1991 год - крах красной империи, смерть СССР
08-01-2018- Окончание. Начало здесь, здесь и здесь
Три дня в Форосе (путч)
О том, что увидел и услышал, оказавшись вместе с М.С. Горбачевым в Форосе 18-19 августа 1991 года, я рассказал вскоре по возвращении в Москву в интервью журналистке Саше Безыменской для журнала “Шпигель”, А. Любимову для телепрограммы “Взгляд”, а также в газете “Известия” и в американском журнале “Тайм”. Здесь я попытаюсь все соединить.
Несколько предварительных пояснений.
Очевидно, нужна некоторая расшифровка имен и названий. Ольга - это Ольга Васильевна Ланина, референт в секретариате Президента. Тамара или Тома - это Тамара Алексеевна Александрова, мой референт как помощника Президента. Шах - это Г.Х. Шахназаров, который тогда тоже был помощником Президента. Инициалы М.С. и Р.М. - понятны. "Южный" - это санаторий, км. в 12 от "Зари", я и Ольга с Тамарой там ночевали и ездили туда и днем обедать.
Работали мы в служебном помещении метрах в 50 от дома Горбачева. Делая записи в дневник, я через каждые полчаса включал "Маяк" (непрерывная информационная радиопрограмма): между новостями шли "симфонии" и музыка из балета Чайковского "Лебединое озеро", от которых в той обстановке тошнило. Потом в памяти миллионов слушателей они навсегда остались "позывными путча". Информацию "Маяка" я тут же фиксировал в дневниковой записи, эти места другим шрифтом воспроизвожу, хотя они и перебивают текст.
Итак - из дневника. 21 августа 1991 года. Крым. Дача "Заря".
(Это - утро 21 августа. В начале я предупредил, что дневник я начал писать именно 21-го, и записи прерывал фиксацией того, что слышал по "Маяку").
Видимо, пора писать хронику событий. Кроме меня никто не напишет. А я оказался свидетелем поворота истории. 18-го, в воскресенье, после обеда в "Южном" мы с Ольгой вернулись на службу. Тамара (по случаю воскресенья) попросила остаться. Дел, действительно, особых не было. Справились бы вдвоем. Речь при подписании Союзного договора была готова. Горбачев ее несколько раз переиначивал, все требовал от нас с Шахназаровым "укрупнять", а от меня - еще и "стиля". Г.X. в отпуску в "Южном" здесь, на "нашей службе" у Горбачева не бывал, общался с М.С. по телефону.
Итак, около 4-х часов мы с Ольгой въехали в зону дачи. У въезда стояли, как обычно, две милицейские машины, лежала лента с шипами, которую для нас отодвинули.13 Около 5-ти в кабинет ко мне вбежала Ольга: "Анатолий Сергеевич, что происходит? Приехал Болдин, с ним Бакланов и Шенин, и еще какой-то генерал, высокий в очках, я его не знаю" (потом, оказалось, - Варенников).
Я выглянул в дверь... у подъезда нашего служебного дома скопилось множество машин - все с антеннами, некоторые с сигнальными фонарями... толпа шоферов и охраны. Выглянул в окно - в сторону дома М.С.... По дорожке ходит смурной Плеханов. На балконе виден издалека Болдин. Ольга: "Анатолий Сергеевич, все это неспроста... Вы знаете, что связь отключили?"
Я снял трубку... одну, другую, третью, в том числе СК14 - тишина. Стали гадать. Вслух я фантазировал насчет какой-нибудь новой аварии на АЭС (поскольку среди приехавших - Бакланов): накануне сообщили о неполадках на Тираспольской АЭС и на одном из блоков Чернобыля... Но дело оказалось гораздо хуже!
Четверо были у М.С. Плеханов, Генералов (его зам.) и Медведев (личный охранник Горбачева) сидели на парапете лестницы под моим окном... Поглядывали, когда я подходил к окну. Включил транзистор: обычные передачи. Потом в этот день сообщили, что М.С. приветствовал какую-то очередную конференцию, что было передано его обращение к Наджибулле по случаю "ихнего" праздника (заготовки делал я)...
Примерно через час четверо отбыли. Уехал и Плеханов, забрав с собой Медведева, личного адъютанта Президента. На всех официальных фотографиях и на экранах телевизора он всегда стоял за спиной Горбачева, и никогда и нигде его не покидал. На этот раз уехал в Москву, бросив и предав "своего Президента". Это был уже знак. Да и когда я говорил Ольге насчет АЭС, я уже понимал, что речь идет о Горбачеве. Связь была отключена начисто.
Я сразу тогда догадался, о какой "связи" идет речь. Генералов проговорился. Имелось в виду то, что в просторечии называется "ядерной кнопкой"... Потом это подтвердилось. Офицеры, при которых неотступно находился знаменитый "чемоданчик", были отозваны вместе с ним в Москву, в распоряжение Моисеева, начальника Генерального штаба.
Еще когда ехали с Олей сюда, она попросилась отпустить ее пораньше, часов в 5, чтоб поплавать и т.д. Но машина за ней не пришла. Шоферу я сказал, чтобы он за мной приехал в 6.30. Но 12 “Форос” после путча приобрел нарицательное звучание. На самом деле это - курортный поселок километрах в 5-6 (если считать по побережью) от президентской дачи, точное название которой было - “Заря”.
Кстати, лента эта, в отличие от прошлого и позапрошлого года, всегда лежала - с момента приезда Президента в Крым, а не со дня путча.
Пункт правительственной связи, находившейся в Мухалатке, км. 20 от Зари в сторону Ялты. Соединение было - через телефонисток, служивших в КГБ. За мной он не приехал. Через охранника-дежурного я попросил, чтобы тот, кто остался среди них за старшего, объяснил мне, что происходит.
Минут через 10 явился Вячеслав Владимирович Генералов. Мы с ним хорошо знакомы по поездкам за границу с М.С. - он обычно там руководил безопасностью. Очень вежливый. Попросил Ольгу оставить нас. Сел. "Анатолий Сергеевич, поймите меня правильно. Я здесь оставлен за старшего. Мне приказано никого не выпускать. Даже если бы я вас выпустил, вас тут же бы задержали пограничники: полукольцо от моря до моря в три ряда, дорога Севастополь-Ялта на этом участке закрыта, на море, видите - уже три корабля"...
Я задаю наивный вопрос: а как же завтра с подписанием Союзного договора? Он: "Подписания не будет. Самолет, который прилетел за М.С., отправлен обратно в Москву. Гаражи с его машинами здесь на территории запломбированы и их охраняют не мои люди, а специально присланные автоматчики. Я не могу распустить по домам даже многочисленный обслуживающий персонал (люди местные - садовники, повара, уборщицы). Не знаю, где я их тут буду размещать".
Я опять наивно: Но как же так - у меня в "Южном" вещи, в конце концов ужинать пора! Там Тамара Алексеевна, наверно, мечется, ничего не может понять". Я понимал, в каком ужасном положении она оказалась, когда вечером мы не вернулись в санаторий. Потом она рассказывала, как металась, пытаясь связаться с нами. Но там связь тоже была отрезана. И в машине ей отказали. Он: "Ничего не могу сделать. Поймите меня, Анатолий Сергеевич. Я военный человек. Мне приказано... Никого! И никуда, никакой связи".
Ушел... Вернулась Ольга. Она живая, острая, умная (недавно замужем, ребенок - 1,5 года, и муж Коля здесь - шофер на одной из президентских машин). Стала крыть Болдина, своего давнего начальника. Не терпит его: "Он -то зачем сюда явился?.. Показать, что он уже лижет... новым хозяевам?" И т.п.
Время шло тупо. Смеркалось, когда новый прикрепленный (вместо Медведева), симпатичный красавец Борис передал, что М.С. просит меня выйти из дому. Он, мол, здесь, гуляет рядом с дачей. Я быстро оделся. Иду и думаю: каким я его сейчас увижу, как он?
(10 утра.15)
По "Маяку" сообщение коменданта Москвы -ночью первые столкновения, нападение на БТР'ы и патрулей на Смоленской площади (кстати, возле дома, где я в Москве живу, каково-то родным!), у здания Верховного Совета РСФСР и у гостиницы ВС. Есть убитые и раненые. Значит - первая кровь. Комендант все валит на "хулиганствующие элементы" и уголовников...)
В 12.00 по "Маяку": Ивашко заявил в обращении к Янаеву: ПБ и Секретариат ЦК не может вынести свое суждение о событиях до тех пор, пока не встретится с Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым! Это - да!.. Особенно -после пролитой крови). Итак: у входа в дачу стояли М.С., Р.М., Ирочка - дочь и Толя - зять. Пошутили: кому холодно, кому жарко: М.С. был в теплой кофте, за два дня перед тем ему "вступило" в поясницу. Проявился старый радикулит, в молодости он в проруби купался: был "моржом" и получил это недомогание, которое время от времени его посещало.
М.С. пробросил: "врачи просили беречься". Он вообще боится сквозняков. Он был спокоен, ровен, улыбался. Ну, ты, - говорит, - знаешь, что произошло?
- Нет, откуда же мне знать! Я только из окна наблюдал. Видел Плеханова, Болдина. Говорят, какой-то генерал в очках, большой... и Бакланов.
- Генерал - это Варенников. Он и был самым активным. Так вот слушай, хочу, чтоб ты знал. Р.М.: Вошли без спроса, не предупредив, Плеханов их вел, а перед ним вся охрана расступается. Полная неожиданность. Я сидела в кресле, прошли мимо и только Бакланов со мной поздоровался... А Болдин! С которым мы 15 лет душа в душу, родным человеком был, доверяли ему все, самое интимное!!!...
М.С. ее остановил.
- Слушай. Сели, я спрашиваю, с чем пожаловали? Начал Бакланов, но больше всех говорил Варенников. Шенин молчал. Болдин один раз полез: Михаил Сергеевич, разве вы не понимаете, какая обстановка!! Я ему: мудак ты и молчал бы, приехал мне лекции читать о положении в стране. (Слова "мудак" произнес "при дамах". Иришка засмеялась и интерпретировала: "мутант" очень удачно. Она вообще умная, образованная).
Словом, продолжал М.С., они мне предложили два варианта: либо я передаю полномочия Янаеву и соглашаюсь с введением чрезвычайного положения, либо - отрекаюсь от президентства. Пытались шантажировать (не пояснил - как). Я им сказал: могли бы догадаться, что ни на то, ни на другое я не пойду. Вы затеяли государственный переворот. То, что вы хотите сделать, - с этим Комитетом и т.п. - антиконституционно и противозаконно. Это -авантюра, которая приведет к крови, к гражданской войне. Генерал стал мне доказывать, что они "обеспечат", чтобы этого не случилось. Я ему: извините, товарищ Варенников, не помню вашего имени отчества...
Тот: Валентин Иванович.
Так вот: Валентин Иванович - общество, это не батальон. Налево - марш и шагай. Ваша затея отзовется страшной трагедией, будет нарушено все, что уже стало налаживаться. Ну, хорошо: вы все и всех подавите, распустите, поставите везде войска, а дальше что?..
Вы меня застали за работой над статьей. Ибо уже налажен процесс согласия через формулу "9 плюс 1", мы были накануне подписания Союзного договора, который кардинальным образом менял бы положение во всей стране, который стал бы рубежом в развитии государства и общества, когда можно было бы начать строить новые структуры
- Так вот, продолжал рассказывать мне Горбачев о своем отпоре непрошенным гостям, - в статье рассмотрен и ваш вариант - с чрезвычайным положением. Я все продумал. Убежден - что это гибельный путь, может быть кровавый путь... И он - не куда-нибудь, а назад, в доперестроечные времена. С тем они и уехали".
Горбачев получает Нобелевскую премию мира. 1990 г.
Все наперебой - что же дальше? М.С.: ведь завтра они должны будут обнародовать. Как они объяснят "мое положение"? Порассуждали насчет тех, кто приезжал. Я не преминул ввернуть: это же все "ваши", М.С., люди, вы их пестовали, возвышали, доверились им... Тот же Болдин... "Ну, о Плеханове, - сказал М.С., обойдя Болдина - и говорить нечего: не человек! Что он - о Родине печется, изменив мне?! О шкуре!".
М.С. стал вслух гадать насчет других "участников" всей этой операции: посетители ведь ему назвали членов ГКЧП. Никак не мог примириться с тем, что Язов там оказался. Не хотел верить: "А может они его туда вписали, не спросив?"...
В отношении старого маршала я присоединился к его сомнениям. Но в отношении Крючкова "отвел" его колебания: "вполне способен на такое... Да и потом: мыслимо без председателя КГБ затевать нечто подобное, тем более - действовать!!".
Судя по статье, он предвидел возможные варианты развития событий, в том числе - "чрезвычайный". Там был развернутый, детальный анализ нашей экономической, социальной и политической ситуации. Понимание глубокого недовольства, напряженности в обществе и опасности, если эта напряженность выплеснется наружу. Горбачев проанализировал, какие способы выхода из кризиса допустимы, какие должны быть выбраны и какие следует с самого начало отвергнуть, несмотря на крайне тяжелую ситуацию. Ибо уже налажен был процесс согласия через формулу "9 плюс 1", мы были накануне подписания Союзного договора, который кардинальным образом менял бы положение во всей стране, который стал бы рубежом в развитии государства и общества, когда можно было бы начать строить новые структуры и энергичнее включать в дело все то, о чем уже решили.
Самое главное сейчас, считал Горбачев, удержать этот процесс согласия, "не сорваться с рельс", как он выразился. Он видел, что силы, сопротивлявшиеся перестройке, учитывали, что страна подошла к грани, за которой не будет возврата, и именно поэтому они решились пойти на авантюру. Эти силы уже давно давали о себе знать на пленумах ЦК КПСС, на Съезде народных депутатов СССР, в Верховном Совете. Они и на митингах, и в печати давно уже требовали чрезвычайного положения.
В статье Горбачев подробно разбирает, к чему оно может привести. Поскольку общество изменилось, "народ привык к воздуху свободы" (есть у него там такое выражение), он никогда не согласится вернуться вспять, никогда не примирится с режимом диктатуры. Может что-то получиться в тех или иных местах, - народ ведь доведен до предела и есть настроения: мол, черт с ней, с диктатурой, с хунтой, пусть будет кто угодно, лишь бы немедленное спасение от повседневных бед, улучшение жизни. В традициях русского народа есть склонность искать спасителя в верховной власти, которая придет, все рассудит и наладит. В этом, в этих настроениях - большая опасность. И тем не менее, народ в целом, вся страна не захотела бы и не позволила вернуться назад, отнять ту атмосферу свободы, которую создала перестройка.
Так рассуждал М.С. Поэтому чрезвычайное положение, по его оценке, было бы шагом к гражданской войне с неисчислимыми жертвами по всей стране. Ведь уже существовали и демократические институты, которые выступили бы против диктатуры, но главным было бы спонтанное сопротивление многих тысяч людей. Характеризуя в проекте статьи силы, склонные действовать "по чрезвычайному варианту", Горбачев называл партийные структуры, которые несут очень большой реакционный заряд, военно-промышленный комплекс, который тоже в значительной степени привязан к старому и хочет восстановить свой прежний статус, свои привилегии. Он ссылался на другие реакционные категории общества. Конкретные имена не назывались, разумеется.
- А Янаев? - возмутился М.С. - Ведь этот мерзавец за два часа до приезда этих со мной говорил по телефону. Распинался, что меня ждут в Москве, что завтра приедет меня встречать во Внуково! Так мы походили еще в темноте минут
Я вернулся к себе. И стал волноваться "за" Тамару. Она там, в "Южном"... в панике, бегает, наверное, от Примакова к Шаху, от Шаха к Красину,17 умоляет хоть что-то узнать. На другой день я попросил придти ко мне Генералова. Тот пришел, чего я уже не ожидал. Сказал ему, что так нельзя издеваться над женщиной, попросил отправить ее в Москву, помочь достать билет. Он: билета сейчас не достанешь (? - ему-то не достать!..)
Однако, подумав, вдруг спросил: - А она в какой степени готовности?
- Откуда мне знать! А что?
- У нас сегодня военный самолет пойдет. Аппаратуру связи и некоторых связистов повезет, одного больного из охраны.
- Так захватите Тамару!
- Ладно. Сейчас пошлю за ней машину.
- Пусть заодно она и мой чемодан соберет, прикажите привезти его сюда, а то мне и бриться-то нечем...
Чемодан мне принесли поздно вечером. Что в самолет Тамару посадили - мне сообщили на другой день. Какова была степень нашей изоляции в "Заре"? Об этом меня постоянно спрашивали и журналисты, и знакомые по возвращении в Москву.
Генералов привез с собой не так уж много новых, "своих" людей. Часть он поставил у гаражей, где заперты были президентские машины с автономной системой связи, а также у ворот - тоже с автоматами. На берегу стояли и раньше пограничные вышки - на концах полукружия территории дачи. Там дежурили пограничники. Но за два-три дня до переворота их стало вдоль шоссе много больше.
Потом только мы с Ольгой стали вспоминать, что не придали этому значения. Появились вдоль шоссе и люди в необычной форме - в тельняшках, с брюками на выпуск, не в сапогах, а в ботинках, похожие на ОМОНовцев. Только потом мы сообразили, что это значило. Достаточно было выйти из нашего служебного помещения и посмотреть на кромку скал, вдоль дороги Севастополь-Ялта, чтобы увидеть - через каждые 50-100 метров стояли пограничники, иногда - с собаками.
Наблюдение за нами было тщательное. Вот эпизоды в доказательство. 19-го днем я пошел к Горбачеву. Часовой в будке на пути к даче остановил: Вы кто такой?
- Помощник. - Куда идете?
- Легко догадаться, - показываю на дачу Президента.
- Не положено.
Я взвился и стал ему говорить нехорошие слова. Вдруг сзади подскочил Олег (один из личной охраны) и ему: "Ты - марш в свою будку! И чтоб никогда больше не лез к нему (показывает на меня пальцем). Идите, идите, Анатолий Сергеевич".
Я сделаю отступление. Оно важно. Это очень поддерживает атмосферу какой-то минимальной надежности. Во всяком случае - надежду, что нас голыми руками не возьмут. А если попытаются, дорого обойдется. К личной охране "публика" относится обычно с презрением. Но эти ребята показали себя настоящими рыцарями. Их начальники, Плеханов и Медведев, предали и их, изменили Президенту. А они не дрогнули. День и ночь, сменяясь, спокойные, напряженные, сильные ребята, с пистолетами и мини-рациями, часть вооружилась автоматами... Во всех "жизненных" пунктах вокруг дачи, иногда незаметные за кустами. Они были готовы стоять насмерть: и по службе, и по долгу, но главным образом - по-человечески, по благородству духа. Их было всего пять человек.
Второй эпизод. Утром 20-го Оля говорит: "А.С., чего вы сидите все время в кабинете. Сходим купаться. Ребятам (т.е. охране - она знает через мужа) запрещено выходить к воде. Но вас вряд ли остановят. А нас без вас не пустят".
- А куда?
- Ну, вон там, за домом, где столовая, гаражи, где большинство ребят живут. Там есть спуск к воде. Правда, крутой, камни, сорваться можно. Но ходят же люди.
Я согласился. Николай Федосьевичпринес что-то на тарелке из столовой. Поел. Зашла Оля с Ларисой (медсестра) и Татьяной - большой доброй женщиной, массажисткой. Пошли. Первый часовой очень подозрительно посмотрел. Не остановил, но тут же сообщил по рации: "Черняев куда-то пошел". Когда проходили мимо хоздома, навстречу выбежали знакомые ребята из охраны, с мячом (рядом - за сеткой спортплощадка). Спрашиваю: "Развлечься?.." "А что делать-то, А.С.?.. Никуда не пускают. Жарища. Тоска!".
Дошли до тропки и - резко вниз по самодельным ступенькам.. Спуск - метров 100. На половине - Ольга мне: "Оглянитесь!" Я оглянулся. За нами шел человек. Спустились к воде. Между больших валунов можно пробраться в воду. Небольшая площадка. На ней брошены три деревянных мата. Лариса разлеглась загорать. Мы трое пошли в воду - ногу можно сломать, пока доберешься до глубины, чтоб поплыть. Сделал несколько махов, перевернулся на спину. Мужик, который шел за нами, звонил по телефону. Лариса потом сказала, что он произнес: "Черняев здесь. Сижу"... (Телефон в будке - в этом месте купалась охрана. Для срочного вызова). Справа пограничная вышка. Два солдата направили на нас все трубы и бинокли. Перед нами катер и глиссер... Завели моторы. Метрах в ста маячит фрегат. Зачем тогда мужик-охранник?.. Догонять, если в Турцию поплыву? Не догонит: я слишком хорошо (для него, толстяка, плаваю). Ясно: чтоб знали - вы собой не распоряжаетесь, за вами везде следят, вы полузэки. Психическое давление.
Через 1/2 часа вылезли. Охранник отвернулся. Пошли вверх. Слышим: он по телефону - "Черняев поднимается!". Женщины уговорили меня и на другой день пойти купаться. Идем. Говорю: "Противно, неохота". Таня реагирует: "Тоже ни за что бы не пошла, да позлить этих сволочей хочется'". "Процедура" та же, что в первый раз: за нами стал спускаться (уже другой) охранник. Еще не успели раздеться, он громко по телефону: "Объект здесь. Остаюсь...".
Но на этот раз наверху, у начала тропинки объявился еще и пограничник с собакой. Поплыли, видно, как в даче на балконе - Толя и Иришка наблюдают за нами. А внизу ближе к "президентскому" пляжу Генералов и еще человек 5 - выстроились, смотрят в бинокль. Потом он "счел нужным довести" до Ольги - что видел, как мы купались. М.С. после этого мне сказал: не ходи далеко от дома, во всяком случае - без моего ведома. Что он имел в виду? Может, просто "заботу проявил"...
В 15.00 21.УШ. ТV-новости. Ельцин заявил в парламенте России: Горбачев в изоляции в Крыму. Решение - направить сюда Руцкого, Силаева + других депутатов. Выступил там Бакатин. Диктор взволнованно и подробно изложил его речь: Государственный переворот. Горбачев, по крайней мере в воскресенье, был совершенно здоров, не считая радикулита (видно от Примакова узнал). Творится беззаконие. Нужно пригласить в российский парламент депутатов ВС СССР, которых сейчас усиленно обрабатывают. Парламент почтил минутой павших в эту ночь "на его подступах". Вот, Михаил Сергеевич, где проверяются люди: Бакатин, которого вы отпихнули, боясь всяких Лукьяновых, Янаевых и проч.!
Мое общение с Михаилом Сергеевичем в эти дни. 19-го утром, как только по "Маяку" услышал о ГКЧП, стал думать, как мне вести себя с М.С. - ждать, когда позовет? То есть - по прежней субординации? Нет - так нельзя: он должен убедиться в моей верности. И он нуждается в поддержке. Пошел к нему. Долго бродил по дому, пока внучка меня не обнаружила. Привела к деду наверх. Он лежал на постели - после процедуры: ему еще "донатирали" радикулит. "Ты знаешь, Анатолий, - начал сходу, - когда я разговаривал с этими - ни один мускул у меня не дрогнул. Был совершенно спокоен. И сейчас - спокоен. Я убежден в своей правоте. Убежден, что это - авантюра, и не дай Бог - с кровью"... Помолчал. "Не удастся им ни навести порядок, ни собрать урожай, ни запустить экономику... Не удастся! Преступная авантюра!.. Думай, что будем делать. Приходи после обеда".
Я пришел, как договорились. Пошли со всей семьей на пляж. В доме говорить было уже невозможно - кругом "жучки", об этом панически предупреждала нас все время Раиса Максимовна. Запомнилось: когда спускались к пляжу, ко мне прильнула меньшая внучка, взяла за руку: "А у меня - карты (держит в ручонках колоду). Это вот король, а это дама... нет - валет, а это - ох! забыла (это была десятка)"... Я ей: "Ну ладно, а какой она масти?" (не рассчитывал, что она знает это слово) "Она - червивая!". Эта детская ошибка резанула, напомнила ситуацию, в которую попала и эта малышка. Р.М. завела нас с М.С. в маленький павильон, а всех остальных отправила к воде. Лихорадочно вырвала из блокнота несколько чистых листков, подала мне, долго копалась в сумочке, - нашла карандаш, подала мне. "Я оставляю вас". "Да, да, - нетерпеливо (необычно для него в обращении с ней!) бросил М.С., - надо работать". Она жалко улыбнулась и "сделала мне ручкой". "Толя! Надо что-то делать. Я буду давить на этого негодяя (он имел в виду генерала Генералова). Буду каждый день предъявлять требования. И наращивать". "Да, М.С., согласен. Сомневаюсь, чтобы банда в Москве на это отреагировала. Но нельзя, чтоб подумали, что вы смирились... Пиши: "Первое. Требую немедленно восстановить правительственную связь... Второе. Требую немедленно прислать президентский самолет, чтобы я мог вернуться на работу. Если не ответят, завтра потребую, чтоб прислали журналистов, советских и иностранных".
Я записал. Он: "Смотри, как бы по дороге у тебя это не отобрали!" "Не отберут!" - сказал я уверенно. 20-го я к М.С. пошел сразу после описанного выше купанья. Опять долго ходил по этажам, пока кухарка не показала: мол, вон там, в кабинете. Он вышел навстречу, тут же - из другой комнаты -Раиса Максимовна. И сразу потащила нас на балкон, показывая руками на лампы, потолок, на мебель, мол - "жучки". Постояли, облокотившись на перила. Я говорю: "Р.М., вот видите эту скалу, над которой пограничная вышка. За ней, за поворотом - Тессели (это филиал санатория "Форос", там Дача, где в начале 30-х годов жил в Крыму Максим Горький). До того, как построена была "Заря", здесь, на ее месте был дикий пустынный "пляж". На самом деле, никакой не пляж - по валунам в воду зайти было трудновато.
Так вот... Я несколько раз проводил отпуск в Тессели. И плавал сюда из-за той скалы. Лежал здесь и потом плыл обратно". Р.М. слушала рассеянно. И вся встрепенулась, когда я продолжил: "Вы, наверное, знаете, что я очень хорошо плаваю? Мне и 5 и, наверное, 10 км проплыть ничего не стоит. Может, рискнуть?" Я улыбался, говоря это. А она вся насторожилась. Прямо и долго смотрит на меня, т.е. всерьез подумала, что такой "вариант" возможен. До этого она бурным шепотом мне рассказала, как они в 3 ночи, завесившись во внутренней комнате, Толиной камерой засняли заявление М.С. "Мы его вырежем из кассеты, говорила она (но скрыла, что снято было в двух вариантах, плюс еще - заявление врача Игоря Анатольевича) - Так вот... Я упакую пленку в маленький "комочек" и вечером вам отдам. Но вы, ради Бога, не держите у себя. Вас могут обыскать. И не прячьте у себя в кабинете".
Тут вмешался М.С. и посоветовал упрятать в плавки. Я их сушу на балкончике при комнате Оли и Томы, где расположены их пишущие машинки и прочая "канцелярия". М.С. отнесся скептически - чтоб я поплыл в Тессели, в Форос и даже в "Южный": "Даже если не выловят в воде, выйдет голый - и что дальше? Отправят в ближайшую комендатуру и пропала пленка". Но обсуждали всерьез, хотя вариант был явно абсурдный. И я его "предложил" в шутку, чтоб как-то разрядить их нервное напряжение. Пленку Р.М. мне дала позже. А пока М.С. попросил ее заняться детьми. Мы с ним перешли на другой балкон, встали у перил и тут же увидели, как повернулись к нам трубы с вышки, и погранпатруль на ближайшей скале взял нас "в бинокль"...
Одновременно - услышали из будки внизу под домом по телефону: "Объект вышел на балкон, второй справа!..". Мы с М.С. переглянулись, я засмеялся и обозвал "их" матом... Он посмотрел на меня: раньше я при нем не позволял себе. (Я посожалел, подумает, что теперь можно!). Сели за стол. Он положил перед собой блокнот. Предложил мне сесть напротив, спиной к солнцу и на солнце. Я говорю: "А можно рядом? Не люблю солнца, в отличие от вас с Бушем... Помните, как он в Ново-Огарево пересел на мое место, когда солнце вышло из-за стены и я ушел - сел рядом с вами в тени?..". М.С. улыбнулся, видно, вспомнив о встрече с Бушем, как эпизоде из античной истории, хотя произошла она всего три недели назад. Стал диктовать заявление - Обращение к народу и к международному сообществу. Поговорили. Обсудили, отформулировали каждый пункт. Я пошел к себе. Оля напечатала на шершавке.
Вечером я попросил его поставить подпись, число, место. Вверху он подписал - что просит огласить это заявление любыми средствами каждого, кому оно попадет в руки. Когда уходил, Р.М. опять стала меня строго инструктировать: чтоб я хорошо спрятал и сумел донести - как бы в дороге не обыскали. Мне эти страхи кажутся плодом нервного перенапряжения. У меня вообще еще с войны несколько атрофировано чувство физической опасности. Накануне она дала мне свою книжку "Я надеюсь", которую прислали ей еще 17-го - сигнальный экземпляр. Просила прочитать за вечер... Я прочитал и очень хвалил. Это доставило большую радость Михаилу Сергеевичу. У него даже глаза увлажнились. Я уверял их, что книга разойдется по всему свету, расхватают... и у нас тоже. "Замолчать не удастся, что бы ни случилось", - уверенно заявил я.
Вообще всем своим видом, поведением я старался показать, что "все обойдется". Они встречали меня с какой-то обостренной надеждой - не принес ли я какую-нибудь "хорошую весть". Расспрашивают, что я слышал по "Маяку" (по оказавшемуся в комнате Ольги-Тамары допотопному ВЭФ'у). Как я оцениваю то, что услышал, что я вообще думаю о том, что будет завтра, послезавтра, через неделю. Я "в не свойственной мне манере" отвечаю самоуверенно, бодро. Р.М. все время в крайнем напряжении, хоть бы раз улыбнулась. Зато дочка - Ира - вся полна решимости, бесстрашная, резкая.., беспощадная в словах и "эпитетах" по поводу того, "что с ними сделали"... Перебрасываемся с ней и на "отвлеченные", литературные темы... вроде бы не к месту. И муж у нее Толя -хирург из 1-ой Градской. Умен, уверен, настоящий мужик, опора.
Так вот, "вестей" я им никаких не приносил. И наши все дискуссии вращались вокруг последствий приезда Болдина и Ко. Говорили мы и о том, как среагирует мировая общественность? Гадали - что думает сейчас Коль? Что думает Буш? Горбачев считал однозначно: хунте поддержки никакой не будет. Все кредиты прервутся, все "краники" закроются мгновенно. И наши банки обанкротятся немедленно. Наша легкая промышленность без этих кредитов, которые давались фактически под "него", будут сразу аннулированы. И все остановится.
Он говорил, что заговорщики - это мышиные умы, не могли просчитать элементарных вещей. Говорили о возможной реакции республик. Горбачев считал, что акция путчистов приведет к быстрой дезинтеграции Союза. Потому что республики могут занять такую позицию: вы там, в Москве, русские деретесь, а наше дело - сторона, отгородимся и будем делать свои дела.
Так оно, кстати, и получилось. Некоторые даже поддержали хунту, но опять же для того, чтобы оставить "Москву" самой разбираться со своими делами.
Настроение у Горбачевых менялось в зависимости от сообщений радио. Когда, например, ребята из охраны с помощью "проводочков" оживили телевизор, и мы увидели пресс-конференцию Янаева и Ко, услышали заявление, что Горбачев тяжело болен, это произвело жуткое впечатление. Все очень насторожились. Мнение было общее: если "эти" открыто позволяют себе на весь мир так дико лгать, значит, они отрезают себе все пути назад, значит, пойдут до конца Сожгли за собой мосты. Я сказал М.С., что Янаев ищет алиби, если с вами "что-то случится". Горбачев добавил: теперь они будут подгонять действительность под то, о чем публично сказали, под ложь.
А когда Би-Би-Си сообщило о событиях вокруг Белого дома, российского парламента, о том, что народ выступает в защиту Горбачева, что Ельцин взял на себя организацию сопротивления, настроение, конечно, резко поднялось. Впрочем, еще 19-го, когда мы еще ничего не знали, М.С. говорил мне, что Ельцин не сдастся и его ничто не сломит. И Россия, и Москва не позволят путчистам одержать победу. Запомнил его слова: "Убежден, что Борис Николаевич проявит весь свой характер". Далее - о настроениях и предположениях Горбачева в те дни - позволю процитировать мое интервью Саше Безыменской. Оно было первым после моего возвращения в Москву, по самым свежим следам. Там отразилась и моя собственная наивность в отношении того, что будет с Горбачевым, с нами. Саша меня спросила: Как Горбачев относился к тому, что на его защиту встал Ельцин?
- Так вопрос просто не мог стоять, - ответил я. - Ведь речь шла о судьбе государства, о судьбе страны. Тут уж никаких личных счетов не могло быть. Если человек готов на все в сражении за демократию, за законность, за спасение всего того, что делал Горбачев на протяжении шести лет, никакие "привходящие" мотивы уже ничего не значили. Вы задаете вопрос, который, я думаю, у Горбачева и в голове не мог возникнуть.
- Горбачев был уверен, что Ельцин,.. - настаивала корреспондентка. - Абсолютно уверен, что Ельцин не отступит.
- Действительно ли было у него с самого начала чувство, что народ за эти пять лет стал другим и что народ хунту не проглотит и не примет? Была такая уверенность?
- Первый раз я с ним вечером разговаривал, когда только уехали Болдин и К°. И в этот раз, и на утро он совершенно спокойно рассуждал. Говорил, что самое страшное, что может произойти - это, если переворот будет набирать обороты и получит кое у кого поддержку. Тогда - гражданская война с колоссальными потерями - то, чего Горбачев все эти годы пытался избежать.
Когда же заговорщики отменили гласность, когда заткнули рот газетам, он понял, что у хунты в международном плане дело проиграно. Кстати, в позиции мировой общественности он ни разу не усомнился. Тут все было ясно с самого начала. Информацию урывками брали с маленького "Сони", оказавшегося у Толи. Собирались "в кружок": мы с М.С. на диване, Толя на корточках, Иришка прямо на полу, Раиса Максимовна напротив на стуле. И сомкнув головы, пытались расслышать "голоса". Транзистор очень плохой, с севшими батареями. Толя его ворочал туда-сюда, чтобы что-то уловить.
Вот там я слышал Би-Би-Си. Там я впервые узнал, что Тамару Алексеевну увезли. Но куда, неизвестно. Р.М. все время носила с собой маленькую шелковую сумочку. Там, видно, - самое потайное, что отбирать стали бы в последнюю очередь. Она очень боится унизительного обыска. Боится за М.С., которого это потрясло бы окончательно. Она была постоянно в нервическом состоянии. В этом состоянии она и вручила мне "комочек" пленки, завернутый в бумагу и заклеенный скотчем.
- Мы уже передали другие варианты. Я лучше не скажу вам -кому. Это - вам. Нет, не вам...
- Почему же не мне? Я ведь продолжаю качать права как народный депутат: хочу, мол, быть на заседании Верховного Совета 26-го - о котором объявил Лукьянов. Потом, уже в Москве, у меня не раз спрашивали, что ж это у Президента на всей этой великолепной даче ничего другого, кроме этой "спичечной коробки" не было?! Так вот - не было! Потому что вся "электроника", вмонтированная в комнатах, была "вырублена" в первый же момент приезда "банды четырех", как и антенна ТВ, обслуживавшая всю "зону".
М.С.: Чего захотел?!
Я: Оно, конечно. Заполучить на трибуну такого свидетеля вашей смертельной болезни и недееспособности, - даже эти кретины догадаются, что нельзя...
Р.М.: Анатолий Сергеевич! Надо - через Олю. У нее ребенок, родители больные, вы говорили... А она согласится? Ведь это очень опасно...
Я: Согласится. Это отчаянная женщина и ненавидит их люто, еще и за то, что они отрезали ее от ее любимого Васи...
Р.М.: Но вы ее очень предупредите. Пусть спрячет... куда-нибудь в самое интимное место - в бюстгальтер или в трусики что ли. А вы сейчас, когда пойдете к себе, где будете держать эту пленку? В карман не кладите, в руке донесите и спрячьте. Только не в сейф. Где-нибудь в коридоре, под половиком.
Я положил в карман. Ольге сказал только вечером. Она сидела в кресле, притихшая. Симфоническая музыка по "Маяку" - с ума сойти! Но тишина еще хуже, я включаю только - когда известия. Но они часто - о спорте и о культурной жизни. Одна вчера была... о визите супруги президента Боливии в Перу, где та занималась не то благотворительной, не то фестивальной деятельностью. Верх идиотизма!
Тут я подумал, остро, физически ощутил, что банда возвращает нас в информационную среду худших времен застоя.
16.30. Опять экстренные сообщения. Очередной "Маяк" начался с взволнованного голоса диктора: мы, работники ТВ и Радио, отказываемся выполнять приказы и подчиняться, так называемому, Комитету по ЧП. Нас лишили возможности давать объективную и полную информацию, мы требуем снятия с постов полностью дискредитировавших себя руководителей ТВ и Радио. Мы, если удастся еще прорваться в эфир, будем честно выполнять свой профессиональный долг.
Бакатин и Примаков (молодец Женька, прорвался в Москву!) как член Совета Безопасности - заявляют, что ГКЧП - незаконно, противоправно, антиконституционно. И все его постановления - тоже. Горбачев здоров и насильственно изолирован. Необходимо немедленно добиться, чтобы он вернулся в Москву или чтобы получил возможность встретиться с прессой. Нишанов и Лаптев - председатели палат Верховного Совета - провели экстренное заседание Комитетов. Лукьянов вылетел в Крым для встречи с Горбачевым. И самое-самое: Минобороны, проанализировав ситуацию, сложившуюся в результате введения чрезвычайного положения в ряде мест, приняло решение немедленно вывести войска из этих мест (т.е. не просто бронетехнику, а войска целиком, т.е. и десантников, и т.п.). С кем остаются Янаев и Пуго + их генерал Калинин -комендант Москвы - перед лицом народа?!
С 6 часов по "орбите" объявлено - будет полностью транслироваться сессия ВС РСФСР! Было уже часов II вечера 20 августа. Я включил на полную мощность телевизор. Подсел на корточках к Ольге... у ее колен. - Оля! Есть серьезная вещь. Вы готовы меня выслушать? Только очень серьезная. Можете сразу же, еще не выслушав, пока я еще не начинал говорить, отказаться.
- Ну что вы, Анатолий Сергеевич! Будто вы меня не знаете.
-Говорите.
- Я рассказал о пленке и заявлении Горбачева, которое она сама печатала, о плане переправки их "на волю".
- Хорошо. Допустим, я попадаю в Москву. Дальше что? За мной наверняка будут следить.
- Да, конечно. Мы обсуждали это с М.С. и Р.М. И договорились. Вполне естественным будет, если вы зайдете к моей жене. Я напишу письмо ей... такое, как из тюрьмы, вероятно, шлют: мол все в порядке, не беспокойся, скоро вернусь, обстоятельства... и т.п., - на случай, если будут обыскивать в самолете ли, в аэропорту. А "комочек" с пленкой придется вам запрятать действительно в "укромное" местечко. Дальше так: если удастся его довезти до Москвы, вы приходите на ул. Веснина ко мне домой. Передаете жене письмо и эту штучку. Скажите, чтоб она позвонила Лене - жене Бовина. Они знакомы. Та придет. Именно она, а не сам Бовин: слишком заметная фигура, да еще на подозрении, особенно после его вопросика на пресс-конференции Янаева и Ко. Ей жена передаст эту вещь, она - Сашке, а тот догадается сразу, что надо делать.
Ольга засунула пленку все-таки в джинсы. Там "комочек" постоянно выпирал. Я посмеивался, указывая пальцем на это местечко...
(Она так и привезла этот "комочек" в Москву, когда "вырвались" все вместе, вернула мне, я - Горбачеву, и он продемонстрировал его на пресс-конференции).
Теперь предо мной была задача добиться от Генералова, чтоб он ее отпустил в Москву. Я и до этого, еще 19 августа, начал на него давить: как ему не стыдно! Он - офицер, допускает такое издевательство над молодой матерью. У нее - больной сынишка. Родители ничего о ней не знают. Не вечно мы будем тут сидеть, пытался его шантажировать. И ему придется ответить за такое поведение по отношению к женщине, которая вся изошлась, не имея возможности ничего узнать о том, что с ее сыном. И т.п. - в этом роде.
Однако он мне продолжал твердить: у него, мол, только односторонняя связь - ему могут звонить из Москвы. И начальство звонит. А он отсюда в Москву звонить не может. Врал, конечно. Обговорив с Ольгой "план", я решил еще раз "надавить" на Генералова. Кстати, ничего не дали мои прежние попытки "качать права", ссылаясь на то, что я народный депутат СССР и он, Генералов, удерживая меня фактически под домашним арестом, нарушает еще и Конституцию, попирает мой парламентский иммунитет. Я пригласил его опять. Он и на этот раз соблаговолил придти. Стал опять стыдить его насчет Ольги.
Но он... обыграл меня. Предложил отвезти ее в Мухалатку - это пункт правительственной связи, о котором я уже говорил, в 20 примерно км. от "Зари" в сторону Ялты, - чтобы она оттуда позвонила домой в Москву. И произошло следующее. Спустя некоторое время после того, как Генералов предложил этот "вариант", который срывал все наши планы передать на волю информацию о Горбачеве, ко мне в кабинет явился шофер "Володя". Беру имя в кавычки, потому что, каково оно на самом деле, трудно сказать - он из КГБ. Но это был тот самый парень, который до 18 августа возил нас с Ольгой и Тамарой между "Зарей" и "Южным" по два-три раза в день.
Не поздоровался: "Где тут Ланина? Велено отвезти ее на телефон". Я встал, протянул ему руку... Он помедлил и вяло протянул свою. Я заметил в нем перемену, еще когда он за чемоданом . моим ездил. Для него - я уже преступник, заключенный. Ольга, когда вернулась, вынесла такое же впечатление - говорила: он от меня как от прокаженной отодвигался в машине. Сопровождал ее еще один из ГБ - связист. И сидел против нее, когда ее соединяли с Москвой, чтоб мгновенно отключить, если что-то лишнее начнет говорить. "Я, говорит, разрыдалась. Брат кричит в трубку: что с тобой!, а я в слезах захлебываюсь. В общем - одно расстройство. А вашей жене не разрешили позвонить" (я просил ее об этом). В общем - дали еще раз понять, кто мы для них такие.
Нелишне при этом заметить. ГКЧПист Лукьянов, выйдя из "Матросской тишины", в одном из своих многочисленных интервью по телевидению заявил: мол, все это горбачевское вранье, будто они там были изолированы и связи у них не было. В двух шагах от кабинета Черняева, в соседней комнате был телефон, по которому он мог звонить, куда хочет. Если это так, зачем же было Ольгу возить за 20 километров под охраной и даже запретить ей сказать два слова моей жене?!
Кстати, о нашей изоляции. Когда Ольга вернулась, спрашиваю у нее, что она видела по дороге. "Шоссе закрыто для движения, ответила она. Никаких машин, кроме военных. На каждом шагу пограничники. И сверху (шоссе метров на 20-25 выше территории "Зари") виднее, что на рейде уже не два фрегата, как было до 18-го числа, а я насчитала штук 16 разных военных кораблей. В дымке плохо различаешь, может, там и больше".
Кончилось наше заключение так. Около 5 вечера 21-го вбежали ко мне сразу все три женщины: Ольга, Лариса, Татьяна - в страшном возбуждении. "Анатолий Сергеевич, смотрите, смотрите, что происходит!" Выскочили мы на балкон... С пандуса от въезда на территорию дачи шли "ЗИЛ'ы, а навстречу им с "калашниковыми" наперевес двое из охраны. "Стоять! - кричат. Машины встали. "Стоять!" - из-за кустов еще ребята. Из передней машины вышел шофер и еще кто-то... Чего-то говорят. Им в ответ: "Стоять!" Один побежал к даче Горбачева. Вскоре вернулся и машины поехали влево за служебный дом, где мой кабинет и проч.
Я вышел из кабинета. Он на втором этаже. Прямо от моей двери лестница к входной двери в дом. Стою в помятой майке, в спортивных штанах, уже ставших портками. Мелькнула мысль - как лагерник! В дверь внизу тесно друг за дружкой - Лукьянов, Ивашко, Бакланов, Язов, Крючков. Вид побитый. Лица сумрачные. Каждый кланяется мне!! Я все понял - прибежали с повинной. Я стоял окаменевший, переполняясь бешенством. Еще до того, как они ушли в комнату налево, развернулся и показал им спину. Ольга стояла рядом, красная, в глазах торжествующие бесенята. В кабинет вбежали Лариса и большая Татьяна. Она вся такая степенная, сильная, спокойная - вдруг бросилась мне на шею и зарыдала. Потом - нервный смех, всякие восклицания, не запоминающиеся реплики... Словом - ощущение: кончилась наша тюрьма. Подонки провалились со своей затеей.
Я оделся и побежал к М.С. Признаться, боялся, что он начнет их принимать... А этого тем более нельзя делать, что по телевидению уже известно было, что летит сюда делегация российского парламента. Мои опасения он развеял с ходу: "Ну что ты! Как тебе в голову могло придти. Я и не собираюсь их видеть, разве что поговорю с Лукьяновым и Ивашко". Горбачев сидел в кабинете и "командовал" по телефону. Оторвался: "Я, говорит, им ультиматум поставил: не включат связь - разговаривать с ними не буду. А теперь и так не буду".
При мне он велел коменданту Кремля взять Кремль полностью под свою охрану и никого из причастных к путчу не пускать ни под каким видом. Велел подозвать к телефону командира кремлевского полка и приказал ему поступить в распоряжение исключительно коменданта Кремля. Вызвал к телефону начальника правительственной связи и министра связи и потребовал от них отключить всю связь у путчистов. Судя по их реакции - они на том конце стояли по стойке смирно.
Я обратил его внимание, что в ЗИЛ'ах, привезших ГКЧП'истов, есть автономная связь... Он вызвал Бориса (одного из личной охраны) и приказал ему "отъединить пассажиров" от машин.
Потом он говорил с Джорджем Бушем. Это был радостный разговор. М.С. благодарил за поддержку, за солидарность. Буш приветствовал его освобождение, возвращение к работе... Был у М.С. тут же разговор с В.И. Щербаковым (первый зам. премьера) и с кем-то еще... я не понял. Смысл: приеду - разберемся. До того, как я пришел, он говорил с Ельциным, с Назарбаевым, Кравчуком. Сказал мне об этом.
Борис доложил, что на территории дачи появилась российская делегация.
- Зови, - сказал М.С., - пусть идут в столовую.
Через пару минут мы пошли туда. Последовавшая сцена запомнится на всю жизнь. Силаев и Руцкой бросились обнимать Горбачева. Восклицания, какие-то громкие слова. Перебивают друг друга. Тут же Бакатин и Примаков, депутаты. Я гляжу на них. Среди них те, кто и в парламенте, и в печати не раз крыл М.С., спорил, возмущался, протестовал. А теперь несчастье мгновенно высветило, что они нечто единое и именно как таковое необходимо стране. Я даже громко произнес, наблюдая эту всеобщую радость и объятия: "Вот и состоялось соединение Центра и России, без всякого Союзного договора...". [Здесь и ниже я воспроизвожу свои записи в дневнике, сделанные сразу по приезде в Москву].
Сели за стол. Наперебой стали рассказывать - что в Москве и что здесь. Оказалось - меня почему-то это удивило, - что они даже на знают, кто приезжал к Президенту с ультиматумом и что вообще был этот ультиматум. Силаев и Руцкой против того, чтобы Горбачев принимал Крючкова и К°, которые сидели по существу под охраной в служебном доме под моим кабинетом. Он сказал, что примет, скорее всего, только Лукьянова и Ивашко, которые вроде прилетели отдельно.
Разговор затянулся. Шел уже 10-й час. Вступил в дело Руцкой. Сильный, красивый человек, любо-дорого его наблюдать. "Михаил Сергеевич, говорит, пора обсудить, что будем делать дальше... В самолет (президентский), на котором эти (!) явились, мы вас не пустим. Полетим в моем самолете. Он стоит на том же аэродроме, но вдали от вашего. Его надежно охраняют. Я привез с собой 40 подполковников, все вооруженные. Прорвемся.
0б этих подполковниках стоит сказать. Когда М.С. после ложного выхода из машины возле президентского самолета, согласно плану Руцкого, вновь быстро туда сел, и машины рванули дальше -к самолету Руцкого - километров в 3-5 от этого места, так вот, когда М.С. в своей шерстяной кофте, которую все увидели на нем по ТВ уже во Внуково, вышел к самолету, эти офицеры взяли с автоматами на караул и так стояли, пока он не поднялся по стремянке в самолет. Я подумал, глядя на эту сцену: есть еще офицерская честь в нашей армии, неподдельная. Есть и высокая интеллигентность в ее среде: достаточно пообщаться с тем же полковником Н.С. Столяровым, который тоже прилетел в группе депутатов спасать своего президента.
В аэропорт мы ехали с ним в одной машине. Потом был перелет. Распоряжался полетом Руцкой, который то и дело вызывал к себе летчиков. М.С. с семьей расположился в маленьком отсеке, позвал меня. Там было настолько тесно, что девочки-внучки улеглись прямо на пол и скоро заснули. Когда я вошел, спрашивает, веселый: "Ну ты кто теперь?" А я - "простой советский заключенный, но бывший”. Все возбужденно смеялись. Пришли Силаев, Руцкой, Примаков, Бакатин, был тут и доктор Игорь Анатольевич Борисов.
Р.М. рассказывала, что с ней случилось, когда узнали, что путчисты едут выяснять состояние здоровья Михаила Сергеевича... теперь уже ей лучше, но рукой плохо владеет. Шел бурный разговор: о людях -как они проверяются в таких обстоятельствах, о безнравственности - источнике всех преступлений и бед. Были тосты за продолжение жизни...
Горбачев прилетел из Фороса
И впервые тогда М.С. произнес слова: "летим в новую страну". Многие журналы обошла фотография: Ира спускается по трапу (во Внуково), несет завернутую в одеяло дочку. Прошла мимо толпы, окружившей Президента: там, заметил, были и те, кто искренне рад, и те, кто, наверно, чувствовал, что для них лично лучше бы было "по-другому". Иришка пронесла дочку в машину, возле которой я оказался, в стороне от сгрудившихся вокруг М.С. людей. Бросилась на сиденье и всю ее затрясло в рыданиях. Я наклонился, пытался что-то говорить. Муж ее рядом, обнимал, гладил, стараясь успокоить, - безуспешно. Эта финальная для меня на аэродроме сцена останется символом трагедии, которая произошла не только там, на даче в Крыму, а со всей страной. Ирина, молодая русская женщина, которая перед лицом беды - вся энергия, собранность, решимость и готовность ко всему, здесь, когда "это" кончилось, взорвалась слезами отчаяния и радости. Разрядка. Но потом все равно ведь... наступают будни и надо делать дело. Увы! Оно пошло не так, как тогда можно было рассчитывать.
Горбачев прилетел в новую страну
26 ноября 1991 года. Вторник.
Подробности Ново-Огарево.
Закоперщиком срыва был Ельцин. Принес кучу замечаний по проекту Союзного договора. М.С. ему говорит: как же так, мы же прошлый раз все согласовали? А до этого - это наш с тобой проект был. Б.Н. Мало ли что... Время идет. В группах, в комитетах ВС... обсуждали, говорят, такой проект не пройдет...Главный вопрос опять: не государство, а просто Союз... Или "конфедеративный Союз".
М.С. бросился опять доказывать. Его поддержал только казах - вице у Назарбаева, доктор, юрист, который и применил метафору из Маяковского - "облако в штанах". Остальные стали жаться... Почти все, кроме Акаева, которому было неловко возражать: ведь М.С. только что был у него "в гостях". М.С. окончательно завелся. И спустя почти 3 часа сказал им: Как хотите. Я ухожу. Оставайтесь здесь без меня. И решайте. Как решите, так и будет. И ушел в свой кабинет.
Спустя час, к нему явилась "депутация": Ельцин и Шушкевич. Б.Н., воротя морду, чуть не отплевываясь (слова Грачева), произносит: Вот пришли на поклон к князю, к хану... М.С. ему: Брось, царь Борис. Давай по делу... Вернулся к ним... И договорились о совместном заявлении, которое М.С. перед журналистами приравнял к парафированию. Потом, на сверхзакрытом заседании: как Ельцин будет осуществлять свою экономическую программу.
Коллеги из республик уговаривали его - полегче, мол, ставишь нас в ужасное положение. Он им: мы и так опоздали, 16 декабря ввожу свободные цены. М.С. реагировал вяло... Только предупреждал о социальном взрыве. Явлинский в докладе после реверансов насчет смелости Ельцина сказал: самый главный вопрос - что вы все будете делать после февраля, когда народ выйдет на улицы. До февраля идет инерционное "развитие" гибнущей старой системы. Но этого хватит только до конца февраля. Потом крах. Вы готовы к этому? Вы думаете об этом? Ответа ни от кого не последовало.
А вечером М.С., собрав помощников и советников, поставил задачу: думать, что будем делать! Вчера я долго разговаривал с Яковлевым. Он вернулся из США... Пришел, сидели часа два друг против друга. Все перебрали... И главный наш вывод: нравится нам или нет, нет альтернативы самостоятельному прорывному ходу России. Горбачевские усилия спасти Союз - безнадежные судороги. И в общем-то все бы ничего, если б не Украина, не Крым, который невозможно отдать.
3 декабря 1991 года. Вторник
Вечером вчера он (MC) говорил, о том же по телефону с Ельциным. Тот куда-то ехал в машине. Был уже пьян. М.С. уговаривал его встретиться вдвоем, втроем + Кравчук, вчетвером + Назарбаев. Тот пьяно "не соглашался": "Все равно ничего не выйдет. Украина независимая".
- А ты, Россия?! - возражал М.С.
- Я что! Я - Россия. Обойдемся. Ничего не выйдет с Союзом...
Вот если вернуться к идее четвертного Союза: Россия + Украина + Белоруссия + Казахстан? - А мне где там место? Если так, я ухожу. Не буду болтаться как говно в проруби. Я - не за себя. Но пойми: без Союза все провалитесь. И погубите все реформы. Ты определись. От нас двоих зависит все в решающей степени. - Да как же без вас, Михаил Сергеевич! - пьяно куражился Ельцин. - Ну, а что же я, где... если нет Союза?.. - Ничего... Вы оставайтесь, - милостиво соглашался Ельцин. Мы с Яковлевым переглянулись: сколько терпения у М.С.! Но и явная готовность уйти... Без сожаления... Без драмы... Спокойно! Дело, видимо, идет к этому.
7 декабря 1991 г. Суббота.
М.С. принимал американских бизнесменов, которые вместе с Велиховым налаживают у нас обучение ребят бизнесу. Чудеса!.. Миллиарды задаром вкладывают в нас "акулы империализма"!
А М.С. опять о своем - в ударе, о "непредсказуемых последствиях" распада, отказа от Союза. И это в тот момент, когда в Минске три "славянских" президента "этот вопрос" уже решили! На той неделе я с М.С. вместе могу оказаться безработным.
8 декабря 1991 г. Воскресенье. Утро.
Отправил фельдом "сочинение" - почему по соображениям международным нужен новый Союз. Это теперь моя работа - вхолостую, для него лично.
Нет еще сведений из Бреста: Ельцин, Кравчук, Шушкевич (перепились, наверное, в Беловежской Пуще!). Но по тому, что уже наговорил Ельцин вчера журналистам и в белорусском парламенте, ясно: на Союз они не пойдут. И места Горбачеву не оставят...
Он, конечно, будет тянуть, "опираясь" на то, что у него пока армия (почему-то на днях сняли Лобова, заменили Самсоновым - из Петербургского ВО). Лобов, конечно, дуб и из язовского старья... Но сама перемена в такой момент?.. Это... Он, М.С., все "сечет"... и, кажется, ко всему готов. Вчера вызвал гогот у американцев, сказав: меня журналисты все время спрашивают, президентом какого государства Вы являетесь?
Воскресенье. Вечер.
Только что по радио: Ельцин, Кравчук, Шушкевич договорились о создании Содружества независимых государств... И завтра (+ Назарбаев) будут обсуждать это с Горбачевым. Соглашение открытое - могут присоединиться другие...
Вот и все! Назарбаев, прилетев, в аэропорту сожалел о Союзе, взывал хоть бы оборонительный Союз заключить, чтоб единое командование оставалось... М.С., наконец, должен решиться. По ТВ пропустили фрагмент из его интервью украинскому корреспонденту, которое он давал вчера. И там опять: "А кто, мол, знает, что я буду выставлять свою кандидатуру?".. Опять неадекватен: куда выставлять? Кто собирается проводить какие-то выборы? О каком президентстве может идти речь? Для кого?..
Словом, я правильно и давно говорил: Союза не будет. Не верил я в это и до путча. Ездил на работу. "Доработал" международный аспект аргументов за Союз(для завтрашней встречи четырех, а, может, для Госсовета)... Кому это нужно?.. Ведь уже межгосударственный договор заключен... О каком Союзном договоре они захотят говорить? Смех!
Решил прогуляться по морозцу. Вышел к Манежу... Тут наткнулся на тысячную демонстрацию под красными и черно-желтыми знаменами... "Руки прочь от Ленина!", "Руки прочь от социализма", "Долой (или под суд) изменника Родины - Горбачева"... "С "патриотом" Ростроповичем продаемся иудеям", "Россия для русских" и т.п.. Еще против литовцев - за командира омоновцев, который громил телебашню в Вильнюсе. Всякие "экономические требования".
Сунули мне листовку: "Все на демонстрацию 22 декабря - из голодающих очередей!!". Полночь. Только что - радио: Ельцин, Кравчук, Шушкевич объявили о прекращении существования Советского Союза как субъекта международного права...
А я только что слушал - 1,5 часа - записанное вчера интервью М.С. (по украинскому ТВ), где он яростно и страстно доказывал, что "разойтись" невозможно и что отказ от Союза - гибель для всех. Интервьюеру-хохлу слова не давал вставить... И что он через головы "этих новоявленных политиков, возникших за два года", обратится к народу и будто у него есть еще "средства", "о которых он сейчас говорить не будет!". Словом, с этого момента я живу в другом государстве - России, и я в ней уже фактически безработный.
Михаил Сергеевич бушует, заявляет, что он уйдет, пошлет их всех и т.д., "покажет им"... Мы-де его уговаривали не конфликтовать, наоборот, сказать - хорошо, ребята, вы прошли этап, теперь давайте обсудим, что делать дальше. В этом духе идем сейчас делать ему проект заявления, с которым он собирается выступить после предстоящей его встречи с Ельциным и др.
Конечно, отвратителен вид этой интеллигентной банды вокруг Ельцина (всякие Бурбулисы, Козыревы и т.п.). Так же были отвратительны интеллигентным кадетам, эсерам и меньшевикам, не говоря о монархистах, интеллигентные большевики в 1917-20 гг. Но ведь те тоже обосрались. Я не верю, что Ельцин выведет "дело России" на стезю. Но и не вижу альтернативы "отдаться России". Союз мертв... Пойду на работу..., которой фактически уже нет. Интересно, как будут ликвидировать офисы - так же как в ЦК КПСС?
II декабря 1991 года. Среда.
Узнав, что он завтра будет выступать на Верховном Совете, я (с помощью Кувалдина) сочинил проект из 12 пунктов - антиконфронтационный, с готовностью вписаться в "реальность" после Беловежской пущи... и легитимизировать ее "разрастание" за счет других. 104 Предложил назвать страну "Евразийское Содружество Независимых Государств". Не знаю, как будет воспринято. Скорее всего, как нелояльность: сейчас от тех, кто при нем в должности, он не терпит другого мнения, тем более - позиции.
Говорили с Грачевым: надо М.С. сосредоточиться на том, чтобы достойно уйти. Все у Ельцина теперь (плюс Кравчук и Шушкевич) направлено на то, чтобы его скинуть. И фактически Ельцин уже сделал это, лишив М.С. всех средств сопротивления. Вчера Ельцин взял под свой контроль всю правительственную связь, т.е. может просто отключить у М.С. телефоны, не пустит работников аппарата в Кремль или запрет на замок двери кабинетов.
Каждый день цепляния за Кремль - а теперь это именно только так и выглядит - отдаляет день, когда история поставит Горбачева на его место великого человека XX столетия. И не надо ему искать "работу"... Он должен просто удалиться... И продолжить "традицию" всех великих и не очень - Де Голля, Черчилля, Тэтчер... Правда, мы не Франция, не Англия, но... пора создавать "эту модель" ухода. Не мельтешить, не противоречить всему тому, что он сам считал обязательным для всех порядочных и мужественных.
14 декабря 1991 г. Суббота.
Вчера М.С. поразил англичан (Брейтвейта и Эппльярда - зам. Хёрда) веселостью, присутствием духа, иронией, самоуверенностью, как будто ничего не происходит. Встретил их словами: Ну что? Явились узнать, в какое государство приехали и кто я сейчас такой? Это сразу создало "атмосферу". Потому что англичане вошли в приемную с постными, похоронными лицами, с извиняющимся видом. И беседу он вел уверенно, ярко, образно, отстаивая свою концепцию, но не исключая поиска такого решения (по Содружеству), которое раскрывало бы скобки во многих вопросах, явившихся результатом дилетантизма и амбициозности.
После ухода англичан оставил нас с Яковлевым. Опять стали разбирать, что делать. Беда его в том, что он, зная, что все специально делается, чтоб вытеснить его с президентства, хватается за малейший предлог, чтоб "думать", что не все еще потеряно... Вот Кравчук объявил себя главнокомандующим... М.С. ему звонит: "Что ты делаешь? Ты понимаешь, что из этого может выйти?!” Тот:„Да что Вы, Михаил Сергеевич, я это так. Верховный Совет вот настаивал, ну я и выпустил указ... Но не претендую взять армию под себя!!” И т.п. Словом, лапша на уши.
И М.С. "рассказывает" нам с Яковлевым, что вот, мол, как на самом деле-то, ничего страшного. Или: был у него Ельцин. "Мирно", как объявил Б.Н. журналистам, поговорили. Но ведь потом он лидерам своих партий сказал: "Я назвал Михаилу Сергеевичу сроки - декабрь, в крайнем случае -часть января - в которые мы(!) заканчиваем с одной эрой и переходим в другую". Ребенку ясно, что это значит: мол, в Кремле тебе быть осталось две-три недели!
Я ему, кстати, напомнил об этих словах. И о том, что по коридорам у нас уже пущено: до 20 декабря аппарат президента должен освободить помещения. Он изменился в лице, но все-таки продолжал "рассуждать о двух вариантах". Один - выйти на ТВ и попрощаться с народом. Позавчера он мне поручил "текст". Я его сделал и в рукописном виде отдал вчера ему (себе перепечатал с помощью Тамары). Но, мол, с этим не будем торопиться.
Вчера к ночи он мне сообщил, что ему позвонил Буш, и он дал ему "отлуп" за поведение. Мне он продиктовал - передать в СМИ, что Буш предложил поддерживать регулярный контакт. Морель (помощник Миттерана) позвонил мне из Елисейского Дворца - его шеф хочет поговорить с М.С. Сегодня разговор состоится. Это все - соломинки, за которые М.С. хватается.
Сегодня утром разговаривали с Грачевым. Он тоже за немедленный и "инициативный" уход М.С. Но рисует мрачную картину. Уйдет, но ведь мы не Франция (которая потом вновь призвала де Голля) -и ему не "забудут" всё на другой день. Не спишут, а затеют (вместе с КПСС) процесс - чтоб был козел отпущения (по образцу Хонеккера). Не думаю, что так пойдет. "Народ не даст". Мы - не немцы. Вот уже после его встречи с журналистами на днях "народ" начал его жалеть.
Впрочем, чем черт не шутит. Тем не менее - второго варианта не будет. И ему надо скорее уходить... Иначе его еще сильнее будут гнать, оскорблять, унижать... Даже Назарбаев заявил: Хватит Горбачеву нас запугивать. Все воспринимают его "стойкость" за Союз -как борьбу за кресло.
М.С. отошел звонить Р.М., А.Н. (Яковлев) наклонился ко мне: думаю, меня убьют. Я буду просить у Горбачева, чтоб меня отправили куда-нибудь, например, в Финляндию послом. Ельцин согласится - ему я здесь опасен... Я реагировал - знаком - "?" с внутренней "улыбкой".
М.С. вернулся за стол... Стал говорить (с моей подачи) об интеллектуальном уровне глав "суверенных государств": Иногда, говорит, сам тупеешь, разговаривая с ними. И действительно хочется бежать от такого "сотрудничества". Потом стал размышлять о "Фонде нового мышления" - Фонде Горбачева... Видно, они с Яковлевым его до меня это придумали. М.С. стал "развивать", как можно широко это дело поставить... Я поддакивал, но советовал начать не у нас, а в Америке.
Он вдруг: Я за книгу получил 800.000 долл. (Яковлев тут же подсчитал - 80 млн. руб.)... "Знаешь, Анатолий... Я хочу тысяч 200 оставить себе, а тысяч 30-40 дать тебе". Я: Не нужно этого делать. Мне они не нужны. Яковлев: Оставьте на основание Фонда тысяч 600... А потом появятся разные спонсоры. Мы с А.Н. в один голос: Не надо ничего давать на всякие больницы и проч., все равно пропадет, как и прежние дотации, "а вам надо достойно жить дальше, не ходить попрошайничать у Ельцина"...
Нам и Ревенко прислано распоряжение Бурбулиса - "закругляться"... Мои телефоны уже отданы кому-то другому: звонят, спрашивают не меня. Но я еще пока звонить могу...
Словом - бандитизм в духе Ельцина!.. А М.С. все настаивает на "цивилизованной" передаче власти.
Коль пригласил М.С. в Германию - отдыхать, читать лекции, пожить... М.С. не отказал... Таких приглашений у него много. Был у него Карякин (я их свел)... "шестидесятники" . отмываются.. "Морально поддерживают". Юрка даже обещал шумно уйти из Президентского Совета Ельцина. Посмотрим! Статья Третьякова в "НГ": Беловежская Пуща - государственный переворот. Распихиваю своих ребят... Самому надо "делать" пенсию. Говорят, придется побегать за справками...
22 декабря 1991 года. Воскресенье.
Горбачева просто грубо скинули. Даже не приняли специального документа об "упразднении" его как главы государства. К Николаю П хоть посылали "авторитетную делегацию" Думы с просьбой об "сложении с себя", об отречении. А Горбачеву - лишь на пресс-конференции Ельцин, отвечая на вопрос, объяснил: да, обсуждали его судьбу, не будем поступать так, как раньше с нашими вождями - хоронить, потом перезахоранивать, объявлять преступником. Будем - как в цивилизованном 107 государстве. Определили ему материальное содержание и "вообще" его "положение после отставки".
И произошло это, кстати, ровно 4 месяца спустя после путча и в день рождения Сталина! Советского Союза больше нет. И Россия - член Совета Безопасности ООН... Пойдут-поедут в разные стороны наши "Европа" и "Азия"..., как и, так называемый, "славянский" мир... И Россию придется строить заново... вряд ли в согласии с татарами, бурятами и наследниками Шамиля. А в Кремле тем временем: в II час. М.С. "собрал" Яковлева, Шеварднадзе и меня... Сели дорабатывать прощальное заявление. Э.А. не поддержал вариант Яковлева (из двух абзацев, сопливо-обидчивый). Мой практически принят. Особо важно, что сохранены "тирешки" с обозначением
М.С. поддержал эту тему... Рассказал, что Б.Н. чуть ли не каждый день ему напоминает - освободить ему "хороший кабинет" в этом (казаковском) здании, присматривал на 2-м этаже бывший рыжковский. Да... мол, главное - занять Кремль, остальное потом, заключил М.С.
Хочется ощутить себя свободным. Но - на что жить? "Мне и рубля не накопили строчки"... Что это? Бессеребреник? Равнодушие к себе и к "дому"? Лень заниматься пошлыми делами? Привычка к номенклатурному сервису? Но ведь и до номенклатурности я о себе не умел заботиться... Все тут, наверное, есть...
Надо привыкать к "свободе"... Но пока есть "семья" - свободным не будешь, даже в смысле "без оглядки" выйти куда-нибудь из дому! Хватит ли силы плюнуть на все и уйти к любимой женщине... Но ведь я женщине нужен - приходящий, веселый, уверенный, с положением, интересный, а не - иждивенец и жалкий проситель ласки и утешения... А жить хочется...
27 декабря 1991 года. Пятница.
Сегодня первый день, когда я безработный (хотя еще и не пенсионер, своевременно не позаботился). Надо опомниться. Но прежде всего - попытаться восстановить событие этих дней. В среду, 25-го М.С. решил выступить с последним "Обращением"... Готовилось оно сначала, как Заявление. Я уже писал о некоторых эпизодах подготовки. В конце концов он взял "за основу" да и почти "в целом", мой текст, даже вернул в последний момент кое-что из предыдущих вариантов (например, что государство надо бы распускать с народного волеизъявления)... Но и напичкал деталями, которые все равно газеты "не взяли"... Ни одна газета полностью Обращения не напечатала! Все боятся Ельцина. Утром он попросил связать его с Бушем (на 17.00). И хоть там Рождество, Павел Палажченко нашел Буша в Кэмп-Дэвиде... И тот согласился. Разговор М.С. вел на грани фамильярности - "по-русски"... "как друзья"... Но и Буш впервые "ушел" от сдержанности, наговорил много хвалебных слов, многие из которых потом попали в его выступление - о конце СССР и о значении Горбачева. Запросился на телефон Геншер, а до этого Блех принес мне письмо от него. С Блехом был разговор интереснее, чем у М.С. с Геншером... Но это уже было буквально за полчаса перед последним выступлением "Президента СССР". В комнате № 4! (рядом с кабинетом), где он обычно выступал перед телекамерами, собралось много корреспондентов... Вообще... если б Егор Яковлев не притянул в эти последние дни Эн-Би-Си, которая буквально дневала в коридорах, снимая все, что попало, все, что так или иначе касалось М.С., - если б не это -остался бы М.С. в информационной блокаде до самого своего конца в Кремле. Но - и это симптоматично - позорно для нас, что только западные ТВ-журналисты вертелись вокруг него, олицетворяя ту значимость Горбачева для всего мира, которую западная общественность ему справедливо придает. Итак... Я стоял сбоку, метрах в 8-10 от него. Прямой эфир. Он был спокоен. Не стеснялся заглядывать в текст. И получилось "с ходу" хорошо. И потом - сколько ни слышал "домашних" опросов -оценки сходились: достоинство и благородство. Действительно, трагическая фигура, хотя мне, который привык его видеть "в обыденности", трудно прилеплять к нему этот термин, с которым он, конечно, войдет в историю... "Известия" все-таки дали "цитаты" из оценок "выдающихся государственных деятелей Запада”. Он вернулся в кабинет. Я остался в приемной. На диванчике в уголке сидели неприметно двое в штатском. Лицо одного мне показалось знакомым (потом протокольщик Шевченко мне "разъяснил": он же с нами во все поездки за границу ездил... Сидел в самолете в заднем отсеке и не "возникал"). Рядом стоял "чемоданчик" и что-то похожее на переносной телефонный аппарат. А у М.С., оказывается, еще до того, как я вошел, находился Шапошников. Минут через 15 этих двоих позвали в кабинет... Один из них вскоре вышел. Но пришли двое других, незнакомые, их тоже провели в кабинет. Потом вышли все. И через минут 10 вышел Шапошников, как всегда "улыбающийся", поздоровался. Но был (видно!) и смущен. Мы с двумя Яковлевыми пошли к М.С. Он был явно возбужден, красный. Сели за овальный стол. Рассказал: Ельцину очень не понравилось его выступление. Прослушав минуту, он отключил ТВ и велел Бурбулису доставить ему "полный текст". М.С. велел Андрею послать... Потом стало известно, что "раз так", он, Ельцин, не придет получать "кнопку", пусть Горбачев сам ее принесет. Горбачев отказался. Тогда Ельцин прислал к нему Шапошникова... И это состоялось, о чем, как говорится, см. выше! Но хамить Ельцин начал раньше. Еще до разговора с Бушем мы сидели с Андреем у М.С... Он "наносил" последние штрихи на свое последнее выступление. Вдруг позвонила Р.М. в панике: явились 109 люди и потребовали, чтоб она со всеми пожитками за 2 часа убралась из квартиры (на проспекте Косыгина). М.С. рассвирепел, весь пошел пятнами, позвонил одному, другому... крыл матом. Вроде остановил разбой.
Но вчера, 26-го их все-таки выставили. Причем долго отказывались подать грузовик, чтоб вещи отвезти! Вчера утром (забегаю вперед)... охране едва удалось добиться того, чтоб выслали на дачу "ЗИЛ" за М.С., который ему "снисходительно" оставил Ельцин... Утром 25-го М.С. еще не знал (мы с Грачевым ему рассказали), что во многих газетах напечатано: Ельцин сказал редакторам газет (на Старой площади!) об "итогах" 8-часовой его встречи накануне с Горбачевым и Яковлевым: я, мол, ему в 10 раз урезал охрану (вранье - Горбачев не просил 200 человек), дачу дал "поменьше", чем сейчас, минус - городская квартира... О неприкосновенности не может быть и речи: если есть вина, пусть признается сейчас, пока он еще Президент, положил ему 4000 руб. пенсии. И еще что-то в таком же гнусном стиле.
Между тем, иллюзионисты Горбачев и Яковлев рассказывали об этой встрече, которая длилась с 12 до 21 часа (с перерывом только на разговор М.С. с Мэйджером) в благостных тонах: мол, поговорили нормально, по-товарищески, как ни в чем не бывало. Вот тебе и не бывало! После передачи "кнопки" выпили коньяку (я - два Яковлевых и М.С.), потом перешли в Ореховую, присоединился Грачев... И до 12 ночи "гужевались". Запомнить всего невозможно, а жаль...
Между делом были сказаны вещи, достойные скрижалей. Впрочем, больше речь шла о прошлом, даже о Суслове... и о том, как М.С., приехав в 1978 г. в Москву, ужаснулся политическим и прочим нравам... и тому, как, оказывается, "делают в Москве политику"... Кое-что из этого я не раз от него слышал. Между прочим, он сказал, что первую книгу в Фонде, которую он хотел бы написать, это - как и почему родилась в мозгу идея перестройки.
Кремль... и флаг уже сменен над куполом Свердловского зала, и не президент он уже! Кошмар!.. А тот хамит, еще больше и больше. Топчет все наглее... Мстит, наверное, и за вчерашнюю встречу с прессой!
В 8.15 утра Ельцин со свитой появился в приемной Горбачевского кабинета. Секретарю- дежурному скомандовал: "Ну, показывай!" И пошел в кабинет... -
А вот тут на столе стоял мраморный прибор... Где он?
Секретарь объясняет дрожа: "Не было прибора... Михаил Сергеевич, мол, никогда не пользовался такими ручками. Мы ему набор фломастеров выкладывали на стол”...
- Ну ладно... А там что? - и двинулся в заднюю комнату (комната "отдыха"). Стал выдвигать ящики стола. Один оказался закрытый. -
Почему заперт?! Позвать коменданта...
Прибежал кто-то с ключом, отпер - там пусто.
- Ну, ладно...
Вернулись в кабинет, расселись за овальным столом... Он, Бурбулис, Силаев (?), еще кто-то.
- Давай сюда стакан!
Мгновенно явился человек с бутылкой виски и стаканами. "Основные" опрокинули по стакану.
- Вот так-то ладно. А "ореховую" не буду смотреть и помещение Госсовета тоже - там Политбюро раньше заседало... Бывал, бывал...
Гурьбой хохоча пошли из кабинета. Секретарю бросил напоследок: "Смотри у меня! Я сегодня же вернусь".
30 декабря 1991 года. Понедельник.
Вчера Ельцин произнес новогоднюю речь. Можно бы и согласиться, если бы "сообщил", кому он обязан тем, что может именно так выступать и так "вести дело"... Но - ни слова... Напротив, оставили, мол, мне Россию, будто в ней 70 лет хозяйничал враг... А в Минске - все гладко, но ничего не получается из Содружества, которое лишь ширма для развала Союза.
Итог 1991
Горбачев нанес смертельный удар “вождизму”, тем самым и вековой царистской традиции в нашем народе. Это - бесценный и необратимый вклад в демократию, в демократическое будущее России. Не исчезли, конечно, претенденты в “вожди”. Но они уже перестали быть “неприкасаемыми”. А это имеет решающее значение для статуса “вождя”. Горбачев признал необходимость и установил довольно высоко моральную планку для политики и политиков. Он оставил в народной почве семена таких критериев оценки действий, заявлений и вообще поведения власти, которые основываются на общечеловеческих (а не идеологических) нравственных ценностях. Стремясь сбросить эту планку, убрать это опасное для себя бремя, нынешняя переходная власть пытается дискредитировать Горбачева в моральном плане. Но в открытом обществе и перед лицом внешнего мира, который высоко оценил также и эту заслугу Горбачева, избавиться от моральных критериев в политике уже не удастся. И в этом - главная надежда российской демократии.
Это написано для книги ”1991 год. Дневник помощника Президента СССР”, вышедшей в Москве в 1997 году.
По материалам "Дневники Черняева" https://nsarchive2.gwu.edu//rus/Chernyaev.html публикации подготовил В. Лебедев
Рейтинг комментария: 8 2
Рейтинг комментария: 0 6
Рейтинг комментария: 0 4
Рейтинг комментария: 5 0