«Ледовое побоище»: между мифологией и наукой
21-09-2017
№787 от 1 сентября 2017 года
Даниил Аникин
- Даниил Александрович Аникин, историк, кфн, доцент кафедры теоретической и социальной философии Саратовского государственного университета
- Историческое знание, впрочем, и другие гуманитарные науки, часто считается излишне мифологизированным и недостойным – в полном смысле этого слова – статуса научности. Это утверждение является частично правдивым, но только частично. Времена позитивистского оптимизма О. Конта, Г Спенсера и Л. фон Ранке ушли в прошлое. Ни один современный историк не будет претендовать на то, что получившаяся у него картина прошлого может быть верифицируема посредством естественнонаучных данных, хотя это не означает отказ от использования тех достижений естественной науки, которые могут быть использованы в историческом знании. Например, появление дендрохронологии и радиоуглеродного анализа позволило уточнить датировки многих исторических событий, так что специфика исторической науки совсем не означает ее обособленный путь в научном мире.Но история все-таки обладает научным статусом именно потому, что стремится к логичности и доказательности своих основных положений, строит свою аргументацию не на принципах близости к чьим-то мировоззренческим или идеологическим позициям, а на основании критической рефлексии. В том числе – и по отношению к историческому знанию, которое часто становится инструментом по реализации более или менее амбициозных целей. В этом смысле совокупность исследований исторической памяти, получившая общее название «memory studies», ориентирована как раз на изучение того, каким образом в повседневном историческом знании отражается социальная и политическая реальность.
Парадоксальным образом получается, что, изучая интерпретации того или иного события в разных исторических эпохах, мы узнаем больше не о самом событии (для этого необходимо введение в оборот новых источников, непосредственно с ним связанных), а о тех эпохах, в которых оно изучалось, воспроизводилось, транслировалось. Причем принципиально важным оказывается отказ от двух презумпций повседневного мышления: 1) совпадения события и интерпретации и 2) неизменности интерпретаций. Первая презумпция достаточно проста. Людям вообще на уровне повседневного мышления свойственно считать, что субъективное описание какого-либо события может быть вполне достоверным, в то время как в гуманитарной науке со времен М. Вебера установлено, что любая точка зрения является лишь интеллектуальной конструкцией, своеобразной географической картой реальности. А карта, как известно, может помочь в ориентации на местности, но саму местность, при всем желании, не заменит. Вторая презумпция заключается в том, что, даже если мы готовы признать, что интерпретация – это еще не реальность, то труднее воспринять мысль о том, что эта интерпретация непостоянна и имеет свойство меняться со временем. Иначе говоря, вопрос не только в том, что мы и наши предки по-разному относимся к определенным историческим событиям, а вопрос в том, что для наших предков многие из этих событий не имели особого значения. Процесс придания им такого значения – это результат поиска интеллектуальными элитами последующих эпох новых образов, важных для поддержания коллективной идентичности или патриотического воспитания.
В качестве отдельного примера хотелось бы рассмотреть формирование такого исторического события, которое входит во все учебники по отечественной истории, а именно – битвы на Чудском озере 1242 г., более известной в массовом сознании как «Ледовое побоище». В современных учебниках это событие является одной из существенных дат, определивших становление Русского государства, и, в силу этого, регулярно встречается в заданиях ЕГЭ. Даже в Историко-культурном стандарте, являющемся частью принятой в 2015 году Концепции преподавания истории, эта дата (1242 год) прописана в числе наиболее значимых для школьников. Собственно, не только сами школьники (речь идет о старшеклассниках, в первую очередь), но и их родители, а также бабушки и дедушки, сами изучавшие эту дату в свое время, уверены, что такое значение Ледовое побоище имело в истории России всегда. Между тем, такая уверенность является ошибочной, поскольку изучение исторической памяти позволяет четко зафиксировать, как и в силу каких причин происходило конструирование Ледового побоище в качестве значимого исторического события. Хочется отметить, что речь ни в коем случае не идет о постмодернистском сомнении в самом наличии подобного исторического факта. Разумеется, битва имела место, но сам образ этого события, его историческое значение – это продукт последующих интерпретаторов и идеологов.
Чем же интересно Ледовое побоище? Это яркий эпизод русской истории, поэтому даже многие неспециалисты могут воспроизвести основные штампы школьных учебников относительно разгрома «псов-рыцарей» и их погружении под лед Чудского озера. Анализ данного события интересен еще и тем, что, в силу временной отдаленности и ограниченности сохранившихся источников, при конструировании его образа в качестве одной из наиболее судьбоносных для развития российского государства битв был использован целый комплекс визуальных и нарративных средств. Комплекс источников об этой битве исчерпывается короткими сообщениями из русских летописей и двумя немецкими хрониками. Вполне закономерным для средневекового сознания является существенное расхождение между этими источниками как по поводу количества убитых и раненых (каждый летописец стремился преуменьшить свои потери и преумножить вражеские), а также по поводу его значения. Немецкие хроники стремились представить битву на Чудском озере как очередную стычку в непрекращающемся на протяжении всего XIII века движении рыцарских орденов на восток. В то же время русские летописи видели в этом событии (впрочем, наряду с битвами под Торопцом (1245 г.) и Раковором (1268 г.), которым не так повезло в историографии) символ защиты ослабленной монголо-татарским нашествием Руси от угрозы подчинения и утраты православной веры.
Созданное в конце XIII в. «Житие Александра Невского» (которое, заметим, на самом деле называется «Повесть о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра») ограничивается в описании битвы короткой фразой: «Была же тогда суббота, и когда взошло солнце, сошлись противники. И была сеча жестокая, и стоял треск от ломающихся копий и звон от ударов мечей, и казалось, что двинулось замерзшее озеро, и не было видно льда, ибо покрылось оно кровью». Показательна непропорциональность сведений о Ледовом побоище и о Невской битве, поскольку второй битве посвящено несколько страниц текста, вплоть до перечисления основных героев. Относительно битвы на Чудском озере – такие подробности отсутствуют.
Отметим, что в дореволюционной историографии, несмотря на превознесение образа Александра Невского, этой битве особого внимания не уделялось. Например, Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского» уделяет этой битве лишь полстраницы текста, в то время как Невская битва описывается им в два раза подробнее. Показательно, что он ничего не говорит об утоплении рыцарей, наоборот, указывая, что «еще зима продолжалась тогда в Апреле месяце, и войско могло безопасно действовать на твердом льду». В том же стиле описывает битву и другой выдающийся отечественный историк С.М. Соловьев, также делая больший акцент на Невской битве, давшей прозвище и самому новгородскому князю Александру Ярославовичу. В.О. Ключевский вообще не счел это событие настолько важным, чтобы упоминать о нем в «Лекциях по русской истории», сосредоточившись на дипломатических усилиях князя Александра по налаживанию отношений с Золотой Ордой.
Предпосылкой для формирования и закрепления нового понимания этой битвы стала речь И.В. Сталина на XVII съезде ВКП (б), в которой он отказался от безликого понимания истории страны, поставив, по сути, вопрос о необходимости выделения пантеона национальных героев и определения совокупности наиболее значимых событий. Для легитимации такого перехода было необходимо использование отсылок к классикам марксизма, что делало выбор событий и персонажей, во многом, делом случайности (по принципу: встречаются – не встречаются). Битве на Чудском озере повезло – в своих выписках из «Всемирной истории для немецкого народа» Ф. Шлоссера Маркс приводит краткий пассаж о событиях 1242 г.: «Александр Невский выступает против немецких рыцарей, разбивает их на льду Чудского озера, так что прохвосты были окончательно отброшены (курсив мой – Д.А.) от русской границы». В такой формулировке битва на Чудском озере перестает быть одной из многих стычек, а приобретает практически судьбоносное значение для российской истории. Показательно, что Русь, как таковая, Маркса особо не интересовала, а данный раздел выписок был посвящен Прибалтике, чем и был обусловлен дефицит исторических событий, которые могли бы быть использованы при конструировании новой советской историографии.
Таким образом, в создании образа «Ледового побоища» как «исторической правды» было использован отрывок из конспекта К. Маркса как идеологическое обоснование, причем именно там (в другом отрывке) впервые появилось устойчивое выражение «псы-рыцари»: «1250. Снова отрекшийся от христианской язвы литовский князь Миндовг или Мендог, в союзе с русскими и курами разбивает при Дурбене войско немецких псов-рыцарей». Эти выписки были впервые опубликованы на русском языке в декабре 1936 г. в официальном органе Коммунистической партии – журнале «Большевик». Только в последовавших за официальной публикацией научно-популярных статьях и в учебной литературе произошло совмещение этих сюжетов, в результате чего появилась четкая схема: Александр Невский против «псов-рыцарей».
Изменение отражения к отечественному прошлому – в целом, и к истории «Ледового побоища» – в частности, проявилось в изменении образовательных практик. В 1937 года конкурс учебников истории выигрывает книга А.В. Шестакова «Краткий курс истории СССР», в которой автор уже напрямую воспроизводит марксистские цитаты о роли этой битвы для борьбы с рыцарями. Происходит обращение к образу битвы и в художественных нарративах. 1938 годом датированы два произведения – фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский», который, по сути, закрепил в массовом сознании «канонический» образ битвы, и поэма Константина Симонова «Ледовое побоище». Создание над ними велось практически параллельно: в декабре 1937 г. в журнале «Знамя» публикуется литературный сценарий фильма, а в январском номере за 1938 г. в том же журнале выходит поэма Симонова. Показательно, что Симонов использует художественный образ, который впоследствии найдет визуальное отражение у Эйзенштейна – тающий лед в качестве символа единства природы и народа в борьбе с захватчиками:
Одни лежали, захлебнувшись
В кровавой ледяной воде,
Другие мчались прочь, пригнувшись,
Трусливо шпоря лошадей.
Под ними лошади тонули,
Под ними дыбом лёд вставал,
Их стремена на дно тянули,
Им панцирь выплыть не давал.
Любопытно, что на обсуждении поэмы 31 января 1938 г. Симонов подвергся критике, причем не только за художественные недостатки своего произведения, но и за проработку образов, в частности, полемика развернулась по поводу образа Александра Невского и элементов изображение битвы.
Что касается фильма Эйзенштейна, то Ф. Шенк демонстрирует, каким образом изменение вариантов сценария, первый из которых отсылал еще к дореволюционному научному дискурсу, привело к сосредоточению внимания на образе Александра как защитника земли Русской от нашествия с Запада, а, следовательно – ключевым событием стало не путешествие в Орду (как планировалось заранее) а «Ледовое побоище». Именно Эйзенштейн впервые визуализирует образ гибели рыцарей из вскрывшегося льда, причем такое изображение, являвшееся, во многом, авторским художественным приемом, стало «общим местом» в массовом историческом сознании.
Таким образом, формирование мифологизированного образа «Ледового побоища» в 20-ые годы XX века базировалось на отсылке к коммунистическому «канону» (произведениям Маркса), формировании соответствующего образовательного нарратива и активному использованию художественных (прежде всего, кинематографических) образов, устанавливающих параллели между борьбой Невского с рыцарями и экспансией национал-социализма в Европе.
Характерно, что, несмотря на исчезновение внешнеполитического контекста и марксистских цитат в качестве прецедентных текстов, «режим правды» применительно к «Ледовому побоищу» сохранил свое влияние и на последующие десятилетия, чему способствовало закрепление сформированного образа в школьных учебниках. Несмотря на критические замечания в современных научных исследованиях (И.Н. Данилевский), запас устойчивости остается достаточно большим. Владимир Жириновский на заседании Думы 23 февраля 2017 г. предложил перенести День защитника Отечества на 5 апреля (дату «Ледового побоища»), сместив попутно акценты в определении противников: «В этот день войска русских князей, объединенные под командованием Александра Невского, разбили латышей и эстонцев. Имя Невского было признано большинством наших граждан именем России» . Нетрудно заметить, что на упоминаемое событие в этом случае переносятся реалии современной политической ситуации, хотя и не без некоторой исторической подоплеки, поскольку эсты и ливонцы, очевидно, составляли вспомогательные части рыцарского войска.
Вместе с тем, именно мифологизированный образ Ледового побоища остается востребован в массовой культуре. Он используется в рекламных роликах, а также в интернет-мемах, что свидетельствует о его укорененности в повседневном сознании современных россиян. Обладая определенной пластичностью, данное историческое событие смогло удачно вписаться в милитаристскую риторику, попутно приобретя массовую узнаваемость и популярность, а также отодвинув на задний план другие заслуги Александра Невского перед своим княжеством и Российским государством в целом. И это наглядный пример того, насколько оказываются перемешаны мифологические образы и научные данные, как легко имеющиеся сведения (особенно, если они немногочисленны) могут встроиться в идеологизированную картину мира,
И в заключение хотелось бы вспомнить часто цитируемую фразу революционного профессора М.Н. Покровского «История – это политика, опрокинутая в прошлое». Если профессиональный историк использует эту формулу в качестве исходного принципа своего исследования, исходя, тем самым, из политической ангажированности существующих в общественном сознании концепций прошлого, но при этом ставит перед собой вопрос выяснения природы этой ангажированности, ее основных игроков и стратегий реализации, то он остается в пределах научного дискурса. Он не разделяет, а изучает указанный принцип, сам стараясь оставаться на основаниях беспристрастности и научности. В этом принципиальное отличие науки от тех точек зрения, которые выдвигают на первый план бесспорную, казалось бы, позицию, что «историк – всегда заложник своих убеждений», но делают из нее крайне спорный вывод, отказываясь, по сути, от любого стремления к объективности. Лженаука начинается там, где формулировка Покровского превращается из предмета исследования в методологический постулат, позволяющий определять правильность или неправильность собственной позиции.__________________________________
Примечания
Лекция, прочитанная на 5-й международной научно-практической конференции имени В.Л.Гинзбурга и Э.П.Круглякова «Лженаука в современном мире: медиасфера, высшее образование, школа», 4-5 июля 2017.2 Повесть о житии и о храбрости благоверного и великого князя Александра // http://lib.pushkinskijdom.ru/Default.aspx?tabid=4962
3 Карамзин Н.М. История государства Российского. М,: Наука. 1992. Т. 4. С. 21.4 Маркс К. Хронологические выписки // Большевик, 1936. № 24. С. 54
5 Там же.6 Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 303-354.
7 Жириновский В.В. Днем русской армии нужно назначить дату Ледового побоища // https://лдпр-мытищи.рф/vladimir-zhirinovskij-dnem-russkoj-armii-nuzhno-naznachit-datu-ledovogo-poboischa/
8 См. Мединский В. Интересная история // Российская газета, 2017, 5 июля
(Голосов:13, Средний балл: 4,00 из 5)
Loading...
Рейтинг комментария: