ПЕЧАЛЬНАЯ УЛЫБКА ВОЙНЫ
18-09-2014Миниатюры
Автор - художник, поэт, эссеист. Родился 13 марта 1966 года в Киеве. Учился в художественно-промышленном техникуме и институте иностранных языков. С 1988 года - свободный художник. Выставлял свои работы в Украине, России, Европе и Америке. Писать начал относительно поздно - лет в семнадцать, сперва стихи, а затем и прозу. Первая книга, написанная в соавторстве с Михаилом Валигурой ("Приключения Торпа и Турпа"), вышла в 1992 в Киеве (издательство "Эссе"). В том же 1992 году переехал в Германию.
Иллюстрации миниатюр - автора.
1
Война происходит не только на поле боя, но и в головах. В нынешней украинско-русской войне (увы, иначе это назвать нельзя) столкнулись не только солдаты, но и представления о мироустройстве. Мышлению имперскому противостоит – нет, не либерально-демократическое– имперскому противостоит человеческое.
Империя по сути своей не может быть повернута лицом к человеку. Смысл существования империи – экспансия, расширение. Грубо говоря – пожирание. Пожирающий нацелен на пищу, а не на ложку, при помощи которой ест.
В начале и на пике своего развития империя производит первоклассный человеческий материал (прошу прощения за столь имперское выражение) и с невыносимой легкостью им жертвует. Со временем ресурс истощается, но привычка жертвовать им остается. Люди в империи существуют ради империи. В стране человеческой государство существует ради людей. Два этих представления непримиримы, компромисса между ними быть не может.
Когда говорят, что Украина проиграла войну или, напротив, проиграла сражение, но войну выиграла, мне хочется сказать: подождите. Давайте посмотрим, какой она выйдет из этой войны. Если доброй Родиной, любящей своих детей, готовой заботиться о каждом ребенке, словом и делом скорбящей о тех, кто не по принуждению, а из одной лишь любви к ней отдали за нее жизнь – тогда она окажется победившей страной. Если же державное в ней победит человеческое, то сама она проиграет и – чем бы ни закончилась война – останется имперским обломком, колонией, маленькой неудавшейся империей. Не по форме, конечно, а по содержанию.
2
Кабинет в Кремле. Посреди кабинета стол, на котором разложена карта Украины. Над картой склонились Путин, Лавров и Шойгу.
Путин: Сергей Кужугетович, сколько уже дивизий мы туда не перебросили?
Шойгу: Десять дивизий, Владимир Владимирович.
Путин: Как думаете, не пора ли нам не перебросить туда парочку корпусов?
Лавров: Может, не сегодня перебросим?
Путин: Почему именно не сегодня, Сергей Викторович?
Лавров: Ну, ассоциации, знаете... Сравнивать начнут.
Путин: С чем?
Лавров: С тем, что 75 лет назад было... Вы меня понимаете, Владимир Владимирович.
Путин: Не понимаю. Неуместные ассоциации. Тогда речь шла о полномасштабном вторжении. А сейчас – о полномасштабном невторжении. И кто это, хотел бы я знать, позволит себе сравнивать?
Лавров: Американцы, европейцы, те же украинцы...
Путин: Сергей Викторович, я с некоторых пор наблюдаю у вас когнитивный ренессанс... То есть... Нечто когнитивное наблюдаю. Внешним делам России вы предпочитаете заниматься внутренними делами Украины. Когда мы окончательно не вторгнемся в Украину и не возьмем Киев, вы займете место Авакова. Сергей Кужугетович, а вы что скажете?
Шойгу: Разгладим ногтем буланым, как шоколадную фольгу.
Путин: Что, простите? Вы бредите?
Шойгу: Это стихи. Бродского.
Путин: Только этого не хватало. Вы бы еще стихи Коломойского почитали. Министр обороны, а занимаетесь Бог знает чем. Не ожидал от вас, Сергей Кужугетович. Каким, вы сказали, ногтем?
Шойгу: Буланым.
Путин: Вы уверены?
Шойгу: Да. То есть нет.
Лавров: Разгладим улан.
Путин: Перестаньте морочить мне голову. Каких еще улан?
Лавров: Польских.
Путин: Всему свое время. И до поляков доберемся. То есть не доберемся – ну, вы меня понимаете. Сергею Кужугетовичу, я смотрю, уже неймется до них не добраться. Вам неймется, Сергей Кужугетович?
Шойгу (мрачно): Мне очень неймется, Владимир Владимирович.
Путин: А вы уймите ваше неймется. Здесь нужны постепенность и плавность. Вы когда-нибудь видели, как летают стерхи?
Шойгу: Не видел.
Путин: А слыхали, как поют дрозды?
Шойгу: Не слыхал. А вы и с дроздами?..
Путин: Что такое? Что за намеки? Что я мог делать с дроздами? Яйца с ними высиживать?
Шойгу: Не знаю, Владимир Владимирович.
Путин: Это называется – оробеть до наглости. Ну-ка встаньте по бокам от меня.
Лавров: Зачем?
Путин: Хочу загадать желание, Сироженьки...
Лавров и Шойгу становится слева и справа от Путина.
Путин (шепчет, закрыв глаза): От Лиссабона до Владивостока... Это вам не от Байкала до Амура... Мадрид, Париж, Лондон, Берлин, Цюрих... А, может, и Вашингтон...
Шойгу (Лаврову, тихо): О чем это он, Сергей Викторович?
Лавров (Шойгу, так же тихо): Не знаю, Сергей Кужугетович. Видимо, перечисляет места, где у него находятся банковские счета...
3
– Ну что, договоримся о прекращении огня?
– С вами?
– Со мной.
– Так это вы его ведете?
– Ни в коем случае.
– Но по вашему приказу?
– Боже упаси!
– Вы вообще ни при чем?
– Абсолютно.
– Тогда о чем с вами договариваться?
– О прекращении огня.
– Погодите...
– У вас нет времени годить. Договариваемся или нет?
– Мне все же хотелось бы понять...
– А не надо ничего понимать. Кому надо и так понимают.
– А мне не надо?
– Скажем так: не обязательно. Вы ведь хотите, чтобы огонь прекратился?
– Хочу.
– Так он прекратится.
– Каким образом, если вы тут ни при чем?
– Вы снова лезете в детали, упуская главное. Допустим, огонь прекратится по счастливой случайности. Вы верите в счастливую случайность?
– Не верю.
– Напрасно. Надо верить. Особенно, когда ничего другого не остается.
– И какие у меня гарантии?
– Даю слово офицера. Вы верите слову офицера?
– Не верю.
– И снова напрасно. Постарайтесь поверить.
– Не получается.
– У меня тоже поначалу не получалось. Но я долго и упорно тренировался. И вот вам результат: говорю – и верю себе, снова говорю – и снова верю. Хотите, попробуем вместе?
– Ладно, давайте.
– Вот, уже лучше. Итак, огонь с нашей стороны прекратится. С нашей стороны прекратится огонь. Прекратится огонь с нашей стороны. Ну как?
– Не знаю.
– Вы на верном пути. Сперва не верили, теперь не знаете. Еще немного, и поверите. Идем дальше. Я никакого отношения к этому не имею. Я не имею никакого отношения к этому. К этому я не имею никакого отношения... Верите?
– Ну, допустим.
– Вы умнеете на глазах. Взрослеете. Мужаете. Так мы договорились? Тем более что вам ничего другого не остается.
– Договорились...
– Рад, что мы нашли общий язык.
– Угу. Еще какой...
4
– Послушайте, вы же обещали нам оружие.
– Ну, во-первых, не то, чтобы обещали, во-вторых, не вполне вам, а, в-третьих, не совсем оружие.
– Так что нам – голыми руками сражаться?
– Зачем голыми... Наденьте перчатки. И потом – у вас же перемирие.
– Ну да, перемирие... Местами. Из всех орудий.
– Вы только не подумайте, что мы бросаем вас на произвол. Кое-чем поделимся. Нелетальным.
– Чем, например?
– Например, сачками.
– Какими сачками?
– Для ловли бабочек. Вы что, бабочек в детстве не ловили?
– Зачем нам сачки?
– Полезная вещь. Знаете, как противника накрывает... Изумляет до бездействия. Потом – театральные бинокли.
– На кой нам черт...
– Не горячитесь. Должны же вы наблюдать за неприятелем.
– Но почему театральные?
– Так у вас же театр военных действий. Наводите на врага бинокль, он тушуется от пристального разглядывания, и тут вы накрываете его сачком. Просто и эффективно.
– Понятно. Что еще?
– Спасательные круги.
– А круги зачем?
– Как зачем... Они же спасательные. Солдат, надевший спасательный круг, чувствует себя наполовину в безопасности. В чисто моральном плане. Очень укрепляет боевой дух. Ну, и напоследок – партия шариковых ручек.
– И что мы с ними будем делать?
– Подписывать новые договоренности. Вам еще много чего придется подписать. В чем в чем, а в этом можете не сомневаться.
5
Барак на окраине поселка в Ростовской области. На кроватях лежат угрюмого вида небритые мужчины. В барак заходит капитан полиции в сопровождении нескольких военных.
– Нучё, блядь, бэженцы, доброго всем, нахер, утра.
– И тебе, сука, того же.
– Валяемся? В поле работать не хотим?
– А мы чё, бляха, трактора? Мы, сука, комбайны? Вы нас тут, блядь, за беженцев держите или за рабов?
– Упыри вы, а не беженцы. Народ уже на вас жалуется – достали...
– А ты нас, сука, не стыди. Сами упыри, блядь. Мы думали, вы нас от укропов защитите, от фашни бандеровской, а вы, бляха, чё сделали? Дома порушили нахер, отжали, что могли, баб наших перечпокали...
– Я ваших баб перечпокал?
– Та все вы... эти самые... гнойные, бля.
– Чё ж вы к нам, гнойным, приперлись?
– А куда нам переться было? К этой хохляцкойжидовне фашистской? Вы ж нам тут, сука, рай на земле обещали...
– Ага, блядь, рай... Сарай. Короче, в поле сегодня можете не выходить.
– Ёкарная цепь! А чё так?
– А то. Пакуйте вещички, берите ваших перечпоканых баб и – в дорогу, бляха, с песнями и плясками. Сибирь по вам скучает.
– Какая еще, нахер, Сибирь?
– Какая... Большая. Все поместитесь.
– Эй, начальник, мы так не договаривались!
– А меня чё, блядь, трефовым валетом побили, чтоб я с вами договаривался? Гармошку в руки, ноги в валенки и – вперед в Якутию.
– Не, вы, бляха, видали? Вы слыхали, сука? Да вы ж, блядь... вы ж, блядь, хуже хохлов! Вы ж, блядь, жидобандеровцы кацапские! Мы, блядь, к вам по-братски в гости, а вы нас, сука, в Сибирь?
– А куда вас, бляха? В Сочи? Под теплым солнцем жарить жопы и в море нежный хер купать? В Енисее искупаетесь. Сами паковаться пойдете или солдатам вас проводить?
– Суки. Упыри, блять.
– Та мне похер ваша брань. Хоть всю тайгу обматерите. Гармошки взяли? Валенки обули? И тихо, сука, понеслись.
6
Слушайте, мы же договорились о прекращении огня!
– Договорились.
– А вы стреляете!
– Это не стрельба.
– А что это?
– Это праздничный салют в честь перемирия.
– Из гаубиц? По городу?
– Должны же мы поделиться нашей общей радостью.
– А если мы в ответ кое-чем поделимся?
– Не имеете права.
– Почему это?
– Ваш президент подписал договоренности.
– А ваш?
– А наш ничего не подписывал. Он наблюдатель. Миротворец.
– А если мы просто выйдем из города и вломим вам?
– Выходите. Вломите. Нет ничего приятней утренней прогулки по минному полю.
– Вы поле заминировали?
– Так ведь осень. Время сеять озимины.
– Ублюдки. Хоть бы людей пожалели...
– У нас нет времени жалеть тех, за чье счастье мы боремся. Заряжай.
Облака над холмами.
7
Сегодня, воспользовавшись прекращением огня, сделал политическую паузу и продолжил начатую накануне картину. Поработал около часа, тут в дверь позвонили. Я открыл. На пороге стоял мой сосед сверху.
– Можно? – немного застенчиво спросил он, разглядывая мои выпачканные в краске руки. – Я, кажется, помешал…
– Проходи, – говорю.
– Слыхал новость? – сказал мой сосед, пройдя в комнату. – Наши, вроде, заключили с украми перемирие.
– Чего? – спрашиваю.
– Ой, блин, извини… Ваши заключили перемирие… с кацапами.
Он окончательно смутился, глянул на мольберт и говорит:
– Рисуешь?
– Угу.
– Красиво. Небо такое… облака.
– Нравится?
– Ну да. Божественно, блядь… Я чего пришел – у тебя выпить есть?
8
Столик в открытом кафе на берегу моря. За ним с бокалом пива в руке сидит мужчина в желто-голубой бейсболке. К столику подходит мужчина в бейсболке цветов российского триколора, также с бокалом пива в руке.
– Не занято?
– Тю! Как будто вас смущает, занято тут или не занято.
– Не понял.
– Та я вижу, шо вы ничего не понимаете.
– Так можно присесть?
– Та садитесь уже. Или, може, сразу часть стола отпилите и себе возьмете?
– Вы чего так со мной разговариваете?
– Сам удивляюсь. Удивляюсь, шо вообще с вами разговариваю.
– Я лучше к кому-нибудь другому за столик подсяду.
– Не надо. Сидите тут. Я привык, а других – жалко.
– Всё же грубый вы народ...
– Зато вы – охренеть какой вежливый. Вежливый и зеленый.
– В смысле?
– Та ладно, как будто не понимаете. Сидите, пейте пиво. Только бокал свой держите от меня подальше. Бо ж, ей-богу, не выдержу и плюну туда.
– Послушайте, лично я – что вам сделал?
– Шо мне нравится – с кем из ваших не поговоришь, лично он никому ничего такого не сделал. Он такой святой, шо у него спина от крыльев чешется и нимб на голову давит. А как все вместе, так такого наделаете, шо десять раз подавишься, пока расхлебаешь.
– Сами виноваты...
– От, понеслось! Це як та лысыця, шопивны казъйила, а потим каже: сам вынуватый, шо хвост розпустыв.
– Я вас не понимаю.
– Как так – не понимаете? Вы ж говорите, шо у нас своего языка нема, шо це такий специяльный руський, а когда я на этом специяльном руськом разговариваю, так вы не понимаете.
– Всё с вами ясно. Вы меня еще на эту... на гиляку повесьте.
– Та нужны вы мне на гиляке. Живите на здоровье. У себя. А я у себя. Токо ж я в своей хате у себя, а вы в какую хату ни припретесь – всё равно у себя.
– Слушайте... может, нам водки выпить? И похлебать чего-нибудь горячего. Борща, например.
– Ага. Мне – борща, а вам – супа из свекольного корнеплода. Ладно, давайте водки выпьем.
Час спустя
– Вот поверь мне, Тарас... Сам возьму и сам напишу президенту нашему, чтоб он нашу Украину... тоиссь вашу... чтоб не трогал.
– Шо ты брешешь, Ваня. Ничего ты не напишешь... А вообще – напиши. Токо ж тебя зрадныком объявят и в тюрму посадят.
– Кем?
– Зрадныком. Предателем по-вашему.
– Не посадят... А если посадят – будешь мне в тюрьму посылки отправлять
– Ага. Пришлю тебе килограмм сала.
– Сала... Это хорошо. Я всё же людей
ваших не понимаю – глядят на этот тухлый запад, а сало русское едят...
– Чего? Какое сало едят? Ты шо, Ваня, сдурел совсем?
– А, ну да... Слушай, водка кончилась... Еще закажем?
– Закажем, куда ж мы денемся... А то ж то ли я тебя прирежу, то ли ты меня... А с водкой разве шоморды друг другу набьем. Так оно как-то человечней...
– Ага, по-людски. По-братски. Выпьем за братство?
– Выпьем. Не чокаясь.
– Ну вот чё ты снова...
– Та це не я.
– А кто?
– Хто-хто... нихто... Жизнь сволочная и время блядское.
9
– Петр Аляксеевич, я вас толька абадном прашу: вы яму руку пажмице. Мне ж неудобна, штоб скандал палучился, я ж хазяин.
– А вы кто?
– Здравствуйте пажалуйста! Аляксандр Грыгоравич я.
– Ага, похожи. Хотите конфекту?
– Та не хачу я вашей канфекты! Вы уж пажмице яму руку. После хоть в очи яму плюньце, но руку пажмице. Вот и Нурсултан Абишевич вас аб том же просиць.
– А кто это?
– Та што ж вы, в самомдзеле! Вот же ж он, перяд вами.
– Ага, похож. Здравствуйте. Хотите конфекту?
– Не хочу конфекты. Пожмете ему руку?
– Лучше я ему сразу в очи плюну.
– Нет-нет, так нельзя. Существует регламент. Сначала пожмите руку, а потом хоть в очи наплюйте, хоть зарежьте, как барана.
– Ну, не знаю... И в очи наплевать хочется, и зарезать, как барана, хочется, а руку жать не хочется... Конфекты точно никто не будет?
– Ах, не да канфект ваших. Вот уже Валадзимир Валадзимиравич идзёць.
– Ага, похож. Ну, здравствуйте.
– Здравствуйте. На кого это я похож?
– Не на кого, а на что. Сами знаете... Да, очень похож. Поразительно похож.
– На что похож?
– Ой, как будто вы не в курсе.
– Я не в курсе.
– Ладно, не будем играть в «угадай мелодию». Хотите конфекту?
– Что, простите?
– Конфекту.
– Вы хотите меня отравить?
– Надо же! Еще один вариант. Мне сегодня везет на дельные советы. Давайте скорее жать друг другу руки и займемся делом.
– Мне всё же хотелось бы узнать, на что я похож.
– Ну, как вам объяснить... Вы когда-нибудь держали в руках кайло?
– В смысле?
– Вы когда на стадион ходите, глядите на табло?
– Я вас не понимаю.
– Вы верите в НЛО?
– Вы сумасшедший?
– Это от предвкушения. Хочется пожать вам руку, плюнуть в очи, зарезать, как барана, и отравить конфектой. Хотите конфекту?
– И ради этого я летел из Москвы?
– Я бы на вашем месте вообще поостерегся летать. Мало ли...
– Вы на что намекаете?
– А вдруг у самолета отвалится крыло? Или в иллюминаторе треснет стекло? Или у пилота ногу свело?
– Так, я устал. Давайте сюда вашу руку и покончим с этим... Фу, что это? Что за гадость у вас в руке?
– Конфекта. Хотите конфекту?
Ссылки на книгу прозы:
http://www.moscowbooks.ru/book.asp?id=668202
http://www.ozon.ru/context/detail/id/19905303/
http://oz.by/books/more10293848.html
Рейтинг комментария: 0 1
Рейтинг комментария: 0 1