Гей-славянский наследник Путина

21-04-2018

putin-tsar

  • Советский Союз был в чистом виде религиозным государством, потому что институты религиозно власти – власти религии коммунизма – в нем превалировали над светскими. Религиозную власть осуществляли комитеты Коммунистической партии Советского Союза от районного до Центрального и Политбюро ЦК КПСС. А светская власть в лице советов и исполнительных органов этих советов, включая Совет министров СССР, который де-факто был исполнительным органом Верховного Совета, подчинялись религиозной власти. Именно эту систему власти Советский Союз насаждал в Восточной Европе.Борьба двух политических систем в целом закончилась 9 ноября 1989 года в момент финала «холодной войны», Третьей мировой войны по классификации вашего покорного слуги Белковского. Поэтому, когда спрашивают, будет ли Третья мировая война, — нет, ее не будет, поскольку она давно закончилась. А Четвертая мировая война, гибридная война уже идет с конца февраля 2014 года, поэтому ее тоже не будет – она уже есть, она настоящее, а не будущее наше с вами.

    Европейская модель выиграла в мировой войне практически без единого выстрела, если, конечно, не считать череду локальных конфликтов на периферии Советского Союза и в бывшей Югославии, весьма болезненных и кровавых, но все-таки это не глобальные конфликты типа Первой и Второй мировых войн.

    И наша страна, Российская Федерация тоже двинулась в направлении политической системы европейского образца. Путем довольно сложных трансформаций еще на базе Конституции СССР, принимавшейся в советской время. Но вначале на рубеже 80-х, 90-х годов в нашей стране началось утверждение власти на совершенно новых начала легитимности. Сначала я напомню, что легитимность власти – это не то же самое, что легальность. Легитимность власти – это феномен нашего сознания, это социопсихологическая категория, отражающая, насколько народ считает власть справедливо занимающей ее место. А легальность – это просто соответствие процедуры формирования власти существующему законодательству как конституционному, так и обычному. И легальность – это юридическая категория в отличие от легитимности.

    В начале 90-х годов 20-го века была попытка создать новую легитимность на базе формирования политических институтов, похожих на европейские. Сразу замечу, что в соответствии с классификацией – не Белковского, как вы могли бы подумать, а Макса Вебера — существует три типа легитимности.

    Первый тип легитимности — традиционный. Он предполагает наличие некого ритуала передачи власти, который включает в себя, не ставящуюся под сомнение народом, традицию. Как правило, это существует в монархиях: сын наследует отцу, на этом строится легитимность сына как монарха.

    Второй тип легитимности — институциональный или иначе он называется рационально-правовой, когда легитимной народ считает ту власть, которая сформирована по определенной процедуре независимо от того, каков состав этой власти и устраивает ли нас эта власть. Она нас может совершенно не устраивать, но если она избрана по законной процедуре, она легитимна.

    И наконец третий тип легитимности – харизматическая легитимность, когда народ идет за лидером, наделенным исключительными личными данными.

    Харизма в переводе с греческого, как известно, дар благодати. Вот когда человек наделен даром благодати и может апеллировать напрямую к массам, утверждая, что каждое его слов есть и закон по-своему, тогда возникает харизматическая легитимность, которая не предполагает ни следования традициям, ни следования формальным законным процедурам. И многие диктаторы, тираны приходили к власти благодаря своей харизме и путем эксплуатации собственной харизматической легитимности, возникающей в момент их соприкосновения с массами.

    Впрочем, Макс Вебер указывал, опять же с соответствии с собственной теорией идеальных типов, что эти три типа легитимности – это три идеальные типа, и в природе их на самом деле не существует, а всякая легитимность, так или иначе — смесь этих типов, с чем трудно не согласиться.

    И давайте вспомним, что когда рухнула легитимность Михаила Горбачева и почему Борис Ельцин испытывал проблемы с легитимностью на протяжении всего периода своего правления. Михаил Сергеевич Горбачев перестал быть легитимным правителем в глазах советского народа, как минимум значительной его части, в конце 80-х годов XX века, когда у него появился актуальный политический соперник в реальном времени Борис Николаевич Ельцин. Тем самым был разрушен традиционный механизм легитимности, начинал возникать рационально-правовой, институциональных механизм легитимности, на который опирался Ельцин, став в 1990 году председателем Верховного Совета РСФСР, а в 1991 году президентом Российской Советской Федеративной Социалистической Республики, как тогда называлась наша страна.

    Существовал, собственно, легитимный законодательный орган – Съезд народных депутатов и формируемый им Верховный Совет РСФСР. Причем по старой Конституции Съезд народных депутатов квалифицированным большинством в две трети голосов мог принимать любые решения, относимые к компетенции любых ветвей власти, в частности, отправить президента в отставку, что съезд и попытался сделать в конце 1992 года, но это не получилось, что, с другой стороны, сделало необходимым сам процесс роковой и неразрешимой конфронтации между Борисом Ельциным и Верховным Советом.

    Борис Ельцин был очень сильным лидером и очень сильным политиком. Я думаю, что вся его политическая практика, его умение держать удар в критических ситуациях – вспомним хотя бы августовский путч 1991 года — это доказывает. Но он не был в полной мере легитимным правителем для нашего народа. И когда я задумался еще много лет назад, почему так получилось – ведь очень сильный правитель, но недостаточно легитимный, — я понял: потому что русский народ не принял рационально-правовую легитимность, на которой настаивал Ельцин. Мы требовали традиционной легитимности – монархии. А Ельцин монархом не был уже потому, что монархия, в России как минимум – сейчас мы не будем анализировать теорию монархии и углубляться в дебри, уходящие за рамки предмета и целей нашей полемики, — базируется на монархическом ритуале.

    Монархический ритуал слагается из трех основных компонентов. Первый компонент – эксклюзивность монарха: в данный момент времени в стране может быть только один монарх, и у него не может быть соперников. У Бориса Ельцина всегда были соперники, которые воспринимались как люди, которые запросто могут прийти к власти на смену Ельцину. Александр Руцкой и Руслан Хасбулатов в начале ельцинского правления, Александр Лебедь и Геннадий Зюганов – в середине, Евгений Примаков и Юрий Лужков – в конце ельцинского правления.

    Мы теперь переносимся в наши дни и пытаемся проанализировать, какая система власти существует в современной России, и как в этом контексте должны восприниматься выборы, например, президента.

    В сегодняшней России существует абсолютная монархия в полном соответствием со всеми классическими теориями на эту тему. Владимир Владимирович, придя к власти в 2000-м году, восстановил монархический ритуал. Да, я прошу прощения, я грешен тем, что не называл два других пункта монархического ритуала.

    Итак, три основных пункта монархического ритуала. Эксклюзивность монарха. Второй пункт: непогрешимость монарха, то есть можно плохо относиться к чему угодно и критиковать что угодно в этой системе власти: решения монарха, его назначения, его реформы, его внутреннюю и внешнюю политику, но только не его самого. Именно поэтому возникает абсолютно шизофреническая ситуация, когда люди, рассуждающие о развале здравоохранения и образования, о маленьких зарплатах, о нищенских пенсиях, о зверствах региональных властей, о коррупции в силовых структурах, объявляют своим кумиром Владимира Путина и идут за него голосовать так, как будто все эти явления никак не связаны с Владимиром Путиным и его политикой, его многолетним пребыванием у власти. В монархическом сознании монарх отделен от политики: политика отдельно, монарх отдельно.

    Функция монарха не проводить политику с точки зрения монархического восприятия и ритуала, а занимать трон и тем самым гарантировать существование государства. Вот монарх занимает трон и гарантирует существование государства. Больше от него ничего не требуется, меньше, впрочем, тоже. Во всем остальном виноваты любые люди, но только не он, потому что он не человек, собственно, он некое надмирное существо.

    И третий пункт монархического ритуала: монарх стоит выше закона. Когда в 90-е годы 20-го века суды отменяли решения Бориса Ельцина, — а так нередко случалось, когда они отменяли указы Бориса Ельцина, — и Борис Ельцин следовал этим судебным решениям и отменял свои указы, ну, например, вспомним историю с выборами мэра Владивостока Виктора Черепкова, ныне покойного: суд признал, что Виктор Черепков был незаконно уволен Ельциным за недоверие, и Борис Николаевич спокойно восстановил Черепкова на занимаемой должности. Это все наносило огромный ущерб авторитету Бориса Николаевича с точки зрения русского монархического сознания, потому что монарх не может подчиняться суду, ибо он стоит выше всех ветвей власти, объемлет их и фактически концентрирует их всех внутри себя, в собственной голове как Зевс Афину Палладу.

    Владимир Владимирович Путин покончил с этим правовым балаганом. Мы знаем, что по всем социологическим опросам большинство россиян, безусловно поддерживали третий срок президента Путина в 2008 году, несмотря на то, что эта конструкция полностью противоречила Конституции. И коллективный ответ нашего монархического сознания на вопрос «А как же может Путин пойти на третий срок вопреки Конституции?» был: «Ну и что?» Монарх же главнее Конституции, значит, его воля важнее, чем основной закон и вся система права в стране.

    Поэтому, когда говорят, что Владимир Путин крайне популярный политик и что его, действительно, поддерживают 76 или 80 процентов населения, возникает некоторая терминологическая путаница с понятием «популярный», потому что популярность монарха совсем не то же самое, что популярность демократически избираемого политика. Популярность монарха равно его легитимности. Поэтому у нас нет демократических выборов в принципе, у нас нет выбора президента в принципе. Это не выборы, они только так называются подобно тому, как горы в Тюрингии называют Тюрингский лес, но они горы, а не лес.

    Это референдум о легитимности монарха. На выборах, на которых присутствует Владимир Путин и еще N кандидатов, абсолютно неважно, каких, просят россиянина ответить на вопрос: «Считаете ли вы Владимира Путина легитимным правителем России?» Да, 76 или 80 процентов россиян так считают. Соответственно, 20 с небольшим процентов россиян так не считают. Вот и всё бинарное оружие, вот и вся дихотомия, и она никак не связана с политикой Владимира Путина и ее последствиями, ее текущим и завтрашним содержанием.

    Когда Алексей Навальный, всё тот же крупный русский оппозиционер говорит, что эта власть сменится не на выборах – я не знаю, что он точно для себя имеет в виду: у меня не было возможности это уточнить, — но он, по сути прав: да, конечно, такая власть не может смениться на выборах. Поскольку абсолютный монарх теряет власть в трех случаях. Первый случай: добровольный уход. Второе: дворцовый переворот в режиме «батенька скончался апоплексическим ударом». И третье: естественная смерть. Четвертого не дано.

    Инструмента выбора для смены абсолютного монарха не предусмотрено, его нет в меню. Поэтому, соответственно, если мы говорим об уходе Владимира Путина, мы должны рассчитывать на один из этих трех вариантов и понимать, что следующим правителем России после Владимира Путина будет его преемник, а не какой-то соперник, который выигрывает у этого преемника на выборах. Нет, престол передается от отца к сыну в самом широком смысле слов «отец и сын».

    Другое дело, что взгляды преемника, его программа, его политические приоритеты могут кардинально отличаться от базовых позиций «отца». Если говорить о смене российской политики, то можно делать ставку только на такого типа сценарий. Если нам нравится Путин, то нам нужен преемник, похожий на него, если нам не нравится Путин, нам нужен преемник, непохожий на него. Но наивно полагать, что после Путина будет не его преемник, а кто-то другой. Вот на этом и должна быть построена современная российская политика.

    Не случайно поэтому я поддерживал публично Ксению Анатольевну Собчак на выборах 2018 года. Не потому, что у меня были иллюзии, что она наберет очень много голосов, а потому что я исхожу из представлений, что она соответствует некоторым критериям путинского преемника: она с ним хорошо знакома и она пользуется его доверием. При этом она реально исповедует те взгляды, которые она излагала в ходе своей президентской компании, выступавшей, по сути, в роли полигона для Ксении Анатольевны, где она впервые попробовала себя как политика общенационального уровня. На мой взгляд, эта проба пера была небезуспешной.

    При этом я не утверждаю, что Ксения Собчак станет преемником Владимира Путина. Этого не знает никто, в том числе, и сам Владимир Путин на сегодняшний день, потому что он не стратег, а тактик и принимает все важнейшие решения тогда, когда их уже нельзя не принимать, то есть непосредственно перед часом Х.

    Я просто говорю, что если Алексей Навальный или Станислав Белковский в принципе не могут быть преемником Владимира Путина ни при каких обстоятельствах, то Ксения Собчак, в принципе, таким преемником может быть. И это был единственный потенциальный кандидат-преемник на так называемых выборах 2018 года.

    Что же совершится потом? Что же должен сделать преемник, чтобы страна не была прежней? Он должен перейти к парламентской демократии европейского образца, потому что только парламентская демократия, а не суперпрезидентская республика, де-факто являющаяся ширмой абсолютной монархии, может поменять систему, при которой страной правит монархической сознание и монархический ритуал, а популярность правителя — есть его легитимность, а не здравая оценка результата его деятельности на руководящем посту или перспектив такой деятельности, если политика баллотируется на высший государственный пост в первый раз.

    Собственно, монарх и не является политиком, строго говоря, он властеноситель. Он не участвует в политическом процессе, именно поэтому Владимир Путин не ходит на президентские дебаты. Да, конечно, он не ходит на них еще и потому, чтобы показать, как все малы и ничтожны по сравнению с ним и потому, что он не привык к полемике в некомфортных ситуациях. Он очень часто теряет самообладание, слыша неприятные вопросы, причем за долгие годы его политической карьеры почти ничего не изменилось. Как он обвинил вдов погибших моряков атомной подводной лодки «Курск» в Видяево, что они «проститутки, нанятые за 10 долларов» только потому, что они говорили не то, что он хотел от них услышать, так же он демонстративно не узнал Юрия Юлиановича Шевчука многие годы спустя на встрече с творческой интеллигенцией в Михайловском театре в Санкт-Петербурге. Тогда Юрий Юлианович Шевчук что-то спросил про «несогласных» и их марши. «Юра-музыкант» — помните эту сакраментальную историю?

    Только парламентская демократия выведет Россию из этой бесконечной трясины абсолютного монархизма, в которой любой правитель, рассчитывающий на стабильность собственной власти, должен превратиться в абсолютного монарха как путь и способ преодоления политической турбулентности. Только парламентаризм позволит создать в России политические институты независимо от монаршего трона.

    И, наконец, в какой же форме может быть реализована парламентская демократия на русской почве? В форме конституционной монархии. Это оптимально. Во-первых, это доказывает позитивный исторический опыт Европы. Во-первых, если мы предполагаем некий плавный переход от монархического ритуала к его отмене, то он должен сохраняться на формальном, чисто внешнем уровне.

    Если в России будет конституционный монарх, лишенный полномочий законодательной и исполнительной власти, но пожизненный, несменяемый, наследующий свой трон и передающий его по наследству, то это позволит русскому национальному сознанию легче смириться с такого типа трансформацией. Будет сохранен некий набор символов, которые утолят русские чаяния лидера-монарха и вместе с тем передадут власть парламенту и формируемому им правительству не только на федеральном уровне, но и на региональном.

    Субъекты Российской Федерации тоже должны стать парламентскими республиками в миниатюре. Должны избираться региональные парламенты, а региональные парламенты должны избирать руководителей регионов. В этом смысле, может быть, многим покажется странным моя мысль, что не должно быть прямых выборов губернаторов. Губернаторы должны избираться законодательными собраниями регионов и быть главами исполнительной власти регионов, а не главами регионов, то есть не президентами в миниатюре точно так же, как федеральный парламент должен формировать федеральной правительство и избирать премьер-министра, возглавляющего исполнительную власть.

    В такой системе у монарха есть церемониальные функции, а также функции высшего политического арбитра. Ну, например, он может распустить парламент, если тот в течение определенного срока не способен сформировать правительство или, наоборот, отправить правительство в отставку, но по просьбе парламента в условиях некоего острого политического кризиса, не более и не менее того. Он должен находиться за гранью принятия конкретных управленческих решений.

    Единственная ветвь власти, на которую он может влиять – это судебная власть, но лишь в той мере и постольку, поскольку это избавит судебную власть от какой бы то ни было зависимости от власти исполнительной и законодательной и ликвидирует как систему коррупцию в судебно системе, так и телефонное право, при котором судьи де-факто подчинены силовым структурам, как это происходит сегодня в Российской Федерации при Владимире Путине.

    Таков концептуальный аспект трансформации российской власти, попытка краткого описания того, где мы находимся.

    И под занавес хочу заметить, что, конечно, важную роль в определении кандидатуры преемника Владимира Путина будет играть гей-сообщества. Мы с вами прекрасно понимаем, что гомофобные законы и гомофобная пропаганда, которая изливается на нас с экраном федеральных телеканалов суть блеф. Гей-сообщество имеет огромное влияние в современной России: и в администрации президента и в федеральном правительстве, в высшем руководстве парламента и в крупнейших государственных и окологосударственных корпорациях. Поэтому я не исключаю преемника-гея. Вполне возможно, что это примирит путинскую элиту с постпутинской больше, чем какие-то бы ни было другие трансформации и перемены, включая кадровые. И позицию гей-сообщества надо обязательно прояснить до того, как путинский режим начнет уходить в прошлое.

    Извлечение из лекции на Эхо Москвы подготовил Валерий Лебедев

Комментарии
  • Просто зритель - 21.04.2018 в 21:22:
    Всего комментариев: 1135
    И чего так переполошились еврейские геи? Им тоже Путин хвост прищемил?
    Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 7
  • баба дура - 22.04.2018 в 19:34:
    Всего комментариев: 77
    Пикейный жилет.
    Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 1
  • MurKLnT2 - 23.04.2018 в 21:03:
    Всего комментариев: 176
    Может быть потому, что большевикам в свое время была совершенно неизвестна теория Станислава Белковского о смене власти в России, их немногочисленная и Показать продолжение
    Рейтинг комментария: Thumb up 2 Thumb down 1

Добавить изображение