ближайшем холме. Доктор ждет вспышки фальшфейеров и размышляет. Итак, на Марсе давно уже обосновались земляки, что есть твердый факт. Винтовочные гильзы с неба не падают. Хотя…
Пусть это и невероятно, но силы небесные, если предположить их наличие, могли бы приложить десницу к транспортировке вооруженного контингента землян на Марс. Какие именно силы пока неясно, но в любом случае без внешнего вмешательства такая переброска невозможна. Уж кто-кто, а он хорошо знал историю ракетостроения – не было раньше необходимых технологий. Он и в их собственные не очень-то верил, их полет, чем дальше, тем больше казался ему абсолютно не вытекающим из логики событий. Тем не менее, он с товарищами на Марсе! Значит и они под подозрением. Значит, и им кто-то протежировал, в этом Андрей Георгиевич уже почти не сомневался. Но если внешняя сила, то какая?
Аэлита? Может быть, это она снарядила корабли на Землю? За своим любимым и за вооруженной подмогой профессиональных борцов за счастье трудового народа? Почему бы и не марсианского? Тогда все совпадает, подмогой могли быть только пламенные русские революционеры, которых хлебом не корми, а дай землю в Гренаде крестьянам отдать. Кстати, в качестве главного инструмента борьбы за счастье они поначалу использовали именно трехлинейку и наган. Но Аэлита – всего лишь красивый вымысел «красного графа» Толстого, обладавшего богатым художественным воображением. Или нет? Или не совсем воображением? Неужели граф что-то такое знал? Как бы то ни было, но если уж серьезно относиться к явной фантастике, это имя ограничивало нижний предел серединой двадцатых годов. Гильза от винтовки Мосина – серьезный аргумент, а найди Командор неподалеку еще и гильзу от нагана, то и вопросов не было бы. И все же этот вариант не внушал Доктору ни малейшего доверия, разве что в качестве хронологического маркера, темпоральной реперной точки.
Нет, Аэлита тут не причем. Как говорил Дирак, гипотеза должна быть более сумасшедшей. Что там Координаторы вменяют в вину своему клиенту, за которым отправились в столь дальний путь? Божественность? Они преследуют бога?! Ну и что, такое бывало и в земной истории. Но что если их, специалистов, безусловно, опытных и знающих свое дело, следует понимать не в переносном смысле, а в буквальном!? В том смысле, что боги существуют – и еще как существуют, раз для борьбы с ними приходится создавать столь мощную организацию, как Корпус Координаторов!
И если уж так, если они разыскивают нашего бога, значит он – Он! – поставил на красное? Марс уже не казался Доктору загадочным и привлекательным, слишком хорошо была ему известна беспощадная практика советского социализма, начиная с гражданской войны в России и заканчивая красными кхмерами и Северной Кореей. Исключений не наблюдалось. Не будет их и на Марсе.
Расстроенный Доктор и сам не заметил, как забылся во сне наяву. Вот уже второй день подряд оказывался таким заполненным событиями и впечатлениями, что утомленный мозг требовал отдыха. В полудреме ему слышится задумчивый низкий голос, повествующий, как некто, сотворивший нашу Вселенную, – случайно, в результате неудачного эксперимента, – сам стал его жертвой, его затянуло в собственное творение. В тот роковой момент странные вещи творились с привычным миром, рождалось не только новое пространство, но и новое время. Оно не было ни абсолютным, ни однородным, оно расщеплялось, переплеталось, его потоки текли с разной скоростью и взаимодействовали между собой, и теперь сознание творца, видимо, является интерференцией, по меньшей мере, двух сознаний, близких, но не тождественных. Иногда они совпадают по фазе, сливаются – и наступает апофеоз творца, а иногда взаимно гасят друг друга – сумерки бога!
Доктор и во сне оставался ученым, он заинтересовался. Как два сознания уживаются в одном мозге, и как он решает такие коллизии? Позволяет ли его мощность существовать двум полноценным сознаниям или одно доминирует? И кто ограничивал природу бинарным вариантом, как насчет триплетов и мультиплетов? Страдают ли расщепленные личности от сосуществования? Или они даже не догадываются друг о друге и по очереди пробуждаются к жизни? Но как именно определяется очередность и длительность пребывания в доминантной фазе? Что в это время происходит с рецессивным сознанием? Причем речь пока идет лишь о сознании, о верхушке личностного айсберга. Но есть ведь и темная подводная часть. Как быть с подсознанием? Оно общее или также расщеплено? Подсознание все усложняет даже в случае с людьми, но жутко и пытаться представить себе подсознание бога! А тем более – Его расщепленное подсознание!
Собственно говоря, проблемы божественного сознания не очень интересовали доктора, он, как и Лаплас, не нуждался в гипотезе бога, считая, что всегда можно найти более простые и естественные объяснения, не умножая число сущностей без нужды. Он помнил о бритве Оккама, и даже в этом странном забытьи его собственное сознание воспротивилось трактовке возникших у творца проблем.
Оно вмешалось и насмешливо предложило взглянуть на вопрос с другой стороны: что неестественного и странного в расщеплении сознания, раз так легка и привычна унификация личностей, обратный процесс. Уживаемся же мы практически в любом обществе и в любых, порой невероятных условиях, создавая в сумме некую усредненную, нормированную надличность, унифицированное сознание. В большой толпе тысячи личностей и вовсе сливаются в одну – и счастливы своей тождественностью. Известный эффект толпы. Некоторые при этом даже впадают в экстаз, видят святых, испытывают оргазм.
Любопытно, хотя и вполне обоснованно этот эффект (не оргазма, а слияния) прослеживается и в гидрографии. Так, в Байкал втекает 336 рек, а вытекает одна лишь Ангара. Из Ладожского озера – только Нева, из Онего – Свирь. Характерно, что реки текут с разной высоты, а вытекают в одной, самой низкой точке! Точно также и толпа достигает единства не на уровне самого умного из ее состава, а как раз наоборот.
Может быть, слияние в одно низменное целое и есть идеал? Поэтому коммунисты и стремятся к единообразию, а религии призывают к смирению? С точки зрения коммунистов и церковных иерархов человеческое общество больно, оно страдает размножением личности. То ли дело пчелиный улей или муравейник – каждый винтик на своем месте, все разумно, иерархично, рационально.
Но еще более Доктора заинтересовал факт экспериментального происхождения нашей Вселенной и роль неведомого творца в этом. Оказалось, что масштабный, хотя и рутинный в принципе эксперимент наподобие многократно повторенного брукхейвенского вдруг привел к неожиданным, катастрофическим результатам. По невероятной случайности как раз в это время в активной зоне коллайдера оказалась область «старого вакуума». В ней столкнулись высокоэнергетичные пучки тяжелых частиц – и целую планету сдуло неизвестно куда! Погибло множество людей, но не завлаб, нажавший кнопку. Ему досталась странная и удивительная судьба, и выбора у него не было.
Но что завлаб, что планета! Столкновение выбило реликтовый вакуум из равновесия, он перешел в новую фазу, спрыгнул вниз по энергетической лестнице и выделил энергии столько, что породил целую вселенную! Причем та не замкнулась в своем пространстве-времени, а слилась с миром координаторов, нарушив привычные связи и порядки, и у многих теперь земля уйдет из-под ног, многие лодки сорвет с якорей!
Конечно, в обыденном смысле слова завлаб погиб, распылился на субатомные частицы. Но если к кому-либо и можно применить определение «творец», так это к нему, причем дважды: он нажал кнопку, запустив процесс миросозидания, и он же стал материей творения. Но и это не все. Неведомым образом его высокоорганизованная материя, пройдя причудливыми тропами микромира, промодулировала макромир, наложила свой отпечаток на него во вселенских масштабах. В некотором смысле творец и творение слились!
Его сознание – разорванное, фрагментированное, рассеянное среди звезд и галактик – продолжало тем не менее свое бытие. Миллиарды лет его дух витал в искрящейся пустоте и по биту воссоздавал себя. Миллиарды лет он чувствовал себя покинутым младенцем, обрывками сознания мучительно вспоминал, кто он, хотел домой и понимал, что это невозможно. Нет, времени он не чувствовал, он сам был временем. Но каково это – кропотливо собирать себя по крупицам и обрывкам, бликам и проблескам сознания, пытаться интегрировать их, снова стать единым целым — и не суметь этого.
Получилось нечто иное и неожиданное – его сознание, точнее некоторые его разрозненные части, приобрело способность формировать стабильные материальные структуры! Отдельные фрагменты со временем (чего-чего, а его хватало с избытком, природа никогда и никуда не спешит) эволюционировали сначала до осознания себя индивидуумами, а затем и до самовоплощения – кто в квазибиологические субъекты, кто в планетарные протоплазмоидные образования с колоссальными возможностями, а кто и в инфоэнергетические макросущности высшего порядка. Другим же или не удалось преодолеть некий барьер или же им просто не захотелось утруждаться консолидированием себя – и они рассеялись информационным шумом. Третьи до сих пор ждут своего часа.
Случались и слияния. Так, несколько близких интерферирующих фрагментов взаимодействовали с зарождающимися сознаниями обитателей двух планет спокойной периферийной системы, где они локализовались. Косвенным образом люди стали катализатором их возрождения, сопровождавшегося духовным синтезом, именно они фактически сформировали их и консолидировали в сущность-суперпозицию, причем наделяя ее своими чертами настолько, что дошло до антропоморфности, до «по своему образу и подобию»! Набиравшая мощь сущность, в свою очередь, влияла на них. Образовался некий духовный симбиоз, настолько тесный, что каждой стороне этот союз стал абсолютно необходим. Но сформировавшийся в таких специфических условиях мультиплетный индивидуум оказался прикован к ноосфере этих двух планет. Он стал локальным богом.
Какое-то время все было относительно хорошо, но затем одну из ипостасей стала одолевать творческая неудовлетворенность. Ей стало тесно в узких рамках – что в границах солнечной системы, что в узилище суммарной личности. Все-таки экспериментатор принадлежал к весьма развитой цивилизации как минимум второго типа, оперирующей во многих галактиках, сам преподавал основы астротехнологий в университете, был серьезным ученым и болезненно ощущал разницу в масштабах своей прошлой и нынешней деятельности. Да и дела на подопечных планетах пошли неважно. Симбиоз перестал удовлетворять не только богов, но и людей!
Главным стало противоречие между интересами и целями пастыря и свободой воли пасомых. Баланс соблюсти не удалось. Срывалась попытка с их помощью вырваться к звездам. Марсиане давно растратили силы и ресурсы в междоусобных войнах, и никакое божественное внушение не смогло их удержать от этого любимого занятия, а земляне в точности повторяют их путь! Что дальше, как быть? Притом, что вторую ипостась творца состояние дел в целом устраивает, никуда и ни к чему она не рвется, ей хорошо и в этих рамках, она лишь против излишней самостоятельности подопечных и за мир во всем мире…
Доктор с большим интересом и пониманием отнесся к такому варианту, но по-прежнему не соглашался с его интерпретацией. Да, возможности подобных фрагментов после гипотетического самовоплощения могут выходить далеко за рамки возможностей человека, но это еще не повод привлекать гипотезу бога и давать им такое определение. Он читал труды Фомы Аквинского, знаменитого теолога XIII века, ангельского доктора, светоча веры и князя философов. Ко временам Аквината христианские теории бога были уже основательно проработаны и тривиальные определения таких его имманентных свойств, как непостижимость или всемогущество уже не удовлетворяли теоретиков, все глубже уходящих в лабиринты теологии. Вот и Фому заинтересовали пределы могущества всемогущего.
Будучи тонким философом, он не задавался глупыми вопросами, вроде того, может ли бог создать такой камень, который сам не сможет поднять. Его интересовало иное, непротиворечивая теория творца! Ложной скромностью Фома не страдал и хотел поставить теологию на научную основу. Хотя еще не то Блаженный Августин, не то Тертуллиан за тысячу лет до него сформулировали основу этой теории весьма кратко: верую, ибо абсурдно!
Каких же результатов великий теолог достиг в познании тонкой сущности бога? Весьма неожиданных! Бог, по его мнению, не может грубо нарушать законы природы (но кто же будет оценивать степень их нарушения, не сам же Фома?), не может уставать, гневаться, печалиться, не может лишить человека души. И он – бог! – не может сделать сумму углов треугольника меньше двух прямых углов.
Такой ограниченный, невозмутимый, идеальный, абстрактный, полностью противоречащий гневному богу библии, суровому и мстительному богу старого завета, он имел мало общего с нашим эволюционирующим, рефлексирующим локальным демиургом. Да и с печалующимся Христом тоже. Он скорее похож на компьютер, что тоже интересно, но уже совсем в ином аспекте. Да и с онтологической точки зрения слишком уж сильные средства приходится привлекать на этом пути для объяснения мира – не было бы лечение опаснее болезни. Нет, нет, Доктора не увлекли теоретические построения теологов. Есть такая пословица у кибернетиков: мусор на входе — мусор на выходе...
— Гм, так-то оно так, но это больше проблемы категоризации. А ежели по существу, то Фома, несмотря на чрезмерное увлечение построением логических цепочек, в которых обычно ошибался уже на втором-третьем шаге, кое в чем прав в своей характеристике бога. В отличие от Августина, он пусть и с оговорками, но ограничивает творца определенными рамками. В некотором смысле локализует его. Пойдите по этому пути далее, наложите дополнительные ограничения, исходящие из начальных условий — вам они уже известны — и вы получите вполне приемлемую теорию бога. Все дело в определениях, переопределите это понятие — и оно уже не будет вызывать у вас неприятия в связи с ненаучностью гипотезы.
До этого момента Доктору казалось, что он видит сон, в котором монолог бога порой трансформировался в его собственные размышления, создавая впечатление диалога, но теперь он понял, что сейчас к нему обращаются напрямую, пусть и через его сознание. И, поколебавшись, также обратился к неведомому собеседнику напрямую:
— Мне вот что крайне интересно, э-э… сударь. Осознали себя вы, насколько я понимаю, довольно давно, но когда впервые сумели самовоплотиться? Когда результат духовного симбиоза принес видимые плоды? На Сионе пред Моисеем? Во времена Авраама? Раньше? И почему именно там, в земле обетованной?
— Гм, любопытно. А почему это так важно для вас?
— Понимаете, я сомневаюсь в чьей бы то ни было избранности, сомневаюсь в первичности еврейского монотеизма, а более всего – в его прогрессивности.
— В прогрессивности именно еврейского монотеизма?
— Любого. Еврейского, христианского, исламского, безразлично.
— Знаете, я тоже. Но в жизни все зависит от обстоятельств. Мне вот, как суперпозиции, монотеизм также кажется опасным упрощением, хотя должен признать, что и верить в такого единого, унитарного, универсального бога логичнее, да и самому богу как-то проще жить…
Что же касается самовоплощения и земли обетованной… Скажите, вы случайно не помните мои десять заповедей? Восьмым пунктом там идет «не укради». Увы, невзирая ни на какие заповеди люди крали всё и всегда – в том числе и предки евреев. В те времена, о которых пойдет речь, Ханаан с окрестностями входил в сферу влияния Египта, в котором фараон Аменхотеп IV (XIV век до нашей эры по вашему любопытному летоисчислению) принял имя Эхнатон и ввел монотеистический культ Атона. Вот тогда, пожалуй, я и задумался о стабильном своем воплощении. Но, насколько я понимаю, все это имело место за восемь или девять веков до появления Библии, ох, пардон, Торы. Вы, Андрей Георгиевич, меньше доверяйте вашим священным книгам и мифам, люди так склонны к преувеличениям, поверьте. Весьма склонны…
Да-с. Так вот, надо же — вы позволите мне небольшую лекцию? – именно к этому времени относятся первые в независимых источниках упоминания о разбойных хабиру, коршунами круживших вокруг Ханаана. Что же требовалось в плане идеологии этим казакам пустыни? Сложная и детально проработанная система многобожия Египта? Нет, конечно. Нужен был жестокий, но эффективный верховный менеджер, бог-вождь, который освятит завоевание того, что было позарез необходимо для укоренения, земли обетованной. Между прочим, очень привлекательная идея! Для обеих сторон. Недаром к ней, в конце концов, пришли практически все амбициозные социумы.
Но каждому свое. В Египте монотеизм долго не продержался — по вполне понятным причинам. Единый всемогущий бог, да еще с фараоном в качестве первосвященника означал опасное упрощение государственного организма, уменьшение числа вертикальных и горизонтальных связей, чрезмерную концентрацию власти, ведущую прямиком к самодержавию, а тем самым и к подрыву стабильности всей египетской цивилизации, основанной на развитой, отработанной веками системе сдержек и противовесов. Собственно говоря, именно так, с помощью унитарного бога (еще раз повторю, речь идет не обо мне, это не моя, но ваша, человеческая, унитарно-гуманитарная, так сказать, идея!) христианство и погубило затем блестящую античную цивилизацию, на полторы тысячи лет отбросив Европу во тьму средневековья. Но Египет тогда устоял и справился с опасным монотеизмом. Зато в полукочевом, зарождающемся протоэтносе свирепый Яхве, единый и единственный бог, сыграл важную консолидирующую роль – и через несколько веков возникли первые израильские государства.
Но мы отвлеклись, Доктор, углубляясь в историю и генезис бога, тогда как довлеет дневи злоба его. Займитесь неотложными делами и до скорой встречи.
Практическая телепатия уже не пугала ученого. Именно эта инвектива невидимого ночного собеседника, выстроенная в привычном стиле лекции, запомнилась Доктору больше всего. Она же и вывела его из забытья, но не из состояния глубокой задумчивости.
Из задумчивости его вывела уже Мэгги, напомнившая, что пора приготовиться к приему снимков. Поверхность планеты остыла, обсерватория на подлете и через пять минут начнет съемку района лагеря. Командор ждет в условленной точке и готов поджечь фальшфейеры. На вопрос, не размышляла ли она о судьбе творца, неосознанно делясь мыслями с ним, с Доктором, Мэгги ответила отрицательно и подчеркнула, что всегда поступает только осознанно, как и любая умная женщина! Затем помолчала задумчиво и предположила, что таким образом на связь пытается выйти творец. Если так, то это хорошее начало. Авария тарелки исключает силовой захват бога (в ее голосе послышалось сожаление), но теперь появляется шанс вступить в переговоры, что гораздо лучше непредсказуемого неведения.
Не будучи чрезмерным пацифистом, Доктор, тем не менее, никогда не любил простых, силовых решений сложных проблем, переговоры его вполне устраивали, к тому же они позволяли утолить любопытство ученого. Но еще раз вступить в ментальный контакт с «творцом» ему не удалось, пошли снимки. Обсерватория подлетала к району лагеря.
Тоннели Марса.
Командор с некоторой опаской выбрался из надувного дома, слишком тонким и холодным казался ему материал зеленого костюма, чтобы противостоять ночному холоду Марса. Он зябко поежился и закутался в черный плащ. На горизонте появилась движущаяся звездочка, надо спешить! Отойдя подальше от кораблей в сторону пустыни, он установил на вершине намеченного холма связку фальшфейеров и вернулся к лагерю, разматывая тонкую проволоку.
— Готовы, Командор? – услышал он Мэгги – Даю отсчет: десять, девять, восемь...
По счету ноль пилот отвернулся в сторону и нажал кнопку. Пустыня озарилась сильнейшей вспышкой. Каждый камень, каждый бархан виднелись с неестественной четкостью, их тени танцевали в дрожащем пламени, но даже эта вспышка не смогла осветить и половины высоты склона! Свет слабел, колебался и вскоре погас, но глаза долго еще не могли приспособиться к темноте, сомкнувшей свои объятия, пилот не видел даже звезд. Он на ощупь открыл молнию шлюза и вернулся в домик, забыв, что Мэгги приглашала его к себе на корабль
В это время Доктор ожесточенно щелкал кнопками клавиатуры. Компьютер работал медленно даже с транскодером и Мэгги недолго терпела эти мучения. Она перешла к передаче снимков прямо в мозг ученого. Сначала тот никак не мог сосредоточиться, новизна ощущений поражала его и отвлекала, но затем приспособился. Мэгги чутко реагировала на затруднения, если требовалось — повторяла снимки, успевая при этом увеличивать их интересные участки, иногда даже раскидывала перед внутренним взором Доктора целые серии изображений, как карточный пасьянс! Она легко и быстро совмещала снимки инфракрасного телескопа со снимками оптического, указала пятнышко вспышки, то есть положение лагеря, и обещала завтра утром передать твердую копию карты окрестностей со схемой тоннелей.
Снимки показали сложную сеть тоннелей под всем протяжением склона долины, в том числе и рядом с кораблями. Геометрически четкий рисунок говорил об их искусственном происхождении. Ответвления уходили и под ложе долины, но быстро заканчивались. Нет, скорее гасли, песок скрывал рыхлые верхние слои грунта, похожего на лунный реголит, которые поглощали тепло намного эффективнее, чем монолитная толща склонов.
Спектрометр давал повышенное содержание кислорода в местах выхода тупиковых линий к борту долины, видимо он регистрировал утечки из шлюзов. На следующем витке обсерватория вела съемку другого участка, километрах в семистах западнее. Картина повторилась. Доктор тряс головой, набитой таким количеством информации, а компьютер едва завершал прием последних снимков, причем не всех, а лишь самых удачных, милосердно отобранных Мэгги, чтобы у бедняги хватило памяти.
Командор и Саша к этому времени проводили принцесс и вернулись на корабль, теперь и они с интересом рассматривали снимки.
— Доктор, как Вы думаете, возможна ли такая «пещерная» цивилизация? Мне это кажется маловероятным.
— Мне тоже. Конечно, цивилизация зародилась и развивалась на поверхности, как и на Земле. Под землю ей пришлось забраться не от хорошей жизни. Судя по эрозии рельефа, здесь была вода, причем недавно. Вода и атмосфера, они взаимосвязаны. Видели же что-то Скиапарелли и Ловелл!
— Но куда же все подевалось?
— Думаю, на Марсе давно к этому шло, слишком маленькая планета. Но они долго держались, пока не произошла глобальная катастрофа. И кажется мне, что к этому приложили руку наши земляки.
Александр был поражен, он еще ничего не слышал о намеках Мэгги, Командор не сказал ему о гильзе, и упоминание о таинственных земляках его крайне удивило. Но Доктора интересовало иное:
— Саша, с девушками ты легко устанавливаешь мысленный контакт?
— Уже легко. Причем я не только слышу слова (не понимаю, как это получается, ведь принцессы не знают русского), но и вижу потрясающе четкие картины, образы.
— Эйдетическая передача! То есть прием.
— Да, речь без видеоряда уже кажется мне невыразительной. Теперь я понимаю, почему они нас считают немыми: количество и качество информации несопоставимы. У нас в ходу все еще допотопный детекторный приемник, а у них давно цветное, объемное, голографическое телевидение!
Доктор поколебался немного, но рассказал ему о планах Мэгги по преобразованию истории Земли и о той роли, которая в этой истории отводится им, а особенно Саше. Александр не колебался ни секунды:
— Да, я все понял еще утром, Андрей Георгиевич. Ну что ж, на Земле мне при таком раскладе делать нечего, да и не хочу я быть марионеткой в чужих руках.
— И что же ты решил?
— Выяснить, кто я. Если автомат без свободы воли, то от моих решений мало что зависит, а если свободный человек, то приму приглашение девушек и Мэгги, они зовут с собой.
— А если не автомат, но и не человек?
— Вы и такую возможность допускаете? Но кто же тогда? Хотя… да, есть еще один вариант. Не знаю, Доктор. Чувствую себя человеком. Пока. Там увидим. Да и не все ли мне теперь равно? Земля для меня закрыта.
— Не волнуйся. Мэгги отличный образец человека. Думаю, что ее клиент также человек, хотя и необычный. А, в общем-то, определение человека расширяется на глазах (давно я ждал этого!) и не удивлюсь, если завтра мы столкнемся с кем-то еще, кого придется считать человеком! И как бы нам не пришлось задуматься, соответствуем ли мы сами этому званию.
Мемнон, вечный странник.
Доктор как в воду глядел! Вторая ночь на Марсе прошла спокойно, хотя земляне изрядно озябли в своем мирном корабле и завидовали Координаторам в их уютном боевом катере. Озабоченный отрицательным энергетическим балансом Командор берег аккумуляторы и установил термостат на спартанскую температуру.
Утром бодрый и веселый Александр первым выбрался из корабля и отправился в надувной ангар. Начался всего лишь третий день на чужой планете, а вид лагеря и окрестностей уже казался привычным. Окна ангара весело блестели, температура в малой комнате удержалась выше нуля, а давление воздуха не упало. Саша сложил в угол пакеты с деталями санузла и душа и собрался выводить ровер, когда услышал взволнованный «голос» Мэгги:
— Тревога! Всем внимание! Боевая тревога! С запада приближается неизвестный воздушный корабль. Я разберусь с ним, но мне надо подняться в воздух. Ваши планы, Командор?
— У нас нет планов на такой случай. Наш корабль не вооружен и неспособен вести боевые действия. Ничего, кроме личного оружия.
— Я могу перебросить вас всех на Землю, на остров, если вы поторопитесь.
Командор вопросительно взглянул на Доктора, тот отрицательно покачал головой. По интеркому отозвался Саша и также отказался бежать с поля боя. Командор удовлетворенно кивнул, поблагодарил Мэгги и сообщил о решении. В тот же миг тарелка сверкнула огнями по периметру, окуталась радужным мерцанием и легко приподнялась над почвой, не сдвинув с места ни одной песчинки! Она потанцевала в воздухе, как будто разминаясь перед боем, и стремительно рванулась вверх, навстречу неизвестному кораблю. Тот уже виднелся черточкой над горизонтом. Командор поднес к глазам бинокль и чуть не выронил его от изумления:
— Ну и ну! Как там Алиса говорила, которая в стране чудес – все страньше и страньше? Глядите, Доктор.
Действительно, Марс преподнес нашим героям очередной сюрприз, высоко над его песками плыл античный корабль! Огромные весла с алыми лопастями, изящно загнутая корма, острый бронзовый киль, ослепительно сияющий в лучах солнца, синие глаза над тараном — и совершенно безлюдная палуба. Доктор вспомнил было марсианские хроники Брэдбери, но сразу позабыл о них: прямо по курсу корабля полыхнула невыносимо яркая вспышка. Мэгги по крутой дуге зашла сбоку и блеснула сходящимися лучами – в месте их пересечения расцвел солнечный огонь, а у зрителей поплыли зеленые кольца перед глазами. Да, катер действительно был полноценной боевой единицей флота! Кораблю недвусмысленно предлагали остановиться, но внимательный взгляд мог заметить, что и неизвестное судно небеззащитно: вспышка расплескалась о невидимый экран перед форштевнем.
Пораженные зрелищем намечающейся воздушной схватки, Доктор и Командор напрочь забыли, что надо спешно выгружать баллоны и рационы, копать флеши и редуты и готовиться к противовоздушной обороне, исполняя союзнический долг. Впрочем, копай не копай, а все сейчас зависело не от них, а от действий Мэгги. От наблюдения за небом их отвлекло движение внизу. Ровер с Александром за рулем бешено развернулся на месте, выбросил струи песка из-под колес и помчался в пустыню. Интерком молчал, но прямо в мозгу загремел крик:
— Не стреляйте! Это ко мне. Не стреляйте!
Мэгги заложила крутой вираж и на сумасшедшей скорости описала большой круг вокруг пришельца. Ей явно хотелось порезвиться в небольшой драке, она начинала скучать без активных действий, и крик Саши остановил ее на самом интересном месте. Но, видимо, и она тоже не верила своим глазам, вряд ли в их вселенной осталась память о таких кораблях:
— Я слышу, Саша, и не стреляю на поражение, это предупреждение и просьба остановиться. Что ты знаешь об этом корабле и его командире?
В ответ в мозгу Доктора промелькнула серия ярких картин, как будто на бешеной скорости прокрутили цветной фильм. Несмотря на темп передачи, он запомнил все до мельчайших подробностей. Теперь он понял, что имел в виду Саша, говоря о чрезвычайной эффективности телепатии. Кадры ночной поверхности Марса, из которых вчера раскладывала свой виртуозный пасьянс Мэгги, не были такими увлекательными!
Суть послания сводилась к тому, что лет десять тому назад Александр увидел странный, но пугающе реальный сон. Его он и прокрутил перед ними за одну секунду! Док был уверен, что и Мэгги, и девушки, и даже пилот приняли послание, но оказалось затем, что ни он сам, ни все остальные не придали должного значения столь ярко проявившимся способностям их товарища. Их внимание было полностью поглощено бронзовым кораблем и содержанием передачи!
***
Толстые подошвы военных сандалий вязнут в холодном песке пустыни. Справа огромными черными треугольниками, вырезанными в звездном небе, плывут вечные паруса пирамид, а слева тянется высокая стена некрополя. Западные грани гигантов еще сияют лунным серебром, а восточные уже подернулись матовой серостью, отражая светлеющий горизонт и туман с реки. За спиной звякали медью доспехов воины храмового дозора, а впереди легко плыла светлая тень той девушки. Она низко надвинула капюшон белого плаща, но как будто знала, куда идти, и пожилой жрец, закутанный в такой же плащ, следовал за ней.
Вот и берег бесконечного океана западной пустыни. Некрополь остался позади. Империя теряла силы, а за ним надо присматривать, слишком важную роль играл он в этой древней и не очень понятной стране. Загробной «жизни» здесь уделялось столько внимания, к ней так готовились, что на саму жизнь не оставалось времени, она считалась прелюдией к главному и проходила в подготовке к смерти! За охрану покоя мертвых платили хорошо, но охранять его приходилось от самих местных жителей. Видимо, таковы общие проблемы старых империй и они держатся только на мечах наемников. Хеттская империя развалилась на глазах, поскупившись платить им, а что там дальше на востоке никому достоверно не известно.
Я – командир наемников. У нас опасная служба, мы охраняем город мертвых, но после Трои, после боев в устье Нила нам уже нечего терять и нечего бояться. В этой древней и загадочной стране поневоле становишься философом, но любой наемник и без того философски относится к жизни и смерти. Нас считают морскими варварами и это так, но мы профессионалы, и наше ремесло ценится. Среди подневольного люда этой страны мы в числе немногих, свободно продающих свои таланты. Свобода и заключается в этом.
Звезды меркнут и тают, скоро вспыхнут вершины пирамид Хуфу и Хафра, чуть позже – маленькой пирамиды Менкаура и лишь затем сам сияющий солнечный диск выглянет из-за горизонта. Каменные гиганты на много стадий отбросят в пустыню четкие геометрические тени, западные их грани потемнеют, отражая уходящую ночь, а восточные нестерпимо засияют полированной облицовкой! Песок заполыхает всеми оттенками золота, но еще раньше вспыхнет неярким фиолетовым огнем тонкий девичий силуэт, закружится песчаный вихрь на том месте, где она только что стояла, и унесет ее слова: «Ты? Но зачем? Я не…» Жрец задумчиво кивнет – воля богов исполнилась. Нехороший и непонятный сон. И жесткий упрек Менелая: «А ты сам бы смог, Мемнон? Был бы ты таким же решительным на ее месте?»…
На этом передача прекратилась. Какое отношение имел сон к кораблю, было неясно, но Саша, кажется, знал, что делал. То ли выстрелы тарелки возымели действие, то ли его передача, но весла корабля пришли в движение, их лопасти стали поперек хода, судно замедлило ход, остановилось и плавно пошло вниз. Тарелка кружила поодаль, следя за его приземлением, а затем и сама вернулась туда же, откуда взлетела, улегшись на песок скромной персидской кошечкой. И снова ни одна песчинка не была потревожена! Ровер мчался к бронзовому красавцу, а пилот и Доктор оторвались от биноклей и заторопились к шлюзу.
Они успели вовремя. Корабль коснулся килем песка, оперся на два ряда весел, и на палубе откинулся люк, из которого выбралась сверкающая на солнце фигура. Человек сбросил веревочную лестницу, легко спустился по ней и мерным шагом двинулся к роверу. Александр вышел навстречу, они постояли, присматриваясь друг к другу, — гость оказался настоящим гигантом, он был на голову выше землянина, — а затем сели в машину и направились к лагерю.
Из тарелки выпорхнули девушки, Доктор с Командором спустились вниз и присоединились к ним. Через несколько минут к выстроившимся шеренгой союзникам в мерцающих изумрудных костюмах, с клинками на поясах – прекрасное зрелище для ценителей «Стар трека» – подкатил ровер. Его рессоры жалобно пискнули, когда из него выпрыгнул двухметрового роста широкоплечий атлет в серебряных доспехах. Рельефный панцирь блестел на солнце так, что больно было глядеть!
Глава 7. Ахеец Мемнон.
На поясе короткий меч, сверкающий круглый щит заброшен за спину, на голове глубокий ахейский шлем с классическим гребнем, на ногах бронзовые военные сандалии. Казалось, сам Аякс Теламонид шагнул на песок Марса со страниц «Илиады». Но даже эпические герои нуждались в воздухе и не смогли бы разгуливать здесь так же свободно, как незнакомый гость. Открытое лицо с русой бородкой и усами, яркие, внимательные голубые глаза, обнаженные загорелые руки в наручах и ноги в поножах – и ни гермошлема, ни кислородной маски!
Атлет заинтересованно осмотрел корабли, внимательно вгляделся в пилота и Доктора, удивленно раскрыл глаза при виде принцесс и улыбнулся им. Сняв шлем и тряхнув кудрявой головой в коротком поклоне, он приветствовал всех четкой телепатемой:
— Рад видеть вас! Я Мемнон и мне поручено посредничество в переговорах. Другая сторона приглашает Александра нанести визит. Мой корабль к его услугам.
— Приветствую вас, Мемнон! – ответил прекрасный «голос» Мэгги. – Я Мэгги, офицер Корпуса Координаторов и командир этого боевого корабля. Мы заинтересованы в переговорах, но есть ли у нас основания доверять вам?
— Рад слышать вас, Мэгги! Надеюсь, вы дадите мне возможность воочию выразить свое искреннее восхищение. Доверие приходит со временем. Что касается существа вопроса, то кто как не офицер Корпуса должен выяснить все обстоятельства дела.
— Но почему другая сторона сама не соблаговолит нанести визит вежливости?
— Вы гости и этикет требует первого шага с вашей стороны.
— Но почему приглашен именно Александр? Это у нас, у Координаторов есть вопросы к…
— Я согласен! – внезапно вмешался Александр – Главные вопросы должны ставить мы. Произведенные одной стороной и предполагаемые другой манипуляции касаются людей, нам и быть арбитрами. Но на переговорах действительно необходим представитель Корпуса. Кого вы, Мэгги, выберете?
Похоже, Мэгги не ожидала такой активности. Children should be seen, not heard. По совести говоря, несмотря на близкий контакт и наметившееся за эти два дня сближение, она рассматривала людей (и даже не нашу троицу, а все человечество в целом) не как игроков в этой игре, а скорее как карточную колоду, которую можно и перетасовать, если потребуется. Наступила пауза, и ею воспользовался Доктор — земляне прочно захватили инициативу в свои руки. Он коротко поклонился и демонстративно, через интерком представился:
— Позвольте представиться. Андрей Георгиевич, заместитель командира корабля, доктор физико-математических наук. Справа командир, Алексей Петрович. Воинское звание подполковник. Слева агенты Корпуса Координаторов Мид, Лефт и Райт, – так, во всяком случае, нам позволяется их называть. С Александром вы каким-то образом знакомы, а с Мэгги ведете предварительные переговоры. Не сочтите меня невежливым, но не могли бы вы кратко обрисовать свою роль в этой истории? Мы никоим образом не возражаем против миссии Александра, но… не хотелось бы ожидать его возвращения в полном неведении!
В своей краткой речи Док успел щелкнуть по носу всех: и Сашу, забывшего о правилах хорошего тона, и Мэгги, игнорирующую их, и неожиданного гостя, позволившего втянуть себя в нарушение этикета, о котором он так пекся. Мемнон все понял и даже покраснел от смущения, что выглядело совершенно неожиданно, так как всем было ясно, что от человека у него только внешность, хотя и замечательная.
Александр тоже смутился, а вот бывалый Командор нисколько, он одобрительно крякнул. Девушки, смотревшие до того на пришельца строго и воинственно, вдруг заулыбались, их поразила сама возможность сделать выговор, пусть и в деликатной форме, их всемогущей мамочке и командиру! Молчание Мэгги стало возмущенным, настолько ощутимо передавался поток ее эмоций. Земляне претендовали на самостоятельность суждений и поступков! Мемнон почувствовал напряженность и постарался разрядить ее:
— Вы правы, Андрей Георгиевич. Моя роль в этой истории невелика, но я сформировался на Земле, среди людей, поэтому считал и считаю себя человеком, хотя и не принадлежу к этому биологическому виду. Мэгги меня поймет. Я хорошо знаю того, кого разыскивает корпус, и надеюсь на успех своей миссии. В ситуации много нюансов и попытка силового решения может сделать ее непредсказуемой. И еще, Андрей Георгиевич…
— Зовите меня просто Доктор, как и мои друзья.
— Спасибо, Доктор. Так вот. Времени у нас не так уж много. Ваши местные соседи вряд ли пожелают перемен, их руководители весьма опасны и вам следует быть настороже. Положение дел мне не нравится. Переговоры стоит провести как можно быстрее.
— Этого я и боялся. Что ж, надеюсь, Александр справится с миссией. Мэгги, вы же поможете ему?
Дама уже совладала с эмоциями, из роли лихого командира группы захвата вернулась в образ рассудительного и компетентного старшего офицера Корпуса и приняла соответствующее решение:
— Безусловно! Я хотела бы включить в состав делегации своих полевых агентов, то есть Мид, Лефт и Райт. Они обеспечат связь и помогут Александру. Трех дней на все хватит? Через полчаса девушки будут готовы.
Девушки снова посуровели, Командор восхищенно крякнул, Александр улыбнулся, а Доктор подмигнул ему. Мемнон заинтересованно проследил за этой гаммой эмоций, вздернул бровь, но улыбку сдержал. Он лишь попросил разрешения подвести корабль к лагерю, чтобы не тратить времени на поездки в ровере.
Съемки. Вечер трудного дня.
Мы снова в маленьком баре розовой летающей тарелки, в пустыне. Еще слышен удаляющийся рокот винтов. Кто это так спешил сюда, что не поскупился на геликоптер? Наступает вечер, и шторка иллюминатора уже отдернута, пропуская прохладу, легкий ветерок шевелит кружевную занавеску. За стойкой двое мужчин, это Валерий Петрович и молодой, лет тридцати пяти человек, к которому все относятся с большим уважением, и собеседник и барменша. Специалист по сложным вопросам привык иметь дело с самыми разными людьми, принимать решения в самых разных ситуациях, порой критических, и как-то незаметно для себя освоился с ролью исповедника. А поскольку съемки любого фильма это перманентная критическая ситуация, то клиентов у него всегда хватало. Валерий пытается расшевелить мрачного визави:
— Скажи мне, Федор, как тебе сценарист? Матерый человечище! Я сразу понял, что малобюджетной фантастикой не обойдется. Так и вышло. В смысле – должно выйти, но тут уж я спокоен, ты справишься. Но он, он! Как договорился со спонсорами! А ведь не его казалось бы проблемы. И свар обычных в съемочной группе почти нет, просто поразительно. Техника не ломается и вообще, мир в облацех и благоволение во человецех...
Но Федора упоминание сценариста раздражает чрезвычайно.
— У нас нет сценариста, у нас есть автор! Но это мой фильм, я его снимаю, и двум авторам на площадке будет тесно. А то, что он нам да – это не сценарий.
— Да ну! Автор есть, а сценария нет? Что же мы тогда снимаем? Нет, Федор, есть, есть у нас сценарий. Ты же сам всегда говорил, что мечтаешь о свободе, что тесные рамки сценария душат тебя. Пожалуйста, вот тебе свобода. Рамки расставляй сам. Или такому режиссеру, как ты, нужна рутинная разбивка по эпизодам, по кадрам?
— Рутина это порядок! Кому, как не тебе, Валерий, знать. Видел я, как ты гоняешь своих, мне бы так. Это, во-первых. А во-вторых, ты первый, кто в этом уверен. В том, что он сценарист. И даже формально, если у нас есть сценарий, то когда же мы его купили?
— Хм… Понимаешь, Федор, мы не смогли его купить. И Нернст пытался, и диснеевцы, но не получилось. Странно. Все вроде бы профессионалы, любого автора обламывали, а тут как-то… Понимаешь…
— Нет. Не понимаю. Я многого не понимаю. Я снимаю фильмы и люблю это делать, у меня они получаются, но в первый раз я не знаю, что снимаю! Такое впечатление, что фильм снимает себя сам, а мы у него на побегушках. Вот это вот, например, что это такое?
За стеклом иллюминатора в теплом свете заходящего солнца сияет полированной бронзой корпус античного корабля. Огромные весла упирались в песок стройными рядами алых лопастей. Иногда возникало странное ощущение, что песок непрерывно, хотя и медленно, незаметно для глаза кружит и кружит вихри времени вокруг их плоскостей…
— Это? Корабль. Античный. Красавец! Лебедь! Одни весла чего стоят. Лопасти окованы алой бронзой, а…
— Оставь в покое весла, окованные бронзой! Скажи мне точно и кратко, что делает античный корабль в песках Марса?
— Ну, как же, как же! Что значит, что делает? И он только внешне античный, а так он универсальный. Это же корабль Мемнона, тот Гусева и его людей, а еще и Канта на нем сюда, в смысле на Марс, привез.
— Иммануила?
— Иммануила! А спрашиваешь, будто не знаешь.
— Канта я немного знаю, Валерий. Небулярная гипотеза, антиномии в защиту бога, категорический императив, звездное небо над головой и внутренние законы морали. Я не знаю никакого Гусева! Я не понимаю, что Кант делает на Марсе? И если бы только это. Перестройка, танки на улицах, «Сатурны», «Энергии»…
— Ну не надо, Федор, ну успокойся! Это пустыня так на тебя действует. Мне поначалу тоже было несладко здесь, а сейчас я любому товарищу Сухову нос утру. Гусев, говоришь? Да что там его знать, никто даже имени не запомнил. Опасный был человечишка, он даже своего лучшего друга застрелил, когда тот отказался везти их банду на Марс, Лось того фамилия, что ли. Все ты знаешь, все у тебя отлично получается, вот и наш автор говорит, что и сам бы не смог сделать лучше, а он разбирается…
— В чем разбирается? В кино? Не уверен! Может быть, он разбирается в жизни, но кино это не жизнь. Это гораздо больше, хотя и меньше. Это другое. Тут свои правила и законы, тут иное время и пространство, тут все иное. Я не могу в три часа уместить все эти диалоги и размышления. И не хочу. Я не Тарковский! Сейчас всем нужен экшн, спецэффекты, кровь, секс.
— Знаешь, Федор, как бы тебе сказать… Секс дело нужное и хорошее, против секса он не возражает, а без крови ни один фильм не обходится. Но ты хотел снять блокбастер? Что-то вроде «Третьей роты» из его сценария? Так снимай! Спецэффекты — это деньги, а они теперь не проблема. Заказывай массовку, компьютерную графику, твори! Что же касается автор – никто не знает ничего о нем, кроме одного: он настоящий сценарист. Наши съемки, только о них можно снять фильм! И еще снимут, чует мое сердце. Не упирайся. Нужен ему корабль – пусть будет корабль. Рыжий песок, бронзовые весла с алыми лопастями, Мемнон в сверкающем серебряном панцире – картинка!
— Картинка, картинка! Должен быть сюжет. Картинки должны двигаться. Это и есть кино. На сюжет я нанижу сколько угодно картинок! Не можем купить сценарий – купите права. Есть профессионалы, напишут.
— Он не продает.
— Заплатите больше! Всё продается.
— Он говорит – не всё. И ты, Федор, должен это понять, он именно тебя имел в виду, так я понял. Он очень уважает творцов, профессионалов, особенно на верхних ступенях социальной лестницы. Вплоть до… ну сам понимаешь. Так он и выразился однажды: идеей бога, говорит, торговать можно, но сам бог не продается!
— Так и сказал? Хм. Любопытно. И все же снова не понимаю. Чем же тогда заняты тысячи церквей и миллионы попов? Очень неплохой бизнес! Но кино это не только бизнес, не только деньги.
— Вот и он так утверждает.
— Да? И все же, какое отношение бог имеет к сценарию, даже если он присутствует в нем? И что он – автор – знает такого о боге, чего не знаем мы?
— Так ведь, Федор, он и говорит об этом. И фильм об этом. Без него и вправду нет сюжета. А с ним… Он – начало, он и конец! Наше дело заполнить промежуток.
— Ты о ком? О боге или о нашем сценаристе?
— А черт его знает!
Над мертвыми песками Марса.
Они летели на запад. Мемнон с искренним интересом бывалого моряка выслушал насквозь лживую исповедь Саши. Ахеец хмурился, улыбался, чесал затылок в особо удачных местах и напоминал бы одного из охотников на привале с известной картины, если бы те сидели у костра в сверкающих серебряных латах. Но на расспросы о себе, а принцесс чрезвычайно заинтересовал импозантный голубоглазый гигант, Мемнон отвечал кратко и, в конце концов, пояснил, что главное сейчас не он. Не ради него затевалась интрига. Важнее разобраться в обстановке и помочь Александру в решении глобальных проблем.
Девушки насмешливо фыркали в ответ и намекали, что решать проблемы прибыли они, а Саша сам одна из этих проблем. Мемнон деликатно и понимающе улыбался, но гнул свою линию. Ключевой фигурой в этой истории он считал Александра, как будто знал о нем нечто очень важное. Представляясь утром союзникам, ахеец не слишком преувеличивал, он действительно оказался настоящим землянином по менталитету и его весьма интересовали события на Земле за последние семьдесят лет, то есть за время своего долгого путешествия. Особенно он выпытывал о происшедшем в начале двадцатых годов, особенно в России. Но чем больше слушал Александра, тем мрачнее становился. Когда тот завершил повесть о кровавой и страшной советской истории рассказом о путче и вынужденном старте их корабля к Марсу, о распаде СССР, о том, что Земля погрузилась в хаос войн, Мемнон замолчал надолго.
Солнце, за которым они гнались весь день, садилось за горизонт, и тень корабля, то размашисто перескакивавшая с бархана на бархан далеко внизу, то нервно рябившая на каменистых плато, становилась все длиннее и меланхоличнее, пока не слилась с вечерними сумерками на востоке. Погоня завершилась тем, что ночь легко догнала их самих, золотое сияние заката на бронзе корабля погасло, и теперь среди звезд над безжизненной пустыней скользил безмолвный серебряный призрак. Парус свернут, весла неподвижны, ни одного человека на палубе, даже у рулевого весла.
И все же это не призрак, не «Летучий голландец» Марса! Теплым янтарем светятся иллюминаторы кают-компании, в которой звездные амазонки и Александр ждут продолжения рассказа Мемнона. Тот сидит на деревянном стуле, какие были в моде на Крите три тысячи лет назад, сидит подчеркнуто прямо, развернув широкие плечи и не касаясь спинки, похожий на парадную статую римского императора, а его собеседники полулежат на подушках, брошенных на вытертый, но все еще прекрасный ковер. Перед ними низкий столик с серебряной посудой – капитан летучего корабля угощает гостей. Подушки пахнут степью, они набиты шуршащей травой, последней, как оказалось, травой Марса.
После взлета Мемнон провел обзорную экскурсию по кораблю, установил нужные гостям температуру и давление воздуха (хозяина подобные мелочи не волновали), пожаловался на отсутствие выбора продуктов, но все же приготовил сносный обед. Камбуз показался девушкам гораздо более таинственным, чем даже двигательный отсек античного корабля. Впрочем, и сам великолепный ахеец понятия не имел о принципах, позволяющих его кораблю совершать многолетние космические путешествия. Он умел управлять им, а остальное его не интересовало.
В свое время капитана сопровождала лихая команда таких же вечных скитальцев, готовых в любую погоду сидеть на веслах и управляться с парусами в стремлении к очередному дальнему берегу. А достигнув его и высадившись под сень пальм, пиний, дубов или кактусов (иногда единственную тень давала собственная шляпа), они веселились в свое удовольствие и с таким же удовольствием дрались, разминая кости. Каким бы дальним ни был новый берег, там всегда находились красивые или хотя бы экзотические девушки, портовые кабачки, верные друзья и еще более верные враги! А за этим берегом голубело новое море. Поколения морских бродяг шлепали босыми ногами по надраенным доскам палубы, и только капитан оставался все тем же. Он не старел и не терял любопытства – что там, за горизонтом?
Десятки веков бронзовый киль чертил белопенный след на морской синеве, прочно связывая этой тонкой эфемерной линией острова и континенты, однако лет двести назад его корабль ушел в совсем уж дальнее плавание, за пределы Земли, унося на себе лишь капитана и Философа. Тот взошел на борт бурной зимней ночью в Кенигсберге, захлебываясь непривычным для кабинетного ученого крепким, соленым морским ветром. Он придерживал одной рукой шпагу, а другой треуголку, и никто в порту не заметил невероятного для хмурой, холодной Балтики судна. Время таких кораблей заканчивалось, о них остались только память и легенды. Теперь корабль был приспособлен к другим плаваниям. И если сейчас он плывет над песками Марса, то это всего лишь каботаж, он вернулся издалека и ему пора дальше, к звездам.
Наши герои продолжают беседу, и теперь уже Саша задает вопросы.
— А тот странный сон, – спросил он – тот сон, в котором я был тобой? Почему мне приснился именно он? Это же был ты, правда? Я сразу все понял, когда увидел корабль. Что случилось тогда в Египте?
— Это долгая история, Александр. Нас разбил в устье Нила сам фараон, и об этом не хочется вспоминать. Да и что вспоминать? Плен, рабство, ничего хорошего. Но скоро освободили и дали работу, мы ведь были профессионалами. На восточный фронт, конечно, не послали, не доверяли до конца, но у пирамид мы трудились честно. Впрочем, ничего особенного, обычная работа и хотя драться приходилось часто, важно не это. Тогда мне стали сниться необычные и яркие сны. В них я жил в большой, непонятной стране, летал на воздушных кораблях – в прозрачном шлеме, похожем на твой, сражался с какими-то варварами в восточной горной пустыне, не сон, а настоящая жизнь! И любил девушку. Ее мне и довелось сопровождать по ночной пустыне.
— Девушку из будущего?
— Сейчас оно уже стало настоящим, а судя по твоему рассказу, даже, наверное, прошлым. Тогда я и стал тем, кого вы видите перед собой. Больше я уже не умирал. И вскоре у меня появился этот корабль…
О корабле и завел речь Мемнон после долгого молчания. Видно было, что говорить ему тяжело и неприятно. Семьдесят лет назад он отправился с Философом в путешествие к внешним планетам. Но сначала перевез на Марс борцов за счастье трудового народа во главе с Гусевым. За год или два до этого Гусев уже пытался поднять здесь восстание, и даже смог на время захватить столицу, но в тот раз власти подавили его быстро и жестко.
Как ему удалось оказаться на Марсе, Мемнон не знал, но понимал, что без содействия «творца» не обошлось. Творец сумел убедить и ахейца, что, мол, установление социальной справедливости и поддержка Земли спасет Марс от вырождения и угасания, а блестящие научные достижения марсиан в соединении с земным духом авантюризма позволят совершить прорыв к звездам. Звезды! Мемнон мечтал о них, этим его и взяли. Корабль был создан по проекту и под руководством «творца», как его называли на обеих планетах, и Мемнон считал себя обязанным ему. Просьбу он выполнил, но затем с трудом привел трюмы и отсеки своего бронзового лебедя в порядок, отмыл и отчистил от грязи, настолько их загадили и заплевали борцы.
На Марсе тех сразу поддержали широкие народные массы, тирания пала и улетал Мемнон в приподнятом настроении. Недавно вернувшись, ахеец не узнал планету. Ко времени его отлета едва четверть пригодной для жизни поверхности была заселена, остальные территории давным-давно опустели после бесконечных войн. Марсиане все глубже зарывались под землю, но еще голубели там и сям водоемы, от которых тянулись крытые каналы, еще во многих долинах зеленели поля, и на них кормились стада.
Теперь же день за днем корабль летел над Марсом, но под ним простиралась мертвая пустыня. Мемнон не нашел ни одного не то, что живого, но хотя бы целого города, их развалины уже заносил песок. Не осталось ни одного водоема, ни одного зеленого ростка, ничего. Да и не могло остаться – Марс потерял атмосферу!
Гигантские генераторы воздуха были разрушены в первую очередь, они почему-то стали главной целью в самоубийственной войне, а массовое применение чудовищных термических бомб вызвало пожары планетарного масштаба, кислород атмосферы выгорел. Конвекционные потоки выносили горячие газы в стратосферу, маленький Марс не мог удержать их и за планетой теперь тянется шлейф потерянного воздуха. Он образовал кольцо вокруг Солнца, и при заходе землян на посадку это кольцо смешало все расчеты.
С трудом найдя резиденцию творца, уединенный стеклянный купол над озером, Мемнон застал того в полной прострации. Растерянный человек жаловался, что его преследуют призраки далекого прошлого и грозят заточить в узилище. Он разговаривал сам с собой, ему мерещились розовые летающие тарелки и ангелы с пылающим мечом! У патрона наступил очередной период взаимогашения составляющих сознания, период интеллектуального упадка, тоски и душевного разлада. Расщепленность сознания «творца» была давно подмечена Мемноном, но не находила объяснения.
— Скажи, наварх (Саша сам удивился, употребив этот термин), а доспехи – и он указал на серебряные латы ахейца – они что, обязательные атрибуты твоего образа? Или это и впрямь для защиты в бою? Или своего рода профессиональный костюм, как вот мой и девушек?
И Александр ткнул пальцем в свой изумрудный костюм. Затем любезно обернулся к девушкам и указал на них. Слегка заскучавшие во время рассказа Мемнона дамы (земная история, да и вообще история как таковая их по молодости лет волновала мало) обрадовались вниманию мужчин и тут же приняли позы, подчеркивающие достоинства костюмов. Те, что называется, сидели, хотя до форм Мэгги тоненьким принцессам было еще далеко.
Ахеец добродушно поглядел на них:
— Думаю, это просто привычка пожилого мужчины.
— Но ведь тебя не назовешь пожилым.
— Внешне – да, но столько лет за плечами…
— А сколько, кстати?
— Трудно сказать. Это ведь не первая жизнь. Приходилось много раз умирать, иногда это было неприятно, иногда приносило облегчение, но затем я понял, что могу сам создать себе тело, не такое эфемерное. А доспехи… Я долго служил командиром наемников. Привык.
— А что ты имел в виду, говоря, что я наиболее компетентен и заинтересован в ведении переговоров?
— Александр, ты просто не хочешь прислушаться к себе. И теряешь время. Все равно ты придешь к этому, и придется всерьез задуматься о будущем. Мы – я, Философ, демиург, а теперь вот и ты – все мы в той или иной мере части первичного сознания экспериментатора из мира Координаторов. Разные, конечно, с различными возможностями и желаниями, не боги, как считают многие, но и не совсем люди. И боюсь, что нами перечень не исчерпывается. Этот мир действительно создан богом и пронизан им!
— Но ведь он уже слился с миром принцесс.
— Что ж, у Координаторов хватит работы на веки вечные.
Мемнон сказал это и тут же огорченно нахмурился. Он забыл, что его симпатичные гостьи были теми самыми Координаторами. Девушки притихли. Лихой рейд мщения и быстрой славы превращался в бесконечную и, пожалуй, безнадежную операцию, при любом исходе которой ничего не останется от их уютного, рационального мира! Мемнон грустно смотрел на их поникшие кудрявые головы.
На абордаж!
Опытный Мемнон был прав. Работы Координаторам хватит, что подтвердилось уже ночью. Отправив гостей спать, ахеец занял свое место в рубке — автопилоту он никогда не доверял, а уж тем более на такой планете, какой стал Марс. Старый бродяга любил свой корабль, после тысячелетий работы с людьми любил одиночество, а ночные вахты любил особенно. Тишина, покой, летучий корабль легко скользит среди звезд и воздух поет едва слышную песню в его снастях. Но в это раз спокойной вахты не получилось.
Все же, видимо, за годы полета к газовым гигантам и обратно старый солдат, ветеран арийского похода на Запад, участник ахейского завоевания Эллады, герой Троянской войны, командир элитного отряда «народов моря», высадившихся в свое время в Египте, утратил бдительность. Он не заметил серого призрака, плывущего справа по борту, и вспышки его лучевых орудий застали ахейца врасплох. Спасла силовая защита, которую он предусмотрительно включил на ночь, не жалея энергии.
Призрак попал точно и бронзовый корабль от киля до клотика закутался в жемчужный кокон защитного поля. Над мертвыми песками Марса засиял дрожащим светом гигантский, радужный мыльный пузырь. Мемнон автоматически нажал сигнал тревоги. Привычка осталась еще с тех времен, когда ахейца в его плаваниях сопровождали боевые товарищи. Затем он бросился в раскрывшееся кресло, приник к окулярам и буквально через две секунды ответил противнику огнем.
Из приземистых башенок на носу и корме корабля вырвались пульсирующие лучи, словно очереди трассирующими снарядами. Ртутно-белый, яростный, чуть ли не шипящий от избытка, от перенасыщенности энергией луч носовой башни пересекся далеко в пустыне с едва видимым, призрачно зеленым активационным лучом кормовой установки – и в этом месте забурлил тускло мерцающий водоворот, втягивающий окружающее пространство неведомо куда, за пределы нашего мира. Второпях Мемнон неверно рассчитал дистанцию. Недолет! Но недолет удачный: бурлящий вихрь поглотил второй залп противника. Огненные лучи его орудий искривлялись вместе с пространством и втягивались в таинственную воронку.
Ослепленные своими же выстрелами противники шли на параллельных курсах, когда в рубку ворвались принцессы и Александр, в зеленых боевых костюмах! Мемнон краткой телепатемой обрисовал обстановку и Лефт, не замечая сурового взгляда Мид, воскликнула:
— Значит, одного не добили!..
Мемнон и Александр переглянулись. Вот так неопытные девушки! Тем временем потревоженное пространство между противниками разгладилось, и они обменялись новыми залпами. На этот раз огонь мародеров пришелся по топу мачты античного корабля и полярное сияние вспыхнуло над головой. Зато Мемнон попал прямо в борт серому призраку. Тот также закутался в защитный кокон, но его радужные стенки рвались и улетали в ночь, и когда он погас, стало ясно, что противник потерял ход. Серая тарелка остановилась и зависла над пустыней, неестественно накренившись, огонь ее орудий прекратился. Видимо, вся энергия была переключена на защиту.
Мемнон хотел было уже махнуть рукой на незадачливого агрессора, но снова вмешалась Лефт и потребовала добить чужой корабль! Ее поддержали сестры. Из их объяснений стало ясно, что раскрытие новой вселенной, произошедшее в результате эксперимента в мирах Координаторов, нарушило относительный порядок, который удавалось поддерживать силами Корпуса. Корабли искателей приключений и просто мародеров-грабителей тут же устремились в миры, куда еще не дотянулась тяжелая рука закона. Образовалось нечто вроде фронтира и проявлять гуманизм не время. Если не уничтожить катер этих мерзавцев, они свяжутся с компаньонами и кто тогда будет спасать Марс и Землю? Мемнон?
Ахеец сурово кивнул в знак согласия, но выстрелы его орудий вязли в защитном поле летающей тарелки. Он переглянулся с Лефт, определенно выделяя ее среди близнецов, и снова согласно кивнул головой. Взявшись за штурвал, Мемнон развернул корабль и повел его на врага. Он хладнокровно и очень точно проделал то, что не раз проделывал в свое время – таран!
Он пробил борт серой тарелки – на этот раз защитное поле не помогло – и тут же ринулся на абордаж. Старый вояка очутился в родной стихии! Он действовал быстро, решительно и умело. Отведя корабль на пару метров, так что таран вышел из пробитой бреши, Мемнон с ревом вылетел на палубу и одной рукой швырнул что-то в пролом в борту противника, а другой дернул какую-то скобу, с усилием поворачивая мачту вокруг оси.
В пробоине полыхнуло пламя, выворачивая обшивку серого катера и открывая внутренние отсеки, а от мачты отпала длинная, тяжелая штанга с острым клювом на конце и рухнула прямо на вражескую палубу, впиваясь в нее. Потрясенный Александр успел увидеть, как Мемнон выхватил меч из ножен и ловко прыгнул прямо в пролом! Вслед за ахейцем, не отставая ни на шаг, бросились изумрудные принцессы с клинками наголо. Он и сам уже хотел последовать за ними, но в мозгу вдруг прогремел четкий приказ Мемнона:
— Корабль не покидать! Дежурить у орудий, смотреть по сторонам. Это приказ.
Ахеец в это время вел яростный рукопашный бой и не успел отстроить свою телепатическую посылку от фона, поэтому вид сражения шел вторым планом в его передаче. Недавняя история повторилась. Снова бластеры ничем не помогли их владельцам. Из экипажа в шесть человек успели выхватить их только двое, остальных парализовал панический ужас при виде обнаженной стали. Холодной и беспощадной стали, которая впивается в мягкое человеческое тело и рассекает его, забрызгивая все вокруг кровью…
Ни одна из вспышек бластеров не достигла цели. Александру показалось, что один из лучей виртуозно и привычно отразил своим мечом Мемнон – ну и ну! Саша восхищенно качал головой! Но и принцессы поразили его. Они действовали как опытная, хладнокровная и беспощадная абордажная команда: каждой досталось по противнику и каждая отпраздновала победу. Остальных уложил опытный ахеец.
Мемнон весело подмигнул девушкам. Похоже на то, что моральные принципы старых арийцев, ветеранов доисторических западных походов не слишком отличались от таковых у юных девиц из семей потомственных Координаторов. Затем он вопросительно поднял бровь на немой, то есть телепатический совет Мид, согласно кивнул, и так же как Мэгги прошлой ночью нашел на пульте таймер самоуничтожения катера серых. Когда абордажная партия перебралась на борт бронзового корабля, а серый призрак остался далеко за кормой, на месте его тающего в ночи силуэта расцвела ослепительная вспышка…
Последнее озеро Марса.
Утром они подлетели к цели путешествия. Это была котловина среди ущелий Лабиринта Ночи. Посреди песчаных дюн возвышался сверкающий прозрачный купол. Мемнон посадил корабль рядом со стеклянной стеной и провел гостей в маленький зеленый рай.
Сразу за порогом шлюза ботинки утонули в густой траве. Перед Александром вилась дорожка из серого плитняка, она огибала колючие кусты, усеянные розовыми цветами, и вела к белым домикам под перистыми пальмами. Он поднял прозрачное забрало шлема и вдохнул полной грудью. От ароматов закружилась голова, пахло розами, сыростью, травой, землей. Принцессы тут же последовали его примеру, откинули вуали и дружно, как завороженные шагнули к колючему кусту. Его скромные бело-розовые цветы поразили девушек, они сняли металлизированные перчатки и кололи пальцы о шипы, пытаясь добраться до них. Да, видимо немного простых радостей видели девушки в своем мире…
Половину площади под куполом занимало круглое озеро с темно-синей водой. Его обрамлял золотой пляж, на берегу белели небольшие коттеджи, и в одном из них их встретил тот, к кому они летели. Пожилой, могучий муж в белом бурнусе радостно улыбнулся Мемнону и обнял его мощными дланями (хозяин и ахеец были одного роста). Он гулко хлопал его по спине и засыпал вопросами:
— С возвращением, дружище! Рад, рад! Долго же вы пропадали. Как слетали? Как там старик Джуп? Кольца у Сатурна не стащили? С вас станется. А где Философ? Без него скучновато, не с кем спорить. Помнишь его доказательства небытия бога? Какова логика! О, ты и гостей привез?
Хозяин купола действительно производил впечатление хозяина, причем властность его была естественной, никакой опыт и положение не дадут такой. Оторвавшись от Мемнона, демиург (словечко клиент, используемое координаторами, сразу вылетело из сознания Александра) обернулся к нему и долго всматривался яркими синими глазами, как будто пытался увидеть что-то, понятное ему одному. Кивнув головой то ли в знак приветствия, то ли подтверждая свои ожидания, он крепко пожал руку землянина:
— Ну, вот и слава богу, наконец-то прилетел! Самое время. Как новые союзники, еще не завербовали? Смотрю, стараются. Ну-ка, ну-ка, поворотись, дай на тебя посмотреть. Хорош! Вот и славно. Вы тут пока отдохните с дороги, любой коттедж к вашим услугам, выбирайте. В озере искупайтесь, позагорайте, с мыслями соберитесь, местечко уютное, а уж вечером поговорим о делах.
Демиург подчеркнуто пользовался исключительно устной речью и пользовался умело. Его рыкающий бас ошеломлял, голос бога затопил тесную комнату обертонами и децибелами, хозяин купола легко стал и хозяином положения, не дав никому и слова вымолвить! Он вертел Александра из стороны в сторону, любовно всматриваясь в него, ласково похлопывал по плечам и с гордостью оглядывался на Мемнона, как будто предлагая и тому полюбоваться своим творением. Неожиданно, не переставая двигаться и говорить, он впился неистовым взглядом в Сашины глаза и буквально выстрелил короткой, но чрезвычайно емкой и сложной телепатемой, затем подмигнул ему, и только после этого отпустил и обернулся к девушкам:
— Представил бы меня своим красавицам. Экие ладные девицы! Арестовывать меня прибыли? – спросил он, все еще ласково улыбаясь. – А ведь в том давнем происшествии моей вины не было, да и неизвестно еще, кто пострадал больше. Да и лет то, лет сколько прошло, дома, наверное, уже все знакомые звезды погасли. Я уж и забывать стал о родине, а она вот помнит обо мне!
Ответила Мид. Девушка ощутила передачу демиурга, адресованную Александру, но ничего в ней не разобрала, слишком высока оказалась скорость и слишком сложным содержание. Настолько, что она почувствовала, каково это быть землянином. Это был ее язык, ее привычная форма общения, но только сейчас она поняла, что есть разные его уровни и что такого она пока не достигла. Она, лидер команды! Беседуя с творцом, девушка слала Саше яростные ментаграммы, требуя немедленно заблокировать свое сознание, но огорченно вспомнила, что не удосужилась научить его хотя бы основным правилам телепатического разговора. Слишком мало они ценили своих новых союзников. Оказалось, зря.
Мид вглядывалась в демиурга тем же внимательным взглядом, которым тот глядел на Александра, и подтвердила:
— Конечно, помнит. Мы обязаны задержать вас, выяснить причину трагедии, а также вашу роль в искажении естественного хода истории людей Земли и Марса. На обеих планетах эта история завершается трагически и есть основания винить в этом вас. А забыть случившееся хорошо бы, но слишком мало времени прошло.
Творец удивился и оставил Александра в покое:
— Ну, не знаю. Если уж и история вменяется мне в вину… Что значит искажение истории? У меня и выбора-то не было. Но что вы там сказали о времени? Что значит, мало прошло?! Здесь уже второе поколение звезд меняется! Сколько же прошло у вас?
— Месяц плюс те три дня, что мы здесь.
Улыбка исчезла с лица хозяина. Он тревожно поглядел на сурово молчащих Лефт и Райт, на Сашу, как будто ожидая от них разъяснений, затем развел руками и беспомощно обернулся к Мемнону:
— Извини, дружище. Что-то плохо мне последнее время, все валится из рук, сознание двоится, память стала подводить. Устал я. Домой хочется, но ведь столько времени прошло, что я там увижу? Вот и Координаторы мерещатся, никогда их не любил, а сейчас даже рад им. Но почему они с тобой? И где Философ?
«Творец» изменился на глазах. Вместо пожилого, но в отличной форме атлета, так бодро встретившего их, перед гостями стоял сгорбившийся старик с больным взглядом. Он нервно озирался, к чему-то прислушивался, затем еще раз развел, скорее даже всплеснул руками, и ушел в заднюю комнату.
Вечером разговор не состоялся, а назавтра Мемнон точно так же развел руками, выйдя от хозяина купола. Ночью Александру не спалось. Ему казалось, что его сознание осторожно изучают, и заснуть он боялся, ему не хотелось остаться беспомощным перед чужим любопытством. Утром разочарованный Мемнон улетел, он хотел найти Философа, товарища по недавнему путешествию, чтобы сдвинуть переговоры с мертвой точки. Тот сразу по прибытии отправился в тоннели марсиан, за информацией, вид мертвого Марса поразил его еще сильнее, чем Мемнона. Старая планета нравилась ему, и он крайне неодобрительно отнесся к идее демиурга насчет революционеров. Он настаивал, что делать этого нельзя ни в коем случае, что социальные эксперименты всегда выходят из-под контроля и вообще плохо получаются у творца, что в таком случае милосерднее дать Марсу тихо угаснуть, либо же надо взяться за дело самому и всерьез. Ввести, к примеру, прямое божественное правление, твердой рукой прекратить распри, поставить перед массами значительную цель, например, достижение звезд, и не земных бандитов привлекать на Марс, а марсианские экспедиции отправлять на Землю. Вот тогда и появится стимул к развитию обеих цивилизаций.
Не сумев переубедить творца, Философ махнул рукой и отправился путешествовать с Мемноном. Того не волновали проблемы социодинамики, он был профессиональным скитальцем, видал виды и ничему не удивлялся. Они казались абсолютно разными, кабинетный ученый и морской бродяга, но крепко сдружились и прекрасно дополняли друг друга. Видимо, Философ был сравнительно недавним и еще не обладающим мощью творца или способностями Мемнона воплощением очередного консолидированного фрагмента сознания экспериментатора. Становилось понятным дружное появление в мифах и религиях разных народов не только богов, но и полубогов, начиная с Гильгамеша, продолжая принцем Гаутамой и заканчивая кем? Кем считать распятого и умершего на кресте, но тут же воскресшего молодого пророка, чье инфоэнергетическое воплощение затем снизошло с небес к ученикам в сиянии, силе и блеске? И закончилась ли череда воплощений этим случаем?
Да и сам человек лишь симулирует свою беспомощность перед лицом бога. Он не был бы собой, если бы не стал искать подходы к всевышнему, не наделял того своими чертами. И полубог – это одна из ступеней познания бога, стремление, ни много, ни мало, к родству с ним. Ведь он еще и получеловек, живет и действует среди людей и ближе к ним, чем к богам. Это определение идеально подходило Мемнону, хотя тот и считал себя человеком. То, что он и ему, Александру, приписывал нечто подобное, конечно заблуждение, но с его опытом и знанием людей странно так заблуждаться. Да и принцессы спутали Сашу с клиентом…
Александр вертелся на простынях, думал о том, с каким трудом и как долго они добирались до Марса, раздвигая границы мира, но уже с орбиты Плутона их анабазис практически незаметен. Тогда как здесь буквально за четыре дня их не такой уж обширный мир стал и бесконечно больше, и неизмеримо сложнее и гораздо фантастичнее! «Творцы», полубоги, агенты из другого мира, марсиане…
Пыльных бурь давно не было, погода стояла тихая, атмосфера очистилась, и звезды светили ровно, почти как в космосе, без мерцаний и перемигиваний. Их отражения чуть покачивались на глянцевой поверхности водоема, и казалось, что звезды окружают тебя со всех сторон, что ты плывешь в звездном океане. Вот на горизонте появилась движущаяся точка – это их обсерватория делает очередной виток. Затем выплыла еще одна. Спутник связи? Нет, орбитальный модуль, их мост на Землю. Спутники-трансляторы связывали их с лагерем, там знали координаты резиденции господа, но больше Александру передавать было нечего. Он переживал, ему не спалось и, пролежав полночи без сна, он встал и вышел к озеру. Черная вода не пугала, но прыгать с валуна, как днем, не хотелось. Чтобы не тревожить миниатюрное звездное небо...
Бассейн питался термальными источниками и был последней водой на планете, в которой отражались звезды. Марс потерял воздух, его озера и реки замерзли, их замело пылью, песком, завалило камнем. Купол над бассейном каким-то чудом уцелел во время гражданской войны, дальняя долина оказалась изолированной от внешнего мира и со временем про нее забыли. В былые времена марсианское политбюро любило понежиться здесь, на золотом пляже, на теплом песке. Но теперь, когда самому молодому его члену перевалило за семьдесят, трудно, утомительно, да и слишком уж рискованно было много часов трястись по пустыне, чтобы добраться до этого райского уголка. А на прокладку тоннеля у республики уже не хватало сил. Рай опустел.
Под куполом поддерживалось нормальное давление воздуха, зеленели фикусы и пальмы, росла мягкая трава, было тепло, уютно и защитные костюмы оказались лишними. На пятачке песчаного пляжа Саша загорал в одних плавках, а девушки вообще обходились костюмом Евы и хорошим настроением. Они летели карать и миловать, арестовывать и водворять справедливость, никаких сложностей в этом не видели, и переговоры казались им глупой затеей. Но отдохнуть вдали от грозной мамочки были совсем не против.
Саша тоже был не против небольшого отдыха. Бледный цвет его кожи быстро сменился светлым оттенком бронзы смуглого южанина, а девушки порозовели, как белые дамы севера. Как и положено координаторам, шутил Саша, намекая на цвет их тарелки и униформы. Настройка организма на углекислотный Марс изменила естественную пигментацию принцесс, но под куполом-солярием биология брала свое. Пышные кудри посветлели, а зеленый румянец почти исчез.
Утро Саша начинал с пробежки вокруг озера, интенсивной тренировки и плавания. Затем вооружался ятаганом и с воплями нападал на юных дам. Их пояса с клинками всегда лежали рядом. Этому научил Мемнон. Пока не исчезла надежда на благополучный исход переговоров, он тоже с удовольствием отдыхал. Купол и озеро под ним казались ахейцу настоящим раем после долгого путешествия к газовым гигантам. И на второй день, стоило принцессам задремать на песочке, а Саше пойти на очередной круг вокруг озера, из воды со страшным шумом выскочил бронзовый гигант с мечом в зубах и напал на девиц! Те визжали, метались по пляжу, пытались оказать сопротивление, но опытный пират легко справился со всеми и даже пытался убежать от подоспевшего Александра, зажав одну под мышкой, а двоих небрежно перебросив через могучие плечи!
После этого урока дамы не расставались с клинками и нападения Александра отражали с оружием в руках. То Саша загонял девиц в воду, предлагая им слегка остыть и вспомнить свое место на кухне! То они мчались за ним по пляжу, норовя приложиться клинком пониже спины. Кухни они так давно не видели, что уже и не помнили, как она выглядит. Они знали лишь корабельный камбуз. В общем и целом отдых удался и Саша чувствовал бы себя превосходно, если бы не переговоры. Шел уже третий день пребывания под куполом, а они так и не начались. Или уже закончились…
Красная площадь.
— Сцены под куполом неплохо получились! Вокруг – на всю планету! – мертвая пустыня, где ничего, даже воздуха нет, а тут золотой пляж, вода, зелень, принцессы в рубашках и без рубашек… Мемнон похож на человека, как он их сгреб!
— Да, Валерий, Мемнона удачного подобрали. Живой такой, с юмором, не статуя героя, как те, первые. А вот Творца мало, образ не прорисовывается. Надо добавить сцену ухода по пустыне, что ли. С этим, как его, отделением Сидорова. Чтобы голубая линза воздуха над головой, чтобы маски сняли. Бог все же.
— Точно. А то можно подумать, что он на вездеходе уехал. Богу это как-то не идет! Да и вообще… Сложно с ним.
— С ним всегда так. Бог – и мы сразу ждем чудес! Как будто он только этим и интересен. Нет, если подумать, то короткие кадры, где он просто сидит в пустыне на камне, запоминаются больше всей остальной экзотики: Марса, летающих тарелок, изумрудных принцесс.
— Это лишь потому, что Федор отдал роль автору!
— Я тогда здорово удивился.
— Ни одного дубля! И так естественно играл, как будто самого себя. Когда он смотрел в камеру – помнишь тот знаменитый долгий взгляд? – оператор и в самом деле не выдерживал его! А линза воздуха, нимб…
— Вот-вот, мне Саша потом говорил, что когда вышел из вездехода в сцене возвращения из анабазиса и подошел к богу, ну, к автору, то действительно ощутил прохладу и свежесть – посреди пустыни! Ему даже голубой купол воздуха почудился.
— Бог, Валерий, это всегда непросто. И еще телепатия эта… и так речь у молодежи из рук вон плохо поставлена.
— Да, телепатия… А знаешь, Александр рассказывал, что так вжился в роль, так вошел в образ, что иногда действительно «говорил» с Виолеттой, и не только на съемках! А иногда и с Виорикой. Только путает их друг с другом.
— Кого-кого путает?
— Ну, Лефт и Мид, близнецов. Тройняшек мы так и не нашли.
— А, да, конечно! Телепатия, говоришь? Ну-ну. Ты что, Сашу не знаешь? Телепат! Да он ради смазливой девицы и не такое соврет, а если припечет, то и действительно на Марс полетит.
— А я верю. Помнишь сцену первого шага на Марсе?
— Это когда он в скафандре с ними дрался?
— Вот-вот! Пустыня, жара сорок градусов, а ему драться надо — в скафандре. А тот за тридцать кило весит, автор все достоверности требовал! Александр чуть не сварился в нем. Дубль закончился, он шлем снял, еле дышит и говорит сиплым шепотом, что если сейчас Лефт пива не принесет, то ни в какую телепатию он верить не будет.
— А то. Через секунду из тарелки вылетает Виолетта, еще зеленая, в гриме, и тащит ему банку холодного!
Говорящие идут по Красной площади, поглядывают на башни с трубящими ангелами на шатрах, но интересует их больше стена. Вдоль нее, от реки до Спасской башни и дальше, до Александровского сада тянутся навесы и лотки торговцев. Матрешки, балалайки, деревянные ложки, компьютеры и мобильные телефоны, расписанные под хохлому. Городские власти много лет сражались с торговцами, но безуспешно. С тех пор как Кремль отдали под первый в Европе Диснейленд, а на Красной площади стали проводить то футбольные, то хоккейные матчи, то выступления артистов фигурного катания, то рыцарские турниры, то концерты рок-музыкантов, то конкурсы красоты – и бесконечные потоки туристов потекли под древними стенами – торговцы забрали большую силу!
Пройдя вдоль стены туда и обратно, собеседники остановились напротив пассажа.
— Наверное, тут, Валерий. Проводись здесь парады – лучшее место.
— М-да. Но как он хоть выглядел?
— Не Парфенон! Ступенчатый уродец, как зиккурат шумеров, но гранитный. Зиккурат на Красной площади! В ХХ веке! Я даже с Похожаловым встречался, просил проконсультировать.
— С самим? С Владимиром Григорьевичем? Однако!
— Да, еле упросил секретаря уделить пять минут внимания мэтра. Веселый такой. Не секретарь, мэтр. Смеялся надо мной все пять минут! Фантазия, однако, – говорит – у вас, молодой человек! Но заинтересовался. Правда, быстро понял, что я абсолютный ноль и потребовал встречи с автором. А когда тот прибыл – тоже, знаешь ли, заинтересовался корифеем – все встречи отменил и ругался с ним до самого вечера. Даже альтернативная история, кричал, должна иметь под собой твердую основу! Всему есть пределы. Надо всегда оставаться в пределах здравого смысла. Какие коммунисты? Какой Ленин и мавзолей на Красной площади? С ума сошли, батенька?
— Да, это академик может. Видел по телевизору, как ему нобелевскую премию вручали. И что наш автор?
— Нашла коса на камень! Мастер суждений! Генератор смыслов. Тихо так, изысканно вежливо загнал академика в логический тупик. Тот даже замолчал минут на пять, напугал секретаршу! Но ничего, к вечеру они уже сошлись и всерьез обсуждали особенности тоталитарного политического строя – ну и определение придумали! – основанного на коммунистической идеологии. Да, автор силен. Академик хватался за голову и снова кричал. Зря, мол, прожил жизнь, ничего не смыслит в истории, не понял, что страна чудом прошла по лезвию ножа, убереглась от социальной революции, что у него открылись глаза…
— А мавзолей?
— Да забыли они про него! Наскоро нарисовали схемку, лишь бы отстал. На следующий день зубры снова встречались, теперь друзья не разлей вода. У обоих появилась масса новых идей! Квантованность сознания, волновая функция бога, духовная сингулярность – больше я не запомнил, да и выгнали меня скоро, чтоб не путался под ногами. Весьма, говорят, плодотворное сотрудничество.
— Значит, можно отдавать в работу?
— Конечно. Разрешение я получил, труднее всего было договориться с торговцами! Там и дел-то на пару дней, сколотить каркас и обшить пластиком под гранит. Зикуурат в центре Москвы для мумии фараона! Вот что тяжело снимать. Не Марс, не Мемнона, а жизнь, быт страны. Как это – пустые магазины? Что значит – очередь? Тем более за водкой. Все отснято, кроме этого парада, сцен путча и «перестройки». Не чувствую фактуры! Не вижу. Не наше это и неоткуда взять. Автор описывает слишком обще, не интересовали его детали быта.
— Да, трудно представить. Та же перестройка, к примеру. Жили плохо, стало совсем худо, вот и решили все изменить. Но почему же в результате стало еще хуже? Этот, как его, матерый Язов? Как мы покажем танки на улицах Москвы? Кровь на траках?
— Этот вариант истории ужасен. Комитет морали будет ворчать. Что ни говори, а Мэгги права, вмешавшись. Но ведь и ее вариант немногим лучше.
— Вот и академик упрекал автора в том, что координаторы ограничились лишь косметическим ремонтом. Но потом задумался. И уже наш вариант истории стал казаться ему невероятным!
— Ученые!
— Не говори. Но и мне стало странно. Слишком все гладко у нас, слишком тихо, стабильно, без катастроф и потрясений – и слишком давно так. Технических чудес, подобных «Сатурнам» и «Энергиям», тоже нет, но тут уж надо подумать, стоят ли они такой цены. Поневоле поверишь в бога, сказал академик, лишь ему под силу моделирование мира! Если принять всерьез гипотезу автора, и координаторы увезли одного бога, уставшего от мира и жаждущего перемен, или одну его ипостась, то его сменил другой, более к нам внимательный и человечный.
— И почему он так думает?
— Эта фантастика, которую мы снимаем, кажется ему куда более реальной, чем наш кукольный, плюшевый, игрушечный мир. Намного более страшной, и поэтому более вероятной. Только внешняя сила может бороться с теорией вероятности, считает он. Он очень зауважал нашего автора. И все допытывался, как ему это пришло в голову?
— А тот?
— Посоветовал подумать о причинах, сведших незаурядный дуализм бога к унитарному сознанию. С последующей капитуляцией.
— И что мэтр?
— Все еще думает.
— Но ты что-нибудь понимаешь?
— Нет, и стараюсь об этом не задумываться. У меня своих проблем хватает! Вот мы строим макет мавзолея, чтобы вожди могли с его трибуны любоваться парадом. Смотреть, как эти, как их там, «тяжелые танки» высекают траками искры из брусчатки. С мавзолеем мы разобрались. Что такое парад, слава богу, знаем. Но все-таки, кто мне толком объяснит, что такое танк?!
Глава 8. Снега Олимпа.
Olympus Mons
После веселого дня, прошедшего в беготне по мягкой траве, в купании и валянии на пляже, девушки уснули, едва коснувшись подушек. Александру же не спалось и он снова вышел к берегу. Закат полыхал на вершине их стеклянной горы, но Саша не любовался им, он задумчиво бродил по берегу. В песке червонного золота попадались острые обломки странных и хрупких раковин, они кололи незакаленные пятки. Как давно он не бегал босиком…
Наверное, с раннего детства. Но было ли оно? Неужели Мемнон прав? Как ни странно, но Александр никогда не задумывался о боге, хотя и был склонен верить в него. Его вера, однако, как и у подавляющего большинства верующих, была чисто бытовой, механической — так, на всякий случай, береженного бог бережет. Он никогда не пытался представить себе, каков же бог на самом деле. Каким он может и каким должен быть. И должен ли быть вообще? Ну, в самом деле, не сидит же вседержитель тысячи лет на горнем престоле, непрерывно всматриваясь в житейскую суету своих овечек, чтобы ведать, не сотворил ли кто какого греха, не подумал ли чего лишнего – с тем, чтобы припомнить это бедняге на страшном суде. Так и сойти с ума можно, не говоря уже о геморрое и о том что, ввергая миллиарды душ в геенну огненную, лишая их божественного утешения, трудно самому остаться безгрешным. Чисто по-человечески такого бога жалко, очень уж тяжелая и неинтересная у него работа. Но если он не такой, то какой?
А ведь, похоже, – и очень похоже! – что принцессы не правы и что их подозреваемый действительно исключение из общих правил. Что он и впрямь в каком то смысле бог. Пусть не такой, о котором пишут евангелия, но все же далеко превосходящий людей. А если даже такой, что тут невероятного? После Мемнона?
Александр задумчиво швырял камешки в воду, когда подошел хозяин купола, горестно хмыкнул, как будто услышав Сашины рассуждения и соглашаясь с ними, и присел рядом на песок. Он выбрал плоский камешек и плашмя запустил в воду. Тот далеко запрыгал по волнам, но уже темнело, и расходящиеся круги видны были плохо.
— Отдыхай, Саша, отдыхай. Время есть. Ты уж извини, что переговоров не получилось, что-то неважно я себя чувствую. Давай просто посидим, помолчим. Нет, это я лучше помолчу, а ты продолжай, думай, интересно послушать.
Благодарно кивнув, Саша попытался вспомнить, на чем его прервали. О чем это он размышлял? Ах, да, о людях.
Что такое человек рядом с богом? Бабочка-однодневка! Но Бог дал ему этические принципы. Зачем? Стоит ли говорить о морали бабочки? Бог настаивал, человек возражал, в итоге пришлось ввести в игру элемент неопределенности и дать людям свободу воли. Но человек упрям, как и его создатель, убедить его трудно, он не хотел следовать моральному кодексу, раз есть выбор, и тогда пришлось ввести некоторые ограничения, пришлось изобрести ад и время...
В принципе, они также лежат в рамках концепции выбора, уравновешивают его — каждый поступок должен иметь адекватное и неизбежное воздаяние. Идея оказалась плодотворной, и люди развили ее до такой степени, что даже бог удивился и прислал инспектора. Но с присущей ему деликатностью назвал его спасителем и тот поманил раем... И все же Бог не обещал нам его! Рай – это умозрительная антитеза наказания, кары, она возникла из общих соображений, для равновесия, для симметрии. И потому рай неинтересен и даже скучен.
— Ты сказал, Александр, что рай скучен? Но что ты знаешь о рае?
— Я не говорил этого, господь, я об этом подумал! И еще я подумал, что ты и сам ничего не знаешь о рае.
— Да, это так. Тот рай, что я могу вам обещать, мне скучен и неинтересен.
— Так ведь и мне он неинтересен, отец!
— И это я понимаю, сын. Но и ты должен понять, что рай в принципе невозможен и как раз те, кто больше всех мечтает о нем, очень скоро превращают его в сущий ад! Вдумайся, Александр. Никто, а людям надо отдать должное в искусстве фантазии, не смог придумать мало-мальски привлекательного рая! Ты заметил, что и мне это не удается? Рай! Меня самого хотят запроторить туда на веки вечные, да еще и с самыми э… активными из вас ошую и одесную трона. Бррр! Но никто не спрашивает моего мнения, буду ли я рад такому соседству и подобной перспективе!
— И все же бог должен предложить пастве помимо своей непостижимости и всемогущества нечто простое и заманчивое, компенсирующее все требуемые им самоограничения.
— Ничего я не предлагал и ничего не требовал. Практически все придумано вами. Сам я рассчитывал на немногое…
— Слава богу! Ты даже не знаешь, какой камень снял с моей души. Слишком много наставников и координаторов взялись нас опекать, а хочется стоять на своих ногах. Так дай нам боже сил сделать то, что зависит от нас, но не мешай!
— Я помогаю!
— Ты уверен? Да. Кто-кто, а ты уверен.
— Я ни в чем не уверен, сын мой. Я пробую и ошибаюсь. Но я одинок. Меня некому поправить, мне не с кем поговорить. И я боюсь. Я боюсь одиночества, боюсь самого себя, поэтому и связал свою судьбу с людьми. Давай не будем об этом. Ты не против прогулки?
— Здесь мало места для прогулок.
— Но ты же не был на Олимпе!
— Далековато. Да и ночь. Замерзнем.
— Не бойся, я с тобой.
— Как скажешь, отец.
Александр понимал, что до Олимпа тысячи километров ледяного безвоздушного ада, но послушно встал с песка и принял руку творца. Скорее всего, он задремал на берегу, и все это ему снится, но жаль прерывать такой прекрасный сон. В камере шлюза он инстинктивно поежился, да и кто бы не поежился, выходя в одних плавках в ночной ад марсианской пустыни. Но горячая рука бога внушала уверенность. Творец спокойно шел в ледяную ночь в легком бурнусе.
И Саша шел за ним. Бархан за барханом, дюна за дюной, хребты и плоскогорья исчезали позади с невероятной скоростью, и Александр понял, что сон продолжается. Они догоняли Солнце, скрывшееся за близкие горы! Но песок уже успел покрыться инеем моноксида углерода. Значит здесь, на высотах Тарсиса очень холодно. При какой же температуре цэ-о замерзает? Минус семьдесят восемь? Нет, это на Земле, при том давлении, здесь должно быть ниже ста двадцати. С ума сойти. Или он уже сошел? Или они все давно находятся не на Марсе, а в психиатрической лечебнице?
Как бы то ни было, а надо идти быстро, стараясь не касаться почвы. Еще быстрее! Нечем дышать. Еще минута и легкие разорвутся! Почему звезды переливаются? Надо больше бегать, надо вернуть форму, такой пологий подъем, а дыхания не хватает. Хорошо, что под ногами уже не мерзлый песок, а теплая лава. Как называется этот центральный вулкан в цепи из трех щитовых марсианских гигантов? Павонис Монс? И где этот чертов Олимп?
Очередной подъем кажется нескончаемым, хотя и проносятся мимо с бешеной скоростью лавовые поля. Творец влечет Сашу все быстрее, звезды разгораются все ярче, но время тянется, вот и мокрые после купания волосы успели высохнуть. Наконец впереди показалась плоская вершина расплывшегося во все стороны, сколько хватает взгляда и даже дальше, далеко за горизонты пологого конуса. Он не поражает отточенной, идеальной красотой крутых склонов Фудзи, он вообще не воспринимается горой, слишком велик. Размером со страну! Попробуй от его подошвы увидеть вершину, хотя она и возносится в небо чуть ли не на тридцать километров. Последний рывок и прямо перед ними земля обрывается в черную тьму. Жерло. В нем разместится любой земной город. Пришли. Надо отдышаться.
Они сидели на краю кальдеры и смотрели на яркие, немигающие звезды. Больше смотреть было не на что. Лавовый склон за спиной чернее ночи, пропасть кратера впереди еще чернее склона. Пешком в космос! Спутники вокруг Земли летают в более плотной атмосфере. Олимп. Обитель богов. Но кроме них двоих на вершине не было никого. Пытаясь понять, что происходит и почему он еще жив, Саша огляделся. Творца окутывала едва видимая в свете звезд мерцающая линза, купол воздуха, под защитой которого легко дышалось, пахло озоном и дождевой свежестью. Александр зябко повел плечами, хотя ему было даже жарко после стремительного восхождения, и подсел поближе к задумчивому демиургу. Над головой эта линза казалась похожей на нимб…
— Саша, ты веришь в бога?
Александр рассеянно швырял кусочки лавы в бездонную черноту кальдеры и не спешил с ответом. Он следил, как они тянут за собой след из пузырьков воздуха и те сверкают в темноте цепочкой коротких вспышек – похоже на очередь из пушки штурмовика. Трассирующими снарядами.
— Не думал об этом. Не было времени. Нет, не верю.
— Но ведь я рядом…
— Но ты же спросил о вере, а не о знании.
— Теперь ты знаешь.
— Тогда причем тут вера?
— Вера необходима. Без нее в жизни нет смысла.
— А он в ней есть?
— Конечно, есть! Если не во что верить, то незачем и жить. Даже я надеюсь, хотя знание убивает веру, а я, как ты понимаешь, знаю довольно много. Но у меня сейчас трудная пора. Я не знаю, что со мной будет дальше, что ждет меня, неясный путь эволюции или незамутненная стагнация. Одна моя половина хочет одного, другая другого, а сколь много я отдал тебе! Я разрываюсь на части и в моем случае это совсем не метафора! А в целом я невыносимо устал за миллиарды лет и хочу на покой. Поэтому ты здесь.
— Я это понял. Но у меня свой путь и богом я становиться не собираюсь – я человек!
— Этого никто у тебя не отнимет. В каком-то смысле и я человек, просто, чем выше наш уровень, тем больше ответственность. Но погляди вокруг. Я привел тебя на гору, выше которой нет. Весь мир и все царства его перед тобой! Сними с меня эту ношу. Забери эту чашу из моих рук. Ты молод, полон сил, так приложи их к творению, продолжи его к вящей славе своей!
Александр долго не отвечал. Он бросил в черноту последний камешек и поднялся на ноги. Ему не хотелось возражать, не хотелось спорить, творец импонировал ему. Землянин задумчиво шагал то в одну сторону, то в другую, забыв о спасительном куполе воздуха, и вполне мог хлебнуть вакуума. Но не хлебнул. Воздушная оболочка послушно окутывала его голубоватой дымкой. Призрачной, тонкой, похожей на каемку атмосферы на снимках Земли из космоса, и только вокруг головы клубилось, но не рассеивалось в холодную пустоту облако, пар от дыхания – Саша никак не мог отдышаться. Ему казалось, что воздуха не хватает.
Пар замерзал в искрящиеся снежинки и те непрерывно сыпались на черную лаву. Вокруг собеседников появилось белое пятно инея, испещренное отпечатками босых ног. Впервые за миллионы лет, а может быть и впервые в его истории, на величайшем вулкане солнечной системы лежал снег. Демиург понимающе кивнул, увидев линзу воздуха над головой Александра, а тот резюмировал свои размышления:
— Я сделаю это, когда пойму, что иначе нельзя, но у меня свой путь и я его пройду. Одно только хочу заметить, если позволишь: думаю, бог не может снять свое бремя с плеч, не может передать его никому! Но, пожалуйста, не мешай нам.
— Философ говорил мне об этом, о том, что пора оставить вас в покое. Но я не могу этого сделать. Вы это все для меня, ведь что я без вас?! У людей есть перспектива, есть будущее, но только...
— Но что? Чего ты хочешь, отче, к чему стремишься, что задумал на этот раз? Все ли продумал и предусмотрел?
— Бог не хочет, Александр! Бог должен…
Земляки.
Саша плыл на спине в теплой ночной воде, пытаясь вспомнить вечернюю беседу с богом. Чем завершилось их невероятное восхождение на Олимп? Как он вернулся под купол? Или он так и не уходил с пляжа и все ему приснилось? Он плавно перевернулся, стараясь не раскачать миниатюрное звездное небо, пора уже выбираться на берег, скоро рассвет. Но вдруг насторожился — слабые отблески света на запотевшем стекле купола это не первые лучи утренней зари. Инстинкт заставил бесшумно нырнуть, проплыть под водой все озеро и вынырнуть уже возле другого берега, там, где к нему подходили заросли чего-то похожего на тростник.
Фонарики обшаривали пляж на той стороне, кто-то там поскользнулся, упал, раздался плеск воды – и русский мат. Александра заколотил озноб. Он ожидал чего угодно, но не этого! Неуклюжего нарушителя тишины осветил фонарик и в его неярком свете мелькнул силуэт в длинной шинели и с винтовкой в руках. К винтовке был примкнут штык! Саша скользнул в заросли, чтобы не попасть под случайный луч, и услышал уже не приглушенные голоса, а громкую команду:
— Нет его здесь! Видать, улетел с греком. Эй, кто там! Выводи девок, а то не успеем за Господом, он чтой-то спешит.
— Так уже не успели, товарищ командир! Ушел Господь с отделением Сидорова, не захотел трястись в вездеходе. Пешком, короткой дорогой, к верхнему шлюзу. Эх, искупаться бы! Говорят, там, на Земле целые моря воды и даже не под куполами. Купайся, не хочу. И полно воздуха. Вот где коммунизм!
— Я те поплаваю! Почему сразу не сообщил? А коммунизма на Земле не получилось, немцы, сволочи, помешали. Политинформации надо слушать, Василий.
— Жаль, патронов не дали. Забрали бы корабль и через пару часов дома! А теперь трясись по камням целый день, нюхай Ванькины портянки. А много наших постреляли эти контры?
— Не твоего ума дело! Кто ж думал, что они сразу палить начнут…
— Так ведь тоже наши — сначала стреляют, потом думают…
— Вот и ты, дубина, сначала ляпаешь языком, а потом думаешь! Да и чем тебе думать, тьфу!
Саша перебежками, прячась за фикусами, добрался до цели. Поняв, как просто пришельцы проникли под купол, и как будут покидать его, Александр решил встретить их у шлюза. Придется сражаться в одних плавках, соваться в коттедж за оружием и изумрудным костюмом опасно. Как он ни пытался связаться с девушками, те молчали. Но раз их выводят, значит, они живы и на ногах. И главное, у напавших нет патронов! Сюда их привез какой-то транспорт и отделение Сидорова ушло с «господом». Значит, есть шанс.
Саша даже не думал о переговорах, с первых же слов э-э-э... бурых, он почуял в них врагов. Переговоры бесполезны. Эмпатическое восприятие говорило то же самое: эмоции бурых были такими же грязными, как и они сами. Увидев девушек, подгоняемых к шлюзу штыками и прикладами, Александр понял, что пришло его время. Он не любил драться. Но хорошо умел.
Девушки шли со связанными руками, в белых ночных рубахах. Они смеялись до упаду, найдя в старинных комодах коттеджей эти длинные рубахи и примерив на себя, но оказалось, что спать в них уютно. Картина напоминала татарский полон, гонимый в Крым. Видимо, шок насильственного пробуждения был силен, и Александр никак не мог достучаться до их сознания, но разодранные рубашки и царапины на теле говорили о том, что без сопротивления девчат взять все же не удалось! Что ж, злее будут.
Он прислонился к дверям шлюза и хладнокровно ждал. Вот колонна показалась из-за угла ближайшего домика. Ее возглавлял офицер в более светлой шинели, с шашкой на ремне. За ним следовали бойцы – заросшие, в грязных засаленных ушанках, с кислородными масками, болтавшимися на груди, и с винтовками за плечами. За теми плелись девушки. Они онемели от стыда и унижения, опустили буйные головы и не увидели Александра, который вальяжно прислонился к дверям шлюза и чуть ли не почесывал себе живот.
Девушек вела пара вояк с винтовками наперевес. Разодранные рубахи мало что скрывали, и бурые не видели ничего вокруг, кроме аппетитных женских округлостей. Легкими уколами штыков ниже талий они поторапливали пленниц и жалели лишь о том, что шлюз близок и удовольствие скоро закончится. Еще четверо замыкали шествие, нервно озираясь по сторонам и с опаской поглядывая на прозрачный купол. Он не казался им надежной защитой.
Взошло солнце и заиграло на остриях штыков. Очевидно, бурые привыкли к полумраку и тесноте подземных тоннелей, и теперь яркий солнечный свет и небо над головой смущали их. Время все замедлялось, как всегда бывало с Сашей перед боем, и он успевал заметить мельчайшие детали. Вот бурые обогнули колючий куст и сбились в кучу, настороженно и даже с некоторым испугом рассматривая невозмутимого бронзового атлета. Затем они разобрались, что он один, голый и без оружия:
— Глянь, Василий, этот прибацанный придурок сам нас ждет! Даже портков не надел, голой жопой светит. Обосрался, видать, и пришел сдаваться. А ну, падла, руки за спину и лицом к стене!
Саша не обратил ни малейшего внимания на говорящего, его взгляд был прикован к девушкам. Он будил их сознание и те наконец-то пришли в себя:
— Саша, их же много!
— Очнулись, слава богу! Я все зову вас, зову, даже испугался. Много? Ха! Это те еще вояки, вы могли бы и сами справиться. О, Господи! Чему вас только учат в ваших школах!? Ладно, хотя бы тех, задних, придержите, чтобы под ногами не путались, пока я с этими разберусь.
Да, бурые подошли слишком близко к голому и невооруженному человеку. А чего им бояться? Марс наш! Саша зевнул скучающе, затем все же почесал демонстративно живот – и лениво шагнул, пристально глядя куда-то за спину офицера. Далее события развивались стремительно. Пока тот непроизвольно оглядывался, пока лихорадочно дергал рукоять шашки, ему ребром ладони свернули шею, смахнув с дорожки. Александр не зря бегал вокруг озера, не зря часами фехтовал с принцессами! Теперь он снова чувствовал себя в отличной физической форме, двигался намного быстрее захватчиков и ни секунды не сомневался в исходе боя.
Он ловко нырнул под штыковые удары, развернулся на пятке и выбил челюсть одному из конвоиров, тут же подсек другого и тот с размаху грохнулся под ноги принцесс. Те тоже упали, перекрыв дорожку, но готовые вскочить на ноги и вступить в сражение, если понадобится. Вторая пара бандитов замерла, не понимая, что происходит, а в руках Александра уже оказалась винтовка. Пара ударов и штык сделал свое дело. Раз и еще раз.
— Лефт, сколько их было?
Александр пританцовывал, еще не утратив боевой азарт, и смотрел поверх кучи тел на коттеджи. Тех двоих, что подгоняли их, повергли воспрявшие духом принцессы, да и остальные, пытавшиеся бежать, далеко не ушли.
Марс все больше напоминал Саше Афганистан: и своими пустынями и тем, что сюда тоже вторглись русские. Но там он всегда был начеку, потому и выжил. Здесь же он с треском провалил важную миссию и ему было стыдно.
Хорош посол! Пляж, загар, девицы. Олимп. Бог. Бог богом, но он, представитель землян, он должен был проявить инициативу на переговорах, дипломатическую изворотливость, мудрость, наконец! И он проявил... Хорошо, что часть бурых ушла, отделение этого, как его, Сидорова. А если бы не ушла? Брел бы и он, связанный и ободранный, неизвестно куда. Дипломат! Специалист по активным действиям! Чего они достигли вчетвером за три дня? Клиент ушел, не снизойдя до переговоров, союзник исчез со своим кораблем, до своих сотни километров мертвой пустыни. Только и того, что все покрылись легким загаром! Лишь сейчас Саша понял, что их намеренно разделили, понял, почти физически ощутил, что на лагерь и корабли тоже могли напасть, но Командор, в отличие от него, не из тех, кого можно застать врасплох. Кажется, несмотря на одержанную викторию, они попали в большую передрягу.
— Это все, Александр! – Лефт хладнокровно сломала шею последнему из поверженных и так же спокойно ухватила за грязную шевелюру единственного из нападавших, оставленного беспощадными мстительницами в живых, примерилась – и хлестким ударом вправила ему выбитую челюсть.
— А этот будет языком. Он все нам расскажет. Правда, Вася?
Вася молча кивнул. Он с ужасом смотрел на трупы соратников и на мрачные усмешки зеленокудрых фурий. Его потрясла легкость и быстрота полного уничтожения целого отделения. И кем? Голым парнем и тремя полуголыми девицами! А ведь с Господом посылали лучших бойцов. Кто же это? Парень, что и говорить, силен, но сразу видать, что земляк. А вот девицы… лишь сейчас он рассмотрел их толком — и ему стало страшно до озноба. Ох, не стоило с ними связываться! Ведь это же истинные ведьмы. Бедный Вася отлично понял, что жить остался по чистой случайности, Лефт лишь в последнюю секунду подумала о языке и проводнике и сдержала удар.
Остыв после боя, Александр засобирался в поход. Под куполом оставаться нельзя, бурые обязательно вернутся, но уже с патронами. Да и какой смысл? Надо спешить в лагерь. Но девушки, едва придя в себя, запаниковали пуще прежнего – пропала связь с Мэгги! Всемогущая мамочка молчала и это пугало больше всего, такого еще не бывало, такого вообще не могло быть! Не могли они связаться и с Доктором, хотя здесь, под куполом, общались между собой нормально. Впрочем, не совсем. У девушек разболелась голова и все хуже они себя чувствовали. Саша сам попытался дозваться Мэгги, но из этого, конечно, ничего не получилось, хотя девушки уверяли, что сигнал хороший, а им становилось легче. Саша как будто заговаривал боль.
Добравшись до коттеджа, он связался с лагерем через интерком. Тот, к счастью, работал – через спутники-трансляторы, но на этом везенье окончилось. Отозвался Док и рассказал, что какие-то грязные люди в бурых шинелях, кислородных масках и с винтовками преодолели защитный периметр (скорее всего, подземными тоннелями), пытались захватить корабли, открыли стрельбу и повредили ровер. Очевидно, потомки тех самых «борцов» за счастье трудового народа. Нет, не зря они не нравились Мэгги.
Пока Док выбирался на помощь пилоту, который саблей отгонял самых наглых, ковырявших штыками люки шлюзов, того чуть не пристрелили, и тогда Док открыл огонь. Уцелевшие удрали в сторону склона и еле удалось остановить Командора, рвавшегося в шлюз на плечах противника! Мэгги хотела открыть огонь из бортовой установки, но побоялась его зацепить. Чувствовала она себя неважно, жаловалась, что не «слышит» принцесс, что кто-то глушит передачу, ощущала сильное давление, ей все тяжелее было контролировать себя, и вскоре она потеряла сознание.
С тех пор Док вызывает Александра и девушек и страшно рад их слышать. Потому что это война. Командор взрывает подкопы и вообще держит оборону. Его ранили штыком, стреляли в его корабль и теперь он очень зол. Положение тяжелое. Перед нападением на связь с Мэгги вышел Мемнон. Он успел сообщить, что с клиентом что-то неладно, что у них с Философом неприятности, их блокируют и корабль поврежден. В общем, приходится рассчитывать на свои силы, но если Мэгги не придет в себя, долго им не продержаться. Патронов мало, сил противника они не знают, да и не воевать сюда летели. Саша должен любой ценой доставить на летающую тарелку принцесс, только они умеют управлять ею и ее бортовым оружием.
Александр посуровел и немедленно взялся за дело: он нырнул в зеленый костюм, надел шлем, пояс с револьвером и ятаганом, затем сдернул простыню, ловко связал ее в котомку и занялся поисками провизии. Глядя на него, и девушки зашевелились. Не хотелось терять времени, но все же Саша нашел лопаты. Они вырыли могилу, в которой и похоронили бурых – все дела надо доводить до конца. Крест сделать было не из чего, поэтому Саша воткнул в холмик винтовку и надел на ее приклад буденовку. Вася помогать не хотел и смотрел с удивлением, он предложил вытащить эту падаль в пустыню, чтоб не воняла, и бросить там, не тратя сил и времени. Но, получив по морде, — Саша был настроен решительно и очень торопился, – пленный сразу проникся, замолчал, копал усердно и всячески выражал Александру свое глубокое уважение.
Снаружи они нашли вездеход, похожий на земной бензовоз цилиндром гермокузова, но с открытой кабиной и плетеными из упругой проволоки колесами со спиральными металлическими спицами. Саша сел за руль – управление оказалось на редкость простым – властно отправил девиц в кузов, усадил рядом Василия в качестве Сусанина и они тронулись в дальний путь.
Муки воплощения.
— Почему они такие неубедительные, Валерий? Может, дело в экипировке, в шинелях этих, шапках? Как там называются их островерхие кожаные шлемы? Буденовки, что ли? Их что, по будням носили?
Мы снова в маленьком баре розовой летающей тарелки. Поздний вечер, пора закрывать, но хозяйка не подает виду, ей хочется послушать. Да и что еще делать посреди пустыни, вдали от дома?
— Нет, эти островерхие кожаные шлемы назвали в честь одного из главных бурых кавалерийских командиров. Представляешь, тысячи конников в буденовках скачут в атаку, рубить соотечественников в капусту! Страшная история у автора получилась.
— Да, кошмар, но кошмар убедительный. Почему же наши вояки так слабо выглядят? Эх, утратила страна военные традиции! С тех пор, как потеряли флот и Николай даровал независимость Польше, финнам и прибалтам – ни одной настоящей войны.
— Так и слава богу! Это лучше, чем полтора века непрерывных войн. В этой истории, которую мы снимаем, империя все равно рухнула, прошла через море крови и слез, снова встала на ноги, заплатив неслыханную цену, и снова обрушилась. Мы вот с Федором подсчитывали (надо же знать, сколько шинелей и винтовок заказывать) – более шестидесяти-семидесяти человек в атаке на корабли участвовать не могло. Вполне достаточно у нас бурых. Но набирать их надо было здесь, на месте. А если уж решили москвичей приглашать, то не на день-другой съемок привозить, а на месяц-два. И держать в палатках, мыться не давать, кормить плохо. Чтобы озвереть успели!
— Ничего, никуда они не денутся! Ты же Федора знаешь, он не успокоится, пока не снимет так, как он хочет, а на это и месяц может уйти. Еще озвереют...
— Через месяц мы тут все озвереем. Но ты лучше скажи, что там с Мэгги?
— Да не нравится она Федору. Не тот уровень. И показывается дама всего лишь в трех эпизодах, но эпизоды эти центральные! На ней все держится, вокруг нее все вертится, она шарм придает фильму. Должна придавать. Евгений вот играет прекрасно, вылитый Док: врожденная интеллигентность, глубокая внутренняя сосредоточенность. Но на его фоне наша Мегги выглядит… дешево.
— Боюсь, не найдет Федор в России подходящую актрису. Красавиц – сколько угодно, но ведь не это в ней главное. Не тот здесь стиль жизни, не та история.
— Не обижай наших женщин! Почему это не найдет?
— Я с тобой, Константин, спорить не буду, с вашими женщинами вы разбирайтесь сами, ты лучше на досуге подумай и поищи среди них хоть одну, близко стоящую рядом с Мэгги, генералом корпуса, между прочим! Русские женщины все больше от мужика зависят, их с детства так воспитывают. И что? Поймать поймает, а удержать не может. Все-таки мы Азия!
Как бы помягче выразиться? Их с детства приучают воспринимать себя как товар, который надо продать подороже, а ведь это психология проституток. Не зря все бордели на Западе и Востоке забиты нашими красотками. Скажи мне, ты помнишь хоть одного русского генерала в юбке? А министра? То-то же. А в Британии даже министр обороны – дама, руководитель спецслужб – дама, а в Штатах и президентом может стать дама! Нет, эта Мэгги нам не подойдет, Федору нужна личность классом выше: яркая, активная, независимая, агрессивная, но без склочности, знающая себе цену. И не мужикам эту цену платить, она сама купит любого приглянувшегося. Такую Мэгги надо в Голливуде искать!
— Ну, ты загнул, Валерий! А гонорар? Полфильма снять можно, а то и фильм.
— Смотря, какой фильм мы хотим снять. А насчет денег – автор на днях целый табун спонсоров привел. Талант у него на людей, божий дар, можно сказать. Народ серьезный, предлагают смету сразу раз в десять увеличить и снять крутой блокбастер! Но с нашим философским уклоном и нравственными шатаниями, то есть исканиями. Почему бы и не утереть нос американцам? Нефтедоллары льются золотым дождем! Так что поговори с Федором и спроси напрямик: кто ему там, в Голливуде, больше подходит.
По лунной дорожке.
All that we see or seem
Is but a dream within a dream
E.A. Poe
Отразив нападение, Доктор поспешил к Мэгги. Ей было нехорошо. Угасал воинственный блеск в очах, она тяжело дышала и едва говорила:
— Кажется, у нас проблемы, Андрей! Теперь все зависит от Александра. И от тебя.
Мэгги внимательно посмотрела в глаза Доктору, как будто пытаясь увидеть в них нечто такое, что давно известно ей, но пока неведомо самому ученому.
— Не могу, гаснет сознание… клиент взялся за нас всерьез. А ты опять уходишь, Андрей? Вижу, опять. Снова ждать. Ты должен…
Доктор ничего не понял из этих слов, но осталось ощущение, что Мэгги знает его давно и хорошо, лучше, чем он сам себя знает, хотя с момента их знакомства не прошло и недели.
Только что он застрелил шестерых, а умей быстро, по-ковбойски перезаряжать револьвер, застрелил бы вдвое больше. И больше волновало его малое количество патронов, а не число сраженных. Нескольких он еще и заколол…
В отличие от Командора, который в эйфории первого контакта надеялся на братание разумных существ, Доктор сразу понял, что атакуют их с решительными намерениями и пощады не будет. Налетчики, бурая от грязи, омерзительная шваль в потрепанных шинелях, ударили в штыки! Командора спасли изумрудный панцирь и тяжелая сабля (прекрасная все же реакция у пилотов-истребителей, отметил про себя Док), но за него взялись всерьез, окружили толпой и уже собрались броситься, как стая волков на вепря, как грохнул первый выстрел.
Доктор стрелял прямо с трапа, не торопясь и аккуратно. Свалив парочку самых опасных, тех, что зашли командиру за спину, он перебросил револьвер в левую руку и выхватил рапиру. Что-то в поведении бурых подсказало ему, что у тех либо крайне мало, либо совсем нет патронов, и он решил поберечь свои. Но не успел он сбежать по трапу, как на него двинулись долговязые фигуры в шинелях, валенках и засаленных шапках-ушанках, завязанных под подбородком тесемочками. Лица вояк скрывали кислородные маски. Верзилы показались Доку медлительными, однако винтовки с длинными трехгранными штыками держали умело.
Тяжелая рапира в руке вдруг показалась легковесным аргументом, и Док пожалел, что не догадался провезти на Марс пулемет. Он остановился, мрачно обвел взглядом наступавших, поднял револьвер и прицелился в лоб самому активному:
— А ну, стоять! Смирррна! Ишь, вояки. Алексей Петрович – полковник советской армии, а вы кто такие? Кстати, Петрович, ты не забыл – у тебя есть наган. Объясни землякам…
То ли телепатию Доктор уже немного освоил, и послание дошло до земляков (а в том, что это были земляки, сомнений не возникало), то ли по губам они разобрали, то ли револьвер перед носом будил воображение, но долговязые замялись — и в это время грохнул выстрел. Командор перестал мечтать о контактах и взялся за привычное военное дело. В то же мгновение выстрелил и Док, взмахнул клинком и бросился вперед. На этом нападение бурых закончилось и перешло в паническое бегство. Последние патроны Док в сердцах потратил на идиотов, долбивших штыками люк корабля, а командир расстрелял свои, увлекшись преследованием.
Увы, блистательная виктория стала лишь началом военных действий, в чем вскоре пришлось убедиться. Док поспешно вернулся к Мэгги, та чувствовала уже серьезное недомогание, настолько несвойственное координаторам, что дама обеспокоилась. Стало ясно, что дела приняли серьезный оборот. Патроны таяли на глазах, как и Мэгги, ее недомогание быстро перешло в критическую фазу, управлять тарелкой они не умели, а отсидеться в ней не удастся, она всего лишь легкий катер, ее достоинства не броня, а скорость и маневр.
На остатках угасающего сознания Мэгги помогла пилоту разобраться в основных возможностях плоского чемоданчика Мид. Они не зря понаставили столько датчиков по периметру лагеря – помимо линз водяного льда те позволяли обнаружить и подкопы бурых. Ну а делать взрывчатку для их подрыва пилота учить не стоило. Этим он и занялся и еще через час Док, сидевший у постели Мэгги, почувствовал, как их слегка встряхнуло. Тут же на связь вышел Командор – он взорвал подкоп. Док может и должен в первую очередь помочь Мэгги, но просто обязан дозвониться, или как там это у телепатов делается, до Александра с принцессами. Они нужны здесь! Обо всем остальном он, Командор, и сам позаботится. Если не будет ничего неожиданного, то сутки, а то и двое их не будут слишком беспокоить.
Наступил вечер очередного трудного дня и даже Командор устал. Он прилег отдохнуть прямо в броне и попросил разбудить в случае срочной необходимости. Мэгги стало чуть легче, она ровно дышала и, похоже, просто спала. Док следил за периметром и вдруг понял, что Марс уже не самое важное для него. Вдруг появилось холодящее чувство отстраненности, как будто он смотрит на происходящее сквозь стекло аквариума. Он понял, что сейчас его позовут, что он не устоит перед зовом, и поэтому сам не стал ждать, а надел чешуйчатый костюм, плащ и вышел в ночную пустыню. Так начались его персональные приключения.
Подмораживало. Полыхали удивительно яркие для мутной марсианской атмосферы звезды. Но удивило не это. Высокий незнакомец в белом бурнусе и с непокрытой головой задумчиво катался по лунной дорожке на их ровере. Док понял, кто это, но все же механически поднял голову. Нет, луны не было. Гость мчался в ледяную пустыню, лихо там разворачивался, проскальзывая по инею, и тихо плыл назад, к лагерю. Кажется, это был его ночной ментальный собеседник. Но звучали иные интонации, проглядывал иной характер.
— Аккумуляторы сядут, э… господь. И откуда лунная дорожка?
— Забавная машинка, Андрей Георгиевич! Дорожка? Просто для красоты. Серебряные блики на барханах – что-то в этом есть чарующее. Не беспокойтесь, аккумуляторы я заряжу. Техника это несложно. С людьми труднее.
— Не без того. Но зачем так давить на Мэгги? И что общего у Вас с этой бурой мерзостью? Не понимаю…
— Времени у нас маловато для объяснений. Я ведь не совсем тот, за кого вы меня приняли. Я за вами из будущего прибыл. Вы же все время о времени думаете, вот и додумались. А то, что здесь творится… помните, вы меня в дуализме заподозрили? В расщеплении сознания? Если бы так! А триплета не хотели? Бог-отец, бог-сын и бог-дух святый! Ну, с Александром все ясно, для того вас сюда и организовали, но кто же знал, что он окажется таким скорым и самостоятельным? Что его сразу потянет к звездам? Он улетит, так и задумывалось, но иные ипостаси… Баланс нарушился, вот и пошло все наперекосяк.
Ах, Доктор! Трудно быть богом. Как достичь единства в триединой сущности? При нашей неуемной креативности? Черт его знает! Мы не смогли, вот и заварилась эта каша. Да и Вы… Вам надо срочно отбыть, исправлять ваши же ошибки. Ах, сколь легко быть человеком: век краток, кругозор узок, ответственности никакой, живи не хочу! А ведь порой и не хотят. Почему не хотят? Что мешает? Не пойму. Да не стойте вы столбом, как жена Лота. Садитесь, прокачу с ветерком! Там и поговорим. Дело вот в чем…
Рейтинг комментария: 0 0
Рейтинг комментария: 0 1
Рейтинг комментария: 0 0
Рейтинг комментария: 1 0