Крах красной империи. Романтическое начало Горбачева

07-01-2018

chernaev3

  • Анатолий Сергеевич Черняев (25 мая 1921, Москва — 12 марта 2017, 95 лет) — советский историк и партийный деятель.  В 1986—1991 — помощник генерального секретаря ЦК КПСС, затем президента СССР М. С. Горбачёва по международным делам.Считался одним из видных представителей либеральной части окружения Горбачёва.Учился в ИФЛИ (1938—1941), Окончил исторический факультет Московского государственного университета (1947) и аспирантуру там же, кандидат исторических наук

    Участник Великой Отечественной войны (1941-1945). Воевал на Северо-Западном фронте, участвовал в освобождении Прибалтики в составе 1-й ударной армии, был ранен. Командовал взводом, ротой, был начальником штаба батальона, первым помощником начальника штаба полка. Завершил службу в звании гвардии капитана.

    В 1949 году в МГУ был официальным оппонентом на защите диплома дочери Сталина Светланы.

    В 1950—1958 годах преподавал в МГУ, был исполняющим обязанности заведующего кафедрой новой и новейшей истории (1951—1952).

    В 1956—1958 годах — инструктор отдела экономических и исторических наук ЦК КПСС.

    В 1958—1961 годах работал в журнале «Проблемы мира и социализма» в Праге.

    В 1961—1986 годах — в Международном отделе ЦК КПСС: референт, помощник заведующего отделом, консультант, руководитель группы консультантов, в 1970—1986 — заместитель заведующего отделом. Владеет английским и французским языками.

    В 1976—1981 — член Центральной ревизионной комиссии КПСС. В 1981—1986 — кандидат в члены, в 1986—1990 — член ЦК КПСС. В 1989—1991 — народный депутат СССР от КПСС.

    Награждён орденами Ленина, Отечественной войны I и II степени, а также медалями, среди которых «За боевые заслуги».С 1992 года — сотрудник Горбачёв-Фонда. Руководитель проекта «Документальная история Перестройки. Внешняя политика Перестройки».

    Автор многочисленных научных и политических статей, соавтор ряда учебников и сборников, автор нескольких книг, в том числе:

    • Шесть лет с Горбачёвым. По дневниковым записям. — М.: Прогресс-Культура, 1993.
    • Моя жизнь и моё время. — М., 1995.
    • 1991 год: Дневник помощника Президента СССР. — М.: Терра, 1997.
    • Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972—1991 годы. — М.: РОССПЭН, 2010.
    • Избранное. — М., 2011.
    • Избранное — 2. — М., 2013.

    Мы приступаем е публикации самого интересного из дневников Анатолия Сергеевича Черняева - помощника Горбачева и многолетнего аппаратчика. Человек он в был в высшей степени  незаурядный. Почти ровесник советской власти, прожил длинную жизнь почти в 96 лет, и ушел  недавно - в прошлом году. Мать его дворянка, и с детства он читал то, что простым советским школьниками было неведомо. И далее  он много читал, размышлял и все более приходил в выводу о дикости и зловредности строя, которому служил.

    Он вел дневники еще во время войны (которую начал рядовым и закончил капитаном). Но главные его документы - с 1972 по 1991 годы. Всего им написано 45 «томов» -толстых блокнотов,  каждый около 400 страниц, то есть общий объем около двух десятков тысяч станиц.

    Во введении в публикаторы  дневников пишут:  "Дневники ближайшего помощника Горбачева Анатолия Сергеевича Черняева представляют собой уникальный источник последних 20 лет существования Советского Союза. В 2003 году Черняев передал оригиналы своих дневников Архиву Национальной Безопасности. Переводы дневников являются одним из самых популярных документов всей коллекции Архива. Ни одно научное исследование этого периода не может быть полным без использования этого источника".

    Все прочитать мало кому удастся, разве что узким специалистам по истории КПСС - в дневниках множество имен, дат и событий, сейчас уже забытых (нужны комментарии).

    Я отобрал из огромного массива, из дневников за 1972-1991 годы, как мне кажется, самое интересное и взял только самый судьбоносный момент истории СССР - приход к власти Горбачева, начало перестройки, ее пик, начало ее  краха, распад СССР. Это время зрелого Черняева, когда ему было уже под 70, и это время, когда он наиболее сильно был вовлечен в ход событий и влиял на  них.

    Сам Черняев в духе исповеди пишет в предисловии к своим дневникам:

    "Я замыслил описать «свой исход». Он растянулся на 20 лет. И, видимо, предчувствуя, что он начинается, я как раз 30 лет назад взялся писать (почти ежедневно) подробный дневник. Там много всего -и сугубо интимного, и политического, и, что называется, «вообще»: о том, что приходило в голову от прочитанной книги, от общения с кем-то или участия в чем-то. В проект войдет максимум возможного и допустимого, что, мы надеемся, может когда-нибудь кому-то и понадобится.

    Почему такое название? Потому, что это будет повесть о человеке, случайно-неслучайно втянутого в политику, которая, как оказалось, олицетворяла постепенную и неизбежную гибель целого государства, великой державы. И личные его проблемы, и поведение просматриваются в дневнике сквозь события и перипетии общества за 20 лет. Образ жизни этого человека, воспитание которого с детства как и его индивидуальная культура совсем не соответствовали тому, что ему приходилось делать по службе на протяжении большей части этого двадцатилетия. Отсюда и его ответственность в какой-то степени, за то, что случилось со всей страной".

    Валерий Лебедев

    Послесловие А.С. Черняева к 1984 году

    Это — год становления Горбачева как государственного деятеля общесоюзного и международного масштаба. Еще при больном Андропове на этой необычной для советских верхов фигуре концентрировались надежды социально и физически уставшего, идейно обессмысленного общества, которому опротивели фарисейство, ложь и показуха, давно ставшие характерными приметами режима.

    Разочарование, что не Горбачев, а Черненко был избран Генеральным секретарем после смерти Андропова, окончательно убедило в безнадежности и государственной безответственности высшего руководства страны, пораженного маразмом и старческим эгоизмом. Горбачев хорошо воспользовался этим, наращивая свою активность и демонстрируя интеллектуальное и политическое превосходство над «коллегами».

    Объективная обстановка благоприятствовала его восхождению. Сгущались краски всеобщего застоя (этот термин употребляется в записях задолго до того, как он стал официально «партийным»). Экономика деградировала. Сельское хозяйство окончательно лишилось способности накормить страну: треть хлеба импортировалось, истощая золотой запас и поглощая большую часть нефтедолларов. Утаиваемый от населения колоссальный государственный долг — в условиях падения мировых цен на нефть — грозил вот-вот финансовым крахом.

    Рычаги управления отказывали. Вопиющая картина бездарности, серости и лживости, перерождения обюрократившихся начальников демонстрировались каждый раз при отчетах министров и секретарей обкомов на заседаниях Секретариата ЦК КПСС и в Политбюро.

    По роду занятий автора записок ему особенно была видна губительная неадекватность главных персон, ведавших международными делами. Громыко и его замы, Устинов, Пономарев, Русаков, Рахманин. являли собой полную неспособность реагировать на перемены во внешнем мире — на социально-политические последствия НТР в западном обществе, на «мирное наступление Рейгана», на недовольство социалистических союзников своим положением сателлитов, на фактический «уход от нас» и распад большинства звеньев международного коммунистического движения, который начался задолго до того, как мы, КПСС, прекратили оплачивать «братские партии».

    «Узбекское дело» во главе с первым секретарем компартии союзной республики Рашидовым обнаружило не только «трансформацию» социалистического порядка в восточную квазидеспотию, но и полный провал национальной политики искоренения ислама с помощью окультуривания на европейско-русский манер и насаждения интернационалистской атеистической идеологии.

    Тем не менее, вряд ли можно было найти в СССР человека, который в состоянии был бы предвидеть, что члены ЦК КПСС, а некоторые потом и члены Политбюро, возглавят в бывших советских республиках самодержавные и даже профашистские режимы.

    Цинизм, раболепие, погоня за должностями, званиями, орденами поразили большую часть т. наз. «творческой» интеллигенции и научную среду. Более того, в этом году отчетливо стали проступать — и в номенклатуре партийно-государственной, и в среде интеллигенции, да и в духовно обесточенной широкой массе «простого народа» — последствия того копившегося десятилетиями морально-политического разложения, которое потом, когда был снят тоталитарный колпак, позволило так легко загубить Перестройку, а разрушительной и воровской ельцинской «элите» — овладеть властью и собственностью нации.

    Наряду с этим очевидны были также и признаки идеологической оппозиционности среди части интеллигенции, требования свободы мысли (под прикрытием возвращения к «ленинским нормам»). Ползучее, неоформленное, часто не осознанное диссидентство становилось все более влиятельным в художественной и научной литературе, в кино, в живописи. Оно проникало и в верхний эшелон интеллигентского партийного аппарата. Это находило отражение, в частности, в «творчестве» спичрайтеров. Генсек (и другие «вожди») публично и в беседах с иностранцами говорили такое, с чем никогда бы не согласились, если бы понимали суть красиво написанного для них. Произносимые ими тексты и «культурно» оформленные заявления расходились с их взглядами и догмами, противоречили самому их менталитету и всему тому, что они делали и как себя вели на своих постах. В результате еще более явной становилась лживость власти и ее интеллектуальная беспомощность.

    Горбачев все это видел. Понимал, что страна потеряла ориентировку, что идейная и физическая болезнь общества достигли высокой степени. Однако в том, что он делал и говорил, по крайней мере в этот период, невозможно различить сомнений в основах системы, порочной в самой ее сталинистской природе. Он верил, что болезнь излечима и что лекарем может стать (как бывало не раз за 70 лет) и будет партия,… очищенная от скверны, налепившейся на ней после Ленина. Он верил в чистоту и нравственную силу идей ленинизма, в притягательность и авторитет иконизированного образа Ленина. И, конечно, полагался на дисциплину, проще говоря, покорность кадров, привыкших делать то, что придумает и прикажет «Центральный Комитет». в лице Генерального секретаря. Надеялся и на энтузиазм, который может вызвать новизна замыслов и «больших целей».

     

                                       1985 год

      2 марта 1985

    Москва полна анекдотами и смехом, а западная печать жуткими карикатурами и статейками по поводу болезни Черненко. И, конечно, «обсуждают», кто унаследует, у кого какие шансы: Горбачев, Гришин, Громыко, Романов. Обсуждается даже вариант (от русских, мол, всего можно ждать), что на самом деле Черненко мертв. И именно поэтому остановили матч Каспаров-Карпов, чтоб освободить Колонный зал для установки тела. Цитируют обильно Громыко, Зимянина с восхвалениями заслуг, вклада и выдающихся качеств Генсека, — что, добавляет «Expres», будет забыто раньше, чем выгорят свечи у гроба. Именно поэтому, видимо, решено было показать Черненко. Дважды он появлялся на телевидении — при голосовании якобы на избирательном участке и при вручении ему удостоверения депутата РСФСР, в последнем случае пытался даже что-то говорить. Зрелище убийственное: москвичи рассматривают эти акции как преднамеренную идеологическую диверсию.

     11 марта 1985 г.

    Печальная музыка в 7 утра вместо передачи «Опять двадцать пять» насторожила. И действительно, Шопен вновь, как уже не раз, стал первым информатором советских людей и заграницы о том, что в СССР предстоит «смена эпох». Черненко умер вчера вечером. Это все предвидели, насмешничали, хихикали, рассказывали анекдоты по поводу того, как наше руководство и пропаганда, демонстрируя полную энергии жизнедеятельность Генерального секретаря на экранах, на выборах и в многочисленных заявлениях, обращениях и интервью, делала нас «страной дураков».

    Загладин, Александров, Лукьянов и Медведев были подняты с постели в полночь, вызваны в Кремль — и Горбачев поручил им к утру подготовить проект речи для «того, кто будет избран Генеральным секретарем». (Надо сказать, что создали они не очень яркое произведение. Но не в этом суть).

    Пономарев собрал замов в 9–45 и очень удивился, что все давно уже все знают.

    В 14–00 объявили по радио.

    В 17 часов состоялся Пленум. Встали, почтили, Горбачев сказал (без перебора) приличествующие слова. Но в атмосфере не было ни грамма огорчения и печали; мол, отмучился, бедолага, случайно попавший на неположенное место… и сделавший паузу в том разгоне, который придал было стране Андропов. Затаенная, если не радость, то «удовлетворение» царило в воздухе — кончилась, мол, неопределенность и пора России иметь настоящего лидера.

    Горбачев объявил повестку дня: выборы Генерального секретаря и сообщил, что Политбюро поручило выступить с предложением по этому вопросу товарищу Громыко. Ни Тихонову, который весь съежился и покраснел, когда это было объявлено, ни Романову, ни Гришину, которого, кстати, западная печать прочила в претенденты наряду с Горбачевым и Громыко.

    Этот последний вышел на трибуну и без бумажки стал говорить в вольном стиле. Когда он назвал Горбачева — зал взорвался овацией, сравнимой с той, которая была при избрании Андропова (и ничего похожего на кислые аплодисменты, когда избирали Черненко). Овация шла волнами и долго не успокаивалась.

    Громыко говорил так, как не принято говорить на таких собраниях: он давал характеристику (раскованно и не шаблонно) качествам «товарища по Политбюро», которые были сочтены необходимыми и достаточными, чтобы единодушно («я подчеркиваю», повторил он) избрать именно его.

    Хочу, говорил, передать вам, Центральному Комитету, атмосферу, в которой мы обсуждаем кандидатуру Михаила Сергеевича. Никаких сомнений, полное единогласие. Почему? У него огромный опыт партийной работы — на обкомовском уровне и здесь, в центре. И он проявил себя блестяще. У него глубокий и острый ум, умение отделить главное от второстепенного. Ум аналитический. Каждый вопрос он раскладывает по полочкам, чтоб видеть все его составные части. Но не для того, чтобы они там лежали. Он умеет обобщать и делать выводы. Его отличает принципиальность. Он человек принципов и убеждений. Он умеет отстаивать свое мнение, даже если это кому-то может быть и неприятно. И выражает это мнение прямо, без обиняков. Но всегда во имя линии партии и для проведения этой линии. Это и есть партийный подход — все оценки с точки зрения партии.

    Он прям с людьми и, если ты настоящий коммунист, ты уходишь удовлетворенный от него, хотя, может быть, он и наговорил тебе чего-то не по душе. Он умеет находить и общий язык с разными людьми — во имя дела. Скажу, продолжал Громыко, о своей области. Михаил Сергеевич, как только появился в Политбюро, сразу обратил на себя внимание умением видеть суть вопроса в том, что, казалось, совсем не его сфера, он с ней был незнаком (т. е. международной политикой). И его оценки показали, что он не из тех, для которых существует только два цвета: белый и черный. Он показал, что умеет выбирать и промежуточные цвета ради достижения цели.

    И еще одно. На Западе спят и видят отыскать в нашем руководстве трещины, столкнуть лбами членов руководства. Нашептывают, сплетничают, клевещут. Мы не дадим им удовольствия видеть что-либо подобное. Выбор Горбачева — свидетельство нерушимого единодушия в нашем руководстве.

    Для него святое дело — оборона и бдительность. В нынешней обстановке это — святая святых.

    И еще одно. Его эрудиция, почерпнутая из его образованности и из опыта работы, что тоже очень важно. Она очень пригодится ему на посту Генерального секретаря. Словом, мы имеем перед собой государственного человека, достойного занять этот пост в столь ответственный для страны момент.

    Потом были вновь овации.

    Потом председательствовавший Романов дал слово Горбачеву. (Речь будет завтра в газетах). Потом Горбачев закрыл Пленум, пригласил всех присутствующих, включая первых секретарей обкомов, бывших на Пленуме, но не входящих пока (!) в ЦК, отправиться в Колонный зал проститься с Черненко.

    Загадкой для меня (думаю, и для многих) осталось — почему Громыко? Он вроде как исподволь намечал программу деятельности нового Генсека. Но это — пшик. Главное, что таким образом он был представлен партии, как инициатор выдвижения Горбачева. Что этим хотели сказать? Или — что от этого хотел получить сам Громыко, сделав так, чтобы именно он, а не премьер-министр, не кто-либо из «партийных» (а государственных) членов ПБ выступили в этой роли? Укрепить свое нынешнее положение? Сохранить монополию на внешнюю политику, которую он заполучил при Черненко? Закинуть удочку насчет «повышения» — на должность премьера или председателя Президиума Верховного Совета? Или быть просто «старшим товарищем», патронировать молодого Генсека. Может быть, просто для ради тщеславия?

    Возможно, сочетание этих побудительных мотивов. Но что-то должно быть и главным.

    Впрочем, не думаю, что ему удастся сесть на шею Горбачеву. Не на того напал!

    По многим «данным» народ доволен, что именно Горбачев. Еще до смерти Черненко люди в метро, троллейбусах, в столовых, не стеснялись громко выражать такое «пожелание». Народ устал от безвременья, от демонстрации официальной глупости, когда лидера превращают в почитаемую куклу, с помощью которой, однако, весьма влияют на ход событий.

    Но, от Горбачева много ждут, как начали было ждать от Андропова. Хватит ли у него мужества оправдать ожидания? Возможности у него большие. Свежие кадры партийного аппарата и настоящая интеллигенция поддержит его. На носу съезд, который он может сделать поворотным в истории страны.

    Словом, я опять, как при начале Андроповской эры, которую я в докладе на партсобрании Отдела назвал «ноябрьской», «полон надежд и упований».

    Первой проверкой будет:

    1) перемещения в ближайшем аппарате — помощники, зав. Общим отделом вор Боголюбов, еще кое-кто;

    2) допустит ли он восхваления в свой адрес. Громыко уже произнес сакраментальное «выдающийся деятель партии»?

    3) будет ли он медлить (как это случилось с Андроповым) с крупными реформами социально-формационного масштаба или уже на Апрельском Пленуме заявит о себе, как о подлинном новаторе в совершенствовании общества?

    13 марта 1985 г.

    Спустя полчаса после церемонии на Красной площади, когда я ехал домой обедать, со зданий на Лубянке, с Дома Союзов и т. д. уже снимали траурные флаги. В толпе членов ЦК на Красной площади (только что пронесли мимо гроб), стоящий рядом Гостев громко говорит мне: «Случайная фигура была на этом посту. Но, понимаешь, нужно было, чтоб такой побыл на этом месте. вроде бы нейтральный. Чтоб оглядеться. Хотя все понимали, что он долго не протянет». Никто даже не оглянулся, хотя явно слышали. Я поддакнул. В толпе членов и кандидатов в члены ЦК — когда они скопились за полчаса до выноса гроба у выхода из Колонного зала, атмосфера была как на толкучке: громко хохотали, обсуждали разные дела, через головы других обменивались всякими «посторонними» репликами, насмешливо приветствовали друг друга, обсуждали, не холодно ли будет: ведь еще полтора часа быть на улице. Словом, «всенародная скорбь» никак не коснулась состава Центрального Комитета.

    Во время «пиковых моментов» похоронной церемонии только иностранцы снимали шапки. И на фоне довольно сдержанных воздаяний покойному, — тон, который задал Горбачев еще на Пленуме и теперь в речи с Мавзолея, — глупо и нелепо прозвучала речь Федосеева, который доказывал, что марксизм-ленинизм потерял выдающегося теоретика, заслуги которого в этой области были отмечены Академией наук медалью Карла Маркса и т. п. Он один из близстоящих «не сориентировался». А между тем, почему-то именно его опять и опять ввели в похоронную комиссию и дали слово с Мавзолея.

    Словом, вступили в новую эру. Что-то будет? А ведь нужна «революция сверху». Не меньше. Иначе ничего не получится. Понимает ли это Михаил Сергеевич?

    17 марта 1985 г.

    Со всех сторон — все довольны и рады, что Горбачев. Вчера шофер, который вез меня, с восторгом рассказывал, как его ребята, шоферня, радуются, что у нас, наконец, настоящий лидер. Чтобы править нашей страной, говорит, нужно лошадинное здоровье, а этот (т. е. Черненко) — сразу было видно, что дохляк. Я бы на его месте отказался, сказал бы: «Ребята, увольте, не потяну!»

    Только бы не поддался Горбачев мишуре «внешнеполитической активности». Традицию заложил Никита, Брежнев довел ее до карикатуры, а Черненко и его превзошел. Тем более, что все эти каждодневные заявления, интервью, обращения и ответы, ничего по существу не дают. И погоды в политике не делают. Пусть, вон, Громыко и, может быть, министр обороны Соколов выступают с заявлениями.

    Есть тут опасность. Вроде бы на виду, вроде бы дело ради главного, для народа. А главное сейчас — думать, как реформировать страну и куда ее повести.

    Кого же М. С. все-таки назначит вместо себя руководить Секретариатом? Гришина, Романова? Или сам будет вести до Пленума, а там сделает членами ПБ Долгих и Лигачева?

    От этого многое будет зависеть. И даже не само дело, а впечатление от него самого — оправдает ли он всеобщие радостные надежды или соскользнет на проторенную дорожку и займется верчением налаженной бюрократической машиной. Ну и вопрос о «соратниках», конечно. Ведь Гришин или Романов будут «представлять» его самого, через них будет восприниматься и его имидж и «возможности» (уровень) нового руководства.

    Вечер. За неделю история стерла Черненко со своих страниц. В прошлое воскресенье в этот час он был еще жив.

     6 апреля 1985 г.

    В четверг ПБ обсуждало опять — о пьянстве. Докладывал Соломенцев. 9 млн. подбирают на улицах. Полтора млн. — на принудительном лечении. Женщины составляют более трети пьяниц и алкоголиков. Молодежь — половину. В то время, как в царской России — женщин-пьяниц почти не было, а молодежи и вовсе. По потреблению алкоголя на душу, мы превзошли дореволюционную Россию в два с половиной раза. 30 млрд. в год прямого убытка, а если считать косвенные последствия — все 80 млрд.

    В то время, как от продажи водки — доход 5 млрд. Горбачев говорил, что речь идет не только о главной социальной проблеме настоящего времени, а о биологическом состоянии народа, о его генетическом будущем. И если мы этой проблемы не решим, ни о каком коммунизме не может быть и речи.

    Когда Деменцов (зам. Госплана) попытался «попросить», чтоб не сразу отменяли водочные статьи дохода, мол, трудно будет залатать, Горбачев его «смазал»: в коммунизм на водке хочешь въехать!

    Намечены меры: отменяется совсем производство «бормотухи», резко сокращается производство водки, за самогон — штрафы не 100–200 рублей, а 1000 — на первый случай. Ликвидировать все подсобные ресторанчики при райкомах и обкомах — для начальства. Запретить банкеты по многим случаям. Для руководителей всех рангов в пьяном виде на работе — беспощадное и немедленное снятие, вплоть до исключения из партии. И публиковать в печати все такие случаи.

    Однако, многие в ПБ (вопрос обсуждался в течение двух часов) напомнили, что в 1973 году было принято не менее грозное постановление. Год, два что-то делали, а потом стало еще хуже: потребление алкоголя с тех пор удвоилось.

    Сказано было, между прочим, и об аппарате ЦК и международниках, которым «по долгу службы» приходится заниматься этим делом. И предупреждение сделано.

    А что нам делать, когда зам. зав. Шапошников — канцлер по кадрам! — возглавляет всю отдельскую пьянь и сам ставит чуть ли не ежедневные рекорды, в том числе — на работе!

    К вечеру вызвали неожиданно на работу. Зимянину что-то не понравилось в бумаге о приезде американских сенаторов. Уважил. Поразительно закомплексованный он человек, даже с нами аппаратчиками: все время борются в нем два начала — желание выглядеть демократом (а не бюрократом) и настороженность — воспринимают ли его мнение, как не подлежащее сомнению. Поэтому разговаривает всегда «с нервом».

    Косолапов (главный редактор журнала «Коммунист») попросил меня почитать передовицу после мартовского Пленума и в предверии ленинских дней. Обрушивается на товарно-денежные отношения. Буду возражать. Это все его ортодоксально-«творческие» фантазии (он, кстати, приверженец и диктатуры пролетариата). Посмотрим, как он отреагирует. Не в дугу сейчас чураться «нэповско-ленинского» подхода, нет у нас другого способа выйти на мировой уровень производительности труда. И, призывая к реализму, надо быть реалистом, не оглядываться на наших теоретиков, которые по самой своей идеологической сущности не могут перестать быть пропагандистами-схоластами.

     15 июня 1985 г

    Эпизод в лифте. В нашем 3-ем подъезде есть специальный лифт для секретарей ЦК, он рядом с обычным. Утром стою жду этого обычного. Русаков (зав. отделом по соцстранам, секретарь ЦК) подходит к своему и приглашает меня с собой. Едем. «Как дела» и проч. Лифт останавливается, выходим. Вдруг Русаков обнимает меня за спину и говорит: «Подыщите мне хорошего заместителя!». Опешивший, я обещаю. О ком речь? О Рахманине? О Шахназарове? О вечно больном Киселеве? О Смирновском, который изначально — пустое место? Да, думаю, ветер перемен все сильнее дует и вокруг нашего Международного отдела.

    В среду встречались с Зигелем (школьный друг) и его Клавой. Он был развязен, циничен, брюзгливо философствовал. Заспорили, зачем нужно верить в Бога. Я ему: «Ты верующий, я неверующий. Какая разница, если мы оба вроде порядочные люди и оба в девяти случаях из десяти (заповедей) в общем соблюдаем христианскую мораль. Хотя мне наплевать, что она христианская». То ли он был не в форме, хотя выпили немного, то ли вообще строит комедию — дурака валяет с этой своей верой, но ничего путно он мне объяснить не мог. А насчет загробной жизни нормального человека убедить все равно невозможно.

    16 июня 1985 г.

    Феликс (Зигель) дал мне фотографию нашего класса (1 — ая опытная школа имени Горького). Такой у меня нет, может затерялась, может и не было совсем. 1938 год. В центре — Петракл (Петр Яковлевич Дорф, наш математик, любимый учитель, который был нам другом и учил нас быть просто гражданами, без демагогии и сталинского культа).

    Гляжу на фотографию и в голове возникает интересная «статистика». Нас там 26 человек, 8 из них добавлены к нам уже в 10-том классе, т. е. в 1938 году, когда нас перевели в новое здание, стандартное, в отличие от прежнего, построенного знаменитым архитектором Зеленко в стиле модерн в начале века. Там в свое время училась моя мать.

    Значит, до 10 класса нас было всего 18 человек (при норме в стандартных школах — 30–40). Из 26 тринадцать русских, в том числе одна с польской примесью — Наташка Станкевич, красавица и богиня класса. Остальные — евреи, некоторые наполовину. Таковы были те времена. Тогда бы никому в голову не пришло заниматься подобным подсчетом. Для меня, да и для всех никакого различия, кто какой нации, не было. Из 20 умерло уже, кажется, семеро. Из 12 мальчишек ни один не погиб на фронте. Да, и на фронте-то были только четверо: я, Дезька Кауфман (ныне великий поэт Давид Самойлов), Левка Безыменский и Наташа Станкевич.

    6 июля 1985 г.

    С утра играл в теннис два часа. По пути домой зашел в магазин купить овощей. Там от директора до продавщиц все пьяные. Им закон об алкоголизме не писан. Попробуй уволь. Найдешь кого взамен?

    На другой день зашел в овощной магазин на ул. Герцена. Полчаса стоял в очереди. Товар, хотя и с грядки, — ужасающего вида. Бабы скандалят с директрисой, той палец в рот не клади, к тому же тоже пьяная.

    27 августа 1985 г.

    Прочитал в протоколе Секретариата о «волынке» в эшелоне, направляющемся из Батайска в Мары (Туркмения, граница с Афганистаном). Призывники из республик Северного Кавказа. Началось со споров, перешло в избиение русских при поголовном беспробудном пьянстве офицеров (а эшелон все шел и шел свои тысячи километров), кончилось антисоветскими выкриками и дебошами на религиозной почве, в том числе. В Мары эшелон был окружен войсками. с соответствующими последствиями. Какой идиот придумал северокавказских мусульман направлять на афганскую границу! Но не только это: в 1936–1937 годах мальчишек снимали с поездов, они рвались воевать в Испании. А теперь мы имеем фактически мятеж советских парней, направляемых выполнять «интернациональный долг». Нет, Михаил Сергеевич! — с Афганистаном надо что-то делать. Это моральная проблема… Ваши объяснения Кунаеву — не знаю, все ли вы ему сказали или что-то было в уме — не адекватны серьезности положения.

    Арбатов сообщил, что «Детьми Арбата» занялось КГБ. Его знакомый В. А. Крючков спросил, — говорят, мол, твоя подпись стоит под коллективным обращением в пользу напечатания романа? Смутившийся Арбатов, ответил: нет. На это Крючков сделал «облегченный вздох» со словами: «Слава Богу!» Так что, видно, именно в такой подаче дойдет до Горбачева все это дело. Зимянин-то уж во всяком случае постарается. А что Яковлев, которому я послал рукопись месяц назад??…

  •   29 августа 1985 гГоворил с Яковлевым. Он сам напомнил о «Детях Арбата». Прочел, мол, читал по ночам (выдал себя). И тут же начал отвлекающие ходы: мол, много секса, все повсюду трахаются, не помню, мол, чтоб так было в наше время (30-ые годы). Я напомнил ему о «Дневнике Кости Рябцева», о Пантелеймоне Романове и выразил удивление: неужели это самое сильное, что обратило твое внимание?! Он опять выдал себя, стал рассказывать, что с его отцом в 37 году было нечто подобное, описанное Рыбаковым, когда выполняли план «по ликвидации» людей на таких-то и таких-то должностях (например, в каждом районе давалась разнорядка — ликвидировать столько-то председателей колхозов, столько-то председателей сельсоветов и т. п.).

    И, наконец, автор изображает дело так, что Сталин убил Кирова. А ведь вопрос этот не выяснен! И потом, не рано ли нам заниматься психологией Сталина (даже в форме художественного анализа?!) Я ему в ответ напомнил, что Лев Николаевич тоже через 50 лет после Отечественной войны «говорил» от имени Александра I, Кутузова, Наполеона, глубоко забравшись в их психологию и не стесняясь тем, что документально подтвердить, что именно они думали и как рассуждали, ни он, никто другой не мог.

    Вот так мы поговорили. И я понял, что Яковлев не будет «за» публикацию.

    17 октября 1985 г.

    Сегодня был на Политбюро. Исторический акт по Афганистану. Горбачев, наконец, решился кончать с этим. Обрисовал свой разговор с Кармалем. Он, рассказывает Горбачев, был ошарашен, никак не ждал такого поворота, был уверен, что нам Афганистан нужен больше, чем ему самому, и явно рассчитывал, что мы там надолго, если не навсегда. Поэтому пришлось выражаться предельно ясно: к лету 1986 года вы должны будете научиться сами защищать свою революцию. Помогать пока будем, но не солдатами, а авиацией, артиллерией, техникой. Если хотите выжить, расширяйте социальную базу режима, забудьте думать о социализме, разделите реальную власть с теми, кто пользуется реальным влиянием, в том числе, с главарями банд и организаций, сейчас враждебных вам. Восстанавливайте в правах ислам, обычаи населения, опирайтесь на традиционные авторитеты, сумейте сделать так, чтобы народ увидел, что он что-то получает от революции. И превращайте армию в армию, кончайте, наконец, со свалкой между халькистами и парчамистами, поднимите жалованье офицерам, муллам и т. д. Позаботьтесь о частной торговли — другой экономики вам долго еще не создать. И т. д. в том же духе.

    Зачитал несколько душераздирающих писем. Все не анонимные. Там много всего: интернациональный долг?! А во имя чего? Сами-то афганцы хотят, чтобы мы выполняли этот долг? И стоит ли этот долг жизни наших парней, которые не понимают, за что они воюют?… И что же вы (советское руководство), бросаете молодых новобранцев против профессиональных убийц и гангстеров, обученных лучшими иностранными инструкторами и вооруженных лучшим оружием, способных вести бой вдесятером против целой бригады?! Тогда уж добровольцев что ли набирайте.

    Помимо писем, где плач, горе матерей по убитым и искалеченным, душераздирающие описания похорон, письма — обвинения: Политбюро, мол, допустило ошибку и надо ее исправлять, — чем скорее, тем лучше — каждый день уносит жизни людей.

    Излагая все это, Горбачев явно нагнетал эмоции, но не давал своей квалификации содержащимся в письмах оценкам, например, была это ошибка или нет. Заключил так: «С Кармалем или без Кармаля мы будем твердо проводить линию, которая должна в предельно короткий срок привести нас к уходу из Афганистана».

    Маршал Соколов дважды брал слово и было видно, что он с готовностью будет оттуда сворачиваться и никаких поблажек Кармалю давать не собирается.

    Держал слово Громыко, произносил поправки к рекомендациям, которые должны быть на днях переданы Кармалю. Надо было видеть иронические лица его коллег, в том числе Горбачева, на них будто было написано: что же ты, мудак, здесь теперь рассуждаешь. втравил страну в такое дело и теперь, по-твоему все мы в ответе. Думаю, что еще до съезда Горбачев скажет народу об этом решении.

    Продолжение следует.

    Публикацию подготовил В. Лебедев

Комментарии
  • Червона Калина - 07.01.2018 в 15:18:
    Всего комментариев: 269
    Черняев А.С.: "У меня не то что принципов, у меня убеждений никогда не было. Да, я был 48 лет членом партии, но никогда – убежденным коммунистом... " Таким образом, это Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 4 Thumb down 1
  • Макс Каммерер - 07.01.2018 в 20:05:
    Всего комментариев: 3
    Характерна имперская оговорка Черняева, когда он пишет о смерти Черненко: "Затаенная, если не радость, то «удовлетворение» царило в воздухе — кончилась, мол, Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 0
  • khyum - 07.01.2018 в 22:37:
    Всего комментариев: 112
    Богадельня Все говорят, грядет эпоха, Эпоха пышных похорон, Отцов народа, крытых мохом, Героев разных оборон. Они устроились, как боги, Все генералы, хоть Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 8 Thumb down 0
  • Юрий Кирпичев - 08.01.2018 в 04:36:
    Всего комментариев: 626
    "Во время «пиковых моментов» похоронной церемонии только иностранцы снимали шапки." - этим многое сказано.
    Рейтинг комментария: Thumb up 4 Thumb down 0
  • Юрий Кирпичев - 08.01.2018 в 04:51:
    Всего комментариев: 626
    Читаю помаленьку, вспоминаю наши реалии на местах, оцениваю с высоты нынешнего момента и делаю незамысловатый, но твердый вывод: а ведь не особо умен был мсье Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 5 Thumb down 4
  • khyum - 08.01.2018 в 16:13:
    Всего комментариев: 112
    При таком уродстве верхушки и их подлипал, автор не исключение, самоубийство СССР естественный конец этого этапа истории России. Короче, вставай страна огромная Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 3 Thumb down 0
  • К.М.Глинка - 08.01.2018 в 20:48:
    Всего комментариев: 95
    Официальный оппонент на защите диплома? Валерий Петрович, Вы совсем источники не проверяете?
    Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 0
    • redactor - 09.01.2018 в 05:41:
      Всего комментариев: 1758
      Источником здесь являются дневники Черняева.Я публикую то, что он написал. Думаю, он имел в виду кандидатский диплом. Светлана канд. филологических наук, я как-то Показать продолжение
      Рейтинг комментария: Thumb up 0 Thumb down 1
      • К.М.Глинка - 09.01.2018 в 12:01:
        Всего комментариев: 95
        А на Млечина ссылаться не стыдно?
        Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 0
  • К.М.Глинка - 08.01.2018 в 21:55:
    Всего комментариев: 95
    "до 10 класса нас было всего 18 человек (при норме в стандартных школах — 30–40). Из 26 тринадцать русских Остальные — евреи, некоторые наполовину. Из 12 мальчишек ни Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 1 Thumb down 0

Добавить изображение